— У вас, госпожа Блэкхарт, конечно, немало вопросов, но еще не пришло время вам получить на них ответы. Вас также, несомненно, мучает голод, и в этом вам скоро помогут. А сейчас позвольте мне от имени всех нас выразить похвалы вашему мужеству.
Среди молодых женщин послышались возбужденные возгласы. Пройдя по комнате, сэр Фредерик приподнял бархатный занавес на одной из стен, и за ним оказалась открытая дверь.
— Теперь я предоставлю вас заботам этих юных леди. Под руководством госпожи Хант они подготовят вас к церемонии. Мы с вами вскоре встретимся снова. — Он прошел в дверь, Аллора и остальные мужчины вышли вместе с ним.
Девушки окружили Лили, восклицая, что она выглядит уставшей, и предлагая помочь ей принять ванну и переодеться перед церемонией.
«Как странно, они обращаются со мной совсем как с невестой», — подумала она, вспомнив свадьбу своей младшей кузины два года назад.
У нее все еще кружилась голова, и она уступила, принимая их услуги. Весело переговариваясь, женщины сняли с нее плащ, муфту и башмаки. Хлоя Хант расстегнула ей платье, кто-то отодвинул расписную ширму, и за ней оказалась большая мраморная ванна. Лили покраснела при мысли о том, что придется купаться в присутствии стольких людей, но юные леди были настойчивы. Она и не заметила, как они раздели ее, безжалостно повытаскивали шпильки из ее волос, одели в грубую льняную купальную рубашку и усадили в воду.
Вода оказалась прохладной, но на поверхности плавали розовые лепестки, и кто-то подал ей огромный кусок пахнущего розами мыла. Лили с удовольствием посидела бы в воде подольше, но ее уже торопили, уговаривали побыстрее выйти из воды и одеваться, скорее, скорее…
Она выбралась из ванны, вытерлась под рубашкой толстым белым полотенцем. У нее не было времени рассмотреть принесенную ей одежду, потому что ее уже одевали.
Но когда они закончили ее одевать, Хлоя подвела Лили за руку к высокому зеркалу. Лили замерла, восхищенная своим отражением.
«Как я хорошо выгляжу. Жаль, что Вилрован меня сейчас не видит…»
Платье было из шелка цвета слоновой кости, старого и хрупкого, и расшито серебряными нитями, оно так хорошо на ней сидело, будто было сшито на нее. Широкая юбка впереди расходилась, и из-под нее выглядывали нижние юбки из парчи цвета сливок, а рукава с буфами заканчивались чуть выше локтя оборками старинного кружева. Корсета не полагалось, но лиф с низким вырезом, был укреплен китовым усом и спереди зашнуровывался серебряными лентами.
— Теперь вы должны утолить голод и жажду, это придаст вам силы, — сказала светловолосая девушка. Она поднесла Лили на шестиугольной бронзовой тарелке маленькие кексы и золотой кубок, украшенный грубо ограненными изумрудами.
Лили надкусила один кекс и поняла, что совсем не голодна. И все-таки заставила себя съесть остальное; у нее уже руки начинали дрожать от усталости, и ей оставалось только надеяться, что кексы и то, что там было налито в кубке, придаст ей силы, которые ей так нужны. Она поднесла кубок к губам и попробовала налиток.
Это было не то зелье, что в прошлый раз, но подействовало оно не хуже. Кровь быстрее потекла по жилам. Лили чувствовала головокружение, но при этом мысли ее неожиданно прояснились.
Кубок унесли. Хлоя Хант подошла к Лили и покрыла ей голову и плечи прозрачной вуалью.
— Я должна напомнить, что вам следует полностью отдаться таинствам, как отдаются любви. Но что я вам объясняю, — добавила она с широкой улыбкой, — вы замужняя женщина и знаете, что я имею в виду.
«Если бы я знала…» — подумала Лили. Как во сне, она прошла под пурпурным занавесом через открытую дверь, поднялась вверх по длинной белой винтовой лестнице, ей казалось, как будто она поднималась по стенкам витой морской раковины. За все те ночи, что они провели с Вилрованом, Лили никогда не отдавалась ему полностью, никогда не позволяла себе раствориться в происходящем. Она всегда слишком хорошо контролировала себя, была настороже, и, если возникала опасность, что чувства окажутся слишком сильными, она в панике замыкалась в себе.
Поднявшись по лестнице она попала в длинную галерею, где на темном мраморе пола мерцали загадочные узоры. «Отдаться» — это слово эхом звучало в голове Лили, пока она шла по галерее. Может быть, именно этого ей и не хватало все эти годы? Может быть, именно потому, что она не смогла отдать себя полностью, не способна была жить только настоящим моментом и своими ощущениями, может быть, поэтому она никогда не чувствовала удовлетворения… а Вилл искал удовольствия у других? А если бы она когда-нибудь пришла к нему с колотящимся сердцем и легкой от вина головой, как сейчас, — все было бы совсем по-другому.
И вот она подошла к огромным бронзовым дверям, испещренным серебряным узором — цифры, знаки и древние пиктограммы. Как только она приблизилась, двери сами собой распахнулись.
Когда она вошла в комнату с высоким потолком, невесть откуда послышались слабые звуки труб и цимбал. Внутри толпилось множество красиво одетых людей, они встали по сторонам, образуя коридор, по которому ей предстояло пройти к центру зала. Когда Лили подошла поближе, сэр Бастиан выступил вперед и поклонился.
— Дитя мое, я имею честь играть роль твоего отца, — он был одет с особой тщательностью: длинные седые волосы зачесаны назад, ярко-красное одеяние с широким подолом свисает до самого пола, на плечах пучки черных лент. Взяв Лили под руку, он галантно провел ее к центру. — Сегодня великий день, и все твои друзья пришли разделить с тобой эту радость.
Ей все больше и больше казалось, что это и есть свадьба. Ведь никто, и менее всего сама Лили, не был особенно счастлив в день ее настоящей свадьбы. Она покраснела, как не краснела тогда, но, понимая, что на этот раз все очень серьезно, старалась не улыбаться.
На ступенчатом возвышении из черного мрамора стоял перед стеклянным алтарем высокий широкоплечий человек в пурпурной мантии и золотой маске в форме головы сокола, ожидая «невесту» и «отца».
— Кто представляет эту женщину в Храме Таинств? — произнес он глубоким и звучным голосом.
— Я, — ответствовал сэр Бастиан, выступая вперед. — И вот почему: она показала себя женщиной большой отваги и выдающихся способностей. Она добросовестно изучила искусства врачевания и магии. Она смогла исчезнуть и возродиться в темном чреве Земли, приняла смертельный яд, и он не принес ей вреда, прошла испытания воздухом и твердой материей и очищение водой.
— Подойди же, Лиллиана, и преклони колени пред алтарем.
Сэр Бастиан помог Лили подняться на две ступеньки и встать на колени. Затем пожилой джентльмен отпустил ее руку и отошел.
— Лиллиана Брейкберн-Блэкхарт, я спрашиваю тебя в последний раз, — сказал человек в маске сокола, — и я призываю тебя тщательно взвесить свое решение. Пришла ли ты сюда по своей собственной воле, не по принуждению? Приносишь ли ты клятву и присоединяешься ли ты к древнему братству искренно, с радостным и благодарным сердцем?
Лили ответила после короткой паузы:
— Да, сэр.
Яркий огненный столп вспыхнул над алтарем.
— Осмелишься ли ты пройти испытание огнем? Положишь ли в огонь обнаженную руку?
— Да, — Лили собрала всю свою волю и протянула руку туда, где огонь казался самым горячим. Больно не было. Она вообще ничего не почувствовала. А когда мгновение спустя она убрала руку, ладонь даже не покраснела, огонь не оставил на ней и следа.
Казалось, высокий человек улыбается под маской.
— У тебя сильная воля. Теперь, Лиллиана, повторяй за мной в точности мои слова.
И когда он заговорил снова, его голос, казалось, стал больше, громче, он заполнил весь зал ощутимым присутствием:
«Я невеста Вселенной, служанка Природы, сестра Четырех Стихий».
— Я невеста Вселенной, — тихо отозвалась Лили, — служанка Природы, сестра Четырех Стихий.
«Я земля, я звезда, я дух. Я разделяю природу всех вещей, потому что я едина с душой мира».
— Я земля, я звезда, я дух. Я разделяю природу всех вещей, потому что я едина с душой мира.
«Камнем, что рожден в огне, водой, что горит, солью, что меняет суть всех вещей; я отдаю себя, плоть, кровь, душу, дух, безраздельно, в полной уверенности, что, поступая так, я получу в десять раз больше».
— Камнем, что рожден в огне, водой, что горит, солью, что меняет суть всех вещей; я отдаю себя, плоть, кровь, душу, дух, безраздельно, в полной уверенности, что, поступая так, я получу в десять раз больше.
— «Я отдаю себя, я становлюсь сосудом таинств».
— Я отдаю себя, я становлюсь сосудом таинств.
Последовала долгая тишина, ее прервал сэр Бастиан, появившись перед ней с медной чашей.
— Пей смело, Лиллиана. Этот напиток слаще двух прошлых.
Он был сладок, и когда Лиллиана осушила все до капли, она почувствовала, что страстно жаждет еще.
— «Я согласна принять семя вещей, что еще не явлены ни взору, ни мысли, — продолжал человек в маске. — Я умираю тысячей смертей и тысячи раз возрождаюсь к новой жизни».
— Я согласна принять семя вещей, что еще не явлены ни взору, ни мысли, — что-то росло внутри Лили, нечто настолько огромное, невероятное, что, казалось, ее сейчас разорвет пополам. Она вдруг почувствовала слабость, и у нее закружилась голова, но она продолжала говорить. — Я умираю тысячей смертей и тысячи раз возрождаюсь к новой жизни.
— Твой жених пришел за тобой, Лиллиана, — сказал негромкий голос, и перед ее пораженным взором разверзлась темная дыра в Космосе, и нечто втянуло ее внутрь.
Она стояла в центре бешено вращающегося мира, смотрела, как звезды и планеты танцуют в пустоте. Солнца взрывались, выпуская искры, как фейерверк в ночи. Хаос колесом вращался в небесах. У Лили не было ни силы, ни воли противиться. Она отдалась таинствам целиком.
* * *
Одэмантэ — маленький городок высоко в южных горах, окруженный крепостными стенами, располагался на берегу прекрасного небесно-голубого озера, вдали от столбовых дорог Истории. А если бы кроме озера, мягкого климата и очаровательной маленькой рыночной площади с островерхими арками он не обладал еще и древними горячими источниками, чьи целебные свойства были неоспоримы, весь модный свет мог бы так никогда и не узнать о его существовании.
Но благодаря им городок пользовался определенной репутацией. Больные и переутомленные, старики и просто пресытившиеся жизнью привыкли посещать его летом и зимой, чтобы пить горькую магнетическую воду, греться в горячих ваннах и предаваться остальным (чрезвычайно умеренным) местным развлечениям.
Мирный, достойный, добропорядочный — да, именно таким он и был, но это был, кроме всего прочего, модный городок, где много внимания уделялось нарядам, сплетням и степенным послеобеденным прогулкам. А потому здесь полно было портных, меховщиков, ювелиров, модисток, парфюмеров и мастеров по изготовлению всяческих предметов роскоши. С того самого мгновения, когда новоприбывший входил в узкие южные ворота, проходя между двумя башнями-близнецами, под пестрым разноцветным гербом города, он сразу замечал, что эти кривые улочки битком набиты лавочками, торгующими выпечкой, нюхательным табаком, золотым шитьем, комнатными собачками, кружевом и шелковыми чулками.
Но у городка была и своя темная сторона. С больными и недужными приезжали врачи и всевозможные лекари, многие из них — крайне подозрительные личности. Тут по соседству обитало более двух десятков цирюльников, знахарей, повитух, мозольных дел мастеров, костоправов, а также тех, кто лечил травами и уриной. У купален шарлатаны во весь голос зазывали купить панацею и патент нострум — лекарства от всех болезней, подходящие во всех случаях, — от лихорадки, подагры, лунатизма и песка в мочевом пузыре до ночных кошмаров и косоглазия. В лекционных залах более ученые профессионалы с заумным видом говорили о «полнокровии», «малоощутимом потоотделении» и «не идеально сгустившихся соках». А в лавчонках по всему городу аптекари предписывали такие общепризнанные снадобья, как ракушки улиток, мыло, кирказон змеевидный, бренди, мятную воду и слюну.
И если те, кто страдал от болезней или апатии, привлекали медиков (как специалистов, так и всякий сброд), то пожилые богатые вдовцы и их доверчивые сыновья и дочери привлекали внимание людей другого сорта, которые наводняли город в разгар сезона. Обладая отличными манерами, свободой поведения, бархатным сюртуком и хорошими зубами, можно было очень многого добиться в Одэмантэ.
И самое интересное, что самые темные личности неизменно попадали в северную часть города, где в одном высоком доме жила некая пожилая леди с громким именем, которая всегда была не прочь купить кой-какую информацию…
24

Одэмантэ, Монтань-дю-Солей (недалеко от границы
Маунтфалькона) — 17 плювиоза 6038 г.
Это был узкий шестиэтажный дом, стиснутый среди других домов в небольшом тупичке у кладбища. Как и все остальные дома на этой улице, он смотрел на мир очень неприветливо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78