– Надо было смотреть повнимательнее, – сказал Рендейж. – Тогда бы увидели и то, как он выходил. Обыщите собор, если желаете. Его здесь нет.
Мужчина сжал зубы.
– Ты укрывал преступника, отец Рендейж.
– Это был мой долг, заповеданный Четверыми…
– Твой долг был убить его! Или ты не читал Эдикта об Уничтожении? – Предводитель толпы наступал на Рендейжа. – Куда он пошел? Когда вернется?
– Он не вернется, – сказал священник. – И я не знаю, где он теперь.
Мужчина придвинулся почти вплотную. Толпа последовала за ним.
– Ложь!
– Я всегда говорю только правду.
– Ты лжешь! – Размахнувшись, он ударил Рендейжа по лицу. Старик отлетел назад и ударился спиной о кафедру.
– Вы в доме Четверых, – сказал он. – Здесь нет места насилию. Подумайте о своих душах. Или вы желаете вечно бродить по Пустым Землям за Лесом Элтерин? Ради своего же блага – оставьте меня в покое.
– Подумай лучше о своей душе, – отозвался мужчина. – Ты защищал грешника. А мы выполняем заветы Четверых. Мы должны выследить его – и убить.
– Это не сделает вас праведниками, – сказал Рендейж. Он едва слышал собственные слова и даже не вполне понимал, что именно говорит. Он знал лишь то, что толпа медленно, но неотвратимо надвигается на него. И внезапно им овладело странное спокойствие… «Смирение, – подумал Рендейж. – Смирение и покорность судьбе…»
Он подался назад. Толпа приблизилась к алтарю. В дальнем конце зала стояли трое стражей – Рендейж заметил их лишь теперь. Он задумался, не они ли собрали сюда весь этот народ. Во всяком случае, стражи ничего не предпринимали, чтобы остановить толпу. Они просто наблюдали…
Рендейж нахмурился.
Рядом с тремя рослыми стражами стояла четвертая фигура – пониже, в коричневых шерстяных одеждах с надвинутым капюшоном. Прищурившись, Рендейж попытался рассмотреть лицо но видел лишь подбородок и часть щеки. Кожа казалась бледной, почти бескровной – белой, как мрамор алтаря. Рендейж задумался, кто бы это мог быть. Очевидно, человек был тяжко болен: его бледность выдавала малокровие. Но для чего стражи привели его сюда? Полюбоваться на убийство священника? Кому это нужно? Зачем?..
Раздумья Рендейжа грубо прервали: толпа решительно двинулась вперед. Опустившись на колени, Рендейж забормотал молитву. Он слышал тяжелое дыхание людей и ощущал жар их тел. Кто-то ударил его по голове; Рендейж покачнулся и повалился на пол.
– Веди меня, Кадарис, – повторил он.
Глава пятнадцатая
Он обладал великим могуществом – как и любой из Пилигримов. Но магия его исходила не от бога-творца. Бледный пилигрим черпал ее из темного омута собственной души…
Баллас шел по Грантавену, таща на плече Элзефара. Нести его не составляло никакого труда. Переписчик был худ и весил не больше мешка с соломой. Следом двигался Краск, а замыкала шествие Эреш, державшая под мышкой костыли Элзефара. Они ныряли из сумрака в тень, из тени в сумрак, стараясь любой ценой избежать встречи со стражей. «Мы прячемся, как лисицы, – думал Баллас, – перебегаем от норы к норе, спасаясь от своры гончих…»
Они только-только свернули в очередной переулок, когда Баллас почувствовал присутствие стражей – почувствовал секундой раньше, чем они появились в поле зрения. Он шмыгнул в подворотню. Краск и Эреш, не успевшие спрятаться, остались посреди дороги.
– Что происходит? – прошипел Элзефар, который стражей видеть не мог.
– Заткнись, – тихо ответил Баллас. Присев, он свалил Элзефара с плеча на землю. Тот поморщился, однако смолчал.
Двое стражей остановились перед Краском и Эреш, преградив им дорогу.
– Вы кто? – спросил один из них. – Почему на улице в такое время?
– Горожане, просто горожане. – Краск развел руки в стороны, словно давая понять, что не вооружен и не опасен. – Мы… мы услышали новость – и вот…
– Говори толком, – велел стражник. – Какую еще новость?
– Ну как же, – пробормотал Краск. – Богоугодная охота наконец-то закончилась, и мы хотели самолично в этом убедиться. И даже принять участие – если можно и если еще не поздно. – Он бросил быстрый взгляд в сторону подворотни. На лице его было написано отчаяние. Краск не умел лгать и отчаянно трусил. – Преступника поймали в соборе, – закончил старик. – Мы слышали об этом и хотим видеть его смерть.
Стражник поднял брови.
– Что, правда?
Краск истово закивал. Страж, положив ладонь на рукоять меча, обернулся к своему товарищу.
– Я уж думал, его никогда не схватят. Я бы тоже с удовольствием глянул, как его будут убивать. – Он обернулся к Краску. – Недавно живете в городе, а? Акцент у вас не местный. Да и с ориентировкой проблемы.
– В каком смысле?
– Неправильно идете. Если хотите попасть к собору, вам нужно в обратную сторону.
Краск сделал удивленное лицо.
– Вы шутите.
– И не думаю. Собор в миле за вашими спинами.
Старик досадливо вздохнул.
– И так всегда! Всю жизнь мне не везет. Похоже, мы пропустим такое грандиозное событие – и все потому, что я ухитрился заблудиться.
– Поспешите, – сказал страж, – и может, поспеете на торжества. После казни преступника наверняка будет празднество. Вы и ваша… – Он вопросительно посмотрел на Эреш.
– Дочь, – сказал Краск.
– Прекрасно проведете время. – Страж попристальней глянул на Эреш. – Что это? – неожиданно спросил он, указывая на костыли. Выдернув их из рук девушки, страж посмотрел на Эреш еще раз, поднеся факел ближе к ее лицу. – Ба! Да я вас знаю! Ваши описания висят в каждой караулке. Вы сообщники того преступника. И в сговоре с убийцей-переписчиком. – Он тряхнул костылями и схватил Эреш за локоть. – Это ведь его добро, так? Ты совершила большую ошибку, женщина.
Эреш покосилась в сторону подворотни. Баллас уже вынимал кинжал.
– Кажется, это вы совершали ошибку, – заметила она. Шагнув вперед, Баллас ударил стражника кинжалом в грудь.
Тот захрипел. Кровь хлынула у него изо рта. Пока он падал, Баллас выдернул меч из его ножен. Второй страж тем временем тоже выхватил оружие. Подскочив к Балласу, он нанес сокрушающий удар. Достигни он цели – голова Балласа развалилась бы пополам. Подняв клинок, Баллас принял на него меч противника и отвел в сторону. Свободной рукой он ударил стража в лицо. Того шатнуло назад. Баллас повернул меч горизонтально и ударил стража в горло. Страж упал, не издав ни звука.
Баллас отшвырнул меч. Вернувшись в подворотню, он снова вскинул Элзефара на плечо.
– Впечатляет, – заметил тот. – Для человека твоих габаритов ты удивительно ловок и быстр. Мог бы стать танцором, не будь так уродлив.
– Где бордель? – спросил Баллас, перешагивая через труп стража.
Следуя указаниям Элзефара, они заспешили дальше. Снова и снова они прятались в тенях, едва заслышав шаги патрульных. Когда возбуждение боя закончилось, руки перестали трястись и мрачное удовлетворение померкло, Баллас ощутил ярость. Он злился не на Церковь Пилигримов и не на Благих Магистров – а на тех, кто им служил. А служили им, в свете Эдикта, все жители Друина. Едва ли нашелся бы здесь человек, который не желал Балласу смерти. Кто не прирезал бы его во сне – появись такая возможность. Кто не изыскивал возможности стать героем, уничтожив преступника. Люди по всей стране, подобные тем юнцам в архиве. Все они были сейчас его врагами, и Баллас презирал и ненавидел их. Разумеется, их примитивные желания были понятны и прозрачны: какой человек отверг бы славу и все, что она сулила? Кто отказался бы от участия в охоте, если награда столь велика? А вдобавок многие наверняка поверили, что убийце преступника будут прощены все грехи и уготовано теплое местечко в раю за Лесом Элтерин. Впрочем, даже если и так – Баллас испытывал к ним только ненависть. Эти люди желали обрести рай, но для Балласа это не имело никакого значения. Его бесило, что они спасут свои души за его счет…
В скором времени Баллас и его спутники добрались до борделя – уродливого двухэтажного здания из охряного кирпича. Окна были закрыты шторами, но в каждом горел красный фонарь. Над дверью висел знак: свеча, горящая алым пламенем. Баллас поставил Элзефара на землю, и Эреш передала ему костыли.
– Вход в канализацию, – сказал Элзефар, – разумеется, ниже уровня земли. В подвале, возможно…
– Ужасно, – заметил Краск. – Что, если там… спальня, скажем? Может выйти очень неловко. Кому понравится, если ему помешают в… э… таком деле?
Баллас покосился на Краска и вошел в бордель. Он увидел длинный вестибюль с голым полом и стенами. По обеим сторонам тянулись ряды дверей. Все они были закрыты. Со всех сторон доносились звуки соития – тяжелое дыхание мужчин и женские стоны. Шлюхи хорошо умеют притворяться, подумалось Балласу. Они будут сладострастно стонать, даже если любовник – полный ноль. Это входит в оплату…
Он окинул взглядом коридор и увидел в торце лестницу, уводившую вниз. Баллас начал бесшумно спускаться по ступеням. Эреш и Краск последовали за ним. Элзефар ковылял последним. Для него это было нелегким испытанием.
Ступени заканчивались перед дверью. Из-за нее не доносилось никаких звуков, но комната не пустовала. Из щели под дверью пробивался свет и струился запах горящей масляной лампы. Баллас решительно вошел внутрь. Комната оказалась невелика. Ее пол был покрыт красными ковриками. Алые, желтые и зеленые разводы украшали стены – странное переплетение изогнутых линий, завитков и загогулин. Тот же узор виднелся и на потолке. На полу сидели и лежали с полдюжины мужчин. Баллас машинально потянулся за кинжалом, но тут же замер. Он понял, что эти люди не замечают его. Их глаза были пусты, взгляды бессмысленны. Неизвестно, что уж они видели сейчас мысленным взором, но явно не окружающую действительность. Худощавый юноша уставился на коврик. Это был простой красный половичок, но юноша смотрел на него во все глаза, словно там происходят невесть какие чудеса. Он мечтательно улыбался, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Другой мужчина пялился на сорочье перо. Склонив голову набок, он, казалось, любовался сине-зеленым металлическим отливом его поверхности. Занятие поглощало его без остатка.
Баллас обвел взглядом комнату. Все присутствующие пребывали в той же странной прострации. Кто-то смотрел в потолок. Кто-то разглядывал стену, изукрашенную причудливыми узорами. Кто-то зачарованно взирал на собственную руку. В центре комнаты стояла деревянная коробка. В ней лежал коричневый щетинистый клубок, похожий на корень какого-то растения.
– Корень видений, – пробормотал Краск за спиной Балласа.
Эреш подошла ближе.
– Я слышала о нем, – сказала она. – Он запрещен, верно? Церковь считает его проклятым. За такие вещи можно угодить на Дуб Кары. Говорят, он вызывает галлюцинации…
– Отнюдь не галлюцинации, – раздался вдруг чей-то голос. Старик, сидевший на полу, заморгал, словно только что проснулся, и потер глаза кулаками. Он был лыс – лишь за ушами сохранилось несколько прядей седых волос. Лицо украшали роскошные длинные снежно-белые усы. Он был невысок, круглолиц, морщинист и казался невероятно старым, однако же сидел на полу, скрестив ноги, и эта неудобная поза, по-видимому, не доставляла ему дискомфорта.
– Мы обретаем мудрость и прозрение… – продолжал старик. – Знание природы вещей, постижение бесконечности, тайну тайн, кою невозможно понять рассудком… В прежние времена такое знание давалось лишь ценой кровавых жертвоприношений и поклонения темным силам. Теперь же мы восприняли восточные практики. – Он кивнул на коробку. – Не обязательно расчленять людей, чтобы стать мудрее. Прогресс, верно ведь? Человек должен глянуть дальше своего носа, если желает двигаться вперед, к совершенству…
Он сплел пальцы на животе.
– Мы все ищем здесь знаний. Кто-то растрачивает себя на пустое… – Старик кивнул на мужчину с сорочьим пером. – Тщета… Но иным знание позволяет идти выше и дальше… Горсть корня видений… Мне не нравится это название. Я предпочитаю его восточное наименование – «гакрия»… Так вот: горсточка гакрии позволяет в единый миг постичь больше, чем можно узнать за всю человеческую жизнь…
Нагнувшись, старик взял из коробки шепотку корня.
– Содержатель борделя приносит его нам. Этот – самый мощный из всех, что я пробовал. Вот такой малости достаточно, чтобы раскрыть самые глубокие секреты вселенной. Я слышу музыку сфер и небесное дыхание Четверых… Иногда, когда я жую гакрию, мне видятся смуглые руки жителя Востока, вырастившие ее. Потом я вижу и обладателя этих рук, его мысли становятся моими собственными. У него нет от меня секретов. Его любви и ненависти, восторги и беды – все на поверхности. Они сверкают, как золотые звезды на черных телесах небосвода. Вкусив гакрии, человек переносится за пределы времени. Однажды я вошел в эту комнату летом, а вышел осенью. И казалось – прошли только секунды… Нет в мире ничего чудеснее нет. И как я понимаю, именно поэтому вы здесь. Вы пришли, чтобы познать неведомое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59