Держась
за ветвь левой рукой, он вытер правую о рубашку и куртку. Потом, держась
правой, то же самое проделал с левой рукой.
На мгновение Луис замер, стоя на остриях ограды кладбища, а потом
осторожно стал передвигать руки вдоль ветви, чтобы перейти в вертикальное
положение. Он даже надеялся, что ему удастся сплести пальцы вместе, чтобы
было удобнее. Качнувшись вперед, словно Тарзан, он сбросил ноги с острых
пик. Ветвь выгнулась, и Луис услышал опасный звук - треск. Острия как раз
были под его задницей. Поняв это, Луис рванулся вперед, прыгнул вниз,
понадеявшись на "авось". Приземлился он плохо, одним коленом сильно
ударился о чье-то надгробье. Страшная боль пронзила ногу. Луис
свалился на траву, держась за колено, губы его растянулись в гримасу,
похожую на ухмылку. Он лишь надеялся, что не сломал коленную чашечку.
Наконец, боль начала слабеть, и Луис обнаружил, что может сгибать колено.
Все будет в порядке, если он сможет двигаться. Может быть...
Встав на ноги, хромая, Луис пошел вдоль ограды назад к улице Масон, к
тюку с инструментами. Колено сперва болело сильно, и Луис хромал, но острая
боль постепенно превратилась в тупую. Жаль, что аспирин остался в аптечке
"Хонды". Только теперь Луис вспомнил, что взял таблетки с собой на всякий
случай. Слишком поздно Луис вспомнил об опасности. Одна из машин быстро
проехала мимо, высветив его, стоящего у самой ограды. Ему пришлось отойти
дальше, в глубь кладбища.
Оказавшись напротив своей машины, Луис вернулся к ограде. Не доходя до
нее несколько шагов, он споткнулся о свой сверток. Тут он услышал чьи-то
шаги и женский смех. Он присел, спрятавшись позади могильного памятника...
Садясь на корточки, Луис снова задел больное колено. По противоположной
стороне улицы Масон шла пара. Луису даже показалось, что он смотрит
странное телевизионное шоу. Он прошептал про себя: "Час Привидений.
Интересно, что эта парочка сделает, если он поднимется из-за могилы,
подойдет к решетке и так тихонечко завоет, а потом крикнет им: "Спокойной
ночи, миссис Калабаш, но куда же вы?""
Влюбленные остановились в луже света от фонаря, как раз возле его
машины и начали обниматься. Наблюдая за ними, Луис почувствовал тошноту и
отвращение. Он сидел здесь, спрятавшись позади могильного камня, словно
нечеловеческое существо из какой-нибудь дешевой книги ужасов, подглядывая
за любовниками. "Столь тонкая грань между приятным и отвратительным?" -
удивился он и в этом для него был заключен некий потаенный смысл. - "Между
этими понятиями такая тонкая грань, что вы можете спокойно перешагнуть ее.
Отрешиться от мелкой суеты. Забраться на дерево, повисеть среди листьев,
упасть на могилу, подсматривать за любовниками.., копать канавы? Просто?
Или это синдром лунатропа? Восемь лет я проработал доктором, а теперь одним
махом стал гробокопателем, и я - как раз тот человек, который станет
вызывать духа..."
Луис зажал кулаками рот, чтобы не дать вырваться ни одному звуку, и
почувствовал холод внутри.
Когда пара наконец ушла, Луис равнодушно посмотрел им вслед. Они
поднялись по лесенке в одно из зданий. Мужчина достал ключи, и через
мгновение они исчезли внутри. Над улицей воцарилась тишина, если не считать
постоянных завываний ветра, шелестевшего в деревьях и нежно ворошившего
волосы Луиса.
Луис снова побежал к изгороди и, пригнувшись, нащупал в кустах
сверток. Сверток был тут - пальцы нашли грубую ткань. Луис отнес сверток
на широкую дорожку, идущую между могилами от самых ворот, и остановился,
пытаясь сориентироваться. Пройдя вперед, надо свернуть влево от развилки.
Нет проблем.
Он пошел по краю тропинки, стараясь держаться в тени вязов. Вдруг он
наткнется на сторожа или еще случится что-то непредвиденное?
От развилки Луис свернул влево, в поисках могилы Гаджа, и, неожиданно,
с ужасом понял, что не может вспомнить, как выглядит его сын. Луис
остановился, посмотрел на ряды могил, потертые монументы и попытался
сосредоточиться. Отдельные фрагменты внешности сына всплывали в его памяти:
светлые волосы, такие великолепные и светлые; его чуть раскосые глаза и
маленькие белые зубы, маленький кривой шрамик на щеке - это после того как
он упал на черной лестнице их домика в Чикаго. Луис видел все по
отдельности, но никак не мог собрать все в единое целое. Луис снова видел
Гаджа, бегущего навстречу грузовику "Оринго", но Гадж отвернулся. Луис
пытался вспомнить лицо Гаджа таким, как видел его в колыбели в тот день,
когда они пускали летучего змея, но видел только темноту.
"Гадж, где ты? Луис, неужели ты думаешь, что сослужишь своему сыну
хорошую службу? Может, он счастлив там, где он сейчас... Может, все это не
стоит того, чтобы затеваться? Может, он среди ангелов, а может, просто
"уснул"... И если он спит, готов ли ты разбудить его?.. Ах, Гадж? Где ты? Я
хочу, чтобы ты был дома, с нами".
Но может ли он, Луис, на самом деле контролировать свои действия? Или
им руководит та злая сила, о которой говорил Джад? Почему он не может
вспомнить лицо Гаджа и почему он не обратил внимания на все
предупреждения?.. На предупреждения Джада, Паскова и своего собственного
сердца?
Луис вспомнил надгробья Хладбища Домашних Любимцев.., эти неправильные
круги, таинственно расходящиеся, и его снова обдало холодом. Почему же он
оказался здесь и остановился, пытаясь вспомнить лицо Гаджа?
Ведь скоро он снова увидит его...
***
Надгробие было на месте. На нем было написано просто:
"Гадж Уильям Крид",
а дальше шли две даты. Кто-то был тут сегодня и принес (или принесла)
дань уважения погибшему мальчику (точнее его родителям). У надгробия лежали
свежие цветы. Кто это мог сделать? Скорее всего Мисси Дандридж.
Сердце Луиса тяжело, медленно билось в груди. "Что же дальше? Нет,
нельзя останавливаться, надо копать! Пора начинать. Впереди долгая ночь, но
потом-то наступит день".
Последний раз Луис задумался и потом окончательно решился: он решил
идти до конца. Он почти незаметно кивнул головой сам себе и выудил
карманный нож, натянул ленту скоча, стягивающую баул, и перерезал ее.
Развернув сверток, словно спальный мешок, милый такой мешочек для Гаджа, он
разложил перед собой лопату, кирку, заступ и фонарик, как раскладывал
хирургические инструменты в своей маленькой операционной.
Фонарик был с диафрагмой-заглушкой, изготовленной по рецепту продавца
в скобяной лавке. Войлок был прочно укреплен поверх стеклянного экрана
узкой лентой скоча. Свет вырывался через маленькую дырочку, прорезанную
скальпелем в центре войлочной пластины. Кирка с короткой ручкой. Она сейчас
пока не нужна, но Луис захватил ее на всякий случай. Ему нужно было только
приподнять плиты, а не дробить камни, выкапывая могилу. Это на потом... Еще
в свертке были заступ и лопата, длинная веревка и рабочие перчатки.
Перчатки Луис взял, чтоб не натереть мозоли, копая землю.
Земля оказалась мягкой и работа шла легко. Форма могилы была четко
определена, а размокшая земля, которой присыпали плиты, оказалась, как
грязь. Мысленно Луис сравнивал эту грязь и каменистую, не получившую
благословения землю, в которую, если все получится удачно, он поздно ночью
похоронит своего сына. Вот там-то ему понадобится кирка. Луис попытался
подумать еще о чем-нибудь.
Он кидал грязь налево от могилы, работая в определенном, нарастающем
ритме, в то время как яма становилась все глубже и глубже. Потом Луис
спустился в могилу, вдыхая сырой аромат свежей грязи - запах, напоминающий
ему запахи лета, проведенного у дяди Карла.
"Землекоп", - подумал он и остановился, чтобы стереть пот со лба. Дядя
Карл говорил, что у каждого могильщика в Америке есть свое прозвище. Друзья
называли дядю Карла "землекопом".
Луис снова начал копать.
Остановился Луис только один раз, для того чтобы поглядеть на часы.
Двенадцать двадцать. Он почувствовал, что время уходит сквозь пальцы, да к
тому же эти пальцы смазаны жиром.
Через сорок минут лопата натолкнулась на что-то, и Луис до крови
прикусил верхнюю губу. Взяв фонарь, Луис посветил вниз. Земля. А по земле
диагональным разрезом шла серо-серебряная линия. Это была плита. Луис уже
выгреб большую часть грязи. Но ведь он наделал так много шума. Казалось, на
всем свете нет громче шума, чем шорох лопаты, счищающей грязь с бетонной
плиты могилы в темную ночь.
Луис слез в могилу, прихватив веревку. Он продел веревку в железные
кольца одной плиты с одного конца. Выбравшись из могилы, Луис расстелил
брезент, лег на него и схватился за конец веревки.
"Луис, ты же думал об этом. За твой последний шанс... Ты прав. Это -
последний шанс.., и я, черт побери, должен воспользоваться этим".
Взявшись обеими руками за конец веревки, он потянул. Квадратная,
бетонная плита легко поднялась, заскрежетав. Плита, которую Луис тянул за
один конец, повернулась как на шарнире и стала почти вертикально, открыв
половину могилы.
Луис снял веревку с колец и положил ее рядом, возле могилы. Теперь он
мог просто встать у края и потянуть плиту вверх.
Установив плиту вертикально, Луис спустился в могилу, стараясь
двигаться осторожно. Упав, плита непременно раздробила бы ему ноги. Вниз
посыпались камешки, и Луис услышал, как они застучали по крышке гроба.
Нагнувшись, Луис схватился за край второй бетонной плиты и потянул ее
наверх. Коснувшись плиты, он почувствовал под пальцами что-то скользкое и
холодное. Потом и вторая плита была поставлена "на попа". Тогда Луис
посмотрел на свою руку и увидел слабо извивающегося земляного червя,
которого раздавил пальцами. Задохнувшись от крика отвращения, Луис стряхнул
остатки червя с руки на стенку могилы своего сына.
Потом он посветил вниз фонариком.
Там стоял гроб, который он последний раз видел, когда его опускали в
могилу. Тогда гроб окружал зеленый пластик. Вот она - коробка, в которой
лежат останки его сына. Ярость, безумная, раскаленная ярость поднялась в
Луисе, а потом нахлынуло ощущение чего-то холодного, отрезвляющего. Идиот!
Луис нащупал заступ. Замахнувшись, он изо всех сил обрушил его на
замки гроба: раз, второй, третий, четвертый... Зубы Луиса сжались.
"Я пробьюсь к тебе, Гадж. Вот увидишь!"
Замок треснул с первого удара и, возможно, остальные удары были
лишними, но Луис продолжал и продолжал бить, желая не столько открыть гроб,
сколько разломать его. Некое подобие здравомыслия вернулось, и Луис
остановился, занеся свое орудие для очередного удара.
Заступ погнулся. Луис отбросил его в сторону и выкарабкался из могилы,
встал на ноги, чувствуя слабость в коленях. Его тело было словно
каучуковым. Он почувствовал тошноту, и ненависть так же быстро покинула
его, как и нахлынула. Холод кладбища наполнил холодом его душу. Ни разу в
жизни он не чувствовал себя таким одиноким и покинутым, словно космонавт в
скафандре, плывущий прочь от корабля в великой темноте космоса. "Билл
Батермен чувствовал то же самое?" - удивился Луис.
Он лег на землю, на спину, переводя дух, успокаиваясь. Когда слабость
отступила, Луис сел, прислонившись спиной к надгробию соседней могилы.
Посветив фонариком в могилу Гаджа, он увидел, что замки гроба не просто
сбиты, а сметены. Он измолотил гроб из-за внезапной вспышки ярости. Дерево
вокруг замков было раскрошено.
Луис зажал фонарик под мышкой. Он осторожно присел на корточки. Его
руки двигались ощупью, словно он пытался поймать пару кружащихся мух,
готовый в любой момент прикоснуться к чему-то мертвому...
Нащупав крышки, Луис сунул в нее пальцы. На мгновение он
остановился.., не мог он сейчас отступить.., а потом открыл гроб сына.

Глава 50

Речел Крид уже долетела до Бостона. Ее самолет из Чикаго вылетел
вовремя (чудо само по себе) и опоздал в Нью-Йорк на пять минут. В Бостоне
самолет приземлился уже на пятнадцать минут позже. В 23.12. у Речел
оставалось еще тринадцать минут.
Она еще могла бы успеть на следующий самолет, но автобус, который
отвозил пассажиров в аэропорт, слишком долго кружил по взлетному полю и
приехал чересчур поздно. Речел паниковала, переминаясь с ноги на ногу, так,
словно хотела в туалет; то и дело перевешивала сумку своей матери с одного
плеча на другое.
Автобус приехал только в 11.25, и она начала очень нервничать,
топтаться на месте у выхода из автобуса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65