— Думаю, для начала, — медленно проговорил Джарред, — мне стоит рассказать вам о ней немного. Она живет с дядей и его несколько жутковатой женой, они носят имя Дэбрюль и утверждают, что отдаленно связаны с Монтбарронами. Монтбарроны, как было известно Джарреду и Перселлу, были древней фамилией и владели поместьями в Монтсье и Шато-Руж.
— Они сейчас временно живут в старинном гоблинском доме к югу от города. Знаете, в таких местах царит ледяной холод, потому что нигде нет открытого огня и нет места его развести; все тепло поступает по шахтам снизу. По всему дому зеркала в старинных рамах и огромные шкафы с оловянной и серебряной посудой, так что свет единственной свечи отражается сотни раз.
Доктор Перселл кашлянул.
— Я бывал в таких домах. Их сдают богатым купцам и мелкой знати. Но эта девушка, Ваше Величество, она смогла объяснить, почему она приехала на бал совершенно неподобающим образом, я хочу сказать — без сопровождающих?
— Да, она объяснила. Ее семья сейчас в трауре, так что дядя и тетя не сочли благопристойным показываться на публике. А девушка просто изнывала от этих запретов — а так как ей только шестнадцать или семнадцать, она подумала, что это будет интересное приключение, если она выскользнет из дома и приедет на бал одна. У меня создалось впечатление, — добавил Джарред, и его темные брови сошлись над переносицей, — что ее впустил молодой офицер из стражи у ворот. Она покорила его красотой и ослепила блеском бриллиантов. Она не особенно об этом распространялась. — Король улыбнулся и пожал плечами, — Так как ничего страшного не случилось, я решил подробнее не расспрашивать. Когда она объяснила свое присутствие на балу, я остался у них погостить. Мне представили нескольких ее родственников. Вошли три кузена, все на редкость хороши собой и горды. Мне показалось, что по крайней мере один из них испытывает нежную привязанность к мадемуазель. Двое других его поддразнивали. Было довольно забавно наблюдать, как они прохаживаются, встают в картинные позы и произносят речи…
Затем Джарред нахмурился, и его улыбка погасла. О том, что было дальше, у него сохранились довольно отрывочные и запутанные воспоминания. Он шел длинными коридорами, где его шаги отдавались гулким эхом, проходил через залы со сводчатыми потолками. Мысли его беспорядочно кружили, шаги были неровными. Наконец он оказался в комнате, где был накрыт длинный стол, уставленный серебряной посудой с монограммой и граненым хрусталем. На столе были расставлены, холодные блюда — желе, кремы, взбитые сливки и заливное; все это необъяснимо напоминало ему поминальный ужин. Кто-то подвинул Джарреду стул, и он сел. Он поднес к губам серебряную вилку и почувствовал, как что-то холодное скользнуло по языку, но, проглотив, он понял, что здесь что-то не так, чего-то не хватает.
Джарред с трудом пришел в себя.
— Мы… вроде бы обедали в столовой. Еда казалась такой однообразной, такой до странности безвкусной. Там еще, наверное, было охлажденное вино, но я не уверен. Это вполне могла быть вода.
— Может быть, вы уже начинали плохо себя чувствовать?
— Нисколько. У меня только болела голова, но это началось значительно позже, и все время я находился в приподнятом настроении. Может быть, это может объяснить мое странное поведение. После еды у мужчин нашлись какие-то дела в другом месте, и тетю тоже куда-то позвали, оставив нас с девушкой наедине в гостиной.
Цвет лица Джарреда резко изменился, от этого воспоминания кровь прилила к его щекам.
— Это продолжалось не более четверти часа, и наш разговор был совершенно невинным, я клянусь, я вам клянусь. Но когда вернулась тетя, у меня было совершенно невероятное ощущение, как будто нас застали за каким-то… постыдным занятием. Я не могу этого объяснить, но в тот момент, когда эта ужасная женщина вошла в комнату, я почувствовал, будто она застала меня за чем-то абсолютно непристойным.
Он поднялся со стула, сделав знак философу, чтобы тот не вставал, и стал ходить по комнате.
— Я начал лепетать… даже не помню что. Смысл в том, что у меня самые честные намерения, что мадемуазель Дэбрюль не будет от меня никакого вреда, что…— Он обернулся к философу. — Френсис, — безрадостно сказал он, — я боюсь, что я каким-то образом… обручился.
Повисла долгая звонкая тишина.
Старик произнес:
— Не могло возникнуть какого-то недоразумения? Вы — король Винтерскара, сэр, но кто эта девушка? Неужели вы могли попросить ее руки — это бессмыслица. Мне кажется, вы предложили юной леди только свое покровительство.
Джарред невесело усмехнулся.
— Никакого недоразумения. Френсис, неужели ты думаешь, что я могу так низко пасть и сделать непристойное предложение шестнадцатилетней девушке? Да еще и в присутствии ее тети.
Философ покачал головой. Хотя Джарред вырос при дворе, где манеры ставились выше морали, он каким-то образом приобрел твердые принципы, которые не позволили бы ему соблазнить такую юную девушку. И все-таки Перселл надеялся, что мадемуазель Дэбрюль и ее тетя могли подумать иначе.
— Но тогда, Ваше Величество, как я понимаю, отступать некуда, она немедленно приняла ваше предложение?
— Мой дорогой друг, конечно, она приняла мое предложение! Хотя должен признать: она была так взволнована… мне даже показалось, что она откажется, но ее тетя сделала все, чтобы стало понятно, что она это предложение принимает. Ис очень мило подала мне свою руку и сказала, что постарается быть мне самой преданной женой, — на мгновение я был пьян от счастья, пока я вдруг не вспомнил, что почти не знаю ее и совсем не хочу на ней жениться.
Опять последовало долгое молчание. И только тиканье часов да мягкое жужжание механизмов этажом выше нарушали тишину. Джарред обошел комнату один, другой, третий раз.
— Как вы думаете, Ваше Величество, — наконец произнес Перселл, — не могло ли тут быть какое-нибудь жульничество? Вы сказали, если не ошибаюсь, что с едой было что-то не так?
Джарред недоверчиво рассмеялся.
— Дорогой Френсис, если бы там был яд, я бы почувствовал его вкус, да и с каких пор яд заставляет человека делать глупости?
— Я имел в виду, сэр, снадобья и приворотные зелья. Но вы, конечно, правы, утверждая, что заметили бы что-нибудь. И все-таки…
— И все-таки, — перебил его король, — в моем собственном поведении было что-то странное еще до того, как мы сели за стол, — И он рассказал философу о серии непонятных событий, которые привели его к полуразрушенному дому.
Перселл сначала подумал, не мог ли кто-нибудь подкупить слуг. Но кучером был Алонзо Перис, брат слуги Люка. Эта семья служила семье Джарреда на протяжении многих поколений, и оба лакея тоже происходили из семей, которые служили Вальбургам, Саквилям и Гилианам испокон веков.
— Может быть, в конце концов, мы поднимаем шум на пустом месте, и эти события кажутся нам важными только из-за того, что произошло позже. — Доктор щелкнул зубами, у него имелась такая привычка, когда он бывал собой недоволен. — Но, если даже предположить, что все, что сегодня произошла, — чистая случайность, нельзя ли попробовать откупиться от девушки?
Король укоризненно посмотрел на философа.
— Это недостойно, Френсис. Подобного предложения я мог бы ожидать от дяди, Хьюго Саквиля.
Перселл покраснел. Это было, конечно, непродуманное и грубое предложение, и все-таки бывают времена, когда человек практический… Но король был человеком чести, и если это предложение казалось ему отталкивающим, то говорить было уже не о чем.
Но ученый сделал еще попытку.
— Вы говорите, там был еще кузен, молодой и красивый. Можно предположить, что им с девушкой часто приходится находиться в обществе друг друга. Возможно ли, чтобы..
— …между ними существовало какое-то предварительное соглашение? Нет, сомневаюсь. А если бы и было — это ничего не меняет.
В голове Джарреда одна за другой промелькнули картинки. Он попытался в них разобраться. Потом сознание прояснилось, и он смог вернуться на мгновение в старый дом.
— Это Змадж, Ваше Величество. — Перед ним стоял юноша с горячим взором в черном бархатном камзоле и с огромным шейным платком. Он стоял, скрестив руки на груди, и его губы кривились в презрительной усмешке.
Воспоминание поблекло, и король развел руками.
— Как только я совершил эту глупость, все семейство чудесным образом вернулось в комнату, забыв про свои дела. И юноша — Змадж — ловил каждый ее взгляд, каждый жест, но, если я правильно понимаю его характер, он скорее вырежет мне печень и поджарит ее, чем позволит мне разбить ее сердце.
— Боже мой, — Перселл слегка улыбнулся и покачал головой. — Звучит грозно. Не хуже, чем ужасная тетушка.
— Обратного пути нет, — Джарред продолжал беспокойно метаться по комнате. — Вы поймете, что я имею в виду, когда встретитесь с тетушкой — а это, как я понимаю, неизбежно, ведь я женюсь на ее племяннице.
Философ поправил очки и попытался отыскать еще какое-нибудь решение.
— Ну тогда, может быть, было бы возможно убедить юную леди, что она будет значительно счастливее, что ей будет во всех отношениях лучше, если она откажется от вашего лестного предложения.
Джарред остановился у камина, взял в руки тяжелую бронзовую кочергу и пошевелил затухающие угли, пока не полетели искры.
— Как это — счастливее? Как это — лучше? Я льщу себе надеждой, что я человек скромный, но я — король Винтерскара.
— Именно, — сказал Перселл, сложив ладони вместе и задумчиво постукивая ими по подбородку. — А ваша жена будет королевой Винтерскара, и ей предстоит возглавить один из самых элегантных и богатых традициями двор в мире. Несколько унылая перспектива, если я могу так сказать, для юной и импульсивной девушки.
Его бледно-зеленые глаза насмешливо блеснули.
— Пригласите ее навестить вас во дворце. Не официально, не в качестве будущей невесты — скажите, что это все невозможно, пока вы еще в трауре. Пригласите ее сюда и отдайте в руки церемониймейстеру. Расскажите ему о вашей тайной помолвке, но скажите еще, что хотите возродить некоторые церемонии ваших отцов и дедов, самые фантастические из них, и что ему предстоит обучить ее и подготовить к свадьбе. Если я не ошибаюсь, он будет ее безжалостно муштровать: рифмованные приветствия, адресуемые иностранным послам, глубина реверанса при встрече с пожилой великой герцогиней. У него в архивах пылятся десятки переплетенных в золотую кожу томов, набитых подобными тонкостями, и я уверен, что лорд Виттлсбек знает их все наизусть.
Король выслушал это со слабой недоверчивой улыбкой.
— Но если я так сделаю, пойдут слухи. Люди скажут, что я собираюсь на ней жениться.
— Пусть говорят, — отозвался философ, — Подобные толки юной леди не повредят. А пока у нее будет достаточно возможностей получше привязаться к пылкому красавчику-кузену.
Джарред положил кочергу и оставил камин в покое.
— Да, план неглупый и может даже сработать. Если, конечно, мне потом удастся застать мадемуазель одну, вдали от влияния подавляющей меня тети. А если это не сработает?
— Тогда мы просто придумаем что-нибудь еще.
Еще пять минут Джарред продолжал ходить по комнате. Его мысли занимало кое-что еще, и это вызывало тошнотворное ощущение пустоты в желудке, но он не знал, как коснуться этого предмета.
— Меня удивляет также и мое собственное поведение. Я так странно одержим этой девушкой с первой же встречи. А теперь я увидел ее снова, я должен признать, что меня к ней тянет, но я в нее не влюблен. Я никак не могу понять — а были ли мои действия сегодня… разумны?
Он умоляюще посмотрел на философа. Этот страх мучил его вот уже столько месяцев.
— Френсис, как вы думаете, я не схожу с ума?
К большому облегчению Джарреда, легкая улыбка появилась на лице философа.
— А вы думали, что больше никогда ничего такого не почувствуете к женщине? Учитывая, как давно… как много времени, как мне кажется, прошло с тех пор, как в вашей постели появлялась женщина… уверяю вас, Ваше Величество, когда дело касается плотских желаний, легкий приступ сумасшествия как раз совершенно нормален.
Джарред откинулся на стуле. Он усмехнулся со смешанным чувством стыда и отвращения к себе.
— Думаете, дело только в этом? Я не могу передать, как сильно я все еще переживаю потерю Зелены, но, несмотря на это, мне случается испытывать… желания, как вы говорите. Но я не думал жениться так скоро, я даже не думал брать себе любовницу.
Он непроизвольно покачал темноволосой головой.
— Женщина в моей кровати — иногда можно; не думаю, что Зелена, если бы знала, запретила, хотя до сих пор я сам отказывал себе в этом. Но не более того. Ведь я так ее любил.
— Сэр, вы сами объяснили свое поведение лучше, чем я бы мог, — успокаивающе сказал Перселл. — Ваша сравнительная неопытность в этих вопросах, ведь вы женились в таком юном возрасте и вступили в такой исключительно счастливый союз, чувство, что вы так или иначе предаете вашу покойную королеву, юный возраст и явная невинность девушки, — все эти вещи создают общее впечатление, что вы плохо поступаете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78