Пережив тяжелую утрату, многие люди впадают в долговременную депрессию, им видится черт знает что. А нередки случаи, когда несчастные попросту накладывают на себя руки.
После этих слов в комнате на какое-то время повисла пауза. Мои новые знакомые, все до единого, словно в каком-то только им известном ритуале, угрюмо опустили головы.
До меня почему-то только сейчас дошло, что мы совершенно нормально беседуем о вещах, которые серьезно как-то и не принято воспринимать. Тогда я решил, что настало время поговорить о том, что меня действительно ожидает на этой точке, а не точить лясы попусту.
— Прошу прощения, — произнес я, — мне можно узнать, чем я на самом деле буду здесь заниматься?
При этих словах Галкин и другие удивленно посмотрели на меня. А я тем временем продолжал:
— Мне что, предстоит здесь что-то оформлять? Какие-то стенды? К примеру, в школе мне нередко доводилось рисовать стенгазеты. И даже…
Но договорить мне не дали. Вслед за майором Галкиным захохотали все мои соседи по столу. Однако смех был очень неприятным.
— Рядовой Майзингер, ты что, офигел? С чего ты решил, солдат, что имеешь право на равных разговаривать со старшими по званию, а? Что касается твоей непосредственной работы здесь, то всему свое время. Как говорится в одной очень хорошей русской пословице, «Не лезь поперед батьки в пекло!» По-армейски же она для тебя должна звучать так: «Не задавай лишних вопросов!»
Он сделал паузу. С его губ не сходила ухмылка, а глаза оставались строгими:
— Если ты действительно думаешь, что мы здесь страшилки друг другу от нечего делать рассказываем, то ты здорово ошибаешься. Тебе к таким вот разговорам теперь придется привыкнуть. Мы их, представь себе, очень любим вести!
Я задумался. Вот здорово, сначала как с равным говорят, а потом — на тебе! Но тут же сообразил, что нелепую ситуацию нужно срочно спасать:
— Виноват, товарищ майор, больше не повторится!
Он пригладил свои светлые волосы, и как ни в чем не бывало, продолжал:
— Постарайся хорошенько вспомнить, что еще рассказывала тебе мама о происходившем с твоей тетей!
— Это, действительно, еще не конец, — спохватился я. — Не знаю, точно это или нет, но по прошествии сорока дней необходимо начисто побелить комнату, в которой находился умерший или умершая. Видимо, это обычай такой.
— Есть такое поверье, — подтвердил капитан Стриж.
— Однако прежде, чем это произошло, моя тетка, как и водится в таких случаях, сначала посоветовалась со старухами. Выслушав ее, бабульки в первую очередь одобрили поведение тетки в ту памятную ночь. Мол, правильно поступила, Таисия Петровна. И тут же научили… Если вдруг в доме или во дворе еще что-нибудь невероятное происходить станет, должна она громко так закричать: «Да пошла ты к черту!» Это, мол, поможет. Потому как после сорока дней уже не душа усопшей приходит, а воистину что-то нехорошее.
У меня снова пересохло в горле, и я отхлебнул из стакана.
— Если верить моей матери, то на следующий день после того, как гости уехали, взялась тетка белить потолки. Уже почти все освежила. Оставался лишь маленький квадратик. Таисия Петровна слезла с табуретки, переставила ее и снова взобралась под потолок. И вот в этот самый момент вдруг над ее головой загромыхало. Такое впечатление, что по чердаку прокатилось колесо. Именно так показалось скованной страхом женщине. Тетя Тася и не помнила, как спрыгнула с табуретки. «Пошла ты к черту!» — закричала она что было сил. И все прекратилось. Она стояла посреди свежевыбеленной комнаты. В распахнутые окна вовсю светило солнце, а она никак не могла в себя прийти. Однако после этого случая больше ничто не нарушало покой моей тетушки.
Мне выделили небольшую комнатку в самом дальнем отсеке, или, как их здесь называли, бараке. В первый вечер я долго не мог уснуть. Вспоминал разговор. Корил себя за то, что так нехорошо повел себя в первый же день знакомства со своим новым коллективом. Человек я по природе тактичный, а здесь вдруг что-то накатило. Сам себя не узнавал. Решил, что завтра еще раз извинюсь за свое поведение. И не только лично перед майором, но и перед остальными. Однако такие размышления не очень-то и способствовали сну. Я сел на кровати и в очередной раз огляделся. Напротив стояла еще одна кровать. Как мне объяснили, она принадлежала моему предшественнику. У изголовья — такая же, как и у меня, скромная тумбочка. На стене — ночник. Я пересел на его койку и убедился, что она ничуть не удобнее моей. Включил свет. Скорее от нечего делать, чем просто из любопытства, открыл дверцу тумбочки. Пусто. Выдвинул ящик. По дну каталось несколько цветных карандашей. Я извлек их из ящика и положил на тумбочку. Красный, синий и зеленый. Ничего особенного в них не было. Я громко зевнул и задвинул ящик обратно. И здесь обратил внимание на странный звук, будто в тумбочке скомкался лист бумаги. Меня это обстоятельство озадачило. Если я не ошибался, тумбочка теперь была совершенно пустой. В таком случае откуда шел этот звук? Я присел перед этим скромным предметом интерьера и снова отворил дверцу. Пусто. Тогда я взял и полностью вытащил единственный ящик. Именно в этот момент на дно тумбочки упал смятый лист бумаги. Значит, моя догадка была правильной. Видимо, бумажка застряла между ящиком и внутренней стенкой. И поэтому ее никто не заметил. Прежде чем поднять листок, я почему-то взглянул на дверь. Странное волнение овладело мной. Почему-то я решил, что разворачивать эту бумажку не имею права. Что-то подсказывало мне, что с ней связана какая-то тайна. И все же я поднял и развернул ее. Вот уж точно говорят, что любопытство — не порок. Это был обычный тетрадный листок в клеточку. И с обеих сторон он был исписан мелким, но очень красивым почерком. При этом писавший явно старался использовать всю площадь бумаги. Поля отсутствовали совсем. И даже сверху не было оставлено места. Строки начинались и заканчивались у края листа. Я стал читать…
«Игнат их сам будто бы видел. В первый раз, с его слов, это случилось лет пятнадцать назад. К самарским озерам он забрел в поисках коровы. Долго искал свою скотину и не заметил, как сбился со знакомой тропинки. А время уже было позднее. Назад в деревню еще топать и топать. Решил Игнат поиски потерявшейся коровы на следующий день отложить. И уже было назад повернул, как вдруг услышал леденящий душу крик. А голос был детский. Здесь-то он и вспомнил рассказы стариков. До этого случая никогда в них не верил. Думал, брехня все это. Прислушался он, но ничего такого больше не услышал. Тогда Игнат решил, что ему просто померещилось. Однако ходу все же прибавил. И снова с дороги сбился. Потому как с озер натянуло туману. И вот тут-то он их и увидел. Говорил, что детей семеро было. А двигались они так, словно по воздуху плыли. Не касались ступнями земли. Игнат смог их хорошо разглядеть, прежде чем те исчезли. Он их так описал: „Лица бледные. Под глазами и у рта синие круги. А по всему телу страшные раны. Будто порубленные они. Один же из них вообще без головы…“ В другой раз, это было месяца через три, он из города возвращался. Вышел на съезде на Михайловку. Туда автобусы не заходят. Попуток тоже не бывает. Да и откуда им быть-то? В деревне, поди, ни у кого машины отродясь не было. Зато почти у каждого лошадь. До Михайловки по дороге еще километров пятнадцать. А если без дороги вдоль озера, не более десяти. До темноты время еще было. Вот он и решил напрямую идти. Часа через полтора добрался до бугров. Время шло к пяти. Но вот небо дождевыми облаками затянуло. Мрачно стало. Бугры уже позади остались, когда он снова, как тогда, крик услыхал. Его словно водой колодезной обдали. А чуть только повернулся — и сразу их увидел. Но когда они над тем местом оказались, где раньше крайняя изба стояла, то начали они прямо на глазах исчезать. Как если бы они сквозь землю проваливались.
Галка, представь себе такое!
Мы заночевали у деда Игната. Я на полу лег. И еще долго потом слушал, как наш майор с ним беседовал. Жуткие вещи ему поведал Игнат. Попробую тебе вкратце весь их разговор передать. Майор спросил его, что это за бугры такие? О них в своих рассказах Игнат не раз упоминал. Тот объяснил, что это все, что осталось от деревни Самарки. Отсюда, кстати, и названия озер. Была, мол, в начале века такая деревенька. Дворов тридцать. Майора заинтересовало, что же общего имеет исчезнувшая с лица земли деревня с призраками? Дед поведал, что однажды, во время Гражданской войны, году в двадцать первом, в деревню прискакали бандиты. В те времена много таких шаек по их местам шастало. Откуда-то прознали они о будто бы спрятанных в местной барской усадьбе сокровищах. Усадьба эта, правда, уже года с восемнадцатого пустовала. Хозяева за кордон подались. Крестьяне, понятно, ни о каких таких сокровищах ничего не знали. Конечно, легенды по округе ходили. Да и старый барин больно уж богат был. Только вот откуда крестьянам знать, где барские сокровища схоронены были. Да и были ли они в действительности, эти самые богатства тут закопаны. Однако атаману шайки такой ответ не по душе пришелся. Он был уверен, что жители деревни о месте захоронения барского клада знали. И приказал он бандитам согнать всех жителей в центре села. Детей отделили от взрослых. А когда бандиты увидели, что и из этого ничего не выходит, они порубали шашками и топорами семерых ребятишек. Но сельчане, видимо, и вправду о тайнике ничего не знали. И тогда атаман приказал спалить деревню вместе с жителями. Напуганных людей загнали в избы и подожгли. Так Самарка перестала существовать.
После этой истории мне всю ночь какая-то чертовщина снилась — изрубленные тела, полыхающие избы. А вечером следующего дня мы отправились на поиски старого пепелища. Обзавелись в Михайловке лошадью с подводой, погрузили на нее свою аппаратуру и отправились. По дороге нам повстречались несколько местных. Они возвращались с самарских озер. Из-под брезентов, которыми были накрыты их телеги, торчали рыбьи хвосты. (Нам Игнат говорил, что озера там кишат рыбой). Мужики провожали нас мрачными взглядами, словно уже больше не надеялись увидеть нас живыми».
На этом предложении текст заканчивался. Я сидел не двигаясь. Размышлял. А мой ничего не видящий взгляд продолжал скользить по строчкам письма. В том, что это было письмо, не приходилось сомневаться. Даже имя адресата имелось. Галка. «Странно все это! — подумалось мне. — И что бы это значило? Что это за Михайловка такая? Где находится? И какого черта они делали в этой Михайловке? Что за расспросы? Что за аппаратура? Ничего не понимаю!» — пронеслось в мой голове. Мой предшественник упоминает какого-то майора… Неужели это действительно майор Галкин? Но тогда… И опять какие-то истории о призраках! Они что здесь, все больные? Может, секта какая-то? Иначе откуда такой нездоровый интерес ко всем этим байкам об изрубленных и безголовых? Б-р-р-р! Меня аж передернуло. Вот, блин, начитался на ночь-то глядя! Но следующая мысль понравилась мне уже больше. Теперь кое-что становилось для меня понятным. Моего предшественника тоже испортили! Да так, что он даже сам страшные истории сочинять начал. И ведь нашел же кому их написать. Своей подруге! Я почему-то был уверен, что упомянутая в письме Галина не кто иная, как подруга моего предшественника. А может, сестренка? Один черт, ерунду он ей нацарапал. Я бросил измятый лист обратно в тумбочку и поднялся. Стрелка на ручных часах показывала половину первого ночи. «Засиделся. А завтра подъем в семь», подумал я.
Всю следующую неделю я только тем и занимался, что рисовал. И рисовал помногу. По приказу майора я делал наброски местности. Наблюдал и зарисовывал немногочисленных обитателей здешних ландшафтов — воробьев да ящериц. Немало работал акварелью и маслом. Кроме того, майор подолгу занимался со мной зоологией и анатомией. Мне приходилось отвечать на самые разнообразные вопросы по ботанике и химии. Надобности во всех этих занятиях я не видел ровным счетом никакой. Однако такое времяпрепровождение мне нравилось. А еще много времени здесь уделялось спортивной подготовке и стрельбе. Один из вагонов был оборудован под тренировочный зал, где стояли самые разнообразные снаряды. Специального полигона для стрельб у нас не было. Поэтому мишени выставлялись прямо в открытой степи. Если еще учесть, что кормили здесь как на убой, то я уже было начинал считать себя настоящим счастливчиком. Ведь так везет далеко не каждому! В сравнении с нормальными армейскими условиями здесь был просто рай. Но на десятый день моего пребывания на «точке» все вдруг резко изменилось. Сигнал тревоги прозвучал в три часа ночи. Быстро одевшись и схватив свой вещмешок, я выскочил наружу. Остальные уже были там. Мы построились. Майор Галкин проверил наше обмундирование и остался доволен осмотром.
— Капитан Стриж, — скомандовал он, — выдать подразделению оружие!
Где-то в темноте застрекотал вертолет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
После этих слов в комнате на какое-то время повисла пауза. Мои новые знакомые, все до единого, словно в каком-то только им известном ритуале, угрюмо опустили головы.
До меня почему-то только сейчас дошло, что мы совершенно нормально беседуем о вещах, которые серьезно как-то и не принято воспринимать. Тогда я решил, что настало время поговорить о том, что меня действительно ожидает на этой точке, а не точить лясы попусту.
— Прошу прощения, — произнес я, — мне можно узнать, чем я на самом деле буду здесь заниматься?
При этих словах Галкин и другие удивленно посмотрели на меня. А я тем временем продолжал:
— Мне что, предстоит здесь что-то оформлять? Какие-то стенды? К примеру, в школе мне нередко доводилось рисовать стенгазеты. И даже…
Но договорить мне не дали. Вслед за майором Галкиным захохотали все мои соседи по столу. Однако смех был очень неприятным.
— Рядовой Майзингер, ты что, офигел? С чего ты решил, солдат, что имеешь право на равных разговаривать со старшими по званию, а? Что касается твоей непосредственной работы здесь, то всему свое время. Как говорится в одной очень хорошей русской пословице, «Не лезь поперед батьки в пекло!» По-армейски же она для тебя должна звучать так: «Не задавай лишних вопросов!»
Он сделал паузу. С его губ не сходила ухмылка, а глаза оставались строгими:
— Если ты действительно думаешь, что мы здесь страшилки друг другу от нечего делать рассказываем, то ты здорово ошибаешься. Тебе к таким вот разговорам теперь придется привыкнуть. Мы их, представь себе, очень любим вести!
Я задумался. Вот здорово, сначала как с равным говорят, а потом — на тебе! Но тут же сообразил, что нелепую ситуацию нужно срочно спасать:
— Виноват, товарищ майор, больше не повторится!
Он пригладил свои светлые волосы, и как ни в чем не бывало, продолжал:
— Постарайся хорошенько вспомнить, что еще рассказывала тебе мама о происходившем с твоей тетей!
— Это, действительно, еще не конец, — спохватился я. — Не знаю, точно это или нет, но по прошествии сорока дней необходимо начисто побелить комнату, в которой находился умерший или умершая. Видимо, это обычай такой.
— Есть такое поверье, — подтвердил капитан Стриж.
— Однако прежде, чем это произошло, моя тетка, как и водится в таких случаях, сначала посоветовалась со старухами. Выслушав ее, бабульки в первую очередь одобрили поведение тетки в ту памятную ночь. Мол, правильно поступила, Таисия Петровна. И тут же научили… Если вдруг в доме или во дворе еще что-нибудь невероятное происходить станет, должна она громко так закричать: «Да пошла ты к черту!» Это, мол, поможет. Потому как после сорока дней уже не душа усопшей приходит, а воистину что-то нехорошее.
У меня снова пересохло в горле, и я отхлебнул из стакана.
— Если верить моей матери, то на следующий день после того, как гости уехали, взялась тетка белить потолки. Уже почти все освежила. Оставался лишь маленький квадратик. Таисия Петровна слезла с табуретки, переставила ее и снова взобралась под потолок. И вот в этот самый момент вдруг над ее головой загромыхало. Такое впечатление, что по чердаку прокатилось колесо. Именно так показалось скованной страхом женщине. Тетя Тася и не помнила, как спрыгнула с табуретки. «Пошла ты к черту!» — закричала она что было сил. И все прекратилось. Она стояла посреди свежевыбеленной комнаты. В распахнутые окна вовсю светило солнце, а она никак не могла в себя прийти. Однако после этого случая больше ничто не нарушало покой моей тетушки.
Мне выделили небольшую комнатку в самом дальнем отсеке, или, как их здесь называли, бараке. В первый вечер я долго не мог уснуть. Вспоминал разговор. Корил себя за то, что так нехорошо повел себя в первый же день знакомства со своим новым коллективом. Человек я по природе тактичный, а здесь вдруг что-то накатило. Сам себя не узнавал. Решил, что завтра еще раз извинюсь за свое поведение. И не только лично перед майором, но и перед остальными. Однако такие размышления не очень-то и способствовали сну. Я сел на кровати и в очередной раз огляделся. Напротив стояла еще одна кровать. Как мне объяснили, она принадлежала моему предшественнику. У изголовья — такая же, как и у меня, скромная тумбочка. На стене — ночник. Я пересел на его койку и убедился, что она ничуть не удобнее моей. Включил свет. Скорее от нечего делать, чем просто из любопытства, открыл дверцу тумбочки. Пусто. Выдвинул ящик. По дну каталось несколько цветных карандашей. Я извлек их из ящика и положил на тумбочку. Красный, синий и зеленый. Ничего особенного в них не было. Я громко зевнул и задвинул ящик обратно. И здесь обратил внимание на странный звук, будто в тумбочке скомкался лист бумаги. Меня это обстоятельство озадачило. Если я не ошибался, тумбочка теперь была совершенно пустой. В таком случае откуда шел этот звук? Я присел перед этим скромным предметом интерьера и снова отворил дверцу. Пусто. Тогда я взял и полностью вытащил единственный ящик. Именно в этот момент на дно тумбочки упал смятый лист бумаги. Значит, моя догадка была правильной. Видимо, бумажка застряла между ящиком и внутренней стенкой. И поэтому ее никто не заметил. Прежде чем поднять листок, я почему-то взглянул на дверь. Странное волнение овладело мной. Почему-то я решил, что разворачивать эту бумажку не имею права. Что-то подсказывало мне, что с ней связана какая-то тайна. И все же я поднял и развернул ее. Вот уж точно говорят, что любопытство — не порок. Это был обычный тетрадный листок в клеточку. И с обеих сторон он был исписан мелким, но очень красивым почерком. При этом писавший явно старался использовать всю площадь бумаги. Поля отсутствовали совсем. И даже сверху не было оставлено места. Строки начинались и заканчивались у края листа. Я стал читать…
«Игнат их сам будто бы видел. В первый раз, с его слов, это случилось лет пятнадцать назад. К самарским озерам он забрел в поисках коровы. Долго искал свою скотину и не заметил, как сбился со знакомой тропинки. А время уже было позднее. Назад в деревню еще топать и топать. Решил Игнат поиски потерявшейся коровы на следующий день отложить. И уже было назад повернул, как вдруг услышал леденящий душу крик. А голос был детский. Здесь-то он и вспомнил рассказы стариков. До этого случая никогда в них не верил. Думал, брехня все это. Прислушался он, но ничего такого больше не услышал. Тогда Игнат решил, что ему просто померещилось. Однако ходу все же прибавил. И снова с дороги сбился. Потому как с озер натянуло туману. И вот тут-то он их и увидел. Говорил, что детей семеро было. А двигались они так, словно по воздуху плыли. Не касались ступнями земли. Игнат смог их хорошо разглядеть, прежде чем те исчезли. Он их так описал: „Лица бледные. Под глазами и у рта синие круги. А по всему телу страшные раны. Будто порубленные они. Один же из них вообще без головы…“ В другой раз, это было месяца через три, он из города возвращался. Вышел на съезде на Михайловку. Туда автобусы не заходят. Попуток тоже не бывает. Да и откуда им быть-то? В деревне, поди, ни у кого машины отродясь не было. Зато почти у каждого лошадь. До Михайловки по дороге еще километров пятнадцать. А если без дороги вдоль озера, не более десяти. До темноты время еще было. Вот он и решил напрямую идти. Часа через полтора добрался до бугров. Время шло к пяти. Но вот небо дождевыми облаками затянуло. Мрачно стало. Бугры уже позади остались, когда он снова, как тогда, крик услыхал. Его словно водой колодезной обдали. А чуть только повернулся — и сразу их увидел. Но когда они над тем местом оказались, где раньше крайняя изба стояла, то начали они прямо на глазах исчезать. Как если бы они сквозь землю проваливались.
Галка, представь себе такое!
Мы заночевали у деда Игната. Я на полу лег. И еще долго потом слушал, как наш майор с ним беседовал. Жуткие вещи ему поведал Игнат. Попробую тебе вкратце весь их разговор передать. Майор спросил его, что это за бугры такие? О них в своих рассказах Игнат не раз упоминал. Тот объяснил, что это все, что осталось от деревни Самарки. Отсюда, кстати, и названия озер. Была, мол, в начале века такая деревенька. Дворов тридцать. Майора заинтересовало, что же общего имеет исчезнувшая с лица земли деревня с призраками? Дед поведал, что однажды, во время Гражданской войны, году в двадцать первом, в деревню прискакали бандиты. В те времена много таких шаек по их местам шастало. Откуда-то прознали они о будто бы спрятанных в местной барской усадьбе сокровищах. Усадьба эта, правда, уже года с восемнадцатого пустовала. Хозяева за кордон подались. Крестьяне, понятно, ни о каких таких сокровищах ничего не знали. Конечно, легенды по округе ходили. Да и старый барин больно уж богат был. Только вот откуда крестьянам знать, где барские сокровища схоронены были. Да и были ли они в действительности, эти самые богатства тут закопаны. Однако атаману шайки такой ответ не по душе пришелся. Он был уверен, что жители деревни о месте захоронения барского клада знали. И приказал он бандитам согнать всех жителей в центре села. Детей отделили от взрослых. А когда бандиты увидели, что и из этого ничего не выходит, они порубали шашками и топорами семерых ребятишек. Но сельчане, видимо, и вправду о тайнике ничего не знали. И тогда атаман приказал спалить деревню вместе с жителями. Напуганных людей загнали в избы и подожгли. Так Самарка перестала существовать.
После этой истории мне всю ночь какая-то чертовщина снилась — изрубленные тела, полыхающие избы. А вечером следующего дня мы отправились на поиски старого пепелища. Обзавелись в Михайловке лошадью с подводой, погрузили на нее свою аппаратуру и отправились. По дороге нам повстречались несколько местных. Они возвращались с самарских озер. Из-под брезентов, которыми были накрыты их телеги, торчали рыбьи хвосты. (Нам Игнат говорил, что озера там кишат рыбой). Мужики провожали нас мрачными взглядами, словно уже больше не надеялись увидеть нас живыми».
На этом предложении текст заканчивался. Я сидел не двигаясь. Размышлял. А мой ничего не видящий взгляд продолжал скользить по строчкам письма. В том, что это было письмо, не приходилось сомневаться. Даже имя адресата имелось. Галка. «Странно все это! — подумалось мне. — И что бы это значило? Что это за Михайловка такая? Где находится? И какого черта они делали в этой Михайловке? Что за расспросы? Что за аппаратура? Ничего не понимаю!» — пронеслось в мой голове. Мой предшественник упоминает какого-то майора… Неужели это действительно майор Галкин? Но тогда… И опять какие-то истории о призраках! Они что здесь, все больные? Может, секта какая-то? Иначе откуда такой нездоровый интерес ко всем этим байкам об изрубленных и безголовых? Б-р-р-р! Меня аж передернуло. Вот, блин, начитался на ночь-то глядя! Но следующая мысль понравилась мне уже больше. Теперь кое-что становилось для меня понятным. Моего предшественника тоже испортили! Да так, что он даже сам страшные истории сочинять начал. И ведь нашел же кому их написать. Своей подруге! Я почему-то был уверен, что упомянутая в письме Галина не кто иная, как подруга моего предшественника. А может, сестренка? Один черт, ерунду он ей нацарапал. Я бросил измятый лист обратно в тумбочку и поднялся. Стрелка на ручных часах показывала половину первого ночи. «Засиделся. А завтра подъем в семь», подумал я.
Всю следующую неделю я только тем и занимался, что рисовал. И рисовал помногу. По приказу майора я делал наброски местности. Наблюдал и зарисовывал немногочисленных обитателей здешних ландшафтов — воробьев да ящериц. Немало работал акварелью и маслом. Кроме того, майор подолгу занимался со мной зоологией и анатомией. Мне приходилось отвечать на самые разнообразные вопросы по ботанике и химии. Надобности во всех этих занятиях я не видел ровным счетом никакой. Однако такое времяпрепровождение мне нравилось. А еще много времени здесь уделялось спортивной подготовке и стрельбе. Один из вагонов был оборудован под тренировочный зал, где стояли самые разнообразные снаряды. Специального полигона для стрельб у нас не было. Поэтому мишени выставлялись прямо в открытой степи. Если еще учесть, что кормили здесь как на убой, то я уже было начинал считать себя настоящим счастливчиком. Ведь так везет далеко не каждому! В сравнении с нормальными армейскими условиями здесь был просто рай. Но на десятый день моего пребывания на «точке» все вдруг резко изменилось. Сигнал тревоги прозвучал в три часа ночи. Быстро одевшись и схватив свой вещмешок, я выскочил наружу. Остальные уже были там. Мы построились. Майор Галкин проверил наше обмундирование и остался доволен осмотром.
— Капитан Стриж, — скомандовал он, — выдать подразделению оружие!
Где-то в темноте застрекотал вертолет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42