Наверное, невозможность реализовывать свой Дар причиняла ему физические муки… Анклюг же этого допустить не мог: слишком велик был риск того, что «воскреситель» «засветится». И незадолго перед вашим визитом к Анклюгу «воскресителю» удалось сбежать из реанимационного центра, где его держали взаперти… Вы пообещали Анклюгу, что найдете его. И принялись целенаправленно отслеживать поступающую информацию. Когда в Инске стали происходить массовые превращения людей в фениксов, вы поняли, что «воскреситель» теперь действует там…
Выдохшись, словно после бега на длинную дистанцию, Слегин умолк, и Кондор тотчас же воспользовался возникшей паузой.
— Прекрасно, — с иронией сказал он. — Весьма впечатляющий сюжет!.. Ладно, раз уж тебя потянуло на сочинительство, Слегин, то могу помочь наводящими вопросами. К примеру, вот таким… Если все было так, как ты только что изложил, то каким образом, по-твоему, я сумел опередить тебя и твоего приятеля и выйти на Бурина раньше?
— Все очень просто, — развел руками Слегин. — Когда на нашем горизонте замаячила фирма «Голо— и видеоэффекты», сотрудник которой исчез из могилы, вы явились к Крейлису — кстати, наводку на него мог вам дать и тот же Анклюг, ведь Анита, дочь Крейлиса, была одной из его бывших пациенток… Для вас не составило труда выбить из генерального директора признание относительно Вадима Бурина и его отца. А потом, когда Бурин заявился к себе домой, вы похитили его на аэре у меня из-под носа… Что же касается Крейлиса, то его следовало убрать как источник опасной информации. В ходе нашего штурма вы не случайно спланировали операцию так, чтобы оказаться с главой фирмы один на один, и хладнокровно выстрелили Крейлису в висок, инсценировав его самоубийство. Вы правильно рассчитали, и ни у кого не возникло и тени сомнений в том, что главарь подпольной базы «Спирали» пустил себе пулю в висок, когда почувствовал, что пахнет жареным…
— Что ж, — задумчиво сказал Кондор, — из тебя действительно вышел бы неплохой сочинитель… Доктора Анклюга, по-твоему, тоже убил я?
— Нет, не вы…
— А что ж так? — удивился Кондор. — Раз уж ты начал обвинять меня, так вали на меня все смертные грехи!..
— Нет, — сказал Слегин. — Анклюга действительно убили не вы. — Он отвернулся и глухо проронил: — Это была Анита…
— Но зачем? — не понимал Кондор. — Она же ничего не знала… если верить твоему рассказу о последней встрече с ней…
— Об этом можно только догадываться, — все так же глядя в пол, сказал Слегин. — Либо ей брякнул в минутном помутнении рассудка ее папаша, либо… либо она сама догадалась…
Наступило молчание.
Слегин кусал губу. Сабуров зачем-то изучал свою ладонь. Кондор… Кондор напряженно думал.
— Вот что, — сказал он наконец. — Хватит с меня на сегодня сказок. Идите вы знаете куда? Дайте же, наконец, поработать начальнику!..
Слегин покосился на него и обреченно вздохнул.
— Самое скверное, шеф, — горестно сообщил он, что это вовсе не сказки. Анклюг, как и подобает истинному исследователю, вел подробный дневник. Он держал его в тайнике в своем кабинете. На днях в кабинете новый директор реанимационного центра стал делать капитальный ремонт, и рабочие обнаружили этот тайник… Так вот, все, что я вам рассказал о «воскресителе», взято мной из этого дневника. Он только вчера попал в мои руки. Правда, в своих записях Анклюг зашифровал вас буквой К., но вы же не будете оспаривать на суде, что речь идет не о вас? Слишком много других косвенных улик, шеф…
Ни Слегин, ни Сабуров впоследствии не могли сказать, каким образом в руке Кондора возник пистолет — точная копия того, из которого в Сабурова стрелял Вадим. Все-таки по части реакции начальник «Раскрутки» мог бы дать сто очков форы любому из своих подчиненных.
— Вам было интересно, зачем мне это понадобилось? — сказал он, ничуть не меняя спокойной интонации. — А до самих-то вас это не доходит? Ну, Сабуров может этого не знать, но ты-то, Булат, знаешь, верно?..
— Знаю, — согласился Слегин, не отрывая завороженного взгляда от черного кружка дульного среза, уставившегося на него поверх стола. — Согласен, вопрос был чисто риторическим. Вы хотели, чтобы «воскреситель» оживил вашего сына, погибшего пять лет назад на тренировке… Он был хорошим гимнастом, но однажды во время тренировки на батуте, когда он делал свое коронное сальто, сетка вдруг лопнула…
— Да, — сказал Кондор, улыбаясь. — Ему было всего восемнадцать лет. Из него должен был выйти чемпион мира… По-твоему, я хотел слишком многого, да? Ты ж меня знаешь, Слегин.,. Я ведь не Анклюг, который эксплуатировал «воскресителя», как золотую жилу. Мне бы только вернуть моего сына — а потом я бы отдал «воскресителя» человечеству, и пусть он бы служил всем людям…
— Я верю вам, шеф, — сказал Слегин. — Но сути дела это не меняет… Правильно, Лен?
Сабуров кивнул. По лбу его потоком струился пот.
— А знаешь, Булат, — сказал вдруг Кондор, — что мне сказал Бурин-младший? Он заявил, что мы все ошибаемся и что смерти не существует… Что будто бы ТАМ бытие намного прекраснее, чем здесь…
— Но вы же ему не поверили, — не то спросил, не то констатировал Сабуров.
— Не поверил, — согласился Кондор. — В свое время Анклюг… пусть ему земля будет пухом… разъяснял мне, что те видения, которые остаются в памяти у воскрешенных после длительного пребывания в небытии, могут объясняться какими-то физиологическими причинами. Что-то вроде остаточных импульсов в коре разлагающегося головного мозга… Вот вы, Владлен, как специалист что можете сказать по этому поводу?
Сабуров пожал плечами.
— Может быть, — сказал он. — Наверное, мы этого так никогда и не узнаем, пока живы…
— А ведь так хотелось бы в это поверить, правда? — странным голосом спросил Кондор.
Слегин и Сабуров лишь молча переглянулись. Они поняли, что сейчас должно произойти.
Но произошло вовсе не то, что они предполагали. Кондор опять все проделал молниеносно. Выстрел прозвучал как негромкий щелчок — пистолет, относившийся к разработкам времен начала века, не был оснащен специальным глушителем, но стрелял практически бесшумно, — и Кондор откинулся на спинку кресла, выронив оружие.
По правому виску начальника «Раскрутки» бойко бежала струйка крови, а широко раскрытые глаза смотрели в пустоту с таким изумлением, словно действительно видели нечто удивительное и прекрасное…
Глава 13
Некоторое время Слегин и Сабуров сидели не шевелясь. Все произошло слишком внезапно и не так, как они предполагали.
Что теперь делать? Вызвать Эмергенцию? Но ведь Кондору уже ни один врач не поможет…
Или позвонить дежурному по управлению? Но как объяснить самоубийство, произошедшее у них на глазах? Обличать своего начальника в соучастии в преступлениях было просто — своего рода интеллектуальное упражнение, в ходе которого надо было переиграть умного и, в общем-то, симпатичного противника.
Но вот он ушел — и сразу улетучилось чувство справедливого негодования по поводу его прегрешений.
И Слегину почему-то вспомнилось, как два года назад, при штурме тайного склада «Спирали» в знаменитых одесских катакомбах, неизвестно откуда за его спиной вынырнул тип с крупнокалиберным автоматом, а Кондор успел не только сбить его, Слегина, на землю и упасть на него, прикрывая от смертоносного веера пуль, но и снял «спиралыцика» одним-единственным выстрелом из парализатора…
А Сабурову пришла в голову крамольная мысль: может быть, сейчас сюда заявится «воскреситель»? И тогда не будет больше ни погонь за призраками, ни напрасных жертв, ни бессонных ночей, ни бдений в засадах… Но интуиция подсказывала, что надеяться на подобный подарок судьбы было бы глупо.
Неизвестно, сколько бы еще они просидели, молча созерцая мертвое тело, но тут вдруг раздалась переливчатая трель коммуникатора. Этот звук явно исходил от тела Кондора.
Слегин и Сабуров переглянулись.
Звонок продолжал надрываться.
Наконец Слегин встал, обогнул стол и, стараясь не испачкаться в крови, осторожно достал из внутреннего кармана Кондора коммуникатор.
Поднес к губам, нажал кнопку ответа и что-то неразборчиво буркнул.
— Кондрат Дорофеевич? — раздался отчетливый голос Мурьянова. — Это вы?
— Ну? — отозвался Слегин.
— Это Кондор? — настаивал Мурьянов. Слегина осенило.
— Нет, не я, — сказал он тем же мрачным голосом, каким его бывший шеф обычно отвечал на телефонные звонки. — Это Слегин.
Пауза длилась несколько секунд. Потом Мурьянов облегченно хохотнул:
— Ну, вы даете, Кондрат Дорофеевич!.. И как это у вас получается? Прямо — вылитый Слегин. И даже шуточки в его стиле…
Слегин открыл было рот, но Мурьянов продолжал:
— Дело в том, что телефон, на который вы распорядились установить «прослушку», только что ожил… Объекту позвонил какой-то старик, и они договорились встретиться…
— Где и когда? — поинтересовался Слегин. Мурьянов опять замолчал.
— Что-то я не пойму, Кондрат Дорофеевич, — сказал потом он. — С чего это вас сегодня потянуло подражать Слегину?
— Тебе же ясно сказали: ты разговариваешь со Слегиным, — с досадой сказал Слегин.
— А… а где Кондор? — недоуменно осведомился Мурьянов.
— Да тут, — невозмутимо сообщил Слегин.
— И что он делает?
— Ничего. Ушел на покой…
— А почему его коммуникатор у тебя?
— А он мне его подарил, — сказал Слегин первое, что пришло ему в голову.
Сабуров сидел, и на лице его было написано искреннее непонимание того, что происходит.
— Ну вот что, Слегин, — обиделся Мурьянов. — Я не знаю, кто из вас с вашим шефом с утра мертвецки пьян, но если Кондору нужна информацию об этом парне, то пусть потом мне перезвонит!..
И отключился.
Слегин взглянул на Сабурова.
— Почему так бывает? — спросил задумчиво он. — Если говоришь людям правду, они тебе не верят. А ложь принимают за чистую монету… Что ты об этом думаешь, Лен?
Сабуров кашлянул, выходя из ступора.
— Я думаю, — сказал он, — что мы с тобой сейчас отправимся к Мурьянову и вытрясем из него всю информацию об «объекте» до последнего байта!
* * *
Вадим сидел, опустив голову и свесив между коленей руки. Металлическая скамейка была жесткой и холодной. Время от времени он косился на замшелое мраморное надгробие, с которого на него пронзительно смотрели глаза матери. Потом отворачивался и смотрел на часы.
Было без трех минут двенадцать.
«Где же ты, отец? Почему задерживаешься? И вообще — придешь ли? А то, может быть, ты решил заманить меня в ловушку? Нет, раньше ты никогда не лгал. Но это было раньше. Кто знает, как тебя изменило обладание новыми способностями? Если ты поверил в то, что представляешь собой наивысшую ценность, то осознание этого вполне могло подвигнуть тебя и на любую ложь, и на любую подлость…
Хотя, если судить по твоему голосу, ты был чистосердечен и искренен сегодня утром. Правда, непонятно, почему ты предпочел позвонить мне, а не явиться самому. Если ты бесповоротно решил поставить точку, то не все ли равно тебе было, где и как это произойдет?
Но ты назначил встречу именно здесь. У могилы человека, который был нам обоим близок и дорог. У мамы…
Неужели ты стал таким сентиментальным, папа?
Одно из двух: либо ты действительно сильно изменился за то время, пока мы с тобой не виделись, либо… либо вместо тебя на встречу со мной придет кто-нибудь другой. Придет, чтобы убить меня. Что ж, я уже не боюсь этого. Но мне не хотелось бы разочаровываться в тебв, отец…»
Двенадцать ноль три.
Вадим огляделся.
Если даже за ним сейчас наблюдали, ничего подозрительного вокруг он не замечал.
Ни единой живой души. Только кресты, металлические оградки и деревья между ними. И еще стаи ворон, кружащих над кладбищем, словно ястребы.
Все те люди, тела которых давным-давно истлели в тесных гробах под землей, были мертвы для этого мира. Но Вадим знал, что они продолжают жить и что они счастливы. Возможно, среди этих покойников есть и те, которым именно он помог уйти в лучший из миров. И ему невольно вспоминались строчки из одной песни, которые запали ему в душу еще со школьных времен:
«Мне есть что спеть, представ перед Всевышним. Мне есть чем оправдаться перед ним»…
Правда, он знал, что ни перед кем оправдываться ему не придется.
Тот, кто послал его на землю, хотел, чтобы он переправлял людей отсюда ТУДА. Иначе зачем бы он наделил его этим странным даром — убивать из жалости и сострадания?
Смерти нет. Есть лишь череда рождений. И только это имеет значение.
«Что это ты так старательно убеждаешь себя в том, что ты прав? — вдруг подумал он. — Неужели заранее выпрашиваешь у самого себя прощение за то, что тебе предстоит совершить? Неужели все это время комплекс вины таился в глубинах твоей души, разъедая ее не хуже серной кислоты?
Просто смешно противиться тому, для чего ты предназначен.
Игрушка — вот ты кто, Вадик. Не ведающая ни угрызений совести, ни страха, ни раскаяния марионетка…
Господи, ну где же ты, отец?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Выдохшись, словно после бега на длинную дистанцию, Слегин умолк, и Кондор тотчас же воспользовался возникшей паузой.
— Прекрасно, — с иронией сказал он. — Весьма впечатляющий сюжет!.. Ладно, раз уж тебя потянуло на сочинительство, Слегин, то могу помочь наводящими вопросами. К примеру, вот таким… Если все было так, как ты только что изложил, то каким образом, по-твоему, я сумел опередить тебя и твоего приятеля и выйти на Бурина раньше?
— Все очень просто, — развел руками Слегин. — Когда на нашем горизонте замаячила фирма «Голо— и видеоэффекты», сотрудник которой исчез из могилы, вы явились к Крейлису — кстати, наводку на него мог вам дать и тот же Анклюг, ведь Анита, дочь Крейлиса, была одной из его бывших пациенток… Для вас не составило труда выбить из генерального директора признание относительно Вадима Бурина и его отца. А потом, когда Бурин заявился к себе домой, вы похитили его на аэре у меня из-под носа… Что же касается Крейлиса, то его следовало убрать как источник опасной информации. В ходе нашего штурма вы не случайно спланировали операцию так, чтобы оказаться с главой фирмы один на один, и хладнокровно выстрелили Крейлису в висок, инсценировав его самоубийство. Вы правильно рассчитали, и ни у кого не возникло и тени сомнений в том, что главарь подпольной базы «Спирали» пустил себе пулю в висок, когда почувствовал, что пахнет жареным…
— Что ж, — задумчиво сказал Кондор, — из тебя действительно вышел бы неплохой сочинитель… Доктора Анклюга, по-твоему, тоже убил я?
— Нет, не вы…
— А что ж так? — удивился Кондор. — Раз уж ты начал обвинять меня, так вали на меня все смертные грехи!..
— Нет, — сказал Слегин. — Анклюга действительно убили не вы. — Он отвернулся и глухо проронил: — Это была Анита…
— Но зачем? — не понимал Кондор. — Она же ничего не знала… если верить твоему рассказу о последней встрече с ней…
— Об этом можно только догадываться, — все так же глядя в пол, сказал Слегин. — Либо ей брякнул в минутном помутнении рассудка ее папаша, либо… либо она сама догадалась…
Наступило молчание.
Слегин кусал губу. Сабуров зачем-то изучал свою ладонь. Кондор… Кондор напряженно думал.
— Вот что, — сказал он наконец. — Хватит с меня на сегодня сказок. Идите вы знаете куда? Дайте же, наконец, поработать начальнику!..
Слегин покосился на него и обреченно вздохнул.
— Самое скверное, шеф, — горестно сообщил он, что это вовсе не сказки. Анклюг, как и подобает истинному исследователю, вел подробный дневник. Он держал его в тайнике в своем кабинете. На днях в кабинете новый директор реанимационного центра стал делать капитальный ремонт, и рабочие обнаружили этот тайник… Так вот, все, что я вам рассказал о «воскресителе», взято мной из этого дневника. Он только вчера попал в мои руки. Правда, в своих записях Анклюг зашифровал вас буквой К., но вы же не будете оспаривать на суде, что речь идет не о вас? Слишком много других косвенных улик, шеф…
Ни Слегин, ни Сабуров впоследствии не могли сказать, каким образом в руке Кондора возник пистолет — точная копия того, из которого в Сабурова стрелял Вадим. Все-таки по части реакции начальник «Раскрутки» мог бы дать сто очков форы любому из своих подчиненных.
— Вам было интересно, зачем мне это понадобилось? — сказал он, ничуть не меняя спокойной интонации. — А до самих-то вас это не доходит? Ну, Сабуров может этого не знать, но ты-то, Булат, знаешь, верно?..
— Знаю, — согласился Слегин, не отрывая завороженного взгляда от черного кружка дульного среза, уставившегося на него поверх стола. — Согласен, вопрос был чисто риторическим. Вы хотели, чтобы «воскреситель» оживил вашего сына, погибшего пять лет назад на тренировке… Он был хорошим гимнастом, но однажды во время тренировки на батуте, когда он делал свое коронное сальто, сетка вдруг лопнула…
— Да, — сказал Кондор, улыбаясь. — Ему было всего восемнадцать лет. Из него должен был выйти чемпион мира… По-твоему, я хотел слишком многого, да? Ты ж меня знаешь, Слегин.,. Я ведь не Анклюг, который эксплуатировал «воскресителя», как золотую жилу. Мне бы только вернуть моего сына — а потом я бы отдал «воскресителя» человечеству, и пусть он бы служил всем людям…
— Я верю вам, шеф, — сказал Слегин. — Но сути дела это не меняет… Правильно, Лен?
Сабуров кивнул. По лбу его потоком струился пот.
— А знаешь, Булат, — сказал вдруг Кондор, — что мне сказал Бурин-младший? Он заявил, что мы все ошибаемся и что смерти не существует… Что будто бы ТАМ бытие намного прекраснее, чем здесь…
— Но вы же ему не поверили, — не то спросил, не то констатировал Сабуров.
— Не поверил, — согласился Кондор. — В свое время Анклюг… пусть ему земля будет пухом… разъяснял мне, что те видения, которые остаются в памяти у воскрешенных после длительного пребывания в небытии, могут объясняться какими-то физиологическими причинами. Что-то вроде остаточных импульсов в коре разлагающегося головного мозга… Вот вы, Владлен, как специалист что можете сказать по этому поводу?
Сабуров пожал плечами.
— Может быть, — сказал он. — Наверное, мы этого так никогда и не узнаем, пока живы…
— А ведь так хотелось бы в это поверить, правда? — странным голосом спросил Кондор.
Слегин и Сабуров лишь молча переглянулись. Они поняли, что сейчас должно произойти.
Но произошло вовсе не то, что они предполагали. Кондор опять все проделал молниеносно. Выстрел прозвучал как негромкий щелчок — пистолет, относившийся к разработкам времен начала века, не был оснащен специальным глушителем, но стрелял практически бесшумно, — и Кондор откинулся на спинку кресла, выронив оружие.
По правому виску начальника «Раскрутки» бойко бежала струйка крови, а широко раскрытые глаза смотрели в пустоту с таким изумлением, словно действительно видели нечто удивительное и прекрасное…
Глава 13
Некоторое время Слегин и Сабуров сидели не шевелясь. Все произошло слишком внезапно и не так, как они предполагали.
Что теперь делать? Вызвать Эмергенцию? Но ведь Кондору уже ни один врач не поможет…
Или позвонить дежурному по управлению? Но как объяснить самоубийство, произошедшее у них на глазах? Обличать своего начальника в соучастии в преступлениях было просто — своего рода интеллектуальное упражнение, в ходе которого надо было переиграть умного и, в общем-то, симпатичного противника.
Но вот он ушел — и сразу улетучилось чувство справедливого негодования по поводу его прегрешений.
И Слегину почему-то вспомнилось, как два года назад, при штурме тайного склада «Спирали» в знаменитых одесских катакомбах, неизвестно откуда за его спиной вынырнул тип с крупнокалиберным автоматом, а Кондор успел не только сбить его, Слегина, на землю и упасть на него, прикрывая от смертоносного веера пуль, но и снял «спиралыцика» одним-единственным выстрелом из парализатора…
А Сабурову пришла в голову крамольная мысль: может быть, сейчас сюда заявится «воскреситель»? И тогда не будет больше ни погонь за призраками, ни напрасных жертв, ни бессонных ночей, ни бдений в засадах… Но интуиция подсказывала, что надеяться на подобный подарок судьбы было бы глупо.
Неизвестно, сколько бы еще они просидели, молча созерцая мертвое тело, но тут вдруг раздалась переливчатая трель коммуникатора. Этот звук явно исходил от тела Кондора.
Слегин и Сабуров переглянулись.
Звонок продолжал надрываться.
Наконец Слегин встал, обогнул стол и, стараясь не испачкаться в крови, осторожно достал из внутреннего кармана Кондора коммуникатор.
Поднес к губам, нажал кнопку ответа и что-то неразборчиво буркнул.
— Кондрат Дорофеевич? — раздался отчетливый голос Мурьянова. — Это вы?
— Ну? — отозвался Слегин.
— Это Кондор? — настаивал Мурьянов. Слегина осенило.
— Нет, не я, — сказал он тем же мрачным голосом, каким его бывший шеф обычно отвечал на телефонные звонки. — Это Слегин.
Пауза длилась несколько секунд. Потом Мурьянов облегченно хохотнул:
— Ну, вы даете, Кондрат Дорофеевич!.. И как это у вас получается? Прямо — вылитый Слегин. И даже шуточки в его стиле…
Слегин открыл было рот, но Мурьянов продолжал:
— Дело в том, что телефон, на который вы распорядились установить «прослушку», только что ожил… Объекту позвонил какой-то старик, и они договорились встретиться…
— Где и когда? — поинтересовался Слегин. Мурьянов опять замолчал.
— Что-то я не пойму, Кондрат Дорофеевич, — сказал потом он. — С чего это вас сегодня потянуло подражать Слегину?
— Тебе же ясно сказали: ты разговариваешь со Слегиным, — с досадой сказал Слегин.
— А… а где Кондор? — недоуменно осведомился Мурьянов.
— Да тут, — невозмутимо сообщил Слегин.
— И что он делает?
— Ничего. Ушел на покой…
— А почему его коммуникатор у тебя?
— А он мне его подарил, — сказал Слегин первое, что пришло ему в голову.
Сабуров сидел, и на лице его было написано искреннее непонимание того, что происходит.
— Ну вот что, Слегин, — обиделся Мурьянов. — Я не знаю, кто из вас с вашим шефом с утра мертвецки пьян, но если Кондору нужна информацию об этом парне, то пусть потом мне перезвонит!..
И отключился.
Слегин взглянул на Сабурова.
— Почему так бывает? — спросил задумчиво он. — Если говоришь людям правду, они тебе не верят. А ложь принимают за чистую монету… Что ты об этом думаешь, Лен?
Сабуров кашлянул, выходя из ступора.
— Я думаю, — сказал он, — что мы с тобой сейчас отправимся к Мурьянову и вытрясем из него всю информацию об «объекте» до последнего байта!
* * *
Вадим сидел, опустив голову и свесив между коленей руки. Металлическая скамейка была жесткой и холодной. Время от времени он косился на замшелое мраморное надгробие, с которого на него пронзительно смотрели глаза матери. Потом отворачивался и смотрел на часы.
Было без трех минут двенадцать.
«Где же ты, отец? Почему задерживаешься? И вообще — придешь ли? А то, может быть, ты решил заманить меня в ловушку? Нет, раньше ты никогда не лгал. Но это было раньше. Кто знает, как тебя изменило обладание новыми способностями? Если ты поверил в то, что представляешь собой наивысшую ценность, то осознание этого вполне могло подвигнуть тебя и на любую ложь, и на любую подлость…
Хотя, если судить по твоему голосу, ты был чистосердечен и искренен сегодня утром. Правда, непонятно, почему ты предпочел позвонить мне, а не явиться самому. Если ты бесповоротно решил поставить точку, то не все ли равно тебе было, где и как это произойдет?
Но ты назначил встречу именно здесь. У могилы человека, который был нам обоим близок и дорог. У мамы…
Неужели ты стал таким сентиментальным, папа?
Одно из двух: либо ты действительно сильно изменился за то время, пока мы с тобой не виделись, либо… либо вместо тебя на встречу со мной придет кто-нибудь другой. Придет, чтобы убить меня. Что ж, я уже не боюсь этого. Но мне не хотелось бы разочаровываться в тебв, отец…»
Двенадцать ноль три.
Вадим огляделся.
Если даже за ним сейчас наблюдали, ничего подозрительного вокруг он не замечал.
Ни единой живой души. Только кресты, металлические оградки и деревья между ними. И еще стаи ворон, кружащих над кладбищем, словно ястребы.
Все те люди, тела которых давным-давно истлели в тесных гробах под землей, были мертвы для этого мира. Но Вадим знал, что они продолжают жить и что они счастливы. Возможно, среди этих покойников есть и те, которым именно он помог уйти в лучший из миров. И ему невольно вспоминались строчки из одной песни, которые запали ему в душу еще со школьных времен:
«Мне есть что спеть, представ перед Всевышним. Мне есть чем оправдаться перед ним»…
Правда, он знал, что ни перед кем оправдываться ему не придется.
Тот, кто послал его на землю, хотел, чтобы он переправлял людей отсюда ТУДА. Иначе зачем бы он наделил его этим странным даром — убивать из жалости и сострадания?
Смерти нет. Есть лишь череда рождений. И только это имеет значение.
«Что это ты так старательно убеждаешь себя в том, что ты прав? — вдруг подумал он. — Неужели заранее выпрашиваешь у самого себя прощение за то, что тебе предстоит совершить? Неужели все это время комплекс вины таился в глубинах твоей души, разъедая ее не хуже серной кислоты?
Просто смешно противиться тому, для чего ты предназначен.
Игрушка — вот ты кто, Вадик. Не ведающая ни угрызений совести, ни страха, ни раскаяния марионетка…
Господи, ну где же ты, отец?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61