Охранная стража этого не спускала. И в результате дошло до того, что в конфликты прямо ввязывалась даже китайская регулярная армия.
Витте поморщился: порой смертями заканчивались до обидного нелепые недоразумения. Так, стоило солдатам Поднебесной арестовать в Куанчэнцзы работающего на русских китайца, как постоялый двор с охраняемым арестантом немедленно взяли штурмом одиннадцать бравых русских казаков. Как результат десять трупов: трое наших и семеро китайских. И уж в такой атмосфере появление призывов и листовок подрывного характера было почти закономерно.
«Небо прогневалось на детей Иисуса за то, – доходчиво и просто объясняли народу бунтовщики, – что они оскорбляют духов, уничтожают святое конфуцианское учение и не почитают Будду. Чтобы уничтожить иноземцев, Небо обрушило засуху и послало восемь миллионов Небесных воинов. Ждите войны и бедствий!»
«…и пусть иноземные дьяволы пользуются локомотивами, воздушными шарами и электрическими лампами, – признавали техническое превосходство европейцев те, что пограмотнее, – но все они так и остались варварами, осуждаемыми богом и обреченными на истребление!»
Витте печально покачал головой. Дело шло к очередной резне, эдакой «Варфоломеевской ночи» – только с азиатским привкусом. Когда империи разваливаются, как правило, начинают искать виновных. И это лишь ускоряет их распад – всегда.
Вот только центральному проекту Русско-Китайского банка от этого было не легче. Ситуация складывалась тем более тревожная, что по всей линии КВЖД у Витте было всего две с половиной тысячи шашек и две тысячи штыков. Для охраны дороги в мирное время этого хватало, но вот для серьезной обороны…
Витте снова поморщился. Беда была в том, что ни военный министр с подчиненным ему самым крупным флотом в мире, ни Муравьев, ни Безобразов, ни военно-промышленная группа войны в Китае не боялись. Хуже того, они ее словно призывали! Какая судьба могла ждать еще даже недостроенную Восточно-Китайскую дорогу при таком отношении, не взялся бы предсказать никто.
* * *
Наместник Его Величества, генерал-адъютант русской Квантунской области Евгений Иванович Алексеев получил доклад Гернгросса несколько раньше, чем Витте, читал дольше и вдумчивее, но к выводам пришел тем же: никто из живущих в достатке и безопасности придворных петербуржцев войны с Китаем не боится.
Уже в марте, минуя наместника, через дипкорпус, Цинам дали понять, что если требования русских по борьбе с ихэтуанями выполнены не будут, Россия примет собственные меры.
Что это за меры, было понятно. Военный министр энергично прорабатывал варианты отправки в пораженный бунтовщической заразой Пекин хотя бы двух-трех батальонов.
Евгений Иванович вздохнул. Уже в марте военные насели на него с требованием провести беспрецедентные общефлотские учения всей эскадры Тихого океана – с маневрами, демонстрацией мощи, погрузкой и высадкой десанта.
– А может, не стоит? – заосторожничал Алексеев. – Зачем нам дразнить гусей? У меня вон на дороге итак…
– Да ничего с этой дорогой не случится, Евгений Иванович! – с жаром кинулись убеждать его полководцы. – Вон, по нашим данным, англичане тоже к маневрам готовятся; надо бы опередить! Поймите, азиаты уважают только силу! А к войне сейчас повсюду готовятся!
Этого Алексеев отрицать не мог. К войне и впрямь готовились повсюду, даже в Приамурье, причем с обеих сторон. Власти провинции Хэй-Лун-Цзян снова попытались решить вопрос о «зазейских маньчжурах» в свою пользу. И понятно, что генерал Гродеков ответил «дружественному народу» облавами и выселением беспаспортных китайцев по всему Приморью.
Вообще, по данным 3-го отдела Азиатской части Главного штаба, нечто подобное творилось и на территориях, подконтрольных остальным европейским державам", маневры, выселения… Но, бог мой, как же Алексеев этого… боялся. Просто потому, что понимал: случись война, и вся Восточно-Китайская дорога будет намертво заблокирована – на каждой версте, а без нее… Евгений Иванович поежился – без нее Порт-Артура не удержать.
* * *
В неизбежности войны императрица Цыси убедилась, когда иноземцы начали демонстрировать силу. Русские и англичане, французы и немцы – все как по команде показали китайским военным наблюдателям, как ровно они выстраивают военные корабли, как устрашающе поворачивают стволы дальнобойных орудий и как стремительно умеют высаживать свои десанты на китайскую землю.
Ни почти целиком разгромленный в прошлой войне с Японией китайский флот, ни китайская армия противостоять этой спаянной жадностью стае шакалов не могли.
– Что скажете? – спросила Цыси сановников, оттолкнув руку неверно понявшего ее жест и протянувшего трубку с опием евнуха.
Сановники молчали, и только один осмелился оторвать лицо от каменного пола.
– Простите меня, глупца, Ваше Величество, но я так скажу: Ли Хунчжана надо спросить…
– Этот глупец предлагает спросить Ли Хунчжана, – синхронно пересказал слова сановника главный евнух.
Цыси стиснула зубы.
– Ты и впрямь глупец.
Она и сама нет-нет да и вспоминала о Ли Хунчжане. Но простить предателя не могла. Пусть радуется, что жив остался!
– А если Тысячелетняя Будда продолжит свою мудрую политику в отношении ихэтуаней? – подал голос Дэ-Цзун.
Евнух замешкался.
– Что ты имеешь в виду? – не дожидаясь повторения фразы, заинтересовалась Цыси.
– Милостивая и Лучезарная уже разрешила им тренироваться; пусть они послужат Вашему Величеству и далее, – осторожно произнес Дэ-Цзун, – раз уж войны не избежать, так создайте из них государственное ополчение…
Императрица задумалась. Ход был опасный. Опасный тем более, что европейцы уже давно требовали от нее подавления этого движения. Но, с другой стороны, армия слаба, голодна и плохо одета, а земли страны обширны… кто будет противостоять длинноносым чужакам, когда они высадят свои десанты?
– Будь по-твоему, – разрешила она.
Дэ-Цзун побледнел. Он уже знал: если что пойдет не так, обвинят одного его.
* * *
Услышав, что цинское правительство пытается создать из его бойцов государственное ополчение, Управитель Братства под титульным номером 438 лишь улыбнулся.
– Что ж, пусть старушка потешится, – разрешая, процедил он, – правильно я говорю, братья?
Братья ответили дружным, как по команде, хохотом, но едва он поднял руку, как сразу же наступила мертвая тишина.
– Но кое-что нам это дает, – подумал вслух Управитель, – ополчение – это ведь почти армия…
Братья напряженно внимали каждому слову.
– И тогда у наших Дай-Ло будут права, как у цинских офицеров, ведь так?
Вопрос не требовал ответа, и братья молчали.
– И ни одного цинского генерала наверху… – мечтательно закончил мысль Управитель. – Пожалуй, я изложу эти наши соображения Голове Дракона.
Услышав самый высший титул во всем обществе, братья синхронно склонили головы; они уже видели, что это очень даже здравая мысль.
* * *
До залегшего за дорожным полотном казачьего караула Курбан дотащил поручика еще до рассвета. Узнав о гибели всех четверых товарищей, русские воины встревожились и минут пять горячо обсуждали, кому везти раненого в лазарет. А так как сил для обороны дороги оставалось немного, в конце концов сошлись на Курбане. Подвели двух лошадей, наскоро перевязали Семенова и показали на юг.
– Давай, братишка, гони в Сыпингоу; там фельдшер есть.
Курбан молча кивнул, помог перекинуть безжизненное тело через седло, а спустя час нашел и фельдшера – совершенно невменямого от опия. И тогда он взялся за дело сам.
Первым делом Курбан сбегал к местной знахарке за травами и, не обращая внимания на ее изумление, со знанием дела отобрал все нужные травы и смеси. Затем он остановил кровь и найденным у русского лекаря пинцетом за считаные секунды вытащил обе пули. И лишь потом началась морока. Поправить перебитое пулей предплечье и составить вместе переломанные голени было непросто. И только он принялся их составлять, как очнулся фельдшер.
– Ты чего сюда заперся, рожа немытая? – пробормотал он и попытался выгнать Курбана пинком под зад.
Шаман перехватил его ногу и… впервые в жизни простил.
– Ладно, живи, – разрешил он. – Только покажи, где у тебя остальные ножи…
– Чего-о?! – выпучил глаза фельдшер.
И тогда Курбан молча повалил его на пол, стянул по рукам и ногам сорванной с окна шторкой и, словно паук жирную муху, отволок в угол.
– Слушай меня, лекарь, – сидя на корточках над испуганно вылупившимся фельдшером, произнес он. – Я здесь надолго. Не скажешь, где твои ножи и щипцы, не дам опия. Ты все понял?
В глазах лекаря появилось легкое беспокойство, и Курбан решил объяснить все сначала.
– Дня через два опий захочет войти в тебя снова, а я тебя ему не отдам. Еще и рот заткну, чтобы он не просил. Это понятно?
И вот тогда лицо фельдшера перекосилось от ужаса.
– Там… – мотнул он головой, – там… все инструменты. В саквояже…
* * *
К ночи Курбан наложил последнюю шину. Еще через три дня стало ясно, что перелом наступил и злые эджены болезни стремительно покидают еще недавно безжизненное тело. А на четвертые сутки дверь вылетела под бешеными ударами сапог, и в лазарет ввалился крупный краснолицый мужчина в военной форме.
– Ну и бардак здесь у тебя, – покосился он в сторону блаженно рассматривающего радужные, навеянные опием картинки фельдшера и склонился над телом поручика Семенова: – Слава богу, жив…
И лишь тогда он заметил сидящего в углу на корточках Курбана.
– А это что еще за обезьяна?! А ну пошел вон! Ну, фельдшер, ну, сволочь! Развел мне тут татаро-монгольский притон… для сирых и убогих…
Курбан склонил голову, чтобы орус-бажи не увидел на свою беду его яростных глаз, и торопливо вышел за дверь. Он свое дело сделал, теперь оставалось ждать.
* * *
Кан Ся обнаружили местные мальчишки – спустя два или три дня. Они тут же побежали к отцам, те – к старосте, а уж он отправил посыльного с извещением, что после той стрельбы, что устроили здесь русские, в деревне нашелся еще один труп – наверное, несвежий…
Еще сутки в полиции не могли выделить человека для вывоза и захоронения тела некоего неопознанного мужчины, а когда человек все-таки нашелся, оказалось, что седой полумертвый старик с раздробленной русской пулей скулой все еще жив.
Никаких документов при старике не оказалось, а потому полиция логично предположила, что это – хунгуз из тех, что проходили мимо Сыпингоу дня четыре назад. Ну а поскольку допросить его было решительно невозможно, Кан Ся просто отвезли в Гунчжулинскую тюрьму.
И вот здесь начались проблемы: принимать полумертвого хунгуза дежурный офицер наотрез отказался.
– Ты пойми, – мягко сказал он сержанту полиции, – мне эту тухлятину брать на себя никак нельзя. Он вот-вот помрет, и на какие деньги я его хоронить буду? Признания нет, протокола допроса нет… вот кто он вообще? Может, крестьянин здешний, а вы его – в тюрьму!
Сержант скрипнул зубами. Здесь все знали, что мертвых арестантов хоронят сами арестанты и совершенно бесплатно. Отвезти его обратно? Так и это не выход. Можно подумать, что если он помрет в полицейском участке, кто-то там наверху войдет в положение и выделит деньги на похороны!
«Надо отдать его нашей знахарке, – решил он. – Если умрет, пусть сама и хоронит, а выживет… что ж, тогда и допросим».
* * *
Вывезенного в Инкоу Семенова впервые выпустили на прогулку в середине апреля, когда вокруг уже все зеленело. Он осторожно спустился по ступенькам лазарета в сад, присел на любовно выструганную военными санитарами скамью и тут же увидел Курбана.
– Здорово, тунгус, – радостно улыбнулся поручик – это ведь ты меня на себе тащил? Я правильно запомнил?
Курбан кивнул, и поручик с облегчением вздохнул.
– А то уж я начал думать, что приснилось… Сколько я тебя не видел – года полтора?
Курбан все так же молча кивнул.
– И где тебя все это время носило? – искренне заинтересовался поручик.
– В Гунчжулинской тюрьме сидел, ваше превосходительство, – тихо ответил толмач.
– Как так? – не понял Семенов. – За что это?
– Седой капитан держал, – усмехнулся Курбан. – Все хотел, чтобы я ему про вашу дорогу рассказал.
Семенов мгновенно взмок и на пару минут потерял дар речи. С трудом преодолел охватившую тело дрожь и все-таки задал самый главный вопрос:
– И что?..
– Год терпел, а потом рассказал, – честно признался Курбан.
В глазах у поручика потемнело. Толмач видел почти все. И вот тут напрашивались новые вопросы.
– А… как ты у фанзы оказался?.. – осторожно поинтересовался Семенов.
– Очная ставка, ваше превосходительство. С вами. Если бы Кан Ся не умер…
Поручик попытался представить себе мертвого Кан Ся, не сумел и погрузился глубоко в себя. До него только теперь дошло, как близко он прошел от смертельной опасности бесследно сгинуть по навету в подвалах китайской охранки.
«Но ведь документы у них наверняка остались!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Витте поморщился: порой смертями заканчивались до обидного нелепые недоразумения. Так, стоило солдатам Поднебесной арестовать в Куанчэнцзы работающего на русских китайца, как постоялый двор с охраняемым арестантом немедленно взяли штурмом одиннадцать бравых русских казаков. Как результат десять трупов: трое наших и семеро китайских. И уж в такой атмосфере появление призывов и листовок подрывного характера было почти закономерно.
«Небо прогневалось на детей Иисуса за то, – доходчиво и просто объясняли народу бунтовщики, – что они оскорбляют духов, уничтожают святое конфуцианское учение и не почитают Будду. Чтобы уничтожить иноземцев, Небо обрушило засуху и послало восемь миллионов Небесных воинов. Ждите войны и бедствий!»
«…и пусть иноземные дьяволы пользуются локомотивами, воздушными шарами и электрическими лампами, – признавали техническое превосходство европейцев те, что пограмотнее, – но все они так и остались варварами, осуждаемыми богом и обреченными на истребление!»
Витте печально покачал головой. Дело шло к очередной резне, эдакой «Варфоломеевской ночи» – только с азиатским привкусом. Когда империи разваливаются, как правило, начинают искать виновных. И это лишь ускоряет их распад – всегда.
Вот только центральному проекту Русско-Китайского банка от этого было не легче. Ситуация складывалась тем более тревожная, что по всей линии КВЖД у Витте было всего две с половиной тысячи шашек и две тысячи штыков. Для охраны дороги в мирное время этого хватало, но вот для серьезной обороны…
Витте снова поморщился. Беда была в том, что ни военный министр с подчиненным ему самым крупным флотом в мире, ни Муравьев, ни Безобразов, ни военно-промышленная группа войны в Китае не боялись. Хуже того, они ее словно призывали! Какая судьба могла ждать еще даже недостроенную Восточно-Китайскую дорогу при таком отношении, не взялся бы предсказать никто.
* * *
Наместник Его Величества, генерал-адъютант русской Квантунской области Евгений Иванович Алексеев получил доклад Гернгросса несколько раньше, чем Витте, читал дольше и вдумчивее, но к выводам пришел тем же: никто из живущих в достатке и безопасности придворных петербуржцев войны с Китаем не боится.
Уже в марте, минуя наместника, через дипкорпус, Цинам дали понять, что если требования русских по борьбе с ихэтуанями выполнены не будут, Россия примет собственные меры.
Что это за меры, было понятно. Военный министр энергично прорабатывал варианты отправки в пораженный бунтовщической заразой Пекин хотя бы двух-трех батальонов.
Евгений Иванович вздохнул. Уже в марте военные насели на него с требованием провести беспрецедентные общефлотские учения всей эскадры Тихого океана – с маневрами, демонстрацией мощи, погрузкой и высадкой десанта.
– А может, не стоит? – заосторожничал Алексеев. – Зачем нам дразнить гусей? У меня вон на дороге итак…
– Да ничего с этой дорогой не случится, Евгений Иванович! – с жаром кинулись убеждать его полководцы. – Вон, по нашим данным, англичане тоже к маневрам готовятся; надо бы опередить! Поймите, азиаты уважают только силу! А к войне сейчас повсюду готовятся!
Этого Алексеев отрицать не мог. К войне и впрямь готовились повсюду, даже в Приамурье, причем с обеих сторон. Власти провинции Хэй-Лун-Цзян снова попытались решить вопрос о «зазейских маньчжурах» в свою пользу. И понятно, что генерал Гродеков ответил «дружественному народу» облавами и выселением беспаспортных китайцев по всему Приморью.
Вообще, по данным 3-го отдела Азиатской части Главного штаба, нечто подобное творилось и на территориях, подконтрольных остальным европейским державам", маневры, выселения… Но, бог мой, как же Алексеев этого… боялся. Просто потому, что понимал: случись война, и вся Восточно-Китайская дорога будет намертво заблокирована – на каждой версте, а без нее… Евгений Иванович поежился – без нее Порт-Артура не удержать.
* * *
В неизбежности войны императрица Цыси убедилась, когда иноземцы начали демонстрировать силу. Русские и англичане, французы и немцы – все как по команде показали китайским военным наблюдателям, как ровно они выстраивают военные корабли, как устрашающе поворачивают стволы дальнобойных орудий и как стремительно умеют высаживать свои десанты на китайскую землю.
Ни почти целиком разгромленный в прошлой войне с Японией китайский флот, ни китайская армия противостоять этой спаянной жадностью стае шакалов не могли.
– Что скажете? – спросила Цыси сановников, оттолкнув руку неверно понявшего ее жест и протянувшего трубку с опием евнуха.
Сановники молчали, и только один осмелился оторвать лицо от каменного пола.
– Простите меня, глупца, Ваше Величество, но я так скажу: Ли Хунчжана надо спросить…
– Этот глупец предлагает спросить Ли Хунчжана, – синхронно пересказал слова сановника главный евнух.
Цыси стиснула зубы.
– Ты и впрямь глупец.
Она и сама нет-нет да и вспоминала о Ли Хунчжане. Но простить предателя не могла. Пусть радуется, что жив остался!
– А если Тысячелетняя Будда продолжит свою мудрую политику в отношении ихэтуаней? – подал голос Дэ-Цзун.
Евнух замешкался.
– Что ты имеешь в виду? – не дожидаясь повторения фразы, заинтересовалась Цыси.
– Милостивая и Лучезарная уже разрешила им тренироваться; пусть они послужат Вашему Величеству и далее, – осторожно произнес Дэ-Цзун, – раз уж войны не избежать, так создайте из них государственное ополчение…
Императрица задумалась. Ход был опасный. Опасный тем более, что европейцы уже давно требовали от нее подавления этого движения. Но, с другой стороны, армия слаба, голодна и плохо одета, а земли страны обширны… кто будет противостоять длинноносым чужакам, когда они высадят свои десанты?
– Будь по-твоему, – разрешила она.
Дэ-Цзун побледнел. Он уже знал: если что пойдет не так, обвинят одного его.
* * *
Услышав, что цинское правительство пытается создать из его бойцов государственное ополчение, Управитель Братства под титульным номером 438 лишь улыбнулся.
– Что ж, пусть старушка потешится, – разрешая, процедил он, – правильно я говорю, братья?
Братья ответили дружным, как по команде, хохотом, но едва он поднял руку, как сразу же наступила мертвая тишина.
– Но кое-что нам это дает, – подумал вслух Управитель, – ополчение – это ведь почти армия…
Братья напряженно внимали каждому слову.
– И тогда у наших Дай-Ло будут права, как у цинских офицеров, ведь так?
Вопрос не требовал ответа, и братья молчали.
– И ни одного цинского генерала наверху… – мечтательно закончил мысль Управитель. – Пожалуй, я изложу эти наши соображения Голове Дракона.
Услышав самый высший титул во всем обществе, братья синхронно склонили головы; они уже видели, что это очень даже здравая мысль.
* * *
До залегшего за дорожным полотном казачьего караула Курбан дотащил поручика еще до рассвета. Узнав о гибели всех четверых товарищей, русские воины встревожились и минут пять горячо обсуждали, кому везти раненого в лазарет. А так как сил для обороны дороги оставалось немного, в конце концов сошлись на Курбане. Подвели двух лошадей, наскоро перевязали Семенова и показали на юг.
– Давай, братишка, гони в Сыпингоу; там фельдшер есть.
Курбан молча кивнул, помог перекинуть безжизненное тело через седло, а спустя час нашел и фельдшера – совершенно невменямого от опия. И тогда он взялся за дело сам.
Первым делом Курбан сбегал к местной знахарке за травами и, не обращая внимания на ее изумление, со знанием дела отобрал все нужные травы и смеси. Затем он остановил кровь и найденным у русского лекаря пинцетом за считаные секунды вытащил обе пули. И лишь потом началась морока. Поправить перебитое пулей предплечье и составить вместе переломанные голени было непросто. И только он принялся их составлять, как очнулся фельдшер.
– Ты чего сюда заперся, рожа немытая? – пробормотал он и попытался выгнать Курбана пинком под зад.
Шаман перехватил его ногу и… впервые в жизни простил.
– Ладно, живи, – разрешил он. – Только покажи, где у тебя остальные ножи…
– Чего-о?! – выпучил глаза фельдшер.
И тогда Курбан молча повалил его на пол, стянул по рукам и ногам сорванной с окна шторкой и, словно паук жирную муху, отволок в угол.
– Слушай меня, лекарь, – сидя на корточках над испуганно вылупившимся фельдшером, произнес он. – Я здесь надолго. Не скажешь, где твои ножи и щипцы, не дам опия. Ты все понял?
В глазах лекаря появилось легкое беспокойство, и Курбан решил объяснить все сначала.
– Дня через два опий захочет войти в тебя снова, а я тебя ему не отдам. Еще и рот заткну, чтобы он не просил. Это понятно?
И вот тогда лицо фельдшера перекосилось от ужаса.
– Там… – мотнул он головой, – там… все инструменты. В саквояже…
* * *
К ночи Курбан наложил последнюю шину. Еще через три дня стало ясно, что перелом наступил и злые эджены болезни стремительно покидают еще недавно безжизненное тело. А на четвертые сутки дверь вылетела под бешеными ударами сапог, и в лазарет ввалился крупный краснолицый мужчина в военной форме.
– Ну и бардак здесь у тебя, – покосился он в сторону блаженно рассматривающего радужные, навеянные опием картинки фельдшера и склонился над телом поручика Семенова: – Слава богу, жив…
И лишь тогда он заметил сидящего в углу на корточках Курбана.
– А это что еще за обезьяна?! А ну пошел вон! Ну, фельдшер, ну, сволочь! Развел мне тут татаро-монгольский притон… для сирых и убогих…
Курбан склонил голову, чтобы орус-бажи не увидел на свою беду его яростных глаз, и торопливо вышел за дверь. Он свое дело сделал, теперь оставалось ждать.
* * *
Кан Ся обнаружили местные мальчишки – спустя два или три дня. Они тут же побежали к отцам, те – к старосте, а уж он отправил посыльного с извещением, что после той стрельбы, что устроили здесь русские, в деревне нашелся еще один труп – наверное, несвежий…
Еще сутки в полиции не могли выделить человека для вывоза и захоронения тела некоего неопознанного мужчины, а когда человек все-таки нашелся, оказалось, что седой полумертвый старик с раздробленной русской пулей скулой все еще жив.
Никаких документов при старике не оказалось, а потому полиция логично предположила, что это – хунгуз из тех, что проходили мимо Сыпингоу дня четыре назад. Ну а поскольку допросить его было решительно невозможно, Кан Ся просто отвезли в Гунчжулинскую тюрьму.
И вот здесь начались проблемы: принимать полумертвого хунгуза дежурный офицер наотрез отказался.
– Ты пойми, – мягко сказал он сержанту полиции, – мне эту тухлятину брать на себя никак нельзя. Он вот-вот помрет, и на какие деньги я его хоронить буду? Признания нет, протокола допроса нет… вот кто он вообще? Может, крестьянин здешний, а вы его – в тюрьму!
Сержант скрипнул зубами. Здесь все знали, что мертвых арестантов хоронят сами арестанты и совершенно бесплатно. Отвезти его обратно? Так и это не выход. Можно подумать, что если он помрет в полицейском участке, кто-то там наверху войдет в положение и выделит деньги на похороны!
«Надо отдать его нашей знахарке, – решил он. – Если умрет, пусть сама и хоронит, а выживет… что ж, тогда и допросим».
* * *
Вывезенного в Инкоу Семенова впервые выпустили на прогулку в середине апреля, когда вокруг уже все зеленело. Он осторожно спустился по ступенькам лазарета в сад, присел на любовно выструганную военными санитарами скамью и тут же увидел Курбана.
– Здорово, тунгус, – радостно улыбнулся поручик – это ведь ты меня на себе тащил? Я правильно запомнил?
Курбан кивнул, и поручик с облегчением вздохнул.
– А то уж я начал думать, что приснилось… Сколько я тебя не видел – года полтора?
Курбан все так же молча кивнул.
– И где тебя все это время носило? – искренне заинтересовался поручик.
– В Гунчжулинской тюрьме сидел, ваше превосходительство, – тихо ответил толмач.
– Как так? – не понял Семенов. – За что это?
– Седой капитан держал, – усмехнулся Курбан. – Все хотел, чтобы я ему про вашу дорогу рассказал.
Семенов мгновенно взмок и на пару минут потерял дар речи. С трудом преодолел охватившую тело дрожь и все-таки задал самый главный вопрос:
– И что?..
– Год терпел, а потом рассказал, – честно признался Курбан.
В глазах у поручика потемнело. Толмач видел почти все. И вот тут напрашивались новые вопросы.
– А… как ты у фанзы оказался?.. – осторожно поинтересовался Семенов.
– Очная ставка, ваше превосходительство. С вами. Если бы Кан Ся не умер…
Поручик попытался представить себе мертвого Кан Ся, не сумел и погрузился глубоко в себя. До него только теперь дошло, как близко он прошел от смертельной опасности бесследно сгинуть по навету в подвалах китайской охранки.
«Но ведь документы у них наверняка остались!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46