— Рональд мысленно себя проклял за то, что в разговоре с женщинами начинает глупо и не к месту рисоваться, изображать из себя картонного героя.
— Берегите себя, — лукаво погрозила лапкой Розалинда, и Рональд почувствовал теплые волны, приливающие к сердцу. — Не переусердствуйте, а то мне придется умереть от грусти, одичать без вас и приняться в самом деле ловить мышек вместе с остальными кошками… мрррр… Помните, что сказано: пусть сами хоронят своих мертвецов…
Закончив этой бодрой цитатой, она разлеглась на земле и принялась умываться розовым язычком.
— Розалинда, я прикажу изобразить тебя на моем щите, дабы ты смогла отвести от меня беду! — воскликнул Рональд в совершеннейшем восхищении.
Киска встала на задние лапы и поцеловала его.
Гантенбайн был выведен конюхами государства специально по заказу отца Рональда и служил мальчику с самого детства. Он был помесью коня и собаки и внешность имел странную: тело его в основном было лошадиным (за исключением рыжего дворняжьего хвоста), а вот в морде определенно проглядывало нечто собачье; плюс ко всему, у него были не копыта, а все-таки лапы. Вместо подков они были обуты в специальные железные калоши с отдельно исполненными пальчиками.
Характер у него был ангельский, ум и нюх — необычайно острые. Самым большим его недостатком являлась привычка иногда оборачивать голову к сидевшему в седле хозяину и вылизывать ему лицо. Рональд терпеть этой привычки не мог, но побороть ее за те пятнадцать лет, что ездил на Гантенбайне, так и не сумел. Но что значила такая мелочь в сравнении со всеми достоинствами, которыми такой конь обладал!
Только Рональд вскочил на его спину и, похлопав его по морде, указал рукой направление, как Гантенбайн запрыгал в нужную сторону. Лес начинался у самого холма, на котором стояла башня Правителей. Правда, Рональда немного беспокоила мысль об имперских лучниках, засевших в чаще и готовых сразить любого, кто покажется им подозрительным. Но лучники руководствовались двумя принципами: палили по тем, кто движется не из дворца, а ко дворцу; уважали рыцарское достоинство и тратили стрелы исключительно на крестьян.
Однако само чувство, что за тобой столь пристально следят, очень смущало Рональда. А как же быть, если приспичит по нужде? Ведь никогда не будешь уверен, что именно в этот момент на тебя не натолкнется любопытный глаз! Поистине, я живу в самое непростое из всех времен, думал рыцарь, пригнувшись к седлу, пока Гантенбайн бежал рысью по полянам, прижимался к земле, ныряя под поваленными деревьями, перепрыгивая через пни. Утешало то, что конь мчался со скоростью ветра, и та часть леса, что охранялась лучниками, должна была вскоре закончиться.
Гантенбайн взлетел на пригорок, и перед Рональдом расстелилось поле, столь огромное, что его можно было принять за зеленое море. Лес оставался только позади да слева. Всмотревшись, Рональд различил на горизонте одинокий силуэт туманной прямоугольной башни.
— Сдавайся или погибнешь! — Из чащи вылетел рыцарь на кауром коне, грозно устремивший на Рональда копье.
Всего миг понадобился нашему герою, чтобы прийти в себя от неожиданности и выхватить из ножен меч.
Однако вместо того, чтобы напасть, рыцарь неожиданно остановил коня. Все его тело в мощных доспехах сотрясалось дрожью. Рональд стал всматриваться в его фигуру, не понимая, что за чародейство он затеял.
Рыцарь все трясся, доспехи на его могучем теле ходуном ходили. Вдруг Рональд понял, что он… смеется! Это было уж чересчур! Рональд поднял меч — и тут же опустил его. Рыжие кудри, выбивавшиеся из-под шлема, подсказали наконец нашему герою, кто перед ним.
— Дюплесси! — воскликнул он.
— In corpore, — подтвердил тот. Рональд вспомнил привычку старого однокашника кичиться школьной латынью и рассмеялся.
— Года три не виделись! — подсчитал Рональд. Они спешились и обняли друг друга.
— А показалось, только вчера за одной партой сидели… Ехал, кстати, в Рим с намерением застать тебя там и предупредить, что к тебе спешит помощь! А застал вот здесь, в поле, совершенно случайно…
— Постой, постой! Помощь, ты говоришь?
— Скромный подарок Святой Церкви. Единственный человек, которого папа послал тебе на выручку, — Слепец. Мне сегодня рассказали о нем в монастыре св. Картезия, равно как и о твоей миссии. Чего ради я сюда и поспешил! — прибавил он со значением.
— А на что мне слепец? — удивился Рональд. — Церковь никого больше не нашла или просто пожалела людей? Как бы им не пришлось заплатить за эту неуместную скаредность нашествием нечистой силы!
— Это не простой слепец, — возразил Дюплесси. — Он видит то, что сокрыто от нас. Недаром же он все время ходит с фонарем!
— Кто его так? — поинтересовался Рональд.
— Да не под глазом! — захихикал Дюплесси. — С фонарем в руке. Фонарь этот светит одному ему, а мы его света увидеть не в силах. Но без фонаря он был бы совсем слепой, говорят. Он необычайно учен и искусный волшебник. Таких в Империи раз, два и обчелся. Одним словом, тебе повезло.
— Ну и где мне его искать? — поинтересовался Рональд.
— Он сам тебя найдет, — заверил его Дюплесси. — Наслаждайся жизнью, пока мертвяки еще на нее не покушаются.
И, помрачнев на секунду, стал развязывать переметную суму, извлекая оттуда ковригу хлеба.
— Черт, вот незадача: я бы с тобой поехал, конечно, но завтра в Риме турнир, и я его никак не могу пропустить. Девица Конверамур обещалась мне подарить свое сердечко, если я собью наземь этого бастарда Вольфганга…
Они сидели в тени дуба и ели нехитрую крестьянскую пищу.
Местные мужики угостили, — пояснил Дюплесси, запивая хлеб молоком. — И не хотели угощать, да пришлось. Я скаредности в людях не терплю, как известно. Таков мой modus vivendi: пей все, что льется, ешь все, что вкусно пахнет, дерись со всяким, кто представляется мерзким и отвратительным, и люби все, что движется. Я люблю все, что течет — так говорил, кажется, какой-то античный греховодник.
— А я своего модуса вивенди так и не понял, — вздохнул Рональд. — Можно, конечно, преисполниться пафоса и сказать, что я служу Отечеству, только это будет не совсем правда: я на этот путь подался из чистого любопытства — посмотреть, на что гожусь, да и поучиться многому у этого мира.
— Ты и школяром был меланхоличен и задумчив, — отметил Дюплесси, довольно крякая. — Хотя и живость в тебе некая тоже проглядывала. Да и сейчас проглядывает.
— Веселая была эпоха, — улыбнулся граф.
И, не сговариваясь, они затянули старую, еще школьных времен, песенку:
— У бога Марса две луны —
Но обе не нужны.
На кой они ему, когда
Живет он без жены?
Когда глаза его средь битв
Наполнены тоской,
Когда не ест он и не спит —
На кой они, на кой?
Ведь Марса бросила жена,
Прельстившись дураком.
Она с ним не напряжена,
Он тих и чтит закон.
Он пьет, болеет за «Спартак»,
А Красс ему не люб.
«Он жалок? Может быть, и так,
Зато не душегуб!»
С тех пор боится Марс всего,
Дрожит его рука —
И Фобос с Деймосом его
Ведут из кабака.
Снимает Деймос сапоги,
А Фобос, лицемер,
С улыбкой кроткой говорит:
«Пора смириться, сэр!
К чему нам женщины? Легко
Мы проживем без баб!
И ждет нас сладостный покой
И светлая борьба —
Пусть времени течет река,
Пусть будут дни легки!
Ведь настоящим мужикам
Нужны лишь мужики…»
И лыбится, иезуит,
Да рдеет, лицемер —
И хохот дьявольский стоит
Среди небесных сфер.
Рональд смотрел то влево, то вправо, стараясь разглядеть хоть какой-нибудь намек на боковую тропу. И вдруг увидел нечто такое, что подскочил в седле на целый фут, заставив Гантенбайна нервно заржать-залаять.
В ветвях дерева висел мальчик лет десяти, худенький, черненький, висел вниз головой, отставив в сторону левую ногу, что придавало ему сходство с буквой «У». Правую его ногу крепко держала петля, спускавшаяся откуда-то из кроны.
Мальчик смотрел на Рональда не моргая, без ярко выраженного страха или страдания. Однако заметно было, что он висит так уже не первый день и необычайно истощен.
— О подлые негодяи! — вскричал Рональд, хватаясь за меч. — кто посмел сотворить такое с ребенком!
И рванул меч из ножен, грозно оглядываясь вокруг. Но никого видно не было. Тут только Рональд заметил, что при виде его меча мальчик закрыл глаза.
— Не страшись, о отрок! — воскликнул Рональд. — Господь направил мои пути к твоему освобождению!
Он обхватил мальчика за туловище и рубанул по веревке. Та зазвенела струной и лопнула.
Мальчик был легкий, как перышко, с острыми ушами, слегка поросшими волосами, и большими темными серьезными глазами. Было в нем нечто, напомнившее графу Розалинду. Рональд осторожно посадил его на землю.
— Вы, наверное, из Вечного города? — спросил мальчик тоненьким голосом.
— Так и есть. Меня зовут сэр Рональд.
— Вы спасли мне жизнь, сэр Рональд.
— И это верно. Но позволь спросить тебя, отрок: зачем ты молчал, когда мог позвать меня на помощь? А если бы я проехал мимо, не заметив ничего дурного?
— В наших краях не принято звать на помощь, сэр, — ответствовал малыш.
— Что за обычай? — удивился Рональд. Однако ему все же случилось повидать немало различных народов и он вполне понимал, что традиции в разных местах могут быть и чудными, и дикими, и какими угодно. Движимый этнологическим любопытством, он спросил:
— У вас принято самим справляться с проблемами, не привлекая других членов общества?
— Нет, — ответил мальчик серьезно. — Просто, если бы меня увидел кто-нибудь из наших, меня бы убили.
— Почему? — изумился Рональд. — Разве у вас добивают попавших в беду?
— Да, — кивнул малыш. — Только мама бы меня спасла, окажись она здесь. Остальные бы убили.
— О злой, негуманный народ! — воскликнул Рональд. — Как же ты вообще отважился бродить по лесу один, если вокруг полно негодяев?
— Я был не один. Мы с папой пошли собирать грибы. Зашли в чащу, все было спокойно. Потом я нашел большой гриб, подошел, чтобы его срезать. Тут мою ногу захватила петля, и я оказался на дереве. Там была ловушка в траве, я не заметил. Как только я повис на ветке, из кустов выскочили Ксексы и убили моего папу.
— Кто выскочил? Какие кексы?
— Ксексы. Это наши соседи.
— Соседи? Что вы им такого сделали?
— Мы живем рядом, — сказал малыш и умолк, пристально глядя Рональду прямо в глаза.
Мальчик был утомлен и, наверное, напуган, хоть не подавал и виду. Конечно же, неправильным было продолжать расспросы. Рональд поднял его и посадил на лошадь, затем вскочил в седло и наказал мальчику держаться покрепче.
— Я отвезу тебя к маме? Как туда добраться?
— Поезжайте прямо и наткнетесь на боковую тропинку. По ней тоже прямо. Я вижу, вы весьма добрый, — как-то очень удовлетворенно, почти облизываясь, произнес спасенный.
— Наверное, так, малыш, — отвечал Рональд. — Как тебя зовут, кстати?
— Ихилок, — произнес мальчик и, закрыв глаза, приготовился свалиться с коня. Рональд хлопнул себя по лбу железной рукавицей, подхватил малыша и посадил перед собой. Тот лег коню на шею и сразу уснул.
Рональд пустил Гантенбайна вскачь, и через десять минут они выехали из лесу к развалинам диковинного города.
Величие — именно это слово приходило на ум при виде развалин. Разум помимо воли достраивал из одиноко стоящих стен высотой едва ли не в милю величественные дворцы, угадывал под зеленым дерном широкие улицы, населял пустынные кварталы прекрасными людьми в тогах, прогуливающимися средь колонн и статуй.
Вблизи вид оказался гораздо более печальный. Город был одноэтажным, внутренности бывших дворцов были застроены тесно стоящими избушками.
Рональд натянул поводья и въехал на поросший травой бульвар древнего города. Ихилок проснулся.
— Сверните сейчас направо. Наша избушка восьмая по счету, самая низенькая.
Улица была пустынной, да и весь город в целом — тоже. Рональду почему-то показалось, что жители просто сидят по домам и не вылазят на свет Божий, разве что по крайней нужде, о чем свидетельствовали разбросанные тут и там экскременты. Зажав нос, Рональд подъехал к указанному Ихилоком домику и, свесившись с коня, постучал в низенькую дверь.
Дверца открылась и тут же захлопнулась. Рональд мог бы поклясться, что видел в явившейся на секунду щелке глаз. Затем дверь распахнулась и выбежала женщина, толстая, как бочонок, и очень подвижная.
— Ихилок, что случилось? — спросила она неожиданно бесстрастным голосом. — Кто этот благородный рыцарь?
— Папу убили, — сказал мальчик, каплей смолы скатился по боку коня на землю и встал, держась за ногу животного.
— А, ясно, — ответила женщина невозмутимо. — Ксексы?
— Ага, — отвечал мальчик.
— Ну, я так и знала, конечно, — женщина застегнула верхнюю пуговицу и жестом пригласила Рональда в дом. Рьщарь спешился и, пригнувшись, чтобы не задеть головой о низкую притолоку, вошел в чистую комнату, обставлен ную вполне по-спартански, но со вкусом: каждого предмета было по одному — один стол, один стул, одна печь и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Берегите себя, — лукаво погрозила лапкой Розалинда, и Рональд почувствовал теплые волны, приливающие к сердцу. — Не переусердствуйте, а то мне придется умереть от грусти, одичать без вас и приняться в самом деле ловить мышек вместе с остальными кошками… мрррр… Помните, что сказано: пусть сами хоронят своих мертвецов…
Закончив этой бодрой цитатой, она разлеглась на земле и принялась умываться розовым язычком.
— Розалинда, я прикажу изобразить тебя на моем щите, дабы ты смогла отвести от меня беду! — воскликнул Рональд в совершеннейшем восхищении.
Киска встала на задние лапы и поцеловала его.
Гантенбайн был выведен конюхами государства специально по заказу отца Рональда и служил мальчику с самого детства. Он был помесью коня и собаки и внешность имел странную: тело его в основном было лошадиным (за исключением рыжего дворняжьего хвоста), а вот в морде определенно проглядывало нечто собачье; плюс ко всему, у него были не копыта, а все-таки лапы. Вместо подков они были обуты в специальные железные калоши с отдельно исполненными пальчиками.
Характер у него был ангельский, ум и нюх — необычайно острые. Самым большим его недостатком являлась привычка иногда оборачивать голову к сидевшему в седле хозяину и вылизывать ему лицо. Рональд терпеть этой привычки не мог, но побороть ее за те пятнадцать лет, что ездил на Гантенбайне, так и не сумел. Но что значила такая мелочь в сравнении со всеми достоинствами, которыми такой конь обладал!
Только Рональд вскочил на его спину и, похлопав его по морде, указал рукой направление, как Гантенбайн запрыгал в нужную сторону. Лес начинался у самого холма, на котором стояла башня Правителей. Правда, Рональда немного беспокоила мысль об имперских лучниках, засевших в чаще и готовых сразить любого, кто покажется им подозрительным. Но лучники руководствовались двумя принципами: палили по тем, кто движется не из дворца, а ко дворцу; уважали рыцарское достоинство и тратили стрелы исключительно на крестьян.
Однако само чувство, что за тобой столь пристально следят, очень смущало Рональда. А как же быть, если приспичит по нужде? Ведь никогда не будешь уверен, что именно в этот момент на тебя не натолкнется любопытный глаз! Поистине, я живу в самое непростое из всех времен, думал рыцарь, пригнувшись к седлу, пока Гантенбайн бежал рысью по полянам, прижимался к земле, ныряя под поваленными деревьями, перепрыгивая через пни. Утешало то, что конь мчался со скоростью ветра, и та часть леса, что охранялась лучниками, должна была вскоре закончиться.
Гантенбайн взлетел на пригорок, и перед Рональдом расстелилось поле, столь огромное, что его можно было принять за зеленое море. Лес оставался только позади да слева. Всмотревшись, Рональд различил на горизонте одинокий силуэт туманной прямоугольной башни.
— Сдавайся или погибнешь! — Из чащи вылетел рыцарь на кауром коне, грозно устремивший на Рональда копье.
Всего миг понадобился нашему герою, чтобы прийти в себя от неожиданности и выхватить из ножен меч.
Однако вместо того, чтобы напасть, рыцарь неожиданно остановил коня. Все его тело в мощных доспехах сотрясалось дрожью. Рональд стал всматриваться в его фигуру, не понимая, что за чародейство он затеял.
Рыцарь все трясся, доспехи на его могучем теле ходуном ходили. Вдруг Рональд понял, что он… смеется! Это было уж чересчур! Рональд поднял меч — и тут же опустил его. Рыжие кудри, выбивавшиеся из-под шлема, подсказали наконец нашему герою, кто перед ним.
— Дюплесси! — воскликнул он.
— In corpore, — подтвердил тот. Рональд вспомнил привычку старого однокашника кичиться школьной латынью и рассмеялся.
— Года три не виделись! — подсчитал Рональд. Они спешились и обняли друг друга.
— А показалось, только вчера за одной партой сидели… Ехал, кстати, в Рим с намерением застать тебя там и предупредить, что к тебе спешит помощь! А застал вот здесь, в поле, совершенно случайно…
— Постой, постой! Помощь, ты говоришь?
— Скромный подарок Святой Церкви. Единственный человек, которого папа послал тебе на выручку, — Слепец. Мне сегодня рассказали о нем в монастыре св. Картезия, равно как и о твоей миссии. Чего ради я сюда и поспешил! — прибавил он со значением.
— А на что мне слепец? — удивился Рональд. — Церковь никого больше не нашла или просто пожалела людей? Как бы им не пришлось заплатить за эту неуместную скаредность нашествием нечистой силы!
— Это не простой слепец, — возразил Дюплесси. — Он видит то, что сокрыто от нас. Недаром же он все время ходит с фонарем!
— Кто его так? — поинтересовался Рональд.
— Да не под глазом! — захихикал Дюплесси. — С фонарем в руке. Фонарь этот светит одному ему, а мы его света увидеть не в силах. Но без фонаря он был бы совсем слепой, говорят. Он необычайно учен и искусный волшебник. Таких в Империи раз, два и обчелся. Одним словом, тебе повезло.
— Ну и где мне его искать? — поинтересовался Рональд.
— Он сам тебя найдет, — заверил его Дюплесси. — Наслаждайся жизнью, пока мертвяки еще на нее не покушаются.
И, помрачнев на секунду, стал развязывать переметную суму, извлекая оттуда ковригу хлеба.
— Черт, вот незадача: я бы с тобой поехал, конечно, но завтра в Риме турнир, и я его никак не могу пропустить. Девица Конверамур обещалась мне подарить свое сердечко, если я собью наземь этого бастарда Вольфганга…
Они сидели в тени дуба и ели нехитрую крестьянскую пищу.
Местные мужики угостили, — пояснил Дюплесси, запивая хлеб молоком. — И не хотели угощать, да пришлось. Я скаредности в людях не терплю, как известно. Таков мой modus vivendi: пей все, что льется, ешь все, что вкусно пахнет, дерись со всяким, кто представляется мерзким и отвратительным, и люби все, что движется. Я люблю все, что течет — так говорил, кажется, какой-то античный греховодник.
— А я своего модуса вивенди так и не понял, — вздохнул Рональд. — Можно, конечно, преисполниться пафоса и сказать, что я служу Отечеству, только это будет не совсем правда: я на этот путь подался из чистого любопытства — посмотреть, на что гожусь, да и поучиться многому у этого мира.
— Ты и школяром был меланхоличен и задумчив, — отметил Дюплесси, довольно крякая. — Хотя и живость в тебе некая тоже проглядывала. Да и сейчас проглядывает.
— Веселая была эпоха, — улыбнулся граф.
И, не сговариваясь, они затянули старую, еще школьных времен, песенку:
— У бога Марса две луны —
Но обе не нужны.
На кой они ему, когда
Живет он без жены?
Когда глаза его средь битв
Наполнены тоской,
Когда не ест он и не спит —
На кой они, на кой?
Ведь Марса бросила жена,
Прельстившись дураком.
Она с ним не напряжена,
Он тих и чтит закон.
Он пьет, болеет за «Спартак»,
А Красс ему не люб.
«Он жалок? Может быть, и так,
Зато не душегуб!»
С тех пор боится Марс всего,
Дрожит его рука —
И Фобос с Деймосом его
Ведут из кабака.
Снимает Деймос сапоги,
А Фобос, лицемер,
С улыбкой кроткой говорит:
«Пора смириться, сэр!
К чему нам женщины? Легко
Мы проживем без баб!
И ждет нас сладостный покой
И светлая борьба —
Пусть времени течет река,
Пусть будут дни легки!
Ведь настоящим мужикам
Нужны лишь мужики…»
И лыбится, иезуит,
Да рдеет, лицемер —
И хохот дьявольский стоит
Среди небесных сфер.
Рональд смотрел то влево, то вправо, стараясь разглядеть хоть какой-нибудь намек на боковую тропу. И вдруг увидел нечто такое, что подскочил в седле на целый фут, заставив Гантенбайна нервно заржать-залаять.
В ветвях дерева висел мальчик лет десяти, худенький, черненький, висел вниз головой, отставив в сторону левую ногу, что придавало ему сходство с буквой «У». Правую его ногу крепко держала петля, спускавшаяся откуда-то из кроны.
Мальчик смотрел на Рональда не моргая, без ярко выраженного страха или страдания. Однако заметно было, что он висит так уже не первый день и необычайно истощен.
— О подлые негодяи! — вскричал Рональд, хватаясь за меч. — кто посмел сотворить такое с ребенком!
И рванул меч из ножен, грозно оглядываясь вокруг. Но никого видно не было. Тут только Рональд заметил, что при виде его меча мальчик закрыл глаза.
— Не страшись, о отрок! — воскликнул Рональд. — Господь направил мои пути к твоему освобождению!
Он обхватил мальчика за туловище и рубанул по веревке. Та зазвенела струной и лопнула.
Мальчик был легкий, как перышко, с острыми ушами, слегка поросшими волосами, и большими темными серьезными глазами. Было в нем нечто, напомнившее графу Розалинду. Рональд осторожно посадил его на землю.
— Вы, наверное, из Вечного города? — спросил мальчик тоненьким голосом.
— Так и есть. Меня зовут сэр Рональд.
— Вы спасли мне жизнь, сэр Рональд.
— И это верно. Но позволь спросить тебя, отрок: зачем ты молчал, когда мог позвать меня на помощь? А если бы я проехал мимо, не заметив ничего дурного?
— В наших краях не принято звать на помощь, сэр, — ответствовал малыш.
— Что за обычай? — удивился Рональд. Однако ему все же случилось повидать немало различных народов и он вполне понимал, что традиции в разных местах могут быть и чудными, и дикими, и какими угодно. Движимый этнологическим любопытством, он спросил:
— У вас принято самим справляться с проблемами, не привлекая других членов общества?
— Нет, — ответил мальчик серьезно. — Просто, если бы меня увидел кто-нибудь из наших, меня бы убили.
— Почему? — изумился Рональд. — Разве у вас добивают попавших в беду?
— Да, — кивнул малыш. — Только мама бы меня спасла, окажись она здесь. Остальные бы убили.
— О злой, негуманный народ! — воскликнул Рональд. — Как же ты вообще отважился бродить по лесу один, если вокруг полно негодяев?
— Я был не один. Мы с папой пошли собирать грибы. Зашли в чащу, все было спокойно. Потом я нашел большой гриб, подошел, чтобы его срезать. Тут мою ногу захватила петля, и я оказался на дереве. Там была ловушка в траве, я не заметил. Как только я повис на ветке, из кустов выскочили Ксексы и убили моего папу.
— Кто выскочил? Какие кексы?
— Ксексы. Это наши соседи.
— Соседи? Что вы им такого сделали?
— Мы живем рядом, — сказал малыш и умолк, пристально глядя Рональду прямо в глаза.
Мальчик был утомлен и, наверное, напуган, хоть не подавал и виду. Конечно же, неправильным было продолжать расспросы. Рональд поднял его и посадил на лошадь, затем вскочил в седло и наказал мальчику держаться покрепче.
— Я отвезу тебя к маме? Как туда добраться?
— Поезжайте прямо и наткнетесь на боковую тропинку. По ней тоже прямо. Я вижу, вы весьма добрый, — как-то очень удовлетворенно, почти облизываясь, произнес спасенный.
— Наверное, так, малыш, — отвечал Рональд. — Как тебя зовут, кстати?
— Ихилок, — произнес мальчик и, закрыв глаза, приготовился свалиться с коня. Рональд хлопнул себя по лбу железной рукавицей, подхватил малыша и посадил перед собой. Тот лег коню на шею и сразу уснул.
Рональд пустил Гантенбайна вскачь, и через десять минут они выехали из лесу к развалинам диковинного города.
Величие — именно это слово приходило на ум при виде развалин. Разум помимо воли достраивал из одиноко стоящих стен высотой едва ли не в милю величественные дворцы, угадывал под зеленым дерном широкие улицы, населял пустынные кварталы прекрасными людьми в тогах, прогуливающимися средь колонн и статуй.
Вблизи вид оказался гораздо более печальный. Город был одноэтажным, внутренности бывших дворцов были застроены тесно стоящими избушками.
Рональд натянул поводья и въехал на поросший травой бульвар древнего города. Ихилок проснулся.
— Сверните сейчас направо. Наша избушка восьмая по счету, самая низенькая.
Улица была пустынной, да и весь город в целом — тоже. Рональду почему-то показалось, что жители просто сидят по домам и не вылазят на свет Божий, разве что по крайней нужде, о чем свидетельствовали разбросанные тут и там экскременты. Зажав нос, Рональд подъехал к указанному Ихилоком домику и, свесившись с коня, постучал в низенькую дверь.
Дверца открылась и тут же захлопнулась. Рональд мог бы поклясться, что видел в явившейся на секунду щелке глаз. Затем дверь распахнулась и выбежала женщина, толстая, как бочонок, и очень подвижная.
— Ихилок, что случилось? — спросила она неожиданно бесстрастным голосом. — Кто этот благородный рыцарь?
— Папу убили, — сказал мальчик, каплей смолы скатился по боку коня на землю и встал, держась за ногу животного.
— А, ясно, — ответила женщина невозмутимо. — Ксексы?
— Ага, — отвечал мальчик.
— Ну, я так и знала, конечно, — женщина застегнула верхнюю пуговицу и жестом пригласила Рональда в дом. Рьщарь спешился и, пригнувшись, чтобы не задеть головой о низкую притолоку, вошел в чистую комнату, обставлен ную вполне по-спартански, но со вкусом: каждого предмета было по одному — один стол, один стул, одна печь и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52