А в нашем купе ничего не происходило. Кацев мотнул головой и, снова открыв глаза, распорядился:
— Давай еще по одной!
Но в следующее мгновение он с ужасом в глазах отпрыгнул к двери. Я мгновенно перехватил его взгляд и посмотрел в окно. И почувствовал, как у меня защемило в груди. Из черноты окна на нас смотрело лицо Владимира Ильича Ленина. Во всяком случае, именно этот лик знаем мы с сохранившихся снимков вождя. Все это длилось секунд тридцать. А затем лицо пропало. И сразу же с разных сторон вагона до нас донесся женский, вперемешку с детским, визг. У меня в голове еще успела промелькнуть мысль, что, мол, надо же, уже так поздно, а не спим не только мы одни! Лейтенант Синицын выбежал из купе, и судя по всему, помчался проверять, видно ли что-нибудь подобное в противоположных окнах вагона. Совершенно не соображая зачем, я взял и задвинул холщовые занавески на нашем окне. Кацев сидел в углу, у входа, и вытирая пот со лба, громко отдувался. В это время захлопали дверями соседние с нашим купе. А проводник медленно перемещался по полусонному вагону и, борясь с зевотой, пытался успокаивать пассажиров. Он сам, видимо, не заметил ничего необычного. Вернулся Синицын. На его лице играла задорная улыбка. Он дружески хлопнул Кацева по плечу и захлопнул дверь со словами:
— Матвей Моисеевич, я вас уважаю!
— Мы что, уже столько выпили? — попытался отшутиться наш спутник.
— Предлагаю продолжить! — Глаза лейтенанта Синицына светились.
— Что-то мне не очень этого хочется, — признался Кацев.
— Да вы что, Матвей Моисеевич! — театрально возмутился Алексей. — Неужели вы добровольно отказываетесь от такого многообещающего эксперимента?
— Уж лучше добровольно…
— Обещаю взять вас под свою защиту! — Приложил к груди руку офицер.
— Вячеслав, — слабым голосом обратился ко мне Кацев, — посмотрите пожалуйста, там в бутылке еще что-нибудь осталось?
Я подмигнул ему и с готовностью разлил по их «наперсткам». Кацев рывком выпил и, похлопав себя ладонями по щекам, придвинулся к столу поближе. В этот самый момент один из стаканов с теперь уже прохладным чаем стал у нас на глазах медленно подниматься в воздух.
— Левитация, чтоб ей…! — явно довольный результатом происходящего, воскликнул Синицын.
И тут же молниеносно нагнулся. Ибо стакан, сделав сумасшедший пируэт и обдав нас содержимым, просвистел у него над головой, стукнулся о дверь и с хлопком разлетелся вдребезги. Помятый подстаканник упал к моим ногам. Искаженное изображение летящего среди звезд спутника на нем замаячило перед глазами. В этот раз на лице медиума не дрогнул ни один мускул. Он сосредоточенно двигал левой рукой вперед-назад, не спуская пристального взгляда с бюста.
— Отстань от меня, хрен еврейский! — раздался в купе незнакомый голос. — А то пожалеешь!
Я почувствовал, как внутри меня все оборвалось. В том, что эти слова не были произнесены, даже незаметно, моими соседями по купе, я не сомневался. Я видел их лица в тот самый момент.
— Что!? — возмутился Кацев.
Было заметно, что это оскорбление поразило его куда больше, чем проявление всех феноменов до него.
— Да ты сам отпрыск еврейского народа! Не твоего ли предка Мошко Ицкович величали!?
— Я не думаю, что мы здесь действительно имеем дело с духом Ленина, Матвей Моисеевич, — быстро шепнул Кацеву на ухо лейтенант.
— А мне все равно! — заводился захмелевший не только от выпитого, но и от творящегося кругом, Кацев. — Он не имеет права…!
Договорить ему не удалось, так как в воздух взмыло сразу два стакана. А потом и бутылка. И если стаканы разбились над самой дверью, то бутылка все же треснула медиума по макушке. Испугавшийся Кацев пнул в падении столик, который, лишившись на мгновение своей опоры, сложился. Вся наша снедь, а с ней и злополучный бюст, очутились на полу. Что за этим последовало, невозможно описать словами…!!! Вагон жестоко качнуло, и было слышно, как в соседнем купе кто-то упал с полки. Где-то разбилось стекло. А отборная ругань, сопровождаемая все теми же визгами напуганных женщин и детей, волной прокатилась, наверное, через весь поезд. Мы с Синицыным, полулежа, каждый на своей полке, с приклеенными на лицах глупыми улыбочками, озирались по сторонам, только и успевая фиксировать творящееся вокруг.
— Ты мне, сволочь, за «хрен еврейский» ответишь! — изо всех сил кричал Кацев, размазывая по лбу выступившую из порезов кровь.
Приближающийся снаружи шум заставил меня вжаться в искусственную кожу лежака. При этом наша дверь отлетела в сторону. А торчащая наружу часть замка раскололась на части. Совершенно не соображая, что же здесь на самом деле происходит, я однако продолжал дотошно, до мельчайших подробностей, фиксировать творящиеся чудеса. Шум, который чуть не сделал из меня заику, исходил от открывающихся и закрывающихся окон в проходе вагона. Они, словно передавая друг другу эстафету, продолжали эту чудовищную симфонию добрых пять минут. Шум возникал в тамбуре, с той стороны, где располагалось купе проводника, и увлекаемый бешеной пляской оконных рам, уносился в направлении по ходу поезда.
— Прекратить! — истошно кричал проводник.
Он бегал по вытоптанным дорожкам коридора с искаженной от боли физиономией. Как выяснилось позже, в тот момент, когда у нас со стола упал мраморный бюст, взорвался бачок с кипятком при входе в вагон. И волна горячей воды окатила готовившего для полуночников чай проводника. Однако на этом чертовщина в поезде не закончилась. Матвея Моисеевича, пытавшегося нащупать закатившийся в угол бюст, вдруг с чудовищной силой подкинуло вверх. В этот момент Синицына, рванувшегося к Кацеву на помощь, сбило с ног верхней полкой, сорвавшейся со стопоров невероятным способом. Ударившись о пластиковое покрытие стен, лейтенант на добрых десять минут потерял сознание. Невидимая сила выволокла Матвея Моисеевича в коридор и стукнула его о противоположную стену. Оконная рама за его головой ушла вниз и невидимка наполовину вытолкнул очумевшего Кацева из вагона. Несчастный медиум хрипел, судорожно двигая посиневшими губами. На его шее обозначились глубокие выемки, как если бы чья-то рука с силой сжимала его глотку. Я, будто завороженный, перевел свой взгляд с отдающего концы медиума на одноухую статуэтку вождя пролетариата. Мне показалось, что его крупные губы разошлись в зловещей улыбке. Словно в трансе, мотая головой из сторону в сторону и совершенно не отдавая себе отчета в том, что делаю, я со всей дури пнул по этой отвратительной личине. Боль в большом пальце заставила меня вскрикнуть. Но сквозь проступившие слезы я успел увидеть, как, ударившись о металлическую опору откидного столика, произведение «искусства» безымянного мастера разлетелось на добрую дюжину осколков. В следующее мгновенье умопомрачительная свистопляска в пассажирском поезде прекратилась.
Лейтенант Синицын поправил повязку на голове и в сердцах произнес:
— Ох и устроит мне разгоняй Галкин! И в первую очередь за то, что поторопился со звонком…
Железные колеса вагона надрывно заскрипели. Загаженная масляными пятнами и плевками встречающих платформа растягивалась наподобие жевательной резинки. Напротив дверей тамбура стояли двое. В длинных черных плащах и темных солнцезащитных очках, они выглядели не к месту. Один из мужчин держал в руке кейс. Металлический кейс с рифлеными боками. Синицын ободряюще кивнул мне и, перебрасывая из руки в руку небольшой сверток, отправился к выходу из вагона.
— А кто эти люди? — глядя в утреннее небо, разжал дрожащие губы все еще бледный Кацев.
Я не ответил. Потому что ответа на его вопрос у меня не имелось. Через треснутое памятной ночью стекло я увидел спрыгнувшего с подножки Алексея. Лейтенант подошел к тем двоим в плащах. Чтобы иметь возможность слышать, что там говорят, я тихонько приоткрыл окно.
— Сюда, пожалуйста! — держа чемоданчик на весу, произнес неизвестный.
Кейс, сверкнув в лучах утреннего солнца, открылся. Его внутренности были выложены темно-синим бархатом. В центре имелась выемка размером ничуть не больше… бюста. Синицын развернул сверток и высыпал в кейс осколки того, что еще каких-то семь часов назад представляло из себя в чем-то, не спорю, оригинальное изображение Ильича. Матвей Моисеевич шумно вздохнул.
— Здесь не хватает одного уха, — мгновенно оценил ситуацию второй незнакомец.
Синицын нервно гоготнул.
— Вы прекрасно осведомлены! — откровенно восхитился лейтенант.
— Это наша работа, — скромно отреагировал державший перед собой чемоданчик.
Синицын с нескрываемым нежеланием разжал ладонь. К осколкам бюста скатился крохотный кусочек мрамора.
— Комплект, — закрыл кейс мужчина в черном плаще.
Неизвестные быстро растворились в толпе провожающих. Синицын еще несколько минут оставался неподвижно стоять на платформе, мешая людям прощаться.
«Странно, — пронеслось у меня в голове, — а откуда у Алексея оказалось отколотое ухо?»
Часть 5
Тень Тимура
В Самарканде на мечети Биби Ханум, воздвигнутой во времена Тамерлана, имеется странная по затерявшемуся в ней смыслу надпись. Существует мнение, что изначально она должна была гласить следующим образом: «Тимур — тень Бога на земле!» Произошла ли здесь действительно какая-то чудовищная ошибка, или мастер намеренно оставил только первую часть текста, мы, наверное, никогда уже не узнаем. Но факт остается фактом! И над головами жителей древнего города, словно клеймо, горит: «Тимур — тень!»
Глава 1
Июнь 1989
— Мне как раз исполнялось двадцать восемь лет, — старик с явным наслаждением окунался в свои воспоминания. — Я очень надеялся справить свой день рождения с братом и друзьями в Москве. Уже и приглашения разослал. В общежитии с соседями договорился, что, мол, будет шумно. Мать пообещала курник испечь. — Рассказчик усмехнулся. — А тут к начальству вызывают. Я сразу понял — именины можно забыть…
Адьютант распахнул перед ним дверь в кабинет. За длинным столом сидело восемь человек. Со стены на собравшихся, словно прислушиваясь к их негромким разговорам, внимательно смотрел Железный Феликс.
— Присаживайся! — скомандовал хозяин кабинета и сразу перешел к делу: — Твое задание не из легких. Ты отправляешься в Туркестан, а точнее в Самарканд. Сразу оговорюсь, ситуация в Азии остается все еще напряженной. Несмотря на то что с басмачеством покончено еще два года назад, очаги этой заразы вспыхивают там и тут. У нас просто не хватает людей, чтобы контролировать все участки. Уже не говоря о многочисленных караванных тропах и контрабандных окнах. С тобой отправятся еще семеро. Ты — за главного. За выполнение задания отвечаешь головой.
Хозяин кабинета кивнул одному из сидящих за длинным столом. Тот встал, раскрыл папку и, откашлявшись, зачитал:
— Тимур Великий, он же Тамерлан, он же Гуриган, он же Ленк — основатель династии Тимуридов, величайший из эмиров и полководцев средневекового Востока, правитель Самарканда. Родился в 1336-м. Умер в 1405 году. Похоронен, с большой вероятностью, в мавзолее Гур-Эмир, в Самарканде. Гур-Эмир — «Могила эмира» — восьмигранный мавзолей с ребристым куполом. Построен в 1403— 1404 годах. С 1424 обнесен сводчато-купольными постройками. Помимо самого Тимура в гробнице покоятся останки трех его сыновей, его внука Улугбека, его духовного наставника Мира Сейида Береке и еще нескольких неизвестных нам людей. — Он переложил лист и зачитал следующее: — Еще в двадцать пятом году над могилой Тимура проводили магнитные исследования историк-археолог Массон и самаркандский инженер Мауэр. Приборы зафиксировали в захоронении наличие неизвестного парамагнитного тела или тел… Через две недели с небольшим в Самарканд отправляется научная экспедиция с целью вскрытия могил Тимуридов и в первую очередь Тамерлана.
— Итак, твоя задача! — снова взял слово хозяин кабинета. — Проконтролировать поднятие останков в мавзолее и, при обнаружении сенсационных материалов, сразу же приостановить работы до выяснения всех обстоятельств. Вести наблюдение за всеми членами экспедиции без исключения, выявлять и блокировать каналы, через которые может произойти утечка секретной информации. В случае необходимости, если не будет хватать твоих людей, тебя поддержат местные работники НКВД.
Старик замолчал и, тяжело поднявшись, проследовал к круглому столу, на котором стоял металлический поднос с графином и двумя стаканами. Плеснув в один из них воды, он с наслаждением выпил.
— Кто входил в научную группу? — задал вопрос капитан Стриж.
Старик в задумчивости прикрыл глаза и стал называть имена и должности, поражая нас своей великолепной памятью:
— В числе первых я хотел бы назвать Михаила Михайловича Герасимова, поистине величайшего человека. Историка, археолога и непревзойденного антрополога. Он основал Лабораторию пластической антропологической реконструкции при Институте этнографии РАН.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Давай еще по одной!
Но в следующее мгновение он с ужасом в глазах отпрыгнул к двери. Я мгновенно перехватил его взгляд и посмотрел в окно. И почувствовал, как у меня защемило в груди. Из черноты окна на нас смотрело лицо Владимира Ильича Ленина. Во всяком случае, именно этот лик знаем мы с сохранившихся снимков вождя. Все это длилось секунд тридцать. А затем лицо пропало. И сразу же с разных сторон вагона до нас донесся женский, вперемешку с детским, визг. У меня в голове еще успела промелькнуть мысль, что, мол, надо же, уже так поздно, а не спим не только мы одни! Лейтенант Синицын выбежал из купе, и судя по всему, помчался проверять, видно ли что-нибудь подобное в противоположных окнах вагона. Совершенно не соображая зачем, я взял и задвинул холщовые занавески на нашем окне. Кацев сидел в углу, у входа, и вытирая пот со лба, громко отдувался. В это время захлопали дверями соседние с нашим купе. А проводник медленно перемещался по полусонному вагону и, борясь с зевотой, пытался успокаивать пассажиров. Он сам, видимо, не заметил ничего необычного. Вернулся Синицын. На его лице играла задорная улыбка. Он дружески хлопнул Кацева по плечу и захлопнул дверь со словами:
— Матвей Моисеевич, я вас уважаю!
— Мы что, уже столько выпили? — попытался отшутиться наш спутник.
— Предлагаю продолжить! — Глаза лейтенанта Синицына светились.
— Что-то мне не очень этого хочется, — признался Кацев.
— Да вы что, Матвей Моисеевич! — театрально возмутился Алексей. — Неужели вы добровольно отказываетесь от такого многообещающего эксперимента?
— Уж лучше добровольно…
— Обещаю взять вас под свою защиту! — Приложил к груди руку офицер.
— Вячеслав, — слабым голосом обратился ко мне Кацев, — посмотрите пожалуйста, там в бутылке еще что-нибудь осталось?
Я подмигнул ему и с готовностью разлил по их «наперсткам». Кацев рывком выпил и, похлопав себя ладонями по щекам, придвинулся к столу поближе. В этот самый момент один из стаканов с теперь уже прохладным чаем стал у нас на глазах медленно подниматься в воздух.
— Левитация, чтоб ей…! — явно довольный результатом происходящего, воскликнул Синицын.
И тут же молниеносно нагнулся. Ибо стакан, сделав сумасшедший пируэт и обдав нас содержимым, просвистел у него над головой, стукнулся о дверь и с хлопком разлетелся вдребезги. Помятый подстаканник упал к моим ногам. Искаженное изображение летящего среди звезд спутника на нем замаячило перед глазами. В этот раз на лице медиума не дрогнул ни один мускул. Он сосредоточенно двигал левой рукой вперед-назад, не спуская пристального взгляда с бюста.
— Отстань от меня, хрен еврейский! — раздался в купе незнакомый голос. — А то пожалеешь!
Я почувствовал, как внутри меня все оборвалось. В том, что эти слова не были произнесены, даже незаметно, моими соседями по купе, я не сомневался. Я видел их лица в тот самый момент.
— Что!? — возмутился Кацев.
Было заметно, что это оскорбление поразило его куда больше, чем проявление всех феноменов до него.
— Да ты сам отпрыск еврейского народа! Не твоего ли предка Мошко Ицкович величали!?
— Я не думаю, что мы здесь действительно имеем дело с духом Ленина, Матвей Моисеевич, — быстро шепнул Кацеву на ухо лейтенант.
— А мне все равно! — заводился захмелевший не только от выпитого, но и от творящегося кругом, Кацев. — Он не имеет права…!
Договорить ему не удалось, так как в воздух взмыло сразу два стакана. А потом и бутылка. И если стаканы разбились над самой дверью, то бутылка все же треснула медиума по макушке. Испугавшийся Кацев пнул в падении столик, который, лишившись на мгновение своей опоры, сложился. Вся наша снедь, а с ней и злополучный бюст, очутились на полу. Что за этим последовало, невозможно описать словами…!!! Вагон жестоко качнуло, и было слышно, как в соседнем купе кто-то упал с полки. Где-то разбилось стекло. А отборная ругань, сопровождаемая все теми же визгами напуганных женщин и детей, волной прокатилась, наверное, через весь поезд. Мы с Синицыным, полулежа, каждый на своей полке, с приклеенными на лицах глупыми улыбочками, озирались по сторонам, только и успевая фиксировать творящееся вокруг.
— Ты мне, сволочь, за «хрен еврейский» ответишь! — изо всех сил кричал Кацев, размазывая по лбу выступившую из порезов кровь.
Приближающийся снаружи шум заставил меня вжаться в искусственную кожу лежака. При этом наша дверь отлетела в сторону. А торчащая наружу часть замка раскололась на части. Совершенно не соображая, что же здесь на самом деле происходит, я однако продолжал дотошно, до мельчайших подробностей, фиксировать творящиеся чудеса. Шум, который чуть не сделал из меня заику, исходил от открывающихся и закрывающихся окон в проходе вагона. Они, словно передавая друг другу эстафету, продолжали эту чудовищную симфонию добрых пять минут. Шум возникал в тамбуре, с той стороны, где располагалось купе проводника, и увлекаемый бешеной пляской оконных рам, уносился в направлении по ходу поезда.
— Прекратить! — истошно кричал проводник.
Он бегал по вытоптанным дорожкам коридора с искаженной от боли физиономией. Как выяснилось позже, в тот момент, когда у нас со стола упал мраморный бюст, взорвался бачок с кипятком при входе в вагон. И волна горячей воды окатила готовившего для полуночников чай проводника. Однако на этом чертовщина в поезде не закончилась. Матвея Моисеевича, пытавшегося нащупать закатившийся в угол бюст, вдруг с чудовищной силой подкинуло вверх. В этот момент Синицына, рванувшегося к Кацеву на помощь, сбило с ног верхней полкой, сорвавшейся со стопоров невероятным способом. Ударившись о пластиковое покрытие стен, лейтенант на добрых десять минут потерял сознание. Невидимая сила выволокла Матвея Моисеевича в коридор и стукнула его о противоположную стену. Оконная рама за его головой ушла вниз и невидимка наполовину вытолкнул очумевшего Кацева из вагона. Несчастный медиум хрипел, судорожно двигая посиневшими губами. На его шее обозначились глубокие выемки, как если бы чья-то рука с силой сжимала его глотку. Я, будто завороженный, перевел свой взгляд с отдающего концы медиума на одноухую статуэтку вождя пролетариата. Мне показалось, что его крупные губы разошлись в зловещей улыбке. Словно в трансе, мотая головой из сторону в сторону и совершенно не отдавая себе отчета в том, что делаю, я со всей дури пнул по этой отвратительной личине. Боль в большом пальце заставила меня вскрикнуть. Но сквозь проступившие слезы я успел увидеть, как, ударившись о металлическую опору откидного столика, произведение «искусства» безымянного мастера разлетелось на добрую дюжину осколков. В следующее мгновенье умопомрачительная свистопляска в пассажирском поезде прекратилась.
Лейтенант Синицын поправил повязку на голове и в сердцах произнес:
— Ох и устроит мне разгоняй Галкин! И в первую очередь за то, что поторопился со звонком…
Железные колеса вагона надрывно заскрипели. Загаженная масляными пятнами и плевками встречающих платформа растягивалась наподобие жевательной резинки. Напротив дверей тамбура стояли двое. В длинных черных плащах и темных солнцезащитных очках, они выглядели не к месту. Один из мужчин держал в руке кейс. Металлический кейс с рифлеными боками. Синицын ободряюще кивнул мне и, перебрасывая из руки в руку небольшой сверток, отправился к выходу из вагона.
— А кто эти люди? — глядя в утреннее небо, разжал дрожащие губы все еще бледный Кацев.
Я не ответил. Потому что ответа на его вопрос у меня не имелось. Через треснутое памятной ночью стекло я увидел спрыгнувшего с подножки Алексея. Лейтенант подошел к тем двоим в плащах. Чтобы иметь возможность слышать, что там говорят, я тихонько приоткрыл окно.
— Сюда, пожалуйста! — держа чемоданчик на весу, произнес неизвестный.
Кейс, сверкнув в лучах утреннего солнца, открылся. Его внутренности были выложены темно-синим бархатом. В центре имелась выемка размером ничуть не больше… бюста. Синицын развернул сверток и высыпал в кейс осколки того, что еще каких-то семь часов назад представляло из себя в чем-то, не спорю, оригинальное изображение Ильича. Матвей Моисеевич шумно вздохнул.
— Здесь не хватает одного уха, — мгновенно оценил ситуацию второй незнакомец.
Синицын нервно гоготнул.
— Вы прекрасно осведомлены! — откровенно восхитился лейтенант.
— Это наша работа, — скромно отреагировал державший перед собой чемоданчик.
Синицын с нескрываемым нежеланием разжал ладонь. К осколкам бюста скатился крохотный кусочек мрамора.
— Комплект, — закрыл кейс мужчина в черном плаще.
Неизвестные быстро растворились в толпе провожающих. Синицын еще несколько минут оставался неподвижно стоять на платформе, мешая людям прощаться.
«Странно, — пронеслось у меня в голове, — а откуда у Алексея оказалось отколотое ухо?»
Часть 5
Тень Тимура
В Самарканде на мечети Биби Ханум, воздвигнутой во времена Тамерлана, имеется странная по затерявшемуся в ней смыслу надпись. Существует мнение, что изначально она должна была гласить следующим образом: «Тимур — тень Бога на земле!» Произошла ли здесь действительно какая-то чудовищная ошибка, или мастер намеренно оставил только первую часть текста, мы, наверное, никогда уже не узнаем. Но факт остается фактом! И над головами жителей древнего города, словно клеймо, горит: «Тимур — тень!»
Глава 1
Июнь 1989
— Мне как раз исполнялось двадцать восемь лет, — старик с явным наслаждением окунался в свои воспоминания. — Я очень надеялся справить свой день рождения с братом и друзьями в Москве. Уже и приглашения разослал. В общежитии с соседями договорился, что, мол, будет шумно. Мать пообещала курник испечь. — Рассказчик усмехнулся. — А тут к начальству вызывают. Я сразу понял — именины можно забыть…
Адьютант распахнул перед ним дверь в кабинет. За длинным столом сидело восемь человек. Со стены на собравшихся, словно прислушиваясь к их негромким разговорам, внимательно смотрел Железный Феликс.
— Присаживайся! — скомандовал хозяин кабинета и сразу перешел к делу: — Твое задание не из легких. Ты отправляешься в Туркестан, а точнее в Самарканд. Сразу оговорюсь, ситуация в Азии остается все еще напряженной. Несмотря на то что с басмачеством покончено еще два года назад, очаги этой заразы вспыхивают там и тут. У нас просто не хватает людей, чтобы контролировать все участки. Уже не говоря о многочисленных караванных тропах и контрабандных окнах. С тобой отправятся еще семеро. Ты — за главного. За выполнение задания отвечаешь головой.
Хозяин кабинета кивнул одному из сидящих за длинным столом. Тот встал, раскрыл папку и, откашлявшись, зачитал:
— Тимур Великий, он же Тамерлан, он же Гуриган, он же Ленк — основатель династии Тимуридов, величайший из эмиров и полководцев средневекового Востока, правитель Самарканда. Родился в 1336-м. Умер в 1405 году. Похоронен, с большой вероятностью, в мавзолее Гур-Эмир, в Самарканде. Гур-Эмир — «Могила эмира» — восьмигранный мавзолей с ребристым куполом. Построен в 1403— 1404 годах. С 1424 обнесен сводчато-купольными постройками. Помимо самого Тимура в гробнице покоятся останки трех его сыновей, его внука Улугбека, его духовного наставника Мира Сейида Береке и еще нескольких неизвестных нам людей. — Он переложил лист и зачитал следующее: — Еще в двадцать пятом году над могилой Тимура проводили магнитные исследования историк-археолог Массон и самаркандский инженер Мауэр. Приборы зафиксировали в захоронении наличие неизвестного парамагнитного тела или тел… Через две недели с небольшим в Самарканд отправляется научная экспедиция с целью вскрытия могил Тимуридов и в первую очередь Тамерлана.
— Итак, твоя задача! — снова взял слово хозяин кабинета. — Проконтролировать поднятие останков в мавзолее и, при обнаружении сенсационных материалов, сразу же приостановить работы до выяснения всех обстоятельств. Вести наблюдение за всеми членами экспедиции без исключения, выявлять и блокировать каналы, через которые может произойти утечка секретной информации. В случае необходимости, если не будет хватать твоих людей, тебя поддержат местные работники НКВД.
Старик замолчал и, тяжело поднявшись, проследовал к круглому столу, на котором стоял металлический поднос с графином и двумя стаканами. Плеснув в один из них воды, он с наслаждением выпил.
— Кто входил в научную группу? — задал вопрос капитан Стриж.
Старик в задумчивости прикрыл глаза и стал называть имена и должности, поражая нас своей великолепной памятью:
— В числе первых я хотел бы назвать Михаила Михайловича Герасимова, поистине величайшего человека. Историка, археолога и непревзойденного антрополога. Он основал Лабораторию пластической антропологической реконструкции при Институте этнографии РАН.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42