Краск осекся на полуслове и покосился на него.
– Но все же хорошо, что у нас есть лошади, – снова начал он. – Все лучше, чем идти пешком. Дня через два мы будет в Грантавене. Тогда… тогда мы распрощаемся, верно? Мы с Эреш пойдем своей дорогой. А ты – куда хочешь.
Баллас смотрел на него тяжелым взглядом.
– Ведь мы договорились? – Краск нервно облизнул губы. – Мы выполним свою часть договора, а ты свою.
Несколько секунд Баллас молчал.
– Какой же ты отвратный попутчик, Краск, – сказал он наконец. – Твоя трескотня меня раздражает. Когда ты окажешься за пределами слышимости, я вздохну с облегчением… Но как бы ты ни был назойлив, твоя дочь – много хуже. Когда вы исчезнете из моей жизни, я уж точно не заплачу. Наши пути разойдутся, будь уверен.
– Ну что ж, – хмыкнул Краск, – стало быть, расстанемся без сожалений.
– Без малейших, – подтвердил Баллас и перевел взгляд на Эреш. Ее лицо было бледным и напряженным – будто бы в словах Балласа ей почудилась угроза.
Баллас улыбнулся.
– Без малейших, – повторил он.
Глава двенадцатая
…но явился к ним пятый пилигрим. И был он странен, и удивились Пилигримы, однако приняли его, ибо верили, что он – с ними заодно и устремления его таковы же…
Молчаливое, небогатое событиями путешествие заняло два дня. Путники въехали в город Грантавен – скопление деревянных домов и грязных улиц. Он отличался от Кельтримина лишь размерами: Грантавен был большим городом.
Когда путники миновали ворота, Эреш спрыгнула с лошади.
– Нет, – твердо сказал Баллас.
– Что? – спросила девушка, удивленно глянув на него снизу вверх.
– Оставайся в седле.
– Мне надоело сидеть на лошади, – возразила Эреш. – Я хочу размять ноги, и…
– Полезай в долбаное седло, – проворчал Баллас. Девушка медлила.
– В седло! – рявкнул Баллас.
– Давай-давай, девочка, садись на лошадь, – суетливо проговорил Краск, бросая опасливый взгляд на Балласа. – Раз он говорит, значит, так надо. Он не меньше нашего заинтересован в успехе предприятия, верно? Так что не будем ссориться…
Эреш повиновалась, однако сказала:
– Не понимаю почему…
– По двум причинам, – нелюбезно сообщил Баллас. – Во-первых, мне лучше сидеть верхом. Как ты думаешь, кого ищет стража? Церковь разнесла по всему Друину описание моего лица и фигуры. А рост у меня необычный. Когда я сижу на лошади, это не так заметно. Стало быть, я должен оставаться в седле. А теперь представь, как странно выглядит компания, в которой один едет на лошади, а другой идет пешком. Мы привлечем внимание.
– А во-вторых? – спросил Эреш.
– Кто обращает внимание на всадника? – отозвался Баллас. – Кто смотрит ему в лицо? Да никто. Любой пешеход видит только лошадь.
Они медленно ехали по Грантавену. Народу на улицах было немного, и все же Баллас оставался настороже. В самом деле – прохожие почти не смотрели на всадников. Но даже и одного взгляда – достаточно внимательного и подозрительного – хватило бы с лихвой. Баллас чувствовал непреодолимое желание оглянуться по сторонам, дабы удостовериться, что никто не смотрит на него с повышенным вниманием. Однако он одергивал себя, опасаясь встретиться глазами с кем-нибудь из прохожих: человек мог запомнить незнакомца. Нахмурившись, Баллас уставился на конскую гриву.
– Краск, где живет этот переписчик? – негромко спросил он.
– Если он вообще здесь живет, – начал Краск. – Я же сказал: прошло много лет…
– Где?
– В восточной части города, – вздохнул Краск. – Говорят, у него был здесь роскошный дом. Котельная в подвале, ванна, личная конюшня… и стекла. В Грантавене окна, как правило, закрываются ставнями, но у Джонаса Элзефара были стекла. Для большинства людей это просто предмет роскоши, и мало кто может позволить себе подобное излишество. Для Элзефара они были необходимостью. Говорят, он предпочитал работать при естественном освещении. Не выносил свечей, считал, что они слишком тусклые. Он очень заботился о своих глазах.
Через полчаса маленькая компания добралась до восточной оконечности города. Дома здесь были выстроены в основном из дерева, хотя среди них попадались и каменные – со стеклянными окнами. Но лишь в одном дворе Баллас увидел конюшню. Он спешился и знаком велел спутникам последовать его примеру.
– Без глупостей, – коротко сказал он Краску. Краск озадаченно заморгал.
– Не болтай лишнего, – предупредил Баллас. – Не вздумай рассказывать о драке на болоте, о том, что мы – беглецы, о том, что убили стражей. Скажи, что ты до сих пор торгуешь запретными текстами и тебе нужна помощь.
– А как мне представить тебя?
– Никак, – сказал Баллас, пожимая плечами.
Он постучался. После некоторой паузы дверь приоткрылась. На пороге стояла женщина средних лет. Светлые волосы она собрала в строгий узел на затылке, однако губы были подкрашены красной помадой, щеки нарумянены, а на пальцах сверкали два золотых кольца с вульгарно-большими камнями. Женщина неприязненно оглядела гостей.
– Чего надо? – Говорила она не как горожанка, а как деревенская.
Баллас внезапно понял. Строгая прическа – и яркий грим, более подходящий шлюхе, крестьянский выговор – и дорогие, но нелепые кольца. Все говорило о том, что женщина родилась в нищете и лишь недавно обрела достаток. «Кто она? – думал Баллас. – Жена?»
Он надеялся, что нет. Женщина производила впечатление стервы. Такие склонны контролировать каждый шаг мужа, не давая ему вздохнуть. От нее жди неприятностей. Вряд ли она захочет, чтобы мастер Элзефар им помогал.
– Ну? – сказала женщина, не дождавшись ответа на свой вопрос.
Краск слегка поклонился.
– Прошу прощения за беспокойство. Мы разыскиваем Джонаса Элзефара.
– Джонас Элзефар? – Женщина нахмурилась. – Не знаю такого. И уж точно он здесь не живет. Вы ошиблись домом.
Дверь начала закрываться. Баллас сунул ногу в щель. Женщина возмущенно уставилась на него.
– Мы проделали долгий путь, – угрюмо сказал Баллас, – помогите нам.
– Вы что, не слышали? Этот человек… этот Элзефар – здесь не живет.
Баллас поднял глаза.
– Но он здесь жил?
– Я… – начала женщина.
– Он жил здесь когда-нибудь? – настаивал Баллас. Женщина нехотя кивнула.
– Он отвратительный, злой человек. И наверняка большой грешник. Калека – а воображает о себе невесть что. Заносчивый, самодовольный. Сам едва мог подняться по лестнице, а уж гонору – на трех здоровых хватило бы. Самовлюбленный мерзавец… – Она покачала головой. – Я не хочу о нем говорить. Поминать калеку – навлечь беду на свою голову.
– Так где он теперь живет? – спросил Баллас. Женщина злорадно улыбнулась.
– В доме при копировальной конторе, на улице Пивоварен. Жуткое место. В самый раз для него…
Получив указания, они разыскали улицу Пивоварен. Копировальная контора оказалась длинным одноэтажным строением, растянувшимся на пол-улицы. Выстроенная из черного кирпича, с узкими стрельчатыми окнами, она немного напоминала церковь. На двускатной черепичной крыше поблескивала изморозь. Над дверью висел жестяной знак: перо на фоне пергамента.
Оконные стекла были чистыми и прозрачными. Сквозь них Баллас увидел деревянные столы и сидящих за ними многочисленных писцов.
– Что будем делать? – задумчиво сказал Краск.
– Как это что? – мрачно переспросил Баллас.
– А ты собираешься просто взять и войти? – Краск глянул в окно. – Посмотри, сколько там народу. Кто-нибудь непременно тебя запомнит.
Краск был прав. Баллас почесал в затылке.
– Иди туда, – наконец сказал он, – и вызови мастера Элзефара. Наври ему что-нибудь…
– Что, например?
– Уж придумай, – буркнул Баллас.
Старик исчез за дверью. С безопасного расстояния Баллас наблюдал за ним через окно. Едва Краск вошел, все писцы тут же подняли головы. Краск что-то сказал, потом пересек комнату и исчез из поля зрения Балласа.
– Лучше бы твоему отцу не наделать ошибок, – пробормотал Баллас, глядя на Эреш. – Для своего блага – и твоего тоже.
Девушка покачала головой.
– Ты отвратителен, – сказала он.
– Три дня назад ты пыталась убить меня. Я нахожу это отвратительным. Счастье еще, что ты неуклюжа: твои шаги меня разбудили. – Баллас помолчал, смерив девушку взглядом. – И твое благоухание. Ты не мылась несколько дней – и все же от тебя хорошо пахнет. Могу поспорить, ты никогда не пользовалась духами. Тебе незачем. – Он снова вернулся взглядом к окну. – Скажи мне: отвратительно ли то, что я тебя не убил?
Эреш чуть заметно усмехнулась.
– Вряд ли ты оставил меня в живых по доброте душевной, – спокойно сказала она. – Раз ты меня отпустил – значит у тебя были на то причины. Да, теперь-то я понимаю. Если бы ты убил меня, отец не стал бы тебе помогать. Пока я жива, ты можешь держать его на коротком поводке. Он сделает все, чтобы спасти меня. – Девушка горько рассмеялась. – Ты глупый человек, Анхага Баллас. Ты не можешь понять, что такое верность, и надеешься только на угрозы.
– Верность – зыбкая штука, – хмыкнул Баллас. – Страх куда надежнее.
– И переписчика ты тоже запугаешь?
– Если понадобится, – кивнул Баллас.
– А что, если у Элзефара нет родных, которыми его можно шантажировать?
Баллас не ответил, потому что Краск снова появился в поле зрения. Следом за ним шел невысокий седовласый мужчина с мрачным и энергичным лицом. Он двигался медленно и неуклюже, помогая себе деревянными костылями. Опираясь на них, выбрасывал ноги вперед и снова переставлял костыли. Ноги же, как заметил Баллас, были связаны в лодыжках – видно, для большей устойчивости.
Баллас понаблюдал, как Элзефар продвигается к двери.
– Дети? Родственники? – сказал он, покачивая головой. – Нет. Достаточно выбить у него костыль. Или просто толкнуть…
Дверь открылась. Показался Краск. Следом за ним вышел переписчик.
Джонас Элзефар оглядел гостей мрачным взглядом темно-зеленых глаз. На лице его застыло брезгливое выражение, словно окружающий мир не вызывает у него иных чувств, кроме гадливости. У него был широкий тонкогубый рот, на твердом подбородке блестела седая щетина. Закатанные до локтей рукава обнажали худые руки, оплетенные веревками вен. На пальцах виднелись темные пятна чернил.
Элзефар переводил взгляд с Эреш на Балласа (последнего он осмотрел особенно пристально). Потом кивнул на Краска.
– Этот человек сказал, что у вас для меня работа. Неофициальная. И вы не хотите оформлять легальный заказ, а предпочитаете, чтобы я взял ее на себя – частным, так сказать, порядком. – Элзефар чуть склонил голову набок, задумчиво созерцая Балласа. – Я лучший копировщик Друина. Я делаю эту работу быстрее и лучше всех. С рассвета до заката я работаю здесь. – Он ткнул большим пальцем себе за спину, указывая на контору. – Делаю копии всевозможных документов. Научные трактаты, судебные протоколы, тексты молитв, чертежи зданий – я способен в точности воспроизвести все, что только возможно изобразить на листе пергамента. Я могу подделать любой документ так, что он будет не хуже оригинала, а еще и получше. И потому я не продаю свои таланты задешево. А иногда не продаю вообще. Мое начальство запрещает брать работу на стороне. Так что если вам нужно что-то скопировать – договаривайтесь с хозяевами.
Элзефар замолчал и сплюнул себе под ноги. Баллас чуть приподнял брови.
– Ты переписываешь молитвы?
– Да. – Элзефар равнодушно пожал плечами. – И их, и прочие религиозные тексты. Гимны, работы теологов, сборники псалмов…
– Выходит, ты работаешь на Церковь? – спросил Баллас. Элзефар прищурился.
– На Церковь?.. Я работаю на своих хозяев. А они – на всех, кто платит. Церковникам часто потребны наши услуги. Она для нас – как клиент для шлюхи. Делаешь все, что потребно, и получаешь деньги.
– И не обидно? Быть шлюхой для Церкви, которая желала тебе смерти?
Переписчик вскинул брови.
– С этого места поподробнее, пожалуйста. Баллас повернулся к Краску.
– Ты рассказал ему?
– Нет, – отозвался Краск. – В доме было слишком много лишних ушей.
– Ты переписывал запретные тексты, – сказал Баллас Элзефару. – А этот человек их продавал.
– Мы никогда не встречались. – Краск опустил глаза. – Но это ведь обычная практика, верно? Было безопаснее ничего не знать друг о друге. Несколько минут Элзефар задумчиво созерцал Краска – точно какое-то редкое насекомое. Потом спросил:
– Ты знал Кейпела Бека?
– Нет, – сказал Краск. – Я работал с Алдрасом Кагрилем.
– Кагриль… Кагриль… – пробормотал Элзефар. – Да, помню Кагриля. Но его схватили, верно?
– Схватили и повесили.
– А тебя, стало быть, нет? Краск вздохнул.
– По счастливой случайности. При аресте у меня нашли только поддельные тексты. Церковники смилостивились, и казнь заменили заключением. Я провел в тюрьме двадцать лет… – Он опасливо покосился на Балласа, но тот молчал.
– Повезло, – усмехнулся переписчик. – Многие отправились на виселицу. Или в клетку. А некоторые – и на Дуб Кары.
– Ужасные были времена…
– Но этот ужас мы выбрали для себя сами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Но все же хорошо, что у нас есть лошади, – снова начал он. – Все лучше, чем идти пешком. Дня через два мы будет в Грантавене. Тогда… тогда мы распрощаемся, верно? Мы с Эреш пойдем своей дорогой. А ты – куда хочешь.
Баллас смотрел на него тяжелым взглядом.
– Ведь мы договорились? – Краск нервно облизнул губы. – Мы выполним свою часть договора, а ты свою.
Несколько секунд Баллас молчал.
– Какой же ты отвратный попутчик, Краск, – сказал он наконец. – Твоя трескотня меня раздражает. Когда ты окажешься за пределами слышимости, я вздохну с облегчением… Но как бы ты ни был назойлив, твоя дочь – много хуже. Когда вы исчезнете из моей жизни, я уж точно не заплачу. Наши пути разойдутся, будь уверен.
– Ну что ж, – хмыкнул Краск, – стало быть, расстанемся без сожалений.
– Без малейших, – подтвердил Баллас и перевел взгляд на Эреш. Ее лицо было бледным и напряженным – будто бы в словах Балласа ей почудилась угроза.
Баллас улыбнулся.
– Без малейших, – повторил он.
Глава двенадцатая
…но явился к ним пятый пилигрим. И был он странен, и удивились Пилигримы, однако приняли его, ибо верили, что он – с ними заодно и устремления его таковы же…
Молчаливое, небогатое событиями путешествие заняло два дня. Путники въехали в город Грантавен – скопление деревянных домов и грязных улиц. Он отличался от Кельтримина лишь размерами: Грантавен был большим городом.
Когда путники миновали ворота, Эреш спрыгнула с лошади.
– Нет, – твердо сказал Баллас.
– Что? – спросила девушка, удивленно глянув на него снизу вверх.
– Оставайся в седле.
– Мне надоело сидеть на лошади, – возразила Эреш. – Я хочу размять ноги, и…
– Полезай в долбаное седло, – проворчал Баллас. Девушка медлила.
– В седло! – рявкнул Баллас.
– Давай-давай, девочка, садись на лошадь, – суетливо проговорил Краск, бросая опасливый взгляд на Балласа. – Раз он говорит, значит, так надо. Он не меньше нашего заинтересован в успехе предприятия, верно? Так что не будем ссориться…
Эреш повиновалась, однако сказала:
– Не понимаю почему…
– По двум причинам, – нелюбезно сообщил Баллас. – Во-первых, мне лучше сидеть верхом. Как ты думаешь, кого ищет стража? Церковь разнесла по всему Друину описание моего лица и фигуры. А рост у меня необычный. Когда я сижу на лошади, это не так заметно. Стало быть, я должен оставаться в седле. А теперь представь, как странно выглядит компания, в которой один едет на лошади, а другой идет пешком. Мы привлечем внимание.
– А во-вторых? – спросил Эреш.
– Кто обращает внимание на всадника? – отозвался Баллас. – Кто смотрит ему в лицо? Да никто. Любой пешеход видит только лошадь.
Они медленно ехали по Грантавену. Народу на улицах было немного, и все же Баллас оставался настороже. В самом деле – прохожие почти не смотрели на всадников. Но даже и одного взгляда – достаточно внимательного и подозрительного – хватило бы с лихвой. Баллас чувствовал непреодолимое желание оглянуться по сторонам, дабы удостовериться, что никто не смотрит на него с повышенным вниманием. Однако он одергивал себя, опасаясь встретиться глазами с кем-нибудь из прохожих: человек мог запомнить незнакомца. Нахмурившись, Баллас уставился на конскую гриву.
– Краск, где живет этот переписчик? – негромко спросил он.
– Если он вообще здесь живет, – начал Краск. – Я же сказал: прошло много лет…
– Где?
– В восточной части города, – вздохнул Краск. – Говорят, у него был здесь роскошный дом. Котельная в подвале, ванна, личная конюшня… и стекла. В Грантавене окна, как правило, закрываются ставнями, но у Джонаса Элзефара были стекла. Для большинства людей это просто предмет роскоши, и мало кто может позволить себе подобное излишество. Для Элзефара они были необходимостью. Говорят, он предпочитал работать при естественном освещении. Не выносил свечей, считал, что они слишком тусклые. Он очень заботился о своих глазах.
Через полчаса маленькая компания добралась до восточной оконечности города. Дома здесь были выстроены в основном из дерева, хотя среди них попадались и каменные – со стеклянными окнами. Но лишь в одном дворе Баллас увидел конюшню. Он спешился и знаком велел спутникам последовать его примеру.
– Без глупостей, – коротко сказал он Краску. Краск озадаченно заморгал.
– Не болтай лишнего, – предупредил Баллас. – Не вздумай рассказывать о драке на болоте, о том, что мы – беглецы, о том, что убили стражей. Скажи, что ты до сих пор торгуешь запретными текстами и тебе нужна помощь.
– А как мне представить тебя?
– Никак, – сказал Баллас, пожимая плечами.
Он постучался. После некоторой паузы дверь приоткрылась. На пороге стояла женщина средних лет. Светлые волосы она собрала в строгий узел на затылке, однако губы были подкрашены красной помадой, щеки нарумянены, а на пальцах сверкали два золотых кольца с вульгарно-большими камнями. Женщина неприязненно оглядела гостей.
– Чего надо? – Говорила она не как горожанка, а как деревенская.
Баллас внезапно понял. Строгая прическа – и яркий грим, более подходящий шлюхе, крестьянский выговор – и дорогие, но нелепые кольца. Все говорило о том, что женщина родилась в нищете и лишь недавно обрела достаток. «Кто она? – думал Баллас. – Жена?»
Он надеялся, что нет. Женщина производила впечатление стервы. Такие склонны контролировать каждый шаг мужа, не давая ему вздохнуть. От нее жди неприятностей. Вряд ли она захочет, чтобы мастер Элзефар им помогал.
– Ну? – сказала женщина, не дождавшись ответа на свой вопрос.
Краск слегка поклонился.
– Прошу прощения за беспокойство. Мы разыскиваем Джонаса Элзефара.
– Джонас Элзефар? – Женщина нахмурилась. – Не знаю такого. И уж точно он здесь не живет. Вы ошиблись домом.
Дверь начала закрываться. Баллас сунул ногу в щель. Женщина возмущенно уставилась на него.
– Мы проделали долгий путь, – угрюмо сказал Баллас, – помогите нам.
– Вы что, не слышали? Этот человек… этот Элзефар – здесь не живет.
Баллас поднял глаза.
– Но он здесь жил?
– Я… – начала женщина.
– Он жил здесь когда-нибудь? – настаивал Баллас. Женщина нехотя кивнула.
– Он отвратительный, злой человек. И наверняка большой грешник. Калека – а воображает о себе невесть что. Заносчивый, самодовольный. Сам едва мог подняться по лестнице, а уж гонору – на трех здоровых хватило бы. Самовлюбленный мерзавец… – Она покачала головой. – Я не хочу о нем говорить. Поминать калеку – навлечь беду на свою голову.
– Так где он теперь живет? – спросил Баллас. Женщина злорадно улыбнулась.
– В доме при копировальной конторе, на улице Пивоварен. Жуткое место. В самый раз для него…
Получив указания, они разыскали улицу Пивоварен. Копировальная контора оказалась длинным одноэтажным строением, растянувшимся на пол-улицы. Выстроенная из черного кирпича, с узкими стрельчатыми окнами, она немного напоминала церковь. На двускатной черепичной крыше поблескивала изморозь. Над дверью висел жестяной знак: перо на фоне пергамента.
Оконные стекла были чистыми и прозрачными. Сквозь них Баллас увидел деревянные столы и сидящих за ними многочисленных писцов.
– Что будем делать? – задумчиво сказал Краск.
– Как это что? – мрачно переспросил Баллас.
– А ты собираешься просто взять и войти? – Краск глянул в окно. – Посмотри, сколько там народу. Кто-нибудь непременно тебя запомнит.
Краск был прав. Баллас почесал в затылке.
– Иди туда, – наконец сказал он, – и вызови мастера Элзефара. Наври ему что-нибудь…
– Что, например?
– Уж придумай, – буркнул Баллас.
Старик исчез за дверью. С безопасного расстояния Баллас наблюдал за ним через окно. Едва Краск вошел, все писцы тут же подняли головы. Краск что-то сказал, потом пересек комнату и исчез из поля зрения Балласа.
– Лучше бы твоему отцу не наделать ошибок, – пробормотал Баллас, глядя на Эреш. – Для своего блага – и твоего тоже.
Девушка покачала головой.
– Ты отвратителен, – сказала он.
– Три дня назад ты пыталась убить меня. Я нахожу это отвратительным. Счастье еще, что ты неуклюжа: твои шаги меня разбудили. – Баллас помолчал, смерив девушку взглядом. – И твое благоухание. Ты не мылась несколько дней – и все же от тебя хорошо пахнет. Могу поспорить, ты никогда не пользовалась духами. Тебе незачем. – Он снова вернулся взглядом к окну. – Скажи мне: отвратительно ли то, что я тебя не убил?
Эреш чуть заметно усмехнулась.
– Вряд ли ты оставил меня в живых по доброте душевной, – спокойно сказала она. – Раз ты меня отпустил – значит у тебя были на то причины. Да, теперь-то я понимаю. Если бы ты убил меня, отец не стал бы тебе помогать. Пока я жива, ты можешь держать его на коротком поводке. Он сделает все, чтобы спасти меня. – Девушка горько рассмеялась. – Ты глупый человек, Анхага Баллас. Ты не можешь понять, что такое верность, и надеешься только на угрозы.
– Верность – зыбкая штука, – хмыкнул Баллас. – Страх куда надежнее.
– И переписчика ты тоже запугаешь?
– Если понадобится, – кивнул Баллас.
– А что, если у Элзефара нет родных, которыми его можно шантажировать?
Баллас не ответил, потому что Краск снова появился в поле зрения. Следом за ним шел невысокий седовласый мужчина с мрачным и энергичным лицом. Он двигался медленно и неуклюже, помогая себе деревянными костылями. Опираясь на них, выбрасывал ноги вперед и снова переставлял костыли. Ноги же, как заметил Баллас, были связаны в лодыжках – видно, для большей устойчивости.
Баллас понаблюдал, как Элзефар продвигается к двери.
– Дети? Родственники? – сказал он, покачивая головой. – Нет. Достаточно выбить у него костыль. Или просто толкнуть…
Дверь открылась. Показался Краск. Следом за ним вышел переписчик.
Джонас Элзефар оглядел гостей мрачным взглядом темно-зеленых глаз. На лице его застыло брезгливое выражение, словно окружающий мир не вызывает у него иных чувств, кроме гадливости. У него был широкий тонкогубый рот, на твердом подбородке блестела седая щетина. Закатанные до локтей рукава обнажали худые руки, оплетенные веревками вен. На пальцах виднелись темные пятна чернил.
Элзефар переводил взгляд с Эреш на Балласа (последнего он осмотрел особенно пристально). Потом кивнул на Краска.
– Этот человек сказал, что у вас для меня работа. Неофициальная. И вы не хотите оформлять легальный заказ, а предпочитаете, чтобы я взял ее на себя – частным, так сказать, порядком. – Элзефар чуть склонил голову набок, задумчиво созерцая Балласа. – Я лучший копировщик Друина. Я делаю эту работу быстрее и лучше всех. С рассвета до заката я работаю здесь. – Он ткнул большим пальцем себе за спину, указывая на контору. – Делаю копии всевозможных документов. Научные трактаты, судебные протоколы, тексты молитв, чертежи зданий – я способен в точности воспроизвести все, что только возможно изобразить на листе пергамента. Я могу подделать любой документ так, что он будет не хуже оригинала, а еще и получше. И потому я не продаю свои таланты задешево. А иногда не продаю вообще. Мое начальство запрещает брать работу на стороне. Так что если вам нужно что-то скопировать – договаривайтесь с хозяевами.
Элзефар замолчал и сплюнул себе под ноги. Баллас чуть приподнял брови.
– Ты переписываешь молитвы?
– Да. – Элзефар равнодушно пожал плечами. – И их, и прочие религиозные тексты. Гимны, работы теологов, сборники псалмов…
– Выходит, ты работаешь на Церковь? – спросил Баллас. Элзефар прищурился.
– На Церковь?.. Я работаю на своих хозяев. А они – на всех, кто платит. Церковникам часто потребны наши услуги. Она для нас – как клиент для шлюхи. Делаешь все, что потребно, и получаешь деньги.
– И не обидно? Быть шлюхой для Церкви, которая желала тебе смерти?
Переписчик вскинул брови.
– С этого места поподробнее, пожалуйста. Баллас повернулся к Краску.
– Ты рассказал ему?
– Нет, – отозвался Краск. – В доме было слишком много лишних ушей.
– Ты переписывал запретные тексты, – сказал Баллас Элзефару. – А этот человек их продавал.
– Мы никогда не встречались. – Краск опустил глаза. – Но это ведь обычная практика, верно? Было безопаснее ничего не знать друг о друге. Несколько минут Элзефар задумчиво созерцал Краска – точно какое-то редкое насекомое. Потом спросил:
– Ты знал Кейпела Бека?
– Нет, – сказал Краск. – Я работал с Алдрасом Кагрилем.
– Кагриль… Кагриль… – пробормотал Элзефар. – Да, помню Кагриля. Но его схватили, верно?
– Схватили и повесили.
– А тебя, стало быть, нет? Краск вздохнул.
– По счастливой случайности. При аресте у меня нашли только поддельные тексты. Церковники смилостивились, и казнь заменили заключением. Я провел в тюрьме двадцать лет… – Он опасливо покосился на Балласа, но тот молчал.
– Повезло, – усмехнулся переписчик. – Многие отправились на виселицу. Или в клетку. А некоторые – и на Дуб Кары.
– Ужасные были времена…
– Но этот ужас мы выбрали для себя сами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59