Пока никакого подвоха в том, что его пригласили на пир, не наблюдалось. Но посвящённые, как известно, плохих советов не дают. К тому же Тильво овладело то странное чувство, которое обычно бывает после приступа головной боли: он не чувствовал, а именно знал — эликсир надо выпить.
Забросив на плечо дайлу, Тильво отправился на торжество. Нужный дом он нашёл очень быстро, Дарим хорошо объяснил дорогу.
Тильво опоздал. Торжество было в полном разгаре.
Десятки свечей освещали просторный зал, блики света играли на покрасневших лицах пирующих. Все гости уже изрядно выпили и шумно переговаривались между собой. Во главе стола сидел сам Райманд Таринский. На вид ему было около шестидесяти лет, но, несмотря на возраст, в нём все ещё без труда можно было узнать бывалого вояку. Он был высок и широк в плечах. Длинные седые волосы ниспадали до плеч, их стягивал золотой обруч. Из под густых бровей смотрели суровые карие глаза. Хозяин поднял руку вверх, и тут же все гости замолчали.
— Дамы и господа, певец, именующий себя Тильво, любезно откликнулся на наше приглашение и согласился усладить наш слух своими песнями.
Тильво почтительно поклонился. В Терике уважать певцов, по крайней мере на словах, было в давней традиции. Отчего так повелось, не знал уже никто. Однако было принято, чтобы хозяин лично привечал певца.
— Садись, Тильво, отдыхай, ешь и пей, а потом сыграй нам что-нибудь весёлое.
Тильво снова поклонился и направился к противоположному от места, где сидел хозяин, концу стола. Конечно же, поесть не мешало бы, но на сытый желудок Тильво не начинал выступление принципиально. Это было что-то вроде странного суеверия, бытовавшего у поющего люда. Слуга поставил перед ним кубок и налил вина. Певец обратил внимание, что вино ему налили из кувшина, уже стоящего на столе. Значит, отравлять его пока не собирались. Что ж, хоть что-то радует. Отпив вина, Тильво стал оглядываться по сторонам. После того как его представили, гости снова принялись шуметь, не забывая при этом налегать на еду и вино.
Рядом с Тильво сидел молодой человек приблизительно такого же возраста. Одет он был значительно богаче: белая рубаха расшита серебряными нитями и бисером, длинные светлые волосы стягивал серебряный обруч. Очень красив собой. Можно даже было сказать, что в его тонких чертах лица имелось что-то женское. Он, как и Тильво, ничего не ел, а только пил вино маленькими глотками. Рядом с юношей стояла прислонённая к скамье дайла. «Все понятно», — подумал Тильво. Он бросил на юношу такой свирепый взгляд, что тот тут же поперхнулся вином. Сделав вид, что не обращает на Тильво абсолютно никакого внимания, он поспешил начать разговор со своим соседом справа, весьма подвыпившим толстым господином.
Реакция Тильво была вполне понятна. Подобных своему соседу коллег по ремеслу он называл «прикормышами». Это были не свободные певцы, которые, как Тильво, бродили по миру, исполняя что хотят и где хотят, а музыканты, поющие при дворе какого-нибудь знатного вельможи. Как правило, их репертуар был строго регламентирован вкусами господина.
Конечно же, они всегда сыты и нарядно одеты. Ведь певец — это одна из достопримечательностей, как красивая жена или породистый скакун. На подобное могли пойти только абсолютно беспринципные люди, для которых доход гораздо важнее творчества. Бродяги, подобные Тильво, мало сказать, не любили таких. Бывали случаи, что прикормышам здорово доставалось в каком-нибудь кабачке, где пьянствовали вольные певцы. Истинной причиной была зависть. Потому как сам Тильво, если бы ему предложили тёплое место у очага господина, навряд ли долго бы думал.
Выпив третий кубок вина, Тильво понял, что если не остановится, то пойдёт выяснять отношения с этим проходимцем. Делать этого, конечно же, не стоило, и поэтому он сделал ещё один-единственный глоток и стал ждать. Ожидание продлилось недолго: хозяин сделал повелительный жест рукой, призывая гостей к тишине.
— Дамы и господа, нам сегодня крайне повезло, громким повелительным голосом начал хозяин. — По счастливому стечению обстоятельств у меня сегодня в гостях целых два певца. Так попросим же их усладить наш слух своими песнями.
После этих слов последовали аплодисменты. Затем на середину залы вышел камердинер с церемониальным жезлом и, трижды стукнув им об пол, продекламировал: «Первым выступает достопочтенный Алрон Терикский».
Алрон встал из-за стола, взял свою дайлу и вышел на середину залы. Он церемонно поклонился: сначала в сторону хозяина, а потом и гостям. Когда слуга поднёс ему табурет, Алрон уселся и стал подстраивать дайлу. Гости при этом затихли и лишь изредка перешёптывались между собой. Наконец певец начал играть. Как и ожидал Тильво, это была довольно пафосная баллада. Звонкий голос разносился под сводами пиршественной залы. Только вот слова песни никак не соответствовали прекрасному голосу. Алрон пел о том, как хорошо живётся людям под Небом, о том, какой в стране справедливый и мудрый король. Он пел о щедром хозяине и о том, какие умные и благородные гости собрались на пир. Что и говорить, рифмой певец владел неплохо. Только вот Небо трогать не стоило. Для Тильво это была больная тема.
Нельзя было сердиться на Алрона. Ведь на самом деле он не знал истинного положения вещей. Не знал он и об ярких огнях в ночном небе. Только вот мало что это бы изменило. Тильво слушал Алрона, и ему казалось, что прикормыш будто бы смеётся над ним.
Раздумья Тильво нарушил шквал аплодисментов, Люди хлопали в ладоши и восторженно кричали. Трудно сказать, понравилась ли им эта песня на самом деле или же им абсолютно всё равно. Тильво смотрел на лица своих ближайших соседей. В их глазах действительно читался восторг. Но это не было то радостное, щемящее чувство, которое испытывает человек, когда слышит или видит что-то очень близкое его сердцу.
Это лишь пьяная радость от полученного зрелища. Не важно какого. Будь на месте Алрона акробат, фокусник или мим — реакция была бы той же. Людям нужно было зрелище, и они его получили. В какой-то момент Тильво даже стало в чём-то жалко Алрона. Но только лишь на мгновение. Хмель постепенно брал силу над его волей, и в душе у Тильво закипала ярость на окружающих его людей. Ярость от того, что этим людям всё равно. Или все же нет? Тильво взял со стола кубок и осушил его до дна.
Райманд Таринский поднялся со своего места. Слуга подал ему золотую чашу, наполненную вином, и хозяин поднёс её Алрону. Певец поклонился господину и, приняв чашу, осушил её. Затем он поклонился публике и сел на своё место.
Снова камердинер трижды стукнул жезлом об пол: «Дамы и господа, а теперь перед вами выступит достопочтенный певец Тильво». «Тильво Лаэрн», — захотелось добавить Тильво. Но он вспомнил, что никогда не именовал себя так и мало кто знал, что он посвящён в рыцари. Хотя это было не важно. Главное заключалось в том, как ему сейчас поступить. Можно было бы просто спеть любовную балладу и не навлекать на себя неприятностей. Или же всё-таки что-нибудь особенное?
Тильво думал об этом, поднимаясь со скамьи, он думал об этом, садясь на стул и беря в руки свою дайлу. В последний раз перед тем, как прикоснуться к струнам, он оглядел гостей. Господа и благородные дамы — в их лицах зияла пустота. Та самая, которая каждый день смотрела на него с Неба. Почему он решил так? Да потому, что в их глазах не отражалось ничего, кроме праздного интереса. Разве так слушают песни?
Быть может, он слишком опьянел, и всё, что накопилось за долгие месяцы скитаний, теперь выходит наружу. Ведь так просто: взять аккорд и сыграть любовную балладу, историю со счастливым концом, затем получить из рук хозяина чашу, а после пира оплату и спокойно уйти из города.
Между тем пора было начинать петь. Голова немного кружилась от выпитого вина. Зачем он столько пил? Тильво попытался сосредоточиться. Но тут сознание сыграло с ним странную штуку: все произошло точно так же, как и в библиотеке, когда он ответил на вопрос, заданный на языке, который он знал и в то же время не знал. Когда он взял первый аккорд, то понял, что не может себя контролировать. Словно со стороны, как один из зрителей, он следил, как рука перебирает струны дайлы. Затем лёгкие набрали побольше воздуху. И…
«Нет, не надо!» — забилась в сознании отчаянная мысль. А затем вспомнились слова библиотекаря: «Твой дар может убить тебя». Но было уже поздно, зал наполнил странный певучий и в то же время шипящий язык. Сквозь окна стали видны мерцающие огни и жёлтый полукруг. Некоторые, не выдержав, повскакивали со своих мест. Люди ошарашено глядели в окна. Одной даме стало плохо, и она лишилась чувств. Тильво ожидал, что ему велят прекратить пение. Но люди заворожено слушали. «Значит, не все потеряно. Им нужны… Эти… Как говорил библиотекарь, звезды».
Когда струны дайлы смолкли, Тильво ответила гробовая тишина пиршественного зала. Певец сидел в ожидании, не зная, что будет дальше. Он смотрел на лица своих слушателей. В их глазах отражался страх. Никто, почти никто, не ожидал такой песни. Конечно же, эта песня могла бы безнаказанно прозвучать в какой-нибудь захудалой таверне, да и то навряд ли. Но в доме знатного и всеми уважаемого господина — это было просто неслыханным. В сознании Тильво уже маячили Воины Неба в своих оранжевых одеяниях.
Люди молчали. Никому не хотелось быть замешанным в этой истории даже в качестве свидетеля. Тильво посмотрел на хозяина. В глазах Райманда читался животный ужас, но хозяин молчал. Неожиданно со своего места поднялся один из гостей. Неторопливой походкой он направился в сторону певца. Когда он уже находился на расстоянии одного шага от Тильво, к нему подошёл слуга с кубком в руках. Тильво заметил, что это был не тот слуга, который подал чашу хозяину, когда тот наградил ею Алрона. И скорее всего никто из гостей, да и сам хозяин, никогда не видел прежде этого слугу.
— Странны твои песни, Тильво, но хорошо ты играешь на дайле и прекрасен твой голос. Так прими же от незнакомца эту чашу с вином, раз хозяин не хочет тебя вознаградить.
«Так, теперь главное не нервничать, — подумал Тильво, — ни одним своим движением не выдать волнения. Если получится, то я буду жить. Если получится…» Тильво поклонился незнакомцу, взял из его рук чашу и не спеша начал пить. Когда певец полностью осушил её, он посмотрел на незнакомца. Тот с искренним интересом наблюдал за Тильво.
— Спасибо тебе, незнакомец, за то, что ценишь мой талант, и за… — Тильво не успел закончить фразу.
Рука, держащая чашу, ослабла, и она со звоном покатилась по полу. Певец судорожно схватился за горло и стал задыхаться. Глаза его при этом бешено вращались. Затем он начал медленно оседать. Он попытался удержаться рукой за стул, но рука была слишком слабой. Тильво упал на живот, судорожно дыша, его дыхание становилось все реже и реже.
ГЛАВА V
Тильво лежал на холодном полу лицом вниз и прислушивался к каждому шороху. Те двое, что притащили его в комнату, давно ушли. Интересно, получилось ли у него обмануть Слуг Неба? А кто же ещё мог покушаться на его жизнь? Кому ещё мог понадобиться певец, который может приоткрывать завесу Неба? Один раз он уже получил предупреждение. Или это не было предупреждением, а пробой сил? Сколько вопросов! Тильво искренне надеялся, что ему удалось изобразить отравленного. Любопытно, как подействовал бы яд, если бы он не выпил эликсир, который дали ему посвящённые? Должен ли он был умереть сразу или же через какое-то время?
Тильво осторожно перевернулся на спину и чуть приоткрыл глаза. Он лежал в небольшой комнате без окон. Вероятно, это было подвальное помещение того дома, в который его пригласили на торжество. Кроме нескольких бочек и факела на стене, который, по-видимому, забыли притащившие его сюда Слуги Неба, в комнате больше ничего не было. Певец осторожно приподнялся и посмотрел на дверь. Дверь была деревянной. Никаких окошек в ней не наблюдалось, и поэтому опасаться за то, что за ним кто-то подглядывает, не стоило. Хотя кто знает этих Слуг Неба? Может быть, они оказались хитрее и лишь создали видимость того, что у него все получилось. А, собственно, что получилось? Он находится в неизвестном месте, к тому же у него отобрали меч и, главное, дайлу.
Видать, дело серьёзное, если его просто не потащили на костёр. Возможно, здесь замешана история, которую он услышал от Альтаро. Хотя можно найти и более простое объяснение: он находится под покровительством посвящённых, и убрать его надо было каким-то изощрённым способом. Нет, все равно логику Слуг Неба понять очень сложно.
К тому же у Тильво сейчас существовала более актуальная проблема: необходимо выбраться отсюда. Стараясь ступать бесшумно, он подошёл к двери и приложил ухо. За дверью была тишина. Если кто-то и остался его сторожить, то он ничем не выдавал своего присутствия. Открывать дверь было делом опасным. Если она даже не на замке, то существовал, серьёзный риск сразу же попасться стражу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45