Директор вспомнил письмо, которое получил от Рика несколько ранее в этом же году. В нем Рик спрашивал о нескольких вещах, включая эти самые газеты и журналы.
Собранные вместе, газеты составили не слишком внушительную стопку. Все это были еженедельные или ежемесячные публикации, не превышавшие объемом двенадцати страниц. Но шрифт был мелким, язык – давно устаревшим, а ссылки зачастую туманными. Больше всего их сдерживало то, что Рубен понимал лишь самый простой, разговорный французский. Он старался, как мог, просматривая заголовки и части текста, набранные жирным шрифтом, в поиске имен, упомянутых в тетради. Спустя три часа после того, как они приступили к работе, он все еще не оставлял своих попыток.
Удача выпала на долю Анжелины. Ее внимание привлекли вступительные слова к статье, и уже первая строка самой статьи подтвердила, что интуиция не обманула ее. Статья растянулась на несколько колонок в Supplement aux Affiches Americaines от 30 июля 1775 года. Она была озаглавлена «Mystere maritime pres du Cap» - «Тайна океана у берегов Кап-Франсэ».
«Gaston Maniable, capitaine des Cinq Cousines, negrier frai'chment arrive de Nantes en passant par la Cote Guineenne, a maintenant presente un rapport sur son voyage aux fonctionaires du port du Cap, rapport qui contient le recit suivant...»
«Капитан Гастон Маньябль, владелец „Пяти Кузин“, работоргового судна, недавно прибывшего из Нанта с заходом к берегам Гвинеи, только что представил отчет о своем плавании портовым чиновникам Кап-Франсэ, который содержит нижеследующий рассказ. Мы воспроизводим рассказ капитана на наших страницах по причине его крайней необычности, а также в качестве полезного предостережения тем, кто имеет склонность слишком снисходительно относиться к рабам-неграм, еще не очнувшимся от варварства и пока не познавшим направляющего ярма цивилизации».
Лишенный присущих тому времени красот и отступлений, отчет Маньябля являл собой захватывающее чтение. Захватывающее и пугающее.
«Моп brick, les Cinq Cousine, bateau de 150 tonneaux equipe en mars dernier par les armateurs d'Havelooze de Nantes, a quitte Oudah sur la Cote Guineenne le 5 mai, arpes у etre reste ancre trois mois, dans I'attente d'un contingent complet de noirs de I'interieur du pays...»
"Мой корабль «Пять Кузин», бриг водоизмещением 150 тонн, снаряженный в марте этого года нантским работорговым домом д'Авелуза, отплыл 5 мая из Уиды на гвинейском побережье, где добрых три месяца простоял на якоре, ожидая полной загрузки неграми из глубины страны.
Команда состояла из шести морских офицеров: меня, второго капитана – мсье Нэрака, лейтенанта, энсина, лоцмана и хирурга; трех унтер-офицеров: старшины, боцмана и плотника; семи матросов: пятерых новичков и двух юнг. Все события, изложенные здесь, засвидетельствованы либо некоторыми, либо всеми ими, прежде всего мною лично, офицерами и унтер-офицерами, все из которых люди надежные, плававшие под моим началом и раньше. Их личные показания приложены к настоящему отчету.
От Африки мы споро продвигались вперед, благодаря западным течениям, пока не приблизились к островам Вознесения, где мы повернули на север, взяв курс на Антиллы и держась на изрядном удалении от бразильского берега из опасения встретиться с португальскими пиратами. Мы надеялись на скорое плавание, рассчитывая проскочить до начала сезона ураганов, направляясь в Сан-Доминго, ибо со времени последней войны только английские корабли заходят на Мартинику и в прочие наши владения.
В середине июля мы вошли в Карибское море и двадцатого числа находились недалеко от порта назначения, в прибрежных водах в одном дне пути к западу от Кап-Франсэ.
В полдень 20-го числа мы взяли склонение солнца, обнаружив, что находимся чуть севернее 18-й широты; справа по борту был виден высокий берег, который мы посчитали островом Навасса. Впереди нас шло еще одно судно, маленький корабль; он, видимо использовал то же течение, но продвигался очень медленно. Дул крепкий юго-западный ветер, заставляя нас постоянно менять галс. Мы шли на запад вслед за этим странным кораблем. С наступлением темноты мы почти нагнали его, но он шел без огней, поэтому мы решили, что будет разумнее подождать до утра.
С первыми лучами солнца мы увидели, что это была английская шнява, и почли за благо продемонстрировать наши мирные намерения. Уже тогда нам показалось странным, что ни грот-брамсель, ни фок-марсель не снаряжены полностью. Меня вызвали на палубу, чтобы я сам мог взглянуть, решив, что на борту, видимо, произошла вспышка лихорадки или случилось восстание рабов и им может понадобиться помощь.
Взглянув в подзорную трубу, я удивился, не увидев никого на палубе, впередсмотрящий тоже отсутствовал. Имя шнявы четко читалось на корме: "Галлифакс из Ливерпуля". Я слышал об этом судне в Кабинде, и о его хозяине, капитане Бриггсе. Прекрасный корабль, который прошел по треугольнику раз десять, а то и больше.
– По треугольнику? – переспросил Рубен.
– Имеется в виду полное плавание работоргового судна: из Англии в Африку, из Африки в Вест-Индию, затем назад в Англию.
– Понятно. Продолжай.
– "Мы бросили якорь и спустили на воду ял с шестью человеками на борту: мсье Кастэн, наш энсин, с боцманом и лоцманом на веслах, и тремя матросами, все вооружены на случай, если там имел место бунт и рабы все еще находились в трюмах. Они поднялись на «Галлифакс» посредством шторм-трапа у кормы и предприняли осмотр корабля.
Полчаса спустя все вернулись, обыскав «Галлифакс» сверху донизу и не найдя никого – ни живых, ни мертвых. Я сам сел в ял и вернулся вместе с ними на шняву. Мы нашли все в полной неприкосновенности, как будто и команда, и рабы были унесены духами и в любой момент могут вернуться. В трюме все еще было достаточно провианта, воды в бочонках хватило бы на месяц. Журнал лежал на столе в капитанской каюте. Я забрал его с собой, хотя и видел, что он не закончен.
Мы прикрепили «Галлифакс» канатом к нашему кораблю, намереваясь отбуксировать его в Кап-Франсэ, ибо считали, что он должен представлять большую ценность для его владельцев, будучи совершенно неповрежденным и во всех отношениях пригодным к плаванию. Я оставил на борту шнявы трех человек для управления рулем и парусами. Ветер поменялся, теперь он дул с юго-востока, позволяя нам с легкостью продвигаться к Сан-Доминго.
Было ранее утро следующего дня, 22-го, когда налетел первый в этом году ураган. Видя, что нам не справиться с двумя кораблями, я снял своих людей с «Галлифакса» и вытравил канат. Мы без проблем преодолели Наветренный пролив и вошли в порт 23-го, целые и невредимые, хотя и сильно потрепанные штормом. О судьбе «Галлифакса» мне больше ничего не известно, за исключением того, что, по моему мнению, корабль, оставшись без управления, наверняка затонул в утро шторма".
Анжелина закончила читать. Газета лежала на столе перед ними, кусочек истории, обращающийся в прах. Теперь, когда у них была дата, им не составило труда отыскать статьи, посвященные тайне «Галлифакса», в других газетах. В Кап-Франсэ было проведено своего рода расследование, копии отчета Маньябля были отправлены властям в Париж, которые снеслись со своими коллегами в Англии. «Галлифакс», его команда и груз рабов были сочтены безвозвратно пропавшими.
– Это был тот самый «Галлифакс», не так ли? – спросила Анжелина.
– Не уверен, – ответил Рубен. – Отчет Маньябля не совпадает с тем, что ты мне рассказала. Местоположение, направление, в котором двигался корабль, отсутствие каких-либо признаков бунта. Мы знаем, что рабы восстали, что вся команда и некоторые из рабов были преданы казни. Ничего не сходится.
– Но отчет содержит три имени из тех, которые мы искали. Сам Маньябль, его второй капитан Нэрак и Кастэн, энсин.
– Да, это есть. Но все это может означать что-то еще.
– Может быть, мы проходим мимо чего-то. Ответ может крыться не в этих газетах, а в чем-то другом.
Рубен крепко задумался. Если бы то, что они ищут, содержалось в официальных документах, вроде этих газет, эту информацию, без сомнения, извлекли бы на свет и пустили в ход задолго до сегодняшнего дня. Должны быть другие свидетельства, другие документы.
Они нашли директора в крошечном кабинете в глубине здания, он чистил зубы. Вставив их назад в рот, он улыбнулся и сказал, что будет более чем счастлив оказать любую помощь. Натужно, с присвистом дыша, он прошел вместе с ними к их столу. День клонился к вечеру, на улицах уже зажглись фонари, но Мино не спешил. Исследователи так редко приходили взглянуть на его сокровища.
Закончив читать, он долгое время сидел неподвижно, вытянув парализованную руку наискосок через стол. Затем, совершенно неожиданно, он чуть заметно улыбнулся.
– Нэрак, – прошептал он. – Конечно же. Нэрак. Пожалуйста, подождите здесь, я сейчас вернусь.
Его не было долго. Когда он вернулся, его с ног до головы покрывала пыль и паутина. На сгибе здоровой руки он нес жестяную шкатулку. Он торжественно поставил ее на стол и смахнул слой пыли с крышки. На выцветшей коричневой наклейке стояло едва различимое имя «Нэрак», написанное от руки неразборчивым почерком восемнадцатого века.
Внутри хранились пачки бумаг – купчие, коносаменты, письма. Мино и Анжелина начали просматривать их одну за другой, Рубен с пессимистичным видом наблюдал за ними. Это была стрельба вслепую, ничего больше.
Письмо лежало на самом дне шкатулки, словно его там прятали. Анжелина поняла, что это было именно то, что они искали, взглянув на подпись: «Гастон Маньябль».
Письмо представляло собой сложенный втрое лист бумаги с кусочками раскрошившегося сургуча, прилипшими к одной стороне, и неразборчивым адресом где-то во Франции на обороте.
– Оно датировано 26-м января 1776 года и послано на адрес в Кап-Франсэ, – сказала Анжелина. – Оно начинается словами: "Мой дорогой Нэрак, Ваше Письмо застало меня в добром здравии дома с моей возлюбленной Супругой и Детьми, но при этом в весьма угнетенном состоянии Духа. Я вряд ли сподоблюсь отправиться в новое Плавание в этом Году и подумываю о том, что мне, возможно, уже не выйти в море в оставшиеся из отпущенных мне Лет. Вы должны поступать так, как считаете нужным для себя и мадам Нэрак. Дело, о котором Вам известно, преследует меня нещадно. С тех самых пор я не знал ни одной спокойной ночи, хотя беспрестанно молю об этом Всевышнего. Моя дорогая Супруга ничего не знает, хотя мое состояние сильно угнетает ее. Я не могу рассказать ей, опасаясь, что это омрачит ее Жизнь настолько, что она станет невыносимой.
Наша Тайна должна уйти в могилу вместе с нами. Мы дали в этом Клятву и должны сдержать ее. Если бы кто-нибудь узнал правду о том, что мы увидели на борту «Галлифакса», это означало бы конец всей нашей работы и много бед помимо этого. Ни один корабль больше никогда не отправился бы в Африку, ни один раб на всех Антиллах ни на миг не чувствовал бы себя в безопасности. Но и это не все, ибо, как Вы знаете, раскрытие Тайны стало бы причиной вселенского безумия.
Я еще должен просить вас об услуге, если вы соизволите ее мне оказать. В своем дневнике я придерживался рассказа, который мы составили вместе с командой и который изложен в моем официальном отчете о проделанном Плавании. Но судовой журнал содержит запись о подлинном местоположении «Галлифакса», на Формигасовой Банке при 75°52 долготы и 18°27 широты, где мы затопили его со всем, что было на борту, на глубине 14 фатомов, о чем вам нет нужды напоминать. Я исправил эту запись, показав его севернее, ближе к Наветренному проливу, на 74°54 долготы и 19°21 широты.
Я также изменил ежедневные записи, чтобы всем казалось, будто мы повстречались с «Галлифаксом» и взяли его на буксир накануне шторма, который настиг нас 22-го числа. Если кто-либо начнет сомневаться в правильности моих записей, не пожелаете ли вы поддержать меня и сказать, что я сделал некоторые ошибки, виной чему легкий приступ лихорадки? Маловероятно, что такие вопросы возникнут, однако мсье Града, вновь назначенный моим работодателем для контроля за ведением корабельных документов, имеет репутацию человека, крайне придирчиво проверяющего судовые журналы.
Если вы снова окажетесь в Нанте, вы должны непременно навестить нас. Бедный доктор Ле Жен опять вышел в Море, но, боюсь, это уже не тот человек, которого вы знали. Он не может стереть из памяти образ Дикаря, сидящего за столом и правящего свой ужасный Пир. И те прочие Вещи, о которых вы знаете. Мы поступили правильно, отправив его на морское дно, но он не упокоится там. Ни один из них не упокоился с миром.
Арно шлет Вам свой привет, как и Кастэн. Все тверды в нашей клятве. Пусть Господь не оставит вас. И пусть Он дарует Вам тот душевный покой, который не дано обрести мне".
56
В бликах солнечного света, морской пене и соленых брызгах они вышли на середину пролива Гонав. Качка здесь ощутимо усилилась, швыряя их суденышко с волны на волну, словно детскую игрушку. Вдали вода казалась цельнотканой – свободно текущий отрез дорогого голубого шелка, шитого золотой нитью. Вблизи она вся состояла из рваных клочков, капризные течения и тяжелые приливы прошлись по ней словно граблями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Собранные вместе, газеты составили не слишком внушительную стопку. Все это были еженедельные или ежемесячные публикации, не превышавшие объемом двенадцати страниц. Но шрифт был мелким, язык – давно устаревшим, а ссылки зачастую туманными. Больше всего их сдерживало то, что Рубен понимал лишь самый простой, разговорный французский. Он старался, как мог, просматривая заголовки и части текста, набранные жирным шрифтом, в поиске имен, упомянутых в тетради. Спустя три часа после того, как они приступили к работе, он все еще не оставлял своих попыток.
Удача выпала на долю Анжелины. Ее внимание привлекли вступительные слова к статье, и уже первая строка самой статьи подтвердила, что интуиция не обманула ее. Статья растянулась на несколько колонок в Supplement aux Affiches Americaines от 30 июля 1775 года. Она была озаглавлена «Mystere maritime pres du Cap» - «Тайна океана у берегов Кап-Франсэ».
«Gaston Maniable, capitaine des Cinq Cousines, negrier frai'chment arrive de Nantes en passant par la Cote Guineenne, a maintenant presente un rapport sur son voyage aux fonctionaires du port du Cap, rapport qui contient le recit suivant...»
«Капитан Гастон Маньябль, владелец „Пяти Кузин“, работоргового судна, недавно прибывшего из Нанта с заходом к берегам Гвинеи, только что представил отчет о своем плавании портовым чиновникам Кап-Франсэ, который содержит нижеследующий рассказ. Мы воспроизводим рассказ капитана на наших страницах по причине его крайней необычности, а также в качестве полезного предостережения тем, кто имеет склонность слишком снисходительно относиться к рабам-неграм, еще не очнувшимся от варварства и пока не познавшим направляющего ярма цивилизации».
Лишенный присущих тому времени красот и отступлений, отчет Маньябля являл собой захватывающее чтение. Захватывающее и пугающее.
«Моп brick, les Cinq Cousine, bateau de 150 tonneaux equipe en mars dernier par les armateurs d'Havelooze de Nantes, a quitte Oudah sur la Cote Guineenne le 5 mai, arpes у etre reste ancre trois mois, dans I'attente d'un contingent complet de noirs de I'interieur du pays...»
"Мой корабль «Пять Кузин», бриг водоизмещением 150 тонн, снаряженный в марте этого года нантским работорговым домом д'Авелуза, отплыл 5 мая из Уиды на гвинейском побережье, где добрых три месяца простоял на якоре, ожидая полной загрузки неграми из глубины страны.
Команда состояла из шести морских офицеров: меня, второго капитана – мсье Нэрака, лейтенанта, энсина, лоцмана и хирурга; трех унтер-офицеров: старшины, боцмана и плотника; семи матросов: пятерых новичков и двух юнг. Все события, изложенные здесь, засвидетельствованы либо некоторыми, либо всеми ими, прежде всего мною лично, офицерами и унтер-офицерами, все из которых люди надежные, плававшие под моим началом и раньше. Их личные показания приложены к настоящему отчету.
От Африки мы споро продвигались вперед, благодаря западным течениям, пока не приблизились к островам Вознесения, где мы повернули на север, взяв курс на Антиллы и держась на изрядном удалении от бразильского берега из опасения встретиться с португальскими пиратами. Мы надеялись на скорое плавание, рассчитывая проскочить до начала сезона ураганов, направляясь в Сан-Доминго, ибо со времени последней войны только английские корабли заходят на Мартинику и в прочие наши владения.
В середине июля мы вошли в Карибское море и двадцатого числа находились недалеко от порта назначения, в прибрежных водах в одном дне пути к западу от Кап-Франсэ.
В полдень 20-го числа мы взяли склонение солнца, обнаружив, что находимся чуть севернее 18-й широты; справа по борту был виден высокий берег, который мы посчитали островом Навасса. Впереди нас шло еще одно судно, маленький корабль; он, видимо использовал то же течение, но продвигался очень медленно. Дул крепкий юго-западный ветер, заставляя нас постоянно менять галс. Мы шли на запад вслед за этим странным кораблем. С наступлением темноты мы почти нагнали его, но он шел без огней, поэтому мы решили, что будет разумнее подождать до утра.
С первыми лучами солнца мы увидели, что это была английская шнява, и почли за благо продемонстрировать наши мирные намерения. Уже тогда нам показалось странным, что ни грот-брамсель, ни фок-марсель не снаряжены полностью. Меня вызвали на палубу, чтобы я сам мог взглянуть, решив, что на борту, видимо, произошла вспышка лихорадки или случилось восстание рабов и им может понадобиться помощь.
Взглянув в подзорную трубу, я удивился, не увидев никого на палубе, впередсмотрящий тоже отсутствовал. Имя шнявы четко читалось на корме: "Галлифакс из Ливерпуля". Я слышал об этом судне в Кабинде, и о его хозяине, капитане Бриггсе. Прекрасный корабль, который прошел по треугольнику раз десять, а то и больше.
– По треугольнику? – переспросил Рубен.
– Имеется в виду полное плавание работоргового судна: из Англии в Африку, из Африки в Вест-Индию, затем назад в Англию.
– Понятно. Продолжай.
– "Мы бросили якорь и спустили на воду ял с шестью человеками на борту: мсье Кастэн, наш энсин, с боцманом и лоцманом на веслах, и тремя матросами, все вооружены на случай, если там имел место бунт и рабы все еще находились в трюмах. Они поднялись на «Галлифакс» посредством шторм-трапа у кормы и предприняли осмотр корабля.
Полчаса спустя все вернулись, обыскав «Галлифакс» сверху донизу и не найдя никого – ни живых, ни мертвых. Я сам сел в ял и вернулся вместе с ними на шняву. Мы нашли все в полной неприкосновенности, как будто и команда, и рабы были унесены духами и в любой момент могут вернуться. В трюме все еще было достаточно провианта, воды в бочонках хватило бы на месяц. Журнал лежал на столе в капитанской каюте. Я забрал его с собой, хотя и видел, что он не закончен.
Мы прикрепили «Галлифакс» канатом к нашему кораблю, намереваясь отбуксировать его в Кап-Франсэ, ибо считали, что он должен представлять большую ценность для его владельцев, будучи совершенно неповрежденным и во всех отношениях пригодным к плаванию. Я оставил на борту шнявы трех человек для управления рулем и парусами. Ветер поменялся, теперь он дул с юго-востока, позволяя нам с легкостью продвигаться к Сан-Доминго.
Было ранее утро следующего дня, 22-го, когда налетел первый в этом году ураган. Видя, что нам не справиться с двумя кораблями, я снял своих людей с «Галлифакса» и вытравил канат. Мы без проблем преодолели Наветренный пролив и вошли в порт 23-го, целые и невредимые, хотя и сильно потрепанные штормом. О судьбе «Галлифакса» мне больше ничего не известно, за исключением того, что, по моему мнению, корабль, оставшись без управления, наверняка затонул в утро шторма".
Анжелина закончила читать. Газета лежала на столе перед ними, кусочек истории, обращающийся в прах. Теперь, когда у них была дата, им не составило труда отыскать статьи, посвященные тайне «Галлифакса», в других газетах. В Кап-Франсэ было проведено своего рода расследование, копии отчета Маньябля были отправлены властям в Париж, которые снеслись со своими коллегами в Англии. «Галлифакс», его команда и груз рабов были сочтены безвозвратно пропавшими.
– Это был тот самый «Галлифакс», не так ли? – спросила Анжелина.
– Не уверен, – ответил Рубен. – Отчет Маньябля не совпадает с тем, что ты мне рассказала. Местоположение, направление, в котором двигался корабль, отсутствие каких-либо признаков бунта. Мы знаем, что рабы восстали, что вся команда и некоторые из рабов были преданы казни. Ничего не сходится.
– Но отчет содержит три имени из тех, которые мы искали. Сам Маньябль, его второй капитан Нэрак и Кастэн, энсин.
– Да, это есть. Но все это может означать что-то еще.
– Может быть, мы проходим мимо чего-то. Ответ может крыться не в этих газетах, а в чем-то другом.
Рубен крепко задумался. Если бы то, что они ищут, содержалось в официальных документах, вроде этих газет, эту информацию, без сомнения, извлекли бы на свет и пустили в ход задолго до сегодняшнего дня. Должны быть другие свидетельства, другие документы.
Они нашли директора в крошечном кабинете в глубине здания, он чистил зубы. Вставив их назад в рот, он улыбнулся и сказал, что будет более чем счастлив оказать любую помощь. Натужно, с присвистом дыша, он прошел вместе с ними к их столу. День клонился к вечеру, на улицах уже зажглись фонари, но Мино не спешил. Исследователи так редко приходили взглянуть на его сокровища.
Закончив читать, он долгое время сидел неподвижно, вытянув парализованную руку наискосок через стол. Затем, совершенно неожиданно, он чуть заметно улыбнулся.
– Нэрак, – прошептал он. – Конечно же. Нэрак. Пожалуйста, подождите здесь, я сейчас вернусь.
Его не было долго. Когда он вернулся, его с ног до головы покрывала пыль и паутина. На сгибе здоровой руки он нес жестяную шкатулку. Он торжественно поставил ее на стол и смахнул слой пыли с крышки. На выцветшей коричневой наклейке стояло едва различимое имя «Нэрак», написанное от руки неразборчивым почерком восемнадцатого века.
Внутри хранились пачки бумаг – купчие, коносаменты, письма. Мино и Анжелина начали просматривать их одну за другой, Рубен с пессимистичным видом наблюдал за ними. Это была стрельба вслепую, ничего больше.
Письмо лежало на самом дне шкатулки, словно его там прятали. Анжелина поняла, что это было именно то, что они искали, взглянув на подпись: «Гастон Маньябль».
Письмо представляло собой сложенный втрое лист бумаги с кусочками раскрошившегося сургуча, прилипшими к одной стороне, и неразборчивым адресом где-то во Франции на обороте.
– Оно датировано 26-м января 1776 года и послано на адрес в Кап-Франсэ, – сказала Анжелина. – Оно начинается словами: "Мой дорогой Нэрак, Ваше Письмо застало меня в добром здравии дома с моей возлюбленной Супругой и Детьми, но при этом в весьма угнетенном состоянии Духа. Я вряд ли сподоблюсь отправиться в новое Плавание в этом Году и подумываю о том, что мне, возможно, уже не выйти в море в оставшиеся из отпущенных мне Лет. Вы должны поступать так, как считаете нужным для себя и мадам Нэрак. Дело, о котором Вам известно, преследует меня нещадно. С тех самых пор я не знал ни одной спокойной ночи, хотя беспрестанно молю об этом Всевышнего. Моя дорогая Супруга ничего не знает, хотя мое состояние сильно угнетает ее. Я не могу рассказать ей, опасаясь, что это омрачит ее Жизнь настолько, что она станет невыносимой.
Наша Тайна должна уйти в могилу вместе с нами. Мы дали в этом Клятву и должны сдержать ее. Если бы кто-нибудь узнал правду о том, что мы увидели на борту «Галлифакса», это означало бы конец всей нашей работы и много бед помимо этого. Ни один корабль больше никогда не отправился бы в Африку, ни один раб на всех Антиллах ни на миг не чувствовал бы себя в безопасности. Но и это не все, ибо, как Вы знаете, раскрытие Тайны стало бы причиной вселенского безумия.
Я еще должен просить вас об услуге, если вы соизволите ее мне оказать. В своем дневнике я придерживался рассказа, который мы составили вместе с командой и который изложен в моем официальном отчете о проделанном Плавании. Но судовой журнал содержит запись о подлинном местоположении «Галлифакса», на Формигасовой Банке при 75°52 долготы и 18°27 широты, где мы затопили его со всем, что было на борту, на глубине 14 фатомов, о чем вам нет нужды напоминать. Я исправил эту запись, показав его севернее, ближе к Наветренному проливу, на 74°54 долготы и 19°21 широты.
Я также изменил ежедневные записи, чтобы всем казалось, будто мы повстречались с «Галлифаксом» и взяли его на буксир накануне шторма, который настиг нас 22-го числа. Если кто-либо начнет сомневаться в правильности моих записей, не пожелаете ли вы поддержать меня и сказать, что я сделал некоторые ошибки, виной чему легкий приступ лихорадки? Маловероятно, что такие вопросы возникнут, однако мсье Града, вновь назначенный моим работодателем для контроля за ведением корабельных документов, имеет репутацию человека, крайне придирчиво проверяющего судовые журналы.
Если вы снова окажетесь в Нанте, вы должны непременно навестить нас. Бедный доктор Ле Жен опять вышел в Море, но, боюсь, это уже не тот человек, которого вы знали. Он не может стереть из памяти образ Дикаря, сидящего за столом и правящего свой ужасный Пир. И те прочие Вещи, о которых вы знаете. Мы поступили правильно, отправив его на морское дно, но он не упокоится там. Ни один из них не упокоился с миром.
Арно шлет Вам свой привет, как и Кастэн. Все тверды в нашей клятве. Пусть Господь не оставит вас. И пусть Он дарует Вам тот душевный покой, который не дано обрести мне".
56
В бликах солнечного света, морской пене и соленых брызгах они вышли на середину пролива Гонав. Качка здесь ощутимо усилилась, швыряя их суденышко с волны на волну, словно детскую игрушку. Вдали вода казалась цельнотканой – свободно текущий отрез дорогого голубого шелка, шитого золотой нитью. Вблизи она вся состояла из рваных клочков, капризные течения и тяжелые приливы прошлись по ней словно граблями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60