Он посмотрел на воздушный манометр. Его время истекало. В одиночку нечего было и думать справиться с сундуком. Его придется вернуться за ним с Линдстремом. Сделав сальто в тесном пространстве, он направился к двери. Проплыл через кают-компанию, поднялся вверх по лестнице. Его сердце бешено колотилось, волосы шевелились на коже.
Выбравшись из корабля, он отвязал шнур. Куда, черт побери, подевался Линдстрем? Швед свернул в сторону четверть часа назад, чтобы обследовать другой сектор. Рубен повел фонарем вокруг. Линдстрема нигде не было видно. Может быть, он уже поднялся на поверхность. Рубен решил последовать за ним.
Как раз в этот момент он заметил проблеск света, слева от него, в той стороне, где когда-то был нос судна. Поднявшись выше, он увидел свет более отчетливо. Должно быть, Линдстрем тоже нашел корабль. Рубен помахал своим фонарем. Линдстрем не подал никакого сигнала в ответ; Рубен помахал еще раз, подплыв ближе. По-прежнему никакой реакции.
Рубен заторопился. Линдстрем мог быть просто поглощен чем-нибудь, находясь к нему спиной. Или что-то случилось. Морское дно здесь было усеяно обломками и всякой всячиной с корабля. Теперь фонарь Линдстрема находился от него всего в нескольких ярдах. Рубен видел пузыри воздуха, поднимавшиеся в его свете. Он направил свой фонарь в ту сторону.
На дне лежал становой якорь «Галлифакса», самый большой из трех его якорей. Под ним лежал Линдстрем, якорь придавил его ноги. Видимо, якорь опирался на что-то, а швед нарушил его шаткое равновесие. Рубен подплыл прямо к нему. Линдстрем дышал, но едва не терял сознание. Рубен нагнулся и уперся в якорь плечом. Тот даже не шелохнулся. Он прикинул, что якорь весит не меньше тонны. Он поскреб под ним в надежде, что ему удастся отрыть Линдстрема снизу. Дно в этом месте было твердым. Подняв голову Линдстрема, Рубену удалось взглянуть на воздушный манометр баллона. Разные аквалангисты расходуют воздух с разной скоростью. Манометр Линдстрема показывал, что сжатого воздуха у него осталось на пять минут.
59
Рубен не стал даже прикидывать, стоит ли ему меняться с Линдстремом баллонами. Его собственный был почти пуст, и Линдстрема от смерти могли отделять считанные секунды. Он и сам мог быть от нее так же близко. Торопливо привязав конец шнура к якорю, он тут же заработал ластами, изо всех сил спеша наверх, дыша часто, но ровно, чтобы избежать резкого перепада давления.
Поднявшись на поверхность, он вырвал из рта загубник и поднял маску на лоб. В дюймах от него «Фаншетта» качалась в темноте на якоре. Ее огни, казалось, принадлежали к другому миру. Рубен громко крикнул, и через несколько секунд у борта появилась Анжелина, следом за ней – Август.
– Ты так долго пробыл внизу, Рубен. Свен предупреждал тебя, чтобы ты не рисковал. А где вообще он сам?
Рубен подтянулся вверх по лестнице, и они помогли ему перевалиться через борт. Судорожно дыша, он быстро заговорил. Воздух казался плотным, дышать было трудно.
– Нет времени... объяснять... Нужны новые баллоны... Принеси один... для меня... Один для Свена... Быстрее.
Анжелина сразу же сообразила, что произошло. Она бросилась вниз, торопливо прокричав Августу несколько слов на креольском, объясняя ему, что от нею требовалось. Они почти сразу же вернулись, каждый нес в руках баллон с воздухом. Август помог Рубену отстегнуть его баллон, потом приладил новый на его место. Рубен взял второй и подсоединил свой «осьминог» – свой альтернативный источник воздуха – к клапану.
– Я сейчас вернусь, – сказал он. – Свен, возможно, ранен. Приготовь аптечку и кровать в каюте.
Он не стал терять времени на платформу. Прыгнув прямо через борт, он недолго барахтался на поверхности, крепко держа второй баллон, потом отыскал шнур, конец которого был привязан к якорю. Без него отыскать «Галлифакс» в такой темноте было бы безнадежным делом. Однако и в этом случае Рубену показалось, что погружение длится вечно. Прошло уже больше пяти минут, он знал это, но боялся даже взглянуть на часы, чтобы посмотреть, сколько именно. Единственной надеждой Линдстрема было то, что тот из них, кто заправлял его баллон, в кои-то веки ошибся в большую сторону. Не слишком крупная карта, чтобы ставить на нее свою жизнь.
Он опускался все ниже и ниже: двадцать футов, тридцать, сорок, пятьдесят, как в замедленном фильме. В ушах глухо звенело, давление понемногу росло. На этот раз огни лодки исчезли быстрее, тьма казалась еще более полной – не только видимой, но и ощутимой. Он чувствовал, как она пробирается в него, заполняет его, делает частью своего мира.
Вдруг он заметил под собой свет фонаря Линдстрема – как маяк в ночи. Маяк или... свеча в руках у мертвеца? Он направил свой фонарь вниз, шаря лучом, пока не нашел якорь и человека под ним. Тонкая струйка пузырьков поднималась изо рта Линдстрема. Его баллон был на последнем издыхании.
Рубен положил новый баллон рядом с головой шведа. Тот был еще достаточно в сознании, чтобы понимать, что происходит, и помогать ему. По знаку Рубена он задержал Дыхание. Рубен выдернул старый загубник и так же быстро вставил новый. Линдстрем жадно всосал в себя воздух, зная, что теперь снова может позволить себе дышать полной грудью. Он поднял руку и на секунду взял Рубена за кисть, сильно ее сжав.
Рубен помог шведу выскользнуть из жилета, к которому были прикреплены пустые баллоны. Без них Линдстрем мог лежать на спине под более удобным углом. Рубен нашел пару губок, росших поблизости, срезал их и подсунул под голову друга вместо подушки. Сделав то немногое, что он мог сделать, чтобы шведу было удобнее, он сосредоточил внимание на якоре.
Тот был большим и тяжелым. Что было еще хуже, он, очевидно, плотно лег на дно. Рубен попытался раскачать его, толкая с разных сторон, но это было все равно что пытаться сдвинуть гору. Чтобы сдвинуть якорь, ему понадобится лебедка. Самым близким к ней предметом на борту «Фаншетты» был лом.
Линдстрему придавило живот и верхнюю часть ног. Быстрый осмотр убедился Рубена, что, даже если и были сломаны кости, швед терял очень мало крови от поверхностных ран. Глубокий порез, затрагивающий вены или артерии, вызвал бы смерть от потери крови задолго до того, как Рубен смог бы привести помощь.
Единственная надежда Линдстрема заключалась в том, что им удастся получить какую-то помощь на Ямайке. У них уйдет два с половиной часа на то, чтобы добраться туда, возможно, час или два, чтобы купить или арендовать лебедку или найти еще одну лодку, два с половиной часа, чтобы вернуться. От пяти до семи часов.
На борту у них оставалось воздуха часов на десять, при условии, что Линдстрем будем расходовать его, как обычно. По крайней мере, он будет лежать неподвижно. От математики было никуда не деться. Никаким образом ни Рубен, ни кто-то другой не могли остаться здесь с Линдстремом, расходуя драгоценный воздух в два раза быстрее. Ему придется расположить все баллоны поблизости, так, чтобы швед мог до них дотянуться, и оставить его ждать их возвращения. Это был тяжелый вариант, и с этим ничего нельзя было поделать, но он был не самым худшим. Если Линдстрем потеряет сознание и не сможет вовремя менять баллоны один за другим, он все равно захлебнется. Точно так же, как Девора. Рубен зажмурил глаза, чтобы не пустить внутрь страшные образы: белая рука, колотящая по мелкой волне, круги на холодной воде, тьма, которую никто не населяет. Он снова открыл глаза и увидел, что Линдстрем смотрит на него.
У Рубена была маленькая пластмассовая дощечка и фарфоровый карандаш. Он быстро нацарапал вопрос:
«Больно?»
Линдстрем кивнул.
Рубен стер первую надпись и написал вторую:
«Крови мало. Не истечешь».
Линдстрем снова кивнул. Он понял. Рубен стирал и писал.
«Не могу поднять якорь. Нужна техника. Спущу сюда баллоны. Должен не спать. Понятно?»
Линдстрем кивнул.
«Ставь будильник, потом переставляй. Понятно?»
Швед понял.
«Лебедку возьму на Ямайке. Сразу вернусь. Не долго». Он подумал; на дощечке оставалось место еще для нескольких слов.
«Иначе нельзя. Не беспокойся».
Он убрал карандаш, с горечью сознавая бессмысленность этих слов. Для беспокойства у Линдстрема были все причины. Швед протянул руку и подтянул его к себе, раскрыв ладонь и требуя карандаш и дощечку. Рубен передал их ему.
«Лучше убей меня сразу. Не хочу ждать так долго, Не хочу оставаться здесь один. Страшно».
К ноге Рубена был пристегнут нож ныряльщика, короткий надежный нож фирмы «Дакор» с острым лезвием. Он мог бы избавить Линдстрема от страданий, как тот просил, избавить его от долгих часов физических и душевных мук, пока он будет ждать помощи, наблюдая, как воздух кончается по очереди в каждом баллоне, пока он не дойдет до последнего и жизни останутся считанные минуты.
Он отрицательно покачал головой.
Линдстрем лихорадочно застрочил.
«Присмотри за Сэмом, – написал он. – Чертовски глупый кот. Стареет. Позаботься о нем. Обещай».
Рубен кивнул.
– Обещаю, – сказал он, хотя и знал, что Линдстрем все равно его не слышит. Линдстрем потер дощечку и написал снова:
«Мальчик, Август. Нужно учиться. Сделай, что сможешь».
Рубен соединил кольцом большой и указательный пальцы, показывая, что выполнит просьбу. Линдстрем уронил дощечку на песок. Говорить больше было нечего. Ни тот, ни другой не попрощались.
* * *
Тьма была густой, пурпурной и угрожающей. Поначалу было влажно, воздух затыкал горло, как вата. Потом установился южный бриз. Полчаса спустя он переместился на запад. К тому моменту, когда они увидели огонь маяка Фолли-Пойнт к востоку от Порт-Антонио, ветер еще дважды сменил направление. На море поднялось волнение, и их катер кидало с кормы на нос все сильнее и сильнее.
– Мне это не нравится, Рубен, – пробормотала Анжелина. Это были ее первые слова после того, как они покинули Банку Грэпплера. Август стоял у руля, она и Рубен наблюдали за экранами радара и гидролокатора. – Свену нужно было бы пораньше завести разговор о неполадках с радиостанцией. Возможно, нам удалось бы что-нибудь придумать. Сезон тайфунов еще не кончился, нас могут ждать большие неприятности.
* * *
На Банке Грэпплера они оставили один из спасательных кругов с «Фаншетты». Сверху на нем мигала яркая лампочка – ее, по замыслу, должна была увидеть поисковая группа. Теперь круг нырял вверх-вниз, терзаемый набирающим силу ветром. Шнур тянулся от него до самого дна, привязанный прямо к якорю, под которым лежал Линдстрем. Он периодически терял сознание и снова приходил в себя, ему снился Норчёпинг, огонь в камине, а просыпался он в черной воде, окружавшей его со всех сторон. Боль в середине туловища была почти невыносимой. Он совершенно перестал чувствовать ноги у колен и ниже. Он был уже на третьем баллоне, периодически переключаясь между первой и второй ступенями. Рядом он видел остальные баллоны. Они лежали там, где их разложил Рубен, напоминая с большой точностью о коротком отрезке времени, что был ему отпущен.
* * *
Рубен поднял глаза от экрана:
– Сколько времени пройдет, прежде чем погода испортится настолько, что нельзя будет выйти в море?
Анжелина пожала плечами:
– Я не знаю. Тебе придется спросить у кого-нибудь, когда мы пришвартуемся в Порт-Антонио. Но из общего знакомства с бурями я бы не сказала, что очень много.
Последовало долгое молчание.
– Мы не можем оставить его там, – сказал наконец Рубен. – Я дал ему слово, что вернусь. Если бы не я, он бы вообще не попал в этот переплет.
Анжелина промолчала. Впереди них огонь маяка Фолли-Пойнт появился, потом исчез, когда их нос задрался на крутой волне.
У них ушел еще почти целый час на то, чтобы войти в порт. Они пережили сущий кошмар, входя в гавань по бурному морю в почти полной темноте. Фолли-Пойнт остался сзади слева по борту, а остров Нэйви, почти невидимый, – по правому. На карте были обозначены две гавани. Западная и Восточная, и Рубен не знал, какую ему выбрать. В конце концов он остановился на Восточной гавани, потому что она показалась ему ближе к центру города. Они миновали Форт-Джордж, венчавший высокий холм на полуострове под ним.
«Фаншетта» бросила якорь, пройдя еще немного вперед, оставшись на глубокой воде. Август остался на борту, а Рубен и Анжелина сели в шлюпку и отправились на берег, пробираясь меж банановых лодок, которые подпрыгивали на волнах, словно обезумев. Начался дождь, колючий дождь, тяжелые капли хлестали по воде, как свинцовая дробь.
На причале никого не было, не было никого и в зданиях вокруг него. Вся гавань опустела. Они направились на ближайший свет. Дождь уже промочил их до нитки и теперь старался забраться еще глубже, под самую кожу. Три часа уже миновали.
Выше по Харборт-стрит красноватый свет просачивался из маленького бара, его двери и окна были плотно закрыты от шторма. Фасад был разрисован кричаще яркими цветами. Над дверью висела одна-единственная освещенная вывеска, превозносившая достоинства пива «Ред Страйп» над названием бара:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60