Трэвен положил гриф штанги на стойки и широко развел натруженные руки.
– Я еще не знаю, что сказать, – произнес он.
– Как относительно Дэнни?
– Придется подождать и посмотреть, как будут развиваться события.
– Ему нужно, чтобы рядом был кто-то сильный.
– Я знаю.
– Мне кажется, сегодня вечером тебе удалось преодолеть стену, которую он воздвиг между собой и окружающим миром. – Шерил задумалась. – По крайней мере частично. Он ничего не говорил мне, но я сужу по тому, как изменился взгляд его глаз и тон голоса.
– У него множество проблем.
– Да.
– Я не знаю, как помочь ему. Но даже если бы знал, не имею представления, с чего начать.
– По-моему, сегодня вечером ты начал весьма удачно.
– Мне казалось, что он предпочтет поговорить с тобой. Он ничего тебе не сказал?
Шерил отрицательно покачала головой:
– Мы разговаривали, но он вел себя очень сдержанно.
– Может быть, он не раскроется ни перед кем.
– Кроме тебя. Если ты дашь ему время.
– Этого я не могу гарантировать, – угрюмо проворчал Трэвен.
– Знаешь, он так похож на тебя. Вы оба не любите проявлять свои чувства, и, мне кажется, оба испытываете поэтому какое-то стеснение. Впрочем, ты нашел способ избавляться от мучающего тебя напряжения.
– Тренируюсь до изнеможения с тяжестями, – заметил Трэвен и сел.
Он смотрел на девушку, не зная, что сказать.
– Но я не обвиняю тебя в этом. Каждому нужна какая-то отдушина, чтобы выпустить пар. – Улыбка на ее лице казалась теперь несколько натянутой.
Отблески света в жемчужных сережках привлекли его внимание. Запах духов казался одновременно успокаивающим и возбуждающим. Трэвен почувствовал, что у него пробуждается желание.
– Правда, ты слишком гонишь себя, – продолжала Шерил. – Не позволяешь себе по-настоящему расслабиться. Как только события вокруг тебя начинают развиваться удачно, ты тут же смотришь вокруг и стараешься найти что-то новое, взять на себя дополнительную ответственность. Главная твоя беда в том, что ты не хочешь устанавливать с людьми прочные личные связи. Как, например, отказываешься связать себя со мной.
– Шерил…
– Таким тебя создала природа, черт побери, и настало время, чтобы ты посмотрел на себя и понял это. Когда тебе хочется, Мик Трэвен, ты способен вести себя как настоящий мерзавец. Ты не виноват, впрочем, что у нас с тобой сложились такие отношения. Это моя вина. Я – взрослая женщина и знаю, как позаботиться о себе.
Трэвен протянул к ней руку, но девушка тотчас отодвинулась от него.
– Не прикасайся ко мне, – произнесла Шерил с холодной яростью. – Я ведь уже сказала, что знаю, как позаботиться о себе. А вот Дэнни не знает. Ему нужен кто-то, на кого он сможет опереться. Он нуждается в твоей помощи. Ты не сможешь отказаться от Дэнни, потому что ему больше не к кому обратиться.
Трэвен пытался ответить, но не смог. Девушка встала и перебросила ремешок сумочки через плечо.
– Я ухожу. Для этого я и пришла к тебе вчера вечером – чтобы сказать, что ухожу от тебя. Но тебе даже не пришло в голову поговорить со мной, когда ты вернулся с Дэнни. Не хочу, чтобы меня считали принадлежащей тебе вещью. Моя вина заключается в том, что я подчинилась тебе, стала приходить всякий раз, когда у тебя возникала необходимость во мне. У меня открылись глаза, когда я увидела Дэнни, поняла, как он нуждается в тебе. Лишь тогда я поняла, насколько односторонними стали наши отношения. Ты жалуешься на то, что твой отец пользуется другими людьми и выбрасывает их, когда нужда исчезает. Если ты будешь продолжать жить так, как живешь сейчас, то станешь таким же. Но постарайся по крайней мере, чтобы этого не случилось с Дэнни.
Промокший от пота тренировочный костюм казался Трэвену холодным и облегал его тело, словно вторая кожа. У него пересохло во рту.
Шерил вышла из зала не оглядываясь.
Он сидел на скамье, едва осмеливаясь дышать, надеясь, что девушка вернется. Когда Трэвен понял, что Шерил действительно ушла от него, он улегся на скамью, пытаясь убедить себя, что ей будет и впрямь лучше, если она найдет себе кого-то другого, а не останется привязанной к кадровому полицейскому, у которого работа всегда будет занимать первое место. Что-то говорило ему, настойчиво твердило, что Шерил предала его, что девушка исчезла из его жизни подобно тому, как поступила его мать, что она просто воспользовалась благоприятным случаем, как делал его отец. Трэвен продолжал работать на тренажере до тех пор, пока боль в мышцах рук и груди не оказалась острее боли в сердце.
34
– Разумеется, – произнес Шода Матахачи сухим, твердым голосом, – мы не ожидали, что ваша связь с корпорацией, ваше расследование дела, всего лишь косвенно затрагивающего нас, даст толчок таким невероятным событиям. – Старик был одет в традиционный черный костюм японского бизнесмена, который резко контрастировал с седыми волосами и бледным лицом.
– Я тоже не рассчитывал на это, – ответил Трэвен. Он стоял в противоположном конце кабинета. Высокие книжные полки вдоль стен возвышались над ним. Позади, в полушаге за его спиной, застыли охранники службы безопасности.
– Тем не менее это случилось. – Матахачи пристально смотрел на детектива, словно обвиняя его в происшедшем.
– Да. – Трэвену было нечего добавить. Слева от него стояла, упершись в бедра сжатыми кулаками, Отсу Хайята в длинном изумрудном платье, касающемся толстого ковра.
Члены триумвирата, управляющего деятельностью могущественной корпорации, сидели за специально изготовленным столом, протянувшимся во всю ширину комнаты. Стол был оборудован панелями с электронным управлением, и в случае необходимости каждый мог поднять эти панели и уединиться в образовавшейся кабине. Когда Трэвен вошел в кабинет, он успел заметить, как панели опустились и трое директоров повернулись к нему.
Кема Дебучи сидел слева от Шода Матахачи. Маленького роста, отвратительно тучный, с круглым лицом почти без подбородка, Дебучи был зятем Матахачи и управлял транспортными и обрабатывающими концернами, входящими в состав корпорации.
Справа сидел Баикен Матахачи – сын президента корпорации, сам уже почти старик. Унаследовавший от матери тонкие черты лица, он выглядел худым и походил на аристократа. Он не был женат, зато усыновил ребенка, которому суждено унаследовать богатство приемного отца. Из документов, переданных Зензо по телефаксу, следовало, что Баикен Матахачи – гомосексуалист, но доказательств этого не имелось.
Шода Матахачи, убедившись, что после него пост президента гигантской корпорации, основанной еще его дедом, может занять или авантюрист, или человек с сомнительными моральными устоями, несмотря на свой девяностотрехлетний возраст, сохранил за собой всю власть и управлял Нагамучи железной рукой.
Трэвену показалось, что за последние годы старик сдал. Худые плечи Матахачи сутулились заметно больше, чем на переданных по телефаксу снимках президента корпорации.
– Как вы знаете, – продолжал Матахачи, – начальник вашего отдела принял все требования, выдвинутые нами. Он даже согласился выпустить пресс-релиз, в котором говорится, что, хотя расследование некоторых убийств еще не закончено, можно уже сейчас утверждать, что служащие корпорации не имеют к ним никакого отношения. – Он сделал паузу, шагнул вперед, повернул голову так, что Трэвен увидел его профиль, затем снова посмотрел на детектива. – Тем не менее такая щедрость не сможет устранить ущерб, причиненный образу корпорации в глазах общественности из-за бойни, происшедшей прошлым вечером на улице перед входом в Нагамучи.
Трэвен с трудом заставил себя сохранить спокойствие.
– Может быть, и так, но все-таки это намного лучше, чем оказаться среди мертвых и раненых, увезенных вчера с улицы машинами «Скорой помощи».
Дебучи встал. Его голос был слишком визглив, чтобы походить на раскаты грома, но он сделал все от него зависящее. Он наклонился вперед и оперся о стол руками, сжатыми в кулаки.
– Мы не собираемся больше терпеть вашу дерзость, детектив. Вы, очевидно, не понимаете своей роли в событиях, связанных с нашей корпорацией, а если понимаете, то сознательно рискуете своей карьерой и своим будущим.
Трэвен повернул голову.
– Моя роль здесь, – произнес он тихим голосом, едва прикрывающим таящуюся твердость, – заключается в том, чтобы найти убийцу двух женщин. Возможно, ваша корпорация и не проявляет к этому интереса, но я не остановлюсь, пока не найду человека, виновного в их смерти.
– Тогда вы – глупец, детектив. Даже если расследование убийств и является вашей профессией, пора понять, что наступает момент, когда придется отказаться от дальнейших поисков. – Дебучи смотрел на него суженными от ярости глазами.
– Достаточно, – послышался голос Матахачи. – Я пригласил вас сюда совсем не для того, чтобы обсуждать эту проблему. Кема, садитесь.
Дебучи послушно сел, сжимая нижнюю губу указательным и большим пальцами в бессильном гневе.
– Как я уже сказал, – продолжал Матахачи, – прошлым вечером события зашли слишком далеко, и не важно, кто виноват в этом. Можно обвинять друг друга весь день, говоря о причинах вчерашней демонстрации, и все равно ситуация не изменится. Что случилось – то случилось, и обратного пути нет. Дальнейшие взаимные упреки – напрасная трата времени. Вести бизнес так нельзя.
Трэвен стоял не двигаясь, наблюдая за стариком, ожидая, когда обрушится удар молота.
– Мы пошли вам навстречу, детектив Трэвен, сделали огромную уступку, – произнес Матахачи. – Вы, однако, не сумели оценить это или просто не поняли значения такого поступка. Может быть, детектив Трэвен, вы удивитесь, узнав, что принадлежите к числу немногих американцев, получивших доступ в это здание. Обычно только те американцы, которые предлагают нам нечто крайне выгодное, входят в двери корпорации Нагамучи, но и они не поднимаются выше первых этажей, где переговоры с ними ведут рядовые служащие, подготовленные для бесед с такими людьми.
– Тогда почему мне оказана такая честь? – спросил Трэвен.
Тишина, воцарившаяся в комнате, казалась настолько плотной, что ее можно было резать лазерным скальпелем.
Трэвен нарушил ее:
– Причина заключается совсем не в том, что вы чувствовали опасность со стороны средств массовой информации. Корпорация Нагамучи и другие японские концерны сталкивались с неблагоприятной реакцией американской прессы с того самого дня, когда были вынуждены покинуть Токио и обосноваться в Далласе. В вашем распоряжении есть рекламные агентства, борющиеся с этим. И вы никогда не убедите меня, что сделали это, потому что вас взволновала смерть Нами Шикары. Если бы причина заключалась в этом, двери корпорации распахнулись бы передо мной намного раньше. Итак, зачем я понадобился вам?
– Да потому, что это могло бы принести огромную пользу нашим деловым интересам, – пожал плечами Матахачи. – После того как ваше расследование завершится и вы докажете, что никто из лиц, связанных с корпорацией, не имеет отношения к убийствам, авторитет корпорации Нагамучи поднимется на высоту, которую не помогут достичь усилия всех рекламных агентств.
– Вы уверены, что ни один из служащих корпорации не связан с убийствами женщин? – недоверчиво спросил Трэвен.
– Да.
– И можете поручиться, что никто из работающих в этом здании ничего не знает о совершенных преступлениях? Или считаете, что мне ничего не удастся доказать?
Дебучи вскочил на ноги.
Матахачи махнул рукой, и он опустился в кресло, покорно, как дрессированное животное.
– Ваша дерзость не имеет границ.
– Мои начальники говорят то же самое, – согласился Трэвен. – Только они не выбирают выражений.
Матахачи потер тонкие, почти лишенные плоти ладони.
– Что заставляет вас проявлять такую настойчивость? Неужели ваша работа? Или то, что вам представилась благоприятная возможность нанести ущерб японским интересам в Америке?
– Причина в том, что я видел тела убитых женщин.
– Вы действительно считаете, что я вам поверю? Трэвен не ответил.
Матахачи опустил руки и снова сжал их за спиной.
– Видите? Мы оба – вы и я – выражаем разные точки зрения, но ни один из нас не желает согласиться с мнением другого. Как принято говорить, мы попали в патовое положение, что-то вроде шахматной ничьей. – По сухим бесцветным губам пробежала легкая улыбка. – Вы рассматриваете эту проблему как свой моральный долг, стремление к торжеству справедливости. В настоящее время это весьма похвально, потому что граница между справедливостью и несправедливостью стала такой расплывчатой из-за того, что люди все свои силы тратят на выживание. Но для меня, для нашей корпорации понятия справедливости не существует. Мы руководствуемся только деловыми интересами. Когда я переводил корпорацию Нагамучи из Токио в Даллас, расчеты показывали, что мы не разоримся, останемся при своих и даже получим некоторую прибыль. Сейчас ситуация изменилась, и мы рискуем понести колоссальные убытки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54