д.
— Тело его Ксексы забрали?
— Да.
— Жалко, — сказала женщина. — Эх, что же мы будем есть зимой?
Странно, но ее чувства к мужу имели явно прагматический оттенок. Графа это несколько покоробило, но затем он рассудил, что, как дворянин, не имеет ни малейшего представления, в какие формы облекается любовь у пейзан.
— Садитесь. Будем ужинать, — произнесла женщина. Немногословие этой семьи Рональда удивляло. Рыцарь пододвинул стул, уселся, а женщина наливала черпаком наваристую похлебку, резала хлеб.
— Охотиться теперь, Ихилок, придется вам с Кутхом, — пояснила мать. — Будете кормить младших девочек. И смотрите, если станете отбирать у них пищу или… ну сами знаете, о чем я, вам не поздоровится. Мы одна семья: чем больше ее членов выживет, тем больше наших генов окажется в общем потоке.
Рональд поперхнулся, удивившись формулировке.
— Завтра утром сходите за молоком к Ксексам. Может быть, даже теленка у них купим — у них корова отелилась. Не бойтесь: это не опасно — отец с матерью завтра еще не успеют вернуться с охоты, дома будут только дети.
— Как? Вы не только не будете мстить, но даже разрешите детям дружить с отпрысками убийцы их отца? — воскликнул граф.
— Какой смысл в кровной мести? Моего мужа уже не вернуть, — пожала плечами женщина.
— Как вы благородны! — восхитился Рональд.
— Если бы его убили не Ксексы, то убил бы кто-нибудь другой, — философски рассудила Мадлена (так звали толстую женщину). — Там был десяток других капканов, расставленных остальными семьями.
— Странные у вас тут живут люди… — Рональду стало жутковато. И вместе с тем он почувствовал симпатию к этой женщине, которой отныне предстоит воспитывать детей в одиночку, среди людей-волков, но для выражения этой симпатии, как обычно, с трудом подобрал слова.
— Замечательно острые у вас кухонные ножи, — похвалил Рональд, рассматривая блестящую кухонную утварь. — Вы, должно быть, хорошая хозяйка.
— Приходится, — сказала женщина. — Дети должны вырасти сильными, чтобы занять достойное место в обществе и продолжить наш род.
«Что у нее за конек — социал-дарвинизм махровый какой-то», — удивленно подумал Рональд.
— Вы не боитесь здесь жить?
— Страх — это удел слабых. — Мадлена вытирала крошки со стола. — Я не боюсь ничего. И дети должны понять, что пока они делают все правильно, их жизни почти ничто не угрожает. Вот почему они должны продолжать общаться с Ксексами, а не испытывать мистический страх перед ними. Пойдемте, я провожу вас в спальню.
В спальне царила все та же спартанская обстановка: одна кровать, одна тумбочка, одно окно с занавеской, одна свечка. Мадлена застелила ему постель и вышла.
Тщетно Рональд пытался уснуть — желтый огонь светильника, тяжеленная пуховая перина, охватывавшая его со всех сторон медведем, низкий потолок — все это мешало расслабиться. Наконец ему удалось отпустить свое сознание настолько, что воспоминания о прошедшем дне стали путаться: на дереве висел Кверкус Сквайр, Розалинда, поправляя корону, выслушивала рассказ монаха — и тут его разбудил легкий шорох шагов.
Мадлена тихо, на цыпочках, вошла в комнату и забралась на кровать. Рональд старался сжать веки так, чтобы между ними оставалась полоска толщиной буквально в волос — а сам следил за ее движениями. Женщина посмотрела на его лицо, а затем сбросила халатик, в котором была. Рональд открыл глаза и уставился на нее, не в силах и слова сказать.
Она танцевала, демонстрируя свои прелести прямо перед его лицом. Позы, которые она принимала, были соблазнительны, но ее нагота — бесстыдна до отвращения. Рональду представилась удивленная мордочка Розалинды. Он вскочил с кровати, стукнувшись лбом о потолок.
— Вы что себе позволяете? — крикнул он. — Совсем ошалели, что ли? У вас муж погиб, а вы…
Женщина прекратила танец, но вместо того, чтобы уйти, приняла позу такую, что Рыцаря едва не хватил удар.
— Если вы не перестанете, я сей же час сажусь на коня и уезжаю, — решительно произнес он. — И рассвета ждать не буду.
Мадлен поспешно выпрямилась и накинула халат, лежащий на полу.
— Я просто подумала, что ребенок такого человека, как вы, унаследует здоровые и сильные гены, — равнодушно сказала она. — Я хотела бы быть матерью такого ребенка.
Вся злость Рональда куда-то улизнула, как не было.
— Вы поймите, голубушка, — дрожащим голосом начал Рональд, — я так не могу, у меня возлюбленная дома, да и просто — не могу. Вы очень хороши, найдете себе кого-нибудь и получше меня.
— Да я знаю, — сказала женщина и прошла на кухню. Рональд пошел за ней, сам не понимая зачем.
— Я вам очень сочувствую, — начал он проникновенным и жалким голосом. — У вас горе такое, что не каждая женщина выдержит…
— При чем тут дети? — удивилась женщина, и Рональд лишний раз понял глупость своих слов о каком-то «горе». — Нужно рожать сильных детей, чтобы они могли бороться за жизнь. От вас малость самая требовалась. Я ж к вам не в жены набивалась.
— Сильных детей? — у Рональда возникло ощущение, что вместо книги, которую он читал уже несколько дней, ему подсунули другую, с непонятным сюжетом, да еще на иностранном языке.
— Да, сильных, — сказала женщина. — В жизни выживает только сильнейший. Поэтому на чувства и сопли нет времени. Нужно, чтобы дети унаследовали сильные гены.
— Вот уж не уверен, что у меня хорошая наследственность… — попытался соврать рыцарь.
— Я сама вижу, какая она… никогда не могла понять, отчего мужчины так трепетно относятся к зачатию детей? От вас убудет, что ли, если у вас появится еще один ребенок?
— Ну, во-первых, не еще один, а первый, — покраснел Рональд.
— Вы самого процесса боитесь, что ли? Бросьте, я вас всему научу…
— Нет-нет, спасибо… я просто считаю, что между людьми, которые собираются провести ночь в одной постели, должна быть любовь или, по меньшей мере, страсть…
— Фу, как глупо, — брезгливо сказала Мадлена. — Ладно, спите, а я пошла, мне завтра вставать рано.
И ушла. Теперь заснуть было почти невозможно: в голове путались любопытство и стыд, им вызываемый. Рональд ворочался, закрывал голову подушкой, а навязчивые танцующие женщины так и плясали перед ним.
Когда он внезапно проснулся, то даже не сразу вспомнил, где находится. Тело его было прижато к постели, руки неестественно раскинуты. Он попытался вскочить, но толстые веревки превратили его в единое целое с постелью, на которой он лежал.
У стены стояла Мадлена и весь ее многочисленный выводок. Глаза у всех блестели, дети прятали усмешки, стыдливо посматривая на связанного графа. В крошечных руках сверкало по ножу.
— Давайте, дети! Вперед! — командовала женщина. — Кто прикончит рыцаря, получит его ногу. Мы ее зажарим, как вы любите.
Ихилок, милый мальчик, невинно улыбаясь, лез к Рональду, пытаясь зацепить его ножиком. Рыцарь стал отбрыкиваться, параллельно пытаясь высвободить привязанную к спинке кровати руку. Наконец кровать попросту треснула, не выдержав напора, и граф вскочил с постели.
— Вы что делаете? — крикнул Рональд. — У вас с головой непорядок, что ли?
Мадлена молча и грустно смотрела на него. Дети больше не улыбались. Рональд отдышался и сел на кровати, качая головой.
— Ихилок, я же тебе жизнь спас!
— А что мне кушать зимой? — поинтересовался мальчик совершенно серьезно.
— Черт бы вас побрал, — выругался граф, развязал кошелек, припрятанный им под кроватью, и высыпал себе на ладонь горсть золотых монет.
— Вот, возьмите. Я все понимаю: бедность там и прочее…
И протянул золото Мадлене. Женщина подошла ближе, взяла деньги — а затем сделала вот что: не без грации прыгнула вперед и полоснула его ножом по запястью. Граф мгновенно скрутил злодейку и, чувствуя отчаянно притягательный горячий аромат ее тела, отнял у нее нож. Рана вышла пустяковая.
— Я вас убью, — произнес рыцарь. — Не посмотрю, что вы женщина. Рыцарский кодекс позволяет обороняться от людоедов, не уточняя пола и уравнивая в статусе каннибалов с драконами и оборотнями. Дети, бросайте ножи.
Он лукавил, конечно. Убить женщину, к тому же матрону с многочисленным семейством — пусть даже и таких бесенят, было так же невозможно, как, скажем, покуситься на жизнь собственного отца.
Дети смотрели то Рональда, то на мать.
— Делайте, что он говорит, — скомандовала Мадлена. — Если он меня убьет, вы пропадете с голоду; это нерационально. А так, возможно, он нас пощадит.
Дети аккуратно сложили кухонные ножи на землю.
— Вы что, и правда людоеды? — брезгливо спросил Рональд, отгоняя тошноту.
— А что тут такого? — искренне удивилась женщина. — Белок — он и есть белок. Жалко, тело мужа Ксексы забрали — оно было бы сейчас кстати. Нужно запасаться на зиму, говорят, она в этом году будет холодной. Я слышала, что обычно люди своих мертвецов хоронят — но это же просто глупо: дети умирают с голоду, а они закапывают в землю полторы сотни фунтов отменного мяса… А как же приоритет продления рода? Нет, если бы было вдосталь другого мяса, я бы предпочла человечине говядину — но так уж вышло, что вокруг одни люди…
— Хватит, — прервал ее рассуждения граф. — Вы одна тут такая или вся деревня? Впрочем, не отвечайте — я уже и сам вспомнил о Ксексах… Выходит, целый народец каннибалов. Вдобавок еще и социал-дарвинистов.
Мадлена заглянула ему в лицо своими голубыми глазами. Глазами умудренной жизнью женщины, знающей цену всему на свете.
— Я вас отпущу, — сказал Рональд. — только поклянитесь больше на меня не нападать.
— Клянусь, — сказала женщина.
— Вот и хорошо.
Он разжал кисть. Женщина мгновенно поднялась.
— Интересно, а если бы мы с вами… гхм… познали бы друг друга, вы меня бы потом все равно убили и съели за ненадобностью? — любопытство не позволило Рональду промолчать.
— Если бы вы не захотели стать моим мужем — убила бы и съела, — не моргнув глазом, отвечала Мадлен. — А если бы согласились, мы бы с вами занялись воспитанием детей, моих и наших общих. Мой прежний муж оказался слишком слаб. Вы оказались бы хорошей заменой.
От этой откровенности Рональду сделалось не по себе.
— Да уж, хорошенькие тут у вас нравы…
— Что поделать? Борьба за существование является основой взаимодействия всех живых существ.
«Да она, пожалуй, не виновата ни в чем, — подумал рыцарь. — Должно быть, у них все живут по таким законам. Эти Ксексы съели ее мужа, она собиралась съесть меня… бррр».
— Ладно, я уезжаю, — сказал он. — Не хочу и мгновения здесь оставаться. Верните мне мой меч.
— Минутку, — сказала женщина и, выйдя в соседнюю комнату, о чем-то зашепталась со старшим мальчиком.
— Ага, сейчас принесу, — сказал он и выбежал во двор.
— Спрятали его в хлеву, — призналась женщина. — От греха подальше.
Это «от греха подальше» прозвучало несколько искусственно, и Рональда понемногу стала охватывать тревога. Шли минуты.
— Вы добрый, — заметила женщина. — Я правильно определила ваш характер.
В больших ее глазах читалось удовлетворение физика, заранее предсказавшего все детали эксперимента, пусть и разнесшего в прах лабораторию.
Целый народец, живущий на развалинах прежнего города. Наследники жителей мегаполиса, сражавшихся за выживание любыми методами, заставляющих себя быть холодными и циничными, лгать, изворачиваться и убивать друг друга всеми возможными способами. За века они довели борьбу за существование до высоты искусства, нет, вернее, точной науки вроде математики, где была своя железная логика, с которой даже спорить невозможно.
— Что-то не идет ваш мальчик! — граф принялся расхаживать по комнате. Взгляд его привлек какой-то блеск за печкой.
Исмигуль!
Это и вправду был его меч, последний подарок пропавшего годы назад отца, привезенный им из турецкого похода. Изящная рукоять торчала из-за невысокой беленой стенки. Рональд поспешно схватил свое оружие и укрепил его на перевязи. И только тут все понял.
— Вот негодяи! — крикнул он и стремительными шагами бросился на улицу. В спину ему полетел брошенный Мадленой нож, но лишь чиркнул по кольчуге и бессильно упал на пол.
По улице, направляясь к избушке, бежала многочисленная толпа коротышек, наскоро вооружившихся первыми попавшимися под руку предметами. Впереди несся Ихилок, показывая дорогу. Рыцарь едва успел дошагать до стойла (он именно пытался шагать — бежать было бы позорным) и вскочить на Гантенбайна. Но вот ускакать оказалось делом не таким уж и простым.
Вся деревня выбежала на улицу, окружая коня Рональда, пытаясь тыкать его ложками, вилками — всем, что успели захватить с собой, выбегая на зов Ихилока. Рональд поразился, как животные чувства уживаются в душах этих людей с точным расчетом. Все их мысли и действия были подчинены борьбе за существование, их разум превратился в такое же заурядное оружие, как зубы и когти. А, с другой стороны, бесстрастный этот разум сделал из борьбы за существование целую науку, механически-правильную, где кратчайший путь между двумя точками — прямая, а чувства и праздные размышления только вредят делу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Тело его Ксексы забрали?
— Да.
— Жалко, — сказала женщина. — Эх, что же мы будем есть зимой?
Странно, но ее чувства к мужу имели явно прагматический оттенок. Графа это несколько покоробило, но затем он рассудил, что, как дворянин, не имеет ни малейшего представления, в какие формы облекается любовь у пейзан.
— Садитесь. Будем ужинать, — произнесла женщина. Немногословие этой семьи Рональда удивляло. Рыцарь пододвинул стул, уселся, а женщина наливала черпаком наваристую похлебку, резала хлеб.
— Охотиться теперь, Ихилок, придется вам с Кутхом, — пояснила мать. — Будете кормить младших девочек. И смотрите, если станете отбирать у них пищу или… ну сами знаете, о чем я, вам не поздоровится. Мы одна семья: чем больше ее членов выживет, тем больше наших генов окажется в общем потоке.
Рональд поперхнулся, удивившись формулировке.
— Завтра утром сходите за молоком к Ксексам. Может быть, даже теленка у них купим — у них корова отелилась. Не бойтесь: это не опасно — отец с матерью завтра еще не успеют вернуться с охоты, дома будут только дети.
— Как? Вы не только не будете мстить, но даже разрешите детям дружить с отпрысками убийцы их отца? — воскликнул граф.
— Какой смысл в кровной мести? Моего мужа уже не вернуть, — пожала плечами женщина.
— Как вы благородны! — восхитился Рональд.
— Если бы его убили не Ксексы, то убил бы кто-нибудь другой, — философски рассудила Мадлена (так звали толстую женщину). — Там был десяток других капканов, расставленных остальными семьями.
— Странные у вас тут живут люди… — Рональду стало жутковато. И вместе с тем он почувствовал симпатию к этой женщине, которой отныне предстоит воспитывать детей в одиночку, среди людей-волков, но для выражения этой симпатии, как обычно, с трудом подобрал слова.
— Замечательно острые у вас кухонные ножи, — похвалил Рональд, рассматривая блестящую кухонную утварь. — Вы, должно быть, хорошая хозяйка.
— Приходится, — сказала женщина. — Дети должны вырасти сильными, чтобы занять достойное место в обществе и продолжить наш род.
«Что у нее за конек — социал-дарвинизм махровый какой-то», — удивленно подумал Рональд.
— Вы не боитесь здесь жить?
— Страх — это удел слабых. — Мадлена вытирала крошки со стола. — Я не боюсь ничего. И дети должны понять, что пока они делают все правильно, их жизни почти ничто не угрожает. Вот почему они должны продолжать общаться с Ксексами, а не испытывать мистический страх перед ними. Пойдемте, я провожу вас в спальню.
В спальне царила все та же спартанская обстановка: одна кровать, одна тумбочка, одно окно с занавеской, одна свечка. Мадлена застелила ему постель и вышла.
Тщетно Рональд пытался уснуть — желтый огонь светильника, тяжеленная пуховая перина, охватывавшая его со всех сторон медведем, низкий потолок — все это мешало расслабиться. Наконец ему удалось отпустить свое сознание настолько, что воспоминания о прошедшем дне стали путаться: на дереве висел Кверкус Сквайр, Розалинда, поправляя корону, выслушивала рассказ монаха — и тут его разбудил легкий шорох шагов.
Мадлена тихо, на цыпочках, вошла в комнату и забралась на кровать. Рональд старался сжать веки так, чтобы между ними оставалась полоска толщиной буквально в волос — а сам следил за ее движениями. Женщина посмотрела на его лицо, а затем сбросила халатик, в котором была. Рональд открыл глаза и уставился на нее, не в силах и слова сказать.
Она танцевала, демонстрируя свои прелести прямо перед его лицом. Позы, которые она принимала, были соблазнительны, но ее нагота — бесстыдна до отвращения. Рональду представилась удивленная мордочка Розалинды. Он вскочил с кровати, стукнувшись лбом о потолок.
— Вы что себе позволяете? — крикнул он. — Совсем ошалели, что ли? У вас муж погиб, а вы…
Женщина прекратила танец, но вместо того, чтобы уйти, приняла позу такую, что Рыцаря едва не хватил удар.
— Если вы не перестанете, я сей же час сажусь на коня и уезжаю, — решительно произнес он. — И рассвета ждать не буду.
Мадлен поспешно выпрямилась и накинула халат, лежащий на полу.
— Я просто подумала, что ребенок такого человека, как вы, унаследует здоровые и сильные гены, — равнодушно сказала она. — Я хотела бы быть матерью такого ребенка.
Вся злость Рональда куда-то улизнула, как не было.
— Вы поймите, голубушка, — дрожащим голосом начал Рональд, — я так не могу, у меня возлюбленная дома, да и просто — не могу. Вы очень хороши, найдете себе кого-нибудь и получше меня.
— Да я знаю, — сказала женщина и прошла на кухню. Рональд пошел за ней, сам не понимая зачем.
— Я вам очень сочувствую, — начал он проникновенным и жалким голосом. — У вас горе такое, что не каждая женщина выдержит…
— При чем тут дети? — удивилась женщина, и Рональд лишний раз понял глупость своих слов о каком-то «горе». — Нужно рожать сильных детей, чтобы они могли бороться за жизнь. От вас малость самая требовалась. Я ж к вам не в жены набивалась.
— Сильных детей? — у Рональда возникло ощущение, что вместо книги, которую он читал уже несколько дней, ему подсунули другую, с непонятным сюжетом, да еще на иностранном языке.
— Да, сильных, — сказала женщина. — В жизни выживает только сильнейший. Поэтому на чувства и сопли нет времени. Нужно, чтобы дети унаследовали сильные гены.
— Вот уж не уверен, что у меня хорошая наследственность… — попытался соврать рыцарь.
— Я сама вижу, какая она… никогда не могла понять, отчего мужчины так трепетно относятся к зачатию детей? От вас убудет, что ли, если у вас появится еще один ребенок?
— Ну, во-первых, не еще один, а первый, — покраснел Рональд.
— Вы самого процесса боитесь, что ли? Бросьте, я вас всему научу…
— Нет-нет, спасибо… я просто считаю, что между людьми, которые собираются провести ночь в одной постели, должна быть любовь или, по меньшей мере, страсть…
— Фу, как глупо, — брезгливо сказала Мадлена. — Ладно, спите, а я пошла, мне завтра вставать рано.
И ушла. Теперь заснуть было почти невозможно: в голове путались любопытство и стыд, им вызываемый. Рональд ворочался, закрывал голову подушкой, а навязчивые танцующие женщины так и плясали перед ним.
Когда он внезапно проснулся, то даже не сразу вспомнил, где находится. Тело его было прижато к постели, руки неестественно раскинуты. Он попытался вскочить, но толстые веревки превратили его в единое целое с постелью, на которой он лежал.
У стены стояла Мадлена и весь ее многочисленный выводок. Глаза у всех блестели, дети прятали усмешки, стыдливо посматривая на связанного графа. В крошечных руках сверкало по ножу.
— Давайте, дети! Вперед! — командовала женщина. — Кто прикончит рыцаря, получит его ногу. Мы ее зажарим, как вы любите.
Ихилок, милый мальчик, невинно улыбаясь, лез к Рональду, пытаясь зацепить его ножиком. Рыцарь стал отбрыкиваться, параллельно пытаясь высвободить привязанную к спинке кровати руку. Наконец кровать попросту треснула, не выдержав напора, и граф вскочил с постели.
— Вы что делаете? — крикнул Рональд. — У вас с головой непорядок, что ли?
Мадлена молча и грустно смотрела на него. Дети больше не улыбались. Рональд отдышался и сел на кровати, качая головой.
— Ихилок, я же тебе жизнь спас!
— А что мне кушать зимой? — поинтересовался мальчик совершенно серьезно.
— Черт бы вас побрал, — выругался граф, развязал кошелек, припрятанный им под кроватью, и высыпал себе на ладонь горсть золотых монет.
— Вот, возьмите. Я все понимаю: бедность там и прочее…
И протянул золото Мадлене. Женщина подошла ближе, взяла деньги — а затем сделала вот что: не без грации прыгнула вперед и полоснула его ножом по запястью. Граф мгновенно скрутил злодейку и, чувствуя отчаянно притягательный горячий аромат ее тела, отнял у нее нож. Рана вышла пустяковая.
— Я вас убью, — произнес рыцарь. — Не посмотрю, что вы женщина. Рыцарский кодекс позволяет обороняться от людоедов, не уточняя пола и уравнивая в статусе каннибалов с драконами и оборотнями. Дети, бросайте ножи.
Он лукавил, конечно. Убить женщину, к тому же матрону с многочисленным семейством — пусть даже и таких бесенят, было так же невозможно, как, скажем, покуситься на жизнь собственного отца.
Дети смотрели то Рональда, то на мать.
— Делайте, что он говорит, — скомандовала Мадлена. — Если он меня убьет, вы пропадете с голоду; это нерационально. А так, возможно, он нас пощадит.
Дети аккуратно сложили кухонные ножи на землю.
— Вы что, и правда людоеды? — брезгливо спросил Рональд, отгоняя тошноту.
— А что тут такого? — искренне удивилась женщина. — Белок — он и есть белок. Жалко, тело мужа Ксексы забрали — оно было бы сейчас кстати. Нужно запасаться на зиму, говорят, она в этом году будет холодной. Я слышала, что обычно люди своих мертвецов хоронят — но это же просто глупо: дети умирают с голоду, а они закапывают в землю полторы сотни фунтов отменного мяса… А как же приоритет продления рода? Нет, если бы было вдосталь другого мяса, я бы предпочла человечине говядину — но так уж вышло, что вокруг одни люди…
— Хватит, — прервал ее рассуждения граф. — Вы одна тут такая или вся деревня? Впрочем, не отвечайте — я уже и сам вспомнил о Ксексах… Выходит, целый народец каннибалов. Вдобавок еще и социал-дарвинистов.
Мадлена заглянула ему в лицо своими голубыми глазами. Глазами умудренной жизнью женщины, знающей цену всему на свете.
— Я вас отпущу, — сказал Рональд. — только поклянитесь больше на меня не нападать.
— Клянусь, — сказала женщина.
— Вот и хорошо.
Он разжал кисть. Женщина мгновенно поднялась.
— Интересно, а если бы мы с вами… гхм… познали бы друг друга, вы меня бы потом все равно убили и съели за ненадобностью? — любопытство не позволило Рональду промолчать.
— Если бы вы не захотели стать моим мужем — убила бы и съела, — не моргнув глазом, отвечала Мадлен. — А если бы согласились, мы бы с вами занялись воспитанием детей, моих и наших общих. Мой прежний муж оказался слишком слаб. Вы оказались бы хорошей заменой.
От этой откровенности Рональду сделалось не по себе.
— Да уж, хорошенькие тут у вас нравы…
— Что поделать? Борьба за существование является основой взаимодействия всех живых существ.
«Да она, пожалуй, не виновата ни в чем, — подумал рыцарь. — Должно быть, у них все живут по таким законам. Эти Ксексы съели ее мужа, она собиралась съесть меня… бррр».
— Ладно, я уезжаю, — сказал он. — Не хочу и мгновения здесь оставаться. Верните мне мой меч.
— Минутку, — сказала женщина и, выйдя в соседнюю комнату, о чем-то зашепталась со старшим мальчиком.
— Ага, сейчас принесу, — сказал он и выбежал во двор.
— Спрятали его в хлеву, — призналась женщина. — От греха подальше.
Это «от греха подальше» прозвучало несколько искусственно, и Рональда понемногу стала охватывать тревога. Шли минуты.
— Вы добрый, — заметила женщина. — Я правильно определила ваш характер.
В больших ее глазах читалось удовлетворение физика, заранее предсказавшего все детали эксперимента, пусть и разнесшего в прах лабораторию.
Целый народец, живущий на развалинах прежнего города. Наследники жителей мегаполиса, сражавшихся за выживание любыми методами, заставляющих себя быть холодными и циничными, лгать, изворачиваться и убивать друг друга всеми возможными способами. За века они довели борьбу за существование до высоты искусства, нет, вернее, точной науки вроде математики, где была своя железная логика, с которой даже спорить невозможно.
— Что-то не идет ваш мальчик! — граф принялся расхаживать по комнате. Взгляд его привлек какой-то блеск за печкой.
Исмигуль!
Это и вправду был его меч, последний подарок пропавшего годы назад отца, привезенный им из турецкого похода. Изящная рукоять торчала из-за невысокой беленой стенки. Рональд поспешно схватил свое оружие и укрепил его на перевязи. И только тут все понял.
— Вот негодяи! — крикнул он и стремительными шагами бросился на улицу. В спину ему полетел брошенный Мадленой нож, но лишь чиркнул по кольчуге и бессильно упал на пол.
По улице, направляясь к избушке, бежала многочисленная толпа коротышек, наскоро вооружившихся первыми попавшимися под руку предметами. Впереди несся Ихилок, показывая дорогу. Рыцарь едва успел дошагать до стойла (он именно пытался шагать — бежать было бы позорным) и вскочить на Гантенбайна. Но вот ускакать оказалось делом не таким уж и простым.
Вся деревня выбежала на улицу, окружая коня Рональда, пытаясь тыкать его ложками, вилками — всем, что успели захватить с собой, выбегая на зов Ихилока. Рональд поразился, как животные чувства уживаются в душах этих людей с точным расчетом. Все их мысли и действия были подчинены борьбе за существование, их разум превратился в такое же заурядное оружие, как зубы и когти. А, с другой стороны, бесстрастный этот разум сделал из борьбы за существование целую науку, механически-правильную, где кратчайший путь между двумя точками — прямая, а чувства и праздные размышления только вредят делу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52