Я попытался объяснить Сеферу, почему с точки зрения евгеники под рыбу надо пить белое вино. Но он упорно хлестал темное пиво, заявив, что рыба с вином — самая большая гадость, какую он только пробовал в жизни.
Послушав наш непринужденный треп, к нам подсел пожилой хозяин заведения:
— Простите, господа, что отвлекаю. Позвольте присоединиться к вам. Здесь так мало народу, что и поговорить не с кем.
Сефер, не удержавшись, сыто рыгнул. Я почувствовал себя неловко, но хозяин принял этот звук за согласие.
— По всему видать, вы из-за гор, верно?
— Ага, — кивнул Сефер, — из Ферея.
— О, Ферей! — закатил глаза трактирщик. — Я там не был лет, наверно, пять!
Мне стало интересно, как он пробирался через горы, но я предпочел помалкивать, уступив инициативу Сеферу.
Они неспешно обсудили достопримечательности Ферея и даже нашли общих знакомых. Трактирщик на радостях поставил по кружке пива, и беседа пошла живее. Часа через полтора наш хозяин поинтересовался:
— Господа, ежели вы шли через горы, то почему не закупили еды в Айнере? Он же был у вас на пути!
— В каком Айнере? — удивился Сефер. — Не видели мы города.
— Как так? Прямо у подножия гор стоит!
— Да не было ничего! — опешил Сефер. — Мы спустились по ступеням и попали в лес.
— По ступеням?! — поразился хозяин. — Таким большим, широким?.. По ним уже добрую сотню лет никто не ходит! Вы, наверное, из Ферея на запад двигались, по старой дороге?
Сефер напряженно кивнул.
— Надо было вам на север идти. Всего на день длиннее, зато тракт отменный!
Я хрустнул костяшками пальцев и молча показал Сеферу кулак.
— Скажи, любезный, — опасливо на меня косясь, быстро переменил мой спутник тему, — а почему ваш лес такой странный?
— Странный? — изумился трактирщик. — Обычный, по-моему,
— Ну, он такой…
— Ровный, — перебил я, боясь, что Сефер начнет городить про мертвые деревья. — Будто его в один год посадили!
— Так и было, — ответил хозяин. — Лет сорок назад старый лес выгорел в одну ночь. Хотя дождь, как сейчас помню, шел мелкий, без молний… Что поделать? Случается…
Деревушку покинули по просторному проселку, указанному трактирщиком. Непринужденно разговаривая, любовались сельскими пейзажами. Вечернее солнце пригревало, легкий ветерок отгонял насекомых…
Вскоре вышли на перепутье и свернули, как предупреждал трактирщик, налево. Старик божился, что от развилки до Солонара не более двух часов неспешной оды. Однако прошло уже около трех, стемнело, а никаких признаков города не наблюдалось.
— Может, — задумчиво почесал затылок Сефер, — мы его не так поняли?
— Трактирщика? — уточнил я. — Бес его знает. Может, и так.
Ночевать в лесу не хотелось. Казалось, город где-то рядом. Там я найду к-капсулу, вскочу в нее — и прощевайте, леса, горы и больные маги!..
Я размечтался, поэтому и не услышал стук копыт за спиной.
— Фенрир, — вырвал меня из грез Сефер, — кто-то нас преследует.
Обернувшись, я разглядел в сумерках небольшой отряд.
— Пусть едут. Дорогу спросим, а если по пути, то и присоединимся к ним.
Мы остановились на обочине, дожидаясь. Время тянулось медленно. Я успел скрутить и выкурить сигарету, пока они поравнялись с нами.
Это были люди в черных плащах с плотно надвинутыми на глаза капюшонами. Не первый раз я задался вопросом: почему аборигены не могут одеваться более приемлемо для глаз цивилизованного человека?
Первый в колонне резко остановил коня, заставив его погарцевать прямо перед нами. Мне это откровенно не понравилось, но я скрыл недовольство.
— Скажи, уважаемый, — вежливо обратился я к нему, — далеко ли до Солонара?
— Кто вы и что тут делаете? — грубо спросил он.
И откуда здесь столько невеж?.. Рука сама собой легла на рукоятку меча.
— Уважаемый, — хмуро заметил я, — приличные люди сначала отвечают, а потом уже задают свой вопрос.
— Я узнаю, кто вы, когда намотаю ваши кишки на свой меч, — равнодушно ответил он.
Краем глаза я заметил, что Сефер отстегнул топор и взял его наперевес.
— Так попробуй, — предложил я, вытаскивая оружие из ножен.
Всадник спрыгнул с лошади и, мягко приземлившись на ноги, сбросил плащ.
Лет тридцати… Немного выше меня… Сбит крепко… Поверх зеленой туники — сверкающая кольчуга из мелких колец… Лысый, желтые пеньки зубов, многократно переломанный нос, на лбу — синяя татуировка… В руках — длинный меч.
Его спутники, спешившись, тоже скинули плащи и обнажили оружие. Кроме одного — низкого толстяка, следовавшего позади всех и трусливо жавшегося к маленьким клеткам на повозках.
Их тринадцать, нас двое… Адреналин бешено забурлил в венах. Стало безумно весело.
— Ну что, девочки, порезвимся? — оскалился я.
Не раздумывая и не собираясь ждать, когда меня прирежут, как свинку, прыгнул вперед. Полоснув мечом по горлу не ожидавшего от меня такой прыти противника, ударил ногой в грудь второго, свалив его на землю, а третьему саданул рукояткой в висок. Изрыгая проклятия. Сефер ринулся на врагов и успел прикончить двоих, пока они приходили в себя. Примерно две секунды мы господствовали на поле боя. Дальше все было гораздо хуже.
Ребятки оказались искушенными в битвах и быстро отрезали нас друг от друга. Я скоро устал, мой меч не мог пробить кольчуги и латы, приходилось большей частью защищаться, отражая удары. Рука ужасно болела.
Уловив момент, перехватил руку одного из нападавших, вонзил меч ему в глотку и отскочил назад. Перед лицом мелькнула сталь. Я откинул голову, и в тот же миг меч рассек мой лоб. Кровь залила глаза. Бросился на врага, замахиваясь, но сильный удар между лопаток свалил меня на землю. Удары кованых сапог посыпались на мои ребра. Кто-то выкрутил руки и принялся связывать их за спиной.
Сквозь красный туман я увидел, как Сефер бросился ко мне, на бегу разрубив противника. Он не успел уклониться от встречного удара, и длинный меч пронзил его грудь. Сефер грузно упал на колени, выпустив из рук свой топор… Человек, ставший мне другом, умирал в луже собственной крови, а я ничего не мог поделать! Рванулся из последних сил, пытался разорвать путы, но все было бесполезно. Свет померк, и я провалился в небытие.
8
Кто я и куда меня везут?..
Скрючившись, я валялся на полу в тесной клетке и безучастно смотрел сквозь прутья. Обрюзгший толстяк, скаля сверкавшие золотые зубы, бил меня по ребрам тупым концом копья, а мне было все равно…
У меня отобрали одежду… Я жадно поедал объедки, которые кидали в меня мои стражники… Молча сносил избиения, рыча только тогда, когда подходил толстяк. О, я сомкну свои руки на его горле и увижу это лицо посиневшим, плюну в налитые кровью глаза, вырву вывалившийся изо рта опухший язык!.. Он подходил ко мне. и я чувствовал его страх — это и заставляло меня рычать при виде его. Он боялся меня и поэтому бил копьем через прутья клетки, не решаясь приблизиться…
Бряцание конской сбруи, звон оружия, запах жарившегося мяса, треск огня, храп и резкие крики — все это было мне знакомо, но я не помнил — откуда? Будто из другой жизни… Стражники ели, пили, спали. Я наблюдал за ними и удивлялся тому, что в глубине моего подсознания возникают какие-то смутные образы в ответ на их простейшие действия.
Из соседних клеток по очереди вытаскивали упиравшихся людей, тащили к костру и, достав из огня красное железо, ставили тавра на плечи дико кричавших пленников. Для меня это было ново и интересно.
Подошла и моя очередь. Я не сопротивлялся, не пытался вырваться. Молча смотрел, как раскаленное железо коснулось моего плеча. Услышал шипение и почувствовал запах паленой кожи. Сталь прожгла мясо до кости. Было больно, но я ничем не выдал своих ощущений. Нет, эта боль не могла заставить меня кричать и биться в истерике. Наоборот, она вырвала меня из объятий бреда. Благодаря ей я осознал себя зверем, в котором пробудились темные силы и опасный разум.
Дни продолжалось все или месяцы — я не знал. Жил в каком-то едином ритме, нарушаемом лишь сном и поеданием объедков.
Время от времени толпы народа окружали наши повозки. Из соседних клеток уводили моих товарищей. Звенело золото… В меня же кидали палки и камни. Я радовался каждому удару, каждой боли, возбуждающей ненависть.
Я выжидал… Готовился… Грыз деревянные прутья клетки темными ночами…
И видел перед собой лицо толстяка.
Мы приехали к длинному серому дому из камня. Хлестал сильный дождь, завывал ветер. Мои стражи ушли в дом. Остались только двое: закутавшись в плащи, они стояли спиной, изредка на меня поглядывая.
Ветер, дождь, молнии… Уловив раскат грома, я выломал прут и выполз из клетки. Стражники не заметили этого. Скользя по грязи, тихо приблизился и замер за их спинами. Через мгновение коротко замахнулся и с силой вогнал прут в шею стоявшего передо мной человека. Он захрипел и упал.
Второй страж резко обернулся, выхватывая меч. Я прыгнул на него и, не обращая внимания на распоротый бок, свернул ему шею.
Посмотрел на рану… Поднял клинок: что-то знакомое, но что — так и не вспомнил… Повертев в руках железку, провел острием по своему предплечью. Безучастно понаблюдал, как из пореза текла горячая кровь. Наконец направился в дом — пришло время толстяка…
Я осторожно и беззвучно крался по длинному коридору. На глаза попалась деревянная дверь. Тихо-тихо ее отворил. Толстяка там не было — я не почувствовал его запаха.
Кто-то другой спал в узкой кровати. Подкрался к нему и взглянул в лицо — ничего знакомого… Молча провел лезвием по горлу и потом с интересом просмотрел весь акт смертной агонии. Человек застыл… Запах крови будоражил и возбуждал…
Двинулся неспешно дальше. Заходя в каждую комнату, убивал всех и сразу забывал об этом, продолжая поиски. Я не сознавал, что делаю, я знал только одно: где-то здесь толстяк… И я нашел его!
В большой комнате он спал на широкой кровати под балдахином. Молча смотрел ему в лицо — час, два, а может, всего минуту.
Он проснулся… Увидел меня… Понял, что ему предстоит…
Я почувствовал его страх. Это был глас смерти… Медленно наставил на него меч.
Толстяк, что-то говоря, бросился к стоявшему рядом сундуку, отбросил крышку и стал швырять к моим ногам желтые кружочки. Это было интересно и ново, но быстро наскучило. Я двинулся к нему, где-то внутри понимая, что так нельзя. Он просил пощады… был слабым и напуганным…
Подошел к толстяку и посмотрел в глаза. Он рухнул на колени… Я поднял меч двумя руками и с силой вонзил его в жирную спину. Резко выдернул клинок, ломая ребра… Толстяк захрипел.
Вскоре он затих, и я не знал, что делать дальше. Стало скучно. Отбросив ненужное железо, осмотрелся и увидел горящий факел.
Огонь… Рука, которой когда-то коснулось раскаленное железо, резко заныла… Я взял факел и бросил его на кровать.
Едкий дым заставил выйти в коридор. Пошел к выходу, по пути снимая со стен факелы и бросая их во все комнаты подряд. Покинув дом, долго стоял и смотрел, как усиливается огонь. Он слепил глаза.
Недовольно скривившись, пошел прочь в забрезживший рассвет.
То проблески, то сплошной туман…
Я шел по лесам и болотам, не зная, куда иду и зачем… Переходил реки и ручьи… Все было не важно, кроме одного: двигаться… двигаться… двигаться…
Я засыпал, когда хотел спать, просыпался, когда замерзал или становилось жарко… День, ночь — для меня эти понятия не существовали… Если удавалось поймать живность — ел, если нет — шел голодным. Змеи, мелкие грызуны — все было едино: я разрывал плоть и жадно пожирал мясо, запивая его водой болот и луж… Я потерял человеческий облик, но зверем не стал — у меня была цель: что-то смутное тревожило во снах, и я упорно шел вперед.
По ночам, когда не спал, смотрел на звезды, не понимая их рисунок…
Я чувствовал лишь боль…
Рука опухла, бок гноился, лоб горел огнем… Холодная вода, куда я погружал голову, не помогала потушить внутренний пожар… Нога, в которую впилась пытавшаяся ускользнуть от моих зубов змея, невообразимо распухла и покрылась синими трупными пятнами. Каждый шаг давался с невероятным напряжением… Силы иссякали, а я продолжал тупо идти. Падал… Вставал… Все чаше падал и все реже мог подняться сразу…
Однажды я рухнул и не встал…
9
Проснулся и, не открывая глаз, сладко потянулся, чувствуя запах чистых простыней. Понежившись и поразмышляв о том, не заснуть ли опять, все-таки решил, что пора вставать.
Открыв глаза, узрел просторную, светлую комнату, достаточно скромно обставленную. У окна за небольшим столиком дремала, уронив голову на руки, девчушка лет пятнадцати. Осторожно, чтобы не разбудить ее, сел, скинул простыню и обнаружил, что одежды на мне нет.
От скрипа кровати девчушка проснулась. Пришлось обмотаться простыней.
— Я сама лечила твои раны, — сообщила она, покраснев и хихикнув в кулачок. — Меня зовут Ульрика. А тебя?
— Фенрир, — автоматически представился я. — Какие раны ты лечила?
До меня начало доходить, что я не знаю, где очутился… В замешательстве повторил вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Послушав наш непринужденный треп, к нам подсел пожилой хозяин заведения:
— Простите, господа, что отвлекаю. Позвольте присоединиться к вам. Здесь так мало народу, что и поговорить не с кем.
Сефер, не удержавшись, сыто рыгнул. Я почувствовал себя неловко, но хозяин принял этот звук за согласие.
— По всему видать, вы из-за гор, верно?
— Ага, — кивнул Сефер, — из Ферея.
— О, Ферей! — закатил глаза трактирщик. — Я там не был лет, наверно, пять!
Мне стало интересно, как он пробирался через горы, но я предпочел помалкивать, уступив инициативу Сеферу.
Они неспешно обсудили достопримечательности Ферея и даже нашли общих знакомых. Трактирщик на радостях поставил по кружке пива, и беседа пошла живее. Часа через полтора наш хозяин поинтересовался:
— Господа, ежели вы шли через горы, то почему не закупили еды в Айнере? Он же был у вас на пути!
— В каком Айнере? — удивился Сефер. — Не видели мы города.
— Как так? Прямо у подножия гор стоит!
— Да не было ничего! — опешил Сефер. — Мы спустились по ступеням и попали в лес.
— По ступеням?! — поразился хозяин. — Таким большим, широким?.. По ним уже добрую сотню лет никто не ходит! Вы, наверное, из Ферея на запад двигались, по старой дороге?
Сефер напряженно кивнул.
— Надо было вам на север идти. Всего на день длиннее, зато тракт отменный!
Я хрустнул костяшками пальцев и молча показал Сеферу кулак.
— Скажи, любезный, — опасливо на меня косясь, быстро переменил мой спутник тему, — а почему ваш лес такой странный?
— Странный? — изумился трактирщик. — Обычный, по-моему,
— Ну, он такой…
— Ровный, — перебил я, боясь, что Сефер начнет городить про мертвые деревья. — Будто его в один год посадили!
— Так и было, — ответил хозяин. — Лет сорок назад старый лес выгорел в одну ночь. Хотя дождь, как сейчас помню, шел мелкий, без молний… Что поделать? Случается…
Деревушку покинули по просторному проселку, указанному трактирщиком. Непринужденно разговаривая, любовались сельскими пейзажами. Вечернее солнце пригревало, легкий ветерок отгонял насекомых…
Вскоре вышли на перепутье и свернули, как предупреждал трактирщик, налево. Старик божился, что от развилки до Солонара не более двух часов неспешной оды. Однако прошло уже около трех, стемнело, а никаких признаков города не наблюдалось.
— Может, — задумчиво почесал затылок Сефер, — мы его не так поняли?
— Трактирщика? — уточнил я. — Бес его знает. Может, и так.
Ночевать в лесу не хотелось. Казалось, город где-то рядом. Там я найду к-капсулу, вскочу в нее — и прощевайте, леса, горы и больные маги!..
Я размечтался, поэтому и не услышал стук копыт за спиной.
— Фенрир, — вырвал меня из грез Сефер, — кто-то нас преследует.
Обернувшись, я разглядел в сумерках небольшой отряд.
— Пусть едут. Дорогу спросим, а если по пути, то и присоединимся к ним.
Мы остановились на обочине, дожидаясь. Время тянулось медленно. Я успел скрутить и выкурить сигарету, пока они поравнялись с нами.
Это были люди в черных плащах с плотно надвинутыми на глаза капюшонами. Не первый раз я задался вопросом: почему аборигены не могут одеваться более приемлемо для глаз цивилизованного человека?
Первый в колонне резко остановил коня, заставив его погарцевать прямо перед нами. Мне это откровенно не понравилось, но я скрыл недовольство.
— Скажи, уважаемый, — вежливо обратился я к нему, — далеко ли до Солонара?
— Кто вы и что тут делаете? — грубо спросил он.
И откуда здесь столько невеж?.. Рука сама собой легла на рукоятку меча.
— Уважаемый, — хмуро заметил я, — приличные люди сначала отвечают, а потом уже задают свой вопрос.
— Я узнаю, кто вы, когда намотаю ваши кишки на свой меч, — равнодушно ответил он.
Краем глаза я заметил, что Сефер отстегнул топор и взял его наперевес.
— Так попробуй, — предложил я, вытаскивая оружие из ножен.
Всадник спрыгнул с лошади и, мягко приземлившись на ноги, сбросил плащ.
Лет тридцати… Немного выше меня… Сбит крепко… Поверх зеленой туники — сверкающая кольчуга из мелких колец… Лысый, желтые пеньки зубов, многократно переломанный нос, на лбу — синяя татуировка… В руках — длинный меч.
Его спутники, спешившись, тоже скинули плащи и обнажили оружие. Кроме одного — низкого толстяка, следовавшего позади всех и трусливо жавшегося к маленьким клеткам на повозках.
Их тринадцать, нас двое… Адреналин бешено забурлил в венах. Стало безумно весело.
— Ну что, девочки, порезвимся? — оскалился я.
Не раздумывая и не собираясь ждать, когда меня прирежут, как свинку, прыгнул вперед. Полоснув мечом по горлу не ожидавшего от меня такой прыти противника, ударил ногой в грудь второго, свалив его на землю, а третьему саданул рукояткой в висок. Изрыгая проклятия. Сефер ринулся на врагов и успел прикончить двоих, пока они приходили в себя. Примерно две секунды мы господствовали на поле боя. Дальше все было гораздо хуже.
Ребятки оказались искушенными в битвах и быстро отрезали нас друг от друга. Я скоро устал, мой меч не мог пробить кольчуги и латы, приходилось большей частью защищаться, отражая удары. Рука ужасно болела.
Уловив момент, перехватил руку одного из нападавших, вонзил меч ему в глотку и отскочил назад. Перед лицом мелькнула сталь. Я откинул голову, и в тот же миг меч рассек мой лоб. Кровь залила глаза. Бросился на врага, замахиваясь, но сильный удар между лопаток свалил меня на землю. Удары кованых сапог посыпались на мои ребра. Кто-то выкрутил руки и принялся связывать их за спиной.
Сквозь красный туман я увидел, как Сефер бросился ко мне, на бегу разрубив противника. Он не успел уклониться от встречного удара, и длинный меч пронзил его грудь. Сефер грузно упал на колени, выпустив из рук свой топор… Человек, ставший мне другом, умирал в луже собственной крови, а я ничего не мог поделать! Рванулся из последних сил, пытался разорвать путы, но все было бесполезно. Свет померк, и я провалился в небытие.
8
Кто я и куда меня везут?..
Скрючившись, я валялся на полу в тесной клетке и безучастно смотрел сквозь прутья. Обрюзгший толстяк, скаля сверкавшие золотые зубы, бил меня по ребрам тупым концом копья, а мне было все равно…
У меня отобрали одежду… Я жадно поедал объедки, которые кидали в меня мои стражники… Молча сносил избиения, рыча только тогда, когда подходил толстяк. О, я сомкну свои руки на его горле и увижу это лицо посиневшим, плюну в налитые кровью глаза, вырву вывалившийся изо рта опухший язык!.. Он подходил ко мне. и я чувствовал его страх — это и заставляло меня рычать при виде его. Он боялся меня и поэтому бил копьем через прутья клетки, не решаясь приблизиться…
Бряцание конской сбруи, звон оружия, запах жарившегося мяса, треск огня, храп и резкие крики — все это было мне знакомо, но я не помнил — откуда? Будто из другой жизни… Стражники ели, пили, спали. Я наблюдал за ними и удивлялся тому, что в глубине моего подсознания возникают какие-то смутные образы в ответ на их простейшие действия.
Из соседних клеток по очереди вытаскивали упиравшихся людей, тащили к костру и, достав из огня красное железо, ставили тавра на плечи дико кричавших пленников. Для меня это было ново и интересно.
Подошла и моя очередь. Я не сопротивлялся, не пытался вырваться. Молча смотрел, как раскаленное железо коснулось моего плеча. Услышал шипение и почувствовал запах паленой кожи. Сталь прожгла мясо до кости. Было больно, но я ничем не выдал своих ощущений. Нет, эта боль не могла заставить меня кричать и биться в истерике. Наоборот, она вырвала меня из объятий бреда. Благодаря ей я осознал себя зверем, в котором пробудились темные силы и опасный разум.
Дни продолжалось все или месяцы — я не знал. Жил в каком-то едином ритме, нарушаемом лишь сном и поеданием объедков.
Время от времени толпы народа окружали наши повозки. Из соседних клеток уводили моих товарищей. Звенело золото… В меня же кидали палки и камни. Я радовался каждому удару, каждой боли, возбуждающей ненависть.
Я выжидал… Готовился… Грыз деревянные прутья клетки темными ночами…
И видел перед собой лицо толстяка.
Мы приехали к длинному серому дому из камня. Хлестал сильный дождь, завывал ветер. Мои стражи ушли в дом. Остались только двое: закутавшись в плащи, они стояли спиной, изредка на меня поглядывая.
Ветер, дождь, молнии… Уловив раскат грома, я выломал прут и выполз из клетки. Стражники не заметили этого. Скользя по грязи, тихо приблизился и замер за их спинами. Через мгновение коротко замахнулся и с силой вогнал прут в шею стоявшего передо мной человека. Он захрипел и упал.
Второй страж резко обернулся, выхватывая меч. Я прыгнул на него и, не обращая внимания на распоротый бок, свернул ему шею.
Посмотрел на рану… Поднял клинок: что-то знакомое, но что — так и не вспомнил… Повертев в руках железку, провел острием по своему предплечью. Безучастно понаблюдал, как из пореза текла горячая кровь. Наконец направился в дом — пришло время толстяка…
Я осторожно и беззвучно крался по длинному коридору. На глаза попалась деревянная дверь. Тихо-тихо ее отворил. Толстяка там не было — я не почувствовал его запаха.
Кто-то другой спал в узкой кровати. Подкрался к нему и взглянул в лицо — ничего знакомого… Молча провел лезвием по горлу и потом с интересом просмотрел весь акт смертной агонии. Человек застыл… Запах крови будоражил и возбуждал…
Двинулся неспешно дальше. Заходя в каждую комнату, убивал всех и сразу забывал об этом, продолжая поиски. Я не сознавал, что делаю, я знал только одно: где-то здесь толстяк… И я нашел его!
В большой комнате он спал на широкой кровати под балдахином. Молча смотрел ему в лицо — час, два, а может, всего минуту.
Он проснулся… Увидел меня… Понял, что ему предстоит…
Я почувствовал его страх. Это был глас смерти… Медленно наставил на него меч.
Толстяк, что-то говоря, бросился к стоявшему рядом сундуку, отбросил крышку и стал швырять к моим ногам желтые кружочки. Это было интересно и ново, но быстро наскучило. Я двинулся к нему, где-то внутри понимая, что так нельзя. Он просил пощады… был слабым и напуганным…
Подошел к толстяку и посмотрел в глаза. Он рухнул на колени… Я поднял меч двумя руками и с силой вонзил его в жирную спину. Резко выдернул клинок, ломая ребра… Толстяк захрипел.
Вскоре он затих, и я не знал, что делать дальше. Стало скучно. Отбросив ненужное железо, осмотрелся и увидел горящий факел.
Огонь… Рука, которой когда-то коснулось раскаленное железо, резко заныла… Я взял факел и бросил его на кровать.
Едкий дым заставил выйти в коридор. Пошел к выходу, по пути снимая со стен факелы и бросая их во все комнаты подряд. Покинув дом, долго стоял и смотрел, как усиливается огонь. Он слепил глаза.
Недовольно скривившись, пошел прочь в забрезживший рассвет.
То проблески, то сплошной туман…
Я шел по лесам и болотам, не зная, куда иду и зачем… Переходил реки и ручьи… Все было не важно, кроме одного: двигаться… двигаться… двигаться…
Я засыпал, когда хотел спать, просыпался, когда замерзал или становилось жарко… День, ночь — для меня эти понятия не существовали… Если удавалось поймать живность — ел, если нет — шел голодным. Змеи, мелкие грызуны — все было едино: я разрывал плоть и жадно пожирал мясо, запивая его водой болот и луж… Я потерял человеческий облик, но зверем не стал — у меня была цель: что-то смутное тревожило во снах, и я упорно шел вперед.
По ночам, когда не спал, смотрел на звезды, не понимая их рисунок…
Я чувствовал лишь боль…
Рука опухла, бок гноился, лоб горел огнем… Холодная вода, куда я погружал голову, не помогала потушить внутренний пожар… Нога, в которую впилась пытавшаяся ускользнуть от моих зубов змея, невообразимо распухла и покрылась синими трупными пятнами. Каждый шаг давался с невероятным напряжением… Силы иссякали, а я продолжал тупо идти. Падал… Вставал… Все чаше падал и все реже мог подняться сразу…
Однажды я рухнул и не встал…
9
Проснулся и, не открывая глаз, сладко потянулся, чувствуя запах чистых простыней. Понежившись и поразмышляв о том, не заснуть ли опять, все-таки решил, что пора вставать.
Открыв глаза, узрел просторную, светлую комнату, достаточно скромно обставленную. У окна за небольшим столиком дремала, уронив голову на руки, девчушка лет пятнадцати. Осторожно, чтобы не разбудить ее, сел, скинул простыню и обнаружил, что одежды на мне нет.
От скрипа кровати девчушка проснулась. Пришлось обмотаться простыней.
— Я сама лечила твои раны, — сообщила она, покраснев и хихикнув в кулачок. — Меня зовут Ульрика. А тебя?
— Фенрир, — автоматически представился я. — Какие раны ты лечила?
До меня начало доходить, что я не знаю, где очутился… В замешательстве повторил вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47