- Ты, должно быть, ее любишь.
Скрамм улыбнулся, обнажая гнилые зубы:
- С тех пор, как я на ней женился, я ни на кого больше не глядел. Она
прелесть.
- И ты в это ввязался.
- Смешно, правда? - ухмыльнулся Скрамм.
- Не для Гаркнесса. Иди спроси, смешно ли ему сейчас.
- Ты просто не хочешь подумать, - вмешался подошедший Пирсон. - Ты
ведь _можешь_ проиграть.
- Это игра, парни. А я люблю играть.
- Ага, конечно, - мрачно согласился Пирсон. - И ты в хорошей форме, -
сам он выглядел бледным и осунувшимся, отсутствующим взглядом окидывая
толпу, собравшуюся у супермаркета. - Все, кто не в форме, уже мертвы. Но
осталось еще семьдесят два.
- Да, но... - непривычная морщина умственного напряжения прорезала лоб
Скрамма. Гэррети показалось, что он видит, как медленно ворочаются его
мысли.
- Я не хочу вас обижать, - сказал наконец Скрамм. - Вы хорошие парни.
Но большинство здесь не знает, зачем они во всем этом участвуют. Вот этот
Баркович. Он не хочет выиграть, он хочет только смотреть, как другие
умирают. Когда кто-нибудь получает пропуск, он будто становится сильнее. Но
этого мало.
- А я? - спросил Гэррети.
- Ты... ну, ты, похоже, вообще не знаешь, зачем идешь. То же самое -
сейчас ты идешь потому, что боишься, но этого тоже мало. Это проходит, -
Скрамм опустил глаза и смотрел на дорогу. - И когда это пройдет, ты
получишь пропуск, как и другие.
Гэррети вспомнил, как Макфрис говорил: "Когда я устану... я просто
сяду и останусь сидеть".
- А с тобой, конечно, такого не случится? - съязвил Гэррети, но
простые слова Скрамма напугали его.
- Нет, - так же просто сказал Скрамм. - Не случится.
Их ноги поднимались и опускались, неся их вперед, за поворот, мимо
запертого на ржавый засов сарая.
- Я, похоже, понял, что такое умирание, - тихо сказал Пирсон. - Не
сама смерть, а умирание. Если я перестану идти, я умру, - он сглотнул, и в
горле у него булькнуло. - Может, это и есть то, о чем ты говоришь, Скрамм.
А может, нет. Но я не хочу умирать.
Скрамм печально посмотрел на него.
- Ты думаешь, знание защитит тебя от смерти?
Пирсон вымученно улыбнулся, как бизнесмен на лайнере во время качки,
пытающийся не выблевать свой завтрак:
- Сейчас это единственное, что меня защищает.
Гэррети ощутил безумное чувство благодарности. Его средства защиты еще
не были сведены к этому.
Впереди, словно для иллюстрации того, о чем они только что говорили,
парень в черном свитере вдруг упал на дорогу и начал кататься в
конвульсиях. Он издавал странные горловые звуки - ааа-ааа-ааа, - как
обезумевшая от страха овца. Когда Гэррети проходил мимо, одна из бьющихся
рук парня задела его туфель, и он в ужасе отскочил. Глаза парня закатились,
но подбородок стекала струйка слюны. Ему вынесли два предупреждения, но он
ничего не слышал, и через две минуты его пристрелили, как собаку.
После этого они перевалили низкий холм и начала спускаться в зеленую
долину. Прохладный ветерок приятно овевал разгоряченное лицо Гэррети.
- Здорово, - сказал Скрамм.
С высоты они видели дорогу миль на двадцать вперед. Она вилась среди
лесов, как черно-серая карандашная черта, проведенная по измятой зеленой
бумаге. Далеко впереди дорога снова шла на подъем и терялась в розовой
утренней дымке.
- Должно быть, это то, что называют Хэйнсвиллским лесом, - сказал
Гэррети без особой уверенности. - Зимой тут кошмар. Кладбище грузовиков.
- Я такого никогда не видел, - с почтением сказал Скрамм. - Во всей
Аризоне нет столько зелени.
- Радуйся, если можешь, - буркнул Бейкер, присоединяясь к группе. -
Скоро будет не до того. Уже жарко, а ведь еще только полседьмого.
- Хотел бы я построить здесь дом, - сказал Скрамм, фыркая, как бык в
жару. - Построить самому, вот этими руками, и глядеть на это каждое утро.
Вместе с Кэти. Может, так и будет, когда все это кончится.
Никто ничего не сказал.
К 6.45 ветерок прекратился, и стало припекать уже по-настоящему.
Гэррети снял куртку и стянул ее узлом на талии. Дорога больше не была
пустынной - там и тут стояли машины, пассажиры которых стояли рядом, при
ветствуя участников Длинного пути.
У одной из машин Гэррети увидел двух девушек-ровесниц в летних шортах
и легких блузах. Их лица горели волнением - древним, греховным и чуть не до
безумия эротическим. Гэррети почувствовал, как животная похоть волной
поднимается в нем, заставляя все его тело дрожать в лихорадке.
Вдруг Гриббл, уже проявивший себя радикалом, свернул с дороги и
рванулся к девушкам. Одна из них, та, что была ближе, повернулась к нему и
обняла руками за шею. Гриббл - растерянная, перепуганная фигура в
пропотевшей белой рубашке, - прижал ее к себе; его руки блуждали по ее
груди, животу, бедрам, не встречали никакого протеста с ее стороны.
Он получил второе предупреждение, потом третье. Когда прошло
пятнадцать секунд ожидания, он оторвался от девушки, пустился бежать, упал
и, кое-как поднявшись, полувышел-полувыскочил на дорогу.
- Не смог, - по лицу его катились слезы. - Видели, она хотела меня, а
я не смог... я... - его слова потонули в нечленораздельных всхлипываниях.
Он шел, держась обеими руками за живот.
- Ну, им-то хватило, - зло, как всегда, вставил Баркович. - Будет, о
чем поговорить завтра.
- _Заткнись_! - крикнул Гриббл. - Как больно, черт! Это судорога.
- Стоячка, а не судорога, - заметил Пирсон. Гриббл молча посмотрел на
него из-под упавших на лоб растрепанных черных волос.
- Больно, - снова прошептал он и медленно опустился на колени, так же
прижимая руки к животу. Гэррети мог разглядеть крупные капли пота,
стекающие по его шее.
Мгновение спустя он был мертв.
Гэррети обернулся в сторону девушек, но они уже спрятались в своей
машине. Он пытался изгнать их из своей памяти, но не мог. Каково это -
прижимать к себе их мягкую, податливую плоть? Ее бедра извивались, когда
Гриббл целовал ее... о Боже, _они_ _извивались_... это был спазм, оргазм,
что угодно... о Господи, только бы сжать ее вот так и чувствовать это
тепло...
Он вдруг кончил. Теплая жидкость потекла по его промежности. Черт,
сейчас появится пятно на штанах, и кто-нибудь обязательно заметит. Заметит
и скажет, что выгонит его на улицу голым и заставит так ходить... ходить...
ходить...
"О Джен, я люблю тебя, правда, люблю, но это что-то не то, что-то
совсем другое..."
Он распустил куртку вокруг талии и продолжал идти так же, как и
раньше, и воспоминание тускнело, как фотография, оставленная на солнце.
Теперь они шли под уклон, и шаг поневоле ускорился. Пот тек ручьями.
Гэррети - он сам себе не поверил, - вдруг захотелось, чтобы опять наступила
ночь. Он оглянулся на Олсона.
Олсон опять глядел на свои ноги. На его шее явно выступили жилы, губы
скривились в застывшей усмешке.
- Он уже почти готов, - сказал рядом Макфрис. - Когда человек начинает
надеяться, что его застрелят и тогда он сможет отдохнуть, он далеко не
уйдет.
С этими словами он ускорил шаг и оставил Гэррети позади.
Стеббинс. Он давно не видел Стеббинса. Гэррети обернулся - Стеббинс
сильно отстал, но его можно было безошибочно узнать по красным штанам. Он
все еще шел в хвосте, как тощий гриф, выжидающий, когда кто-нибудь
упадет...
Гэррети почувствовал прилив гнева. Ему вдруг захотелось вернуться и
схватить Стеббинса за горло - без всякой причины, просто выместить
накопившееся раздражение.
Когда они достигли подножия холма, ноги Гэррети онемели. Это
сопровождалось пробегающими по ним время от времени вспышками боли и
грозило судорогой. А почему бы и нет? Они ведь идут уже двадцать два часа.
Двадцать два часа беспрерывной ходьбы - мыслимо ли это?
- Как ты? - спросил он Скрамма, будто не видел его уже очень давно.
- Отлично, - Скрамм шумно высморкался и вытер руку о штаны. - Просто
отлично.
- Похоже, у тебя насморк.
- Это у меня каждую весну. Сенная лихорадка. Ничего страшного.
Гэррети открыл рот, чтобы возразить, когда воздух наполнил знакомый
звук "пах-пах!" Впереди кого-то застрелили, и это оказался Гаркнесс.
Гэррети испытал странное возбуждение. Магический круг опять
разорвался. Гаркнесс никогда не напишет книгу о Длинном пути. Его отволокут
с дороги в сторону, как мешок с мукой, или запихнут в грузовик в
брезентовом мешке. Для него Длинный путь закончился.
- Гаркнесс, - сказал Макфрис. - Старина Гаркнесс получил пропуск.
- Прочти эпитафию в стихах, - предложил Баркович.
- А ты заткнись, убийца, - бросил Макфрис, не глядя на него. - Старина
Гаркнесс. Черт возьми!
- Я не убийца! - завизжал Баркович. - Я еще спляшу на твоей могиле!
Я...
Хор ругательств заставил его замолчать, и он, втянув голову в плечи,
отошел.
- Знаете, кем работал мой дядя? - спросил Бейкер, когда они проходили
сквозь тенистый туннель развесистых деревьев, и Гэррети, глядя на них,
пытался не думать о Гаркнессе и Гриббле.
- Кем? - спросил Абрахам.
- Могильщиком.
- Здорово, - без интереса отозвался Абрахам.
- Когда я был маленьким, я всегда удивлялся - кто его похоронит, когда
он умрет? - Бейкер глядел на Гэррети, отсутствующе улыбаясь. - Как эта
загадка, помните? Кто стрижет городского парикмахера?
- Ну и кто его похоронил? - спросил Макфрис. - Если, конечно, он умер.
- Умер, - сказал Бейкер. - Шесть лет назад, от рака легких.
- Он что, курил? - спросил Абрахам и помахал семье из четырех человек
и персидского кота. Кот был на поводке, и все происходящее явно не вызывало
у него энтузиазма.
- Нет, - сказал Бейкер. - Всю жизнь страшно боялся рака.
- Так _кто_ его похоронил? Скажи, чтобы мы могли перейти к чему-нибудь
более интересному, скажем, к контролю над рождаемостью.
- А что, это интересно, - начал Гэррети. - У меня подружка католичка
и...
- Так _кто_ похоронил твоего деда, Бейкер?
- Не деда, а дядю. Дед у меня был адвокатом в Шревпорте. Он...
- Хрен с ним, с дедом, - перебил Макфрис. - Даже три хрена. Кто
похоронил твоего дядю? Скажи, и покончим с этим.
- Никто. Его кремировали.
- Во те раз! - воскликнул Абрахам и засмеялся.
- Тетя собрала его пепел в вазу и держала у себя дома, в Батон-Руж.
Она пыталась продолжить его бизнес, но у нее ничего не вышло.
- Это твой дядя поднасрал, - заметил Макфрис.
- Почему это?
- Плохая реклама для такого бизнеса.
- Что, смерть?
- Да нет, кремация.
Скрамм опять шумно высморкался и сказал:
- Ничего, он тебя там встретит.
- Надеюсь, - сказал Бейкер, не обидевшись.
- Твой дядя... - начал Абрахам, но тут Олсон начал умолять солдат,
чтобы ему дали отдохнуть.
Он не останавливался и не замедлял шаг, но продолжал свои мольбы
тягучим, полностью безжизненным голосом, вызывающим у Гэррети раздражение.
Разговор смолк. Все уставились на Олсона. Гэррети изо всех сил желал, чтобы
его поскорее пристрелили. Чтобы он больше не мучился и не унижался. Солдаты
смотрели на Олсона с теми же каменными, абсолютно безучастными лицами.
Впрочем, ему вынесли еще одно предупреждение.
Было без четверти восемь, и прошел слух, что им осталось пройти только
шесть миль до ста. Гэррети помнил, что до ста миль доходили, самое большое,
шестьдесят три участника. Они могли побить рекорд - их все еще оставалось
шестьдесят девять.
Слева от Гэррети продолжали раздаваться мольбы Олсона. Некоторые
кричали ему, чтобы он заткнулся, но без всякого результата.
Они перешли деревянный мост, вокруг которого с щебетанием проносились
ласточки, свившие гнезда под опорами. От речки пахнуло прохладой, и жара на
другом берегу показалась еще более невыносимой. "Подожди, - сказал Гэррети
себе. - Если ты думаешь, что сейчас жарко, подожди до полудня. Тогда сам
увидишь".
Он крикнул, чтобы ему дали фляжку. Солдат молча принес ее и потрусил
назад к вездеходу. Ему уже хотелось и есть, но с этим придется ждать до
девяти.
Бейкер внезапно круто свернул к обочине, осмотрелся в поисках зрителей
и, не найдя никого, быстро спустил штаны. Гэррети прошел мимо и услышал
сзади, как Бейкеру выносится предупреждение. Потом еще одно. Секунд через
двадцать он нагнал товарищей, запыхавшийся, но довольный.
- Никто в жизни так быстро не срал! - сообщил он.
- Можешь улучшить результат, - сказал Макфрис.
- Говорят, некоторые срут раз в неделю. А я обязательно должен раз в
день посрать, иначе приходится принимать слабительное.
- Если будешь это делать слишком часто, они тебе выпишут такое
слабительное, что второго не понадобится, - сказал Пирсон.
Макфрис откинул голову назад и засмеялся. Абрахам повернулся и вступил
в разговор:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27