– Но ведь на это потребуются многие часы!
– И тем не менее – начал Спок. Доставка капитана и доктора к месту суда и сам суд тоже должны занять несколько часов. Спок не видел другого пути решения задачи.
– А если они все на месте? – спросил Скотт. Спок глубоко вздохнул.
– Тогда кто-то ввел в банк данных компьютера ложную информацию Это казалось самым допустимым из всех вариантов, и вулканцу было даже неприятно думать об этом. Ему и в голову не пришло подозревать Кирка Увидев, что к ним спускается Валерис, мужчины подняли головы.
– Капитан Спок, – сказала девушка – Дочь Горкона стала канцлером. Я слышала отчет.
Скотт издал еле слышный гортанный звук и покачал головой.
– Держу пари, эта клингоновская сучка убила своего отца.
Спок укоряюще посмотрел на него, пораженный глубиной ненависти, прозвучавшей в голосе инженера. Сейчас он сильно напомнил ему Джима Кирка после брифинга с контр-адмиралом Смилли.
– Своего собственного отца?
– Это старая история, сэр, – спокойно объяснила Валерис и добавила, отвечая на вопросительный взгляд Спока:
– В Империи отцеубийство – одно из средств, при помощи которого власть переходит к детям. Клингоны поступают так на протяжении веков.
– Так однажды было и на Земле, – напомнил Валерис Спок, – и у ромуланцев. Этот факт никоим образом не доказывает, что Азетбур…
– Они не ценят жизнь, как мы, Спок, – перебил его Скотт. – Ты знаешь об этом. Поверь мне, она не проронила ни единой слезинки.
Безысходность Спока грозила перерасти в крушение всех надежд. Как спасти капитана, не развязав войну, и затем попробовать установить мирные отношения с Клингонами, если большинство офицеров Звездного Флота думали так же, как Скотт?
– Это не кажется убедительным, мистер Скотт, поскольку у Клингонов нет слезных каналов, – пока главный инженер собирался ответить, Спок повернулся к Валерис. – На наше сообщение, посланное в штаб Звездного Флота, ответа не получено, лейтенант?
– Так точно, получено.
В голосе Валерис Спок уловил нотки неуверенности. Он пристально посмотрел на девушку.
– И…
Под проницательным взглядом Спока Валерис сжалась в комок, а лицо ее не выражало совершенно никаких эмоций.
– Капитан третьего ранга Ухура испытывает технические трудности, сэр.
– Довольно любопытно, – негромко заметил Спок.
Вулканец готов был взять на себя всю ответственность за действия "Энтерпрайза" и освободить команду от обязательств исполнять его приказы, но теперь он понял, что экипаж будет настоятельно оказывать ему помощь и поддержку и разделит вину вместе с ним. Слова Валерис подсказывали Споку, что Ухура нашла способ, с помощью которого они могли избежать трибунала.
– Очень хорошо, – сказал он Валерис. – На двадцать четыре часа мы договоримся, что этого разговора не было.
– Ложь? – слово не покоробило ее, и в голосе не прозвучало осуждение.
– Упущение, – поправил ее Спок. – После этого.
Скотт слушал их разговор с растущим беспокойством и уже не в силах был сдерживаться.
– Через двадцать четыре часа мы потеряем след капитана!
– Мне точно известно, где он будет находиться, – спокойно ответил вулканец.
У Скотта от удивления отвисла челюсть.
– Где?

***
"Кронос-1" полным ходом шел домой – судить Кирка. Азетбур в каюте Горкона, куда перебралась по настоянию Чанга, готовилась к предстоящей мирной конференции, тщательно анализируя записки отца. Каюта канцлера была лучше оборудована охранной аппаратурой и более удобна для работы телохранителей. Азетбур боялась, что нахлынувшие воспоминания снова вызовут у нее боль, но, напротив, среди отцовских вещей ей стало намного уютнее. Она сидела, насупившись, в кресле Горкона, в котором он обычно читал и в котором вел их последний разговор, и потирала появившуюся складку между бровей. Судя по дисплею, записки Горкона были неполными.
Очевидно, основную часть мыслей по стратегии переговоров он хранил у себя в памяти. Азетбур вспомнила все, что они вместе обсуждали, как наедине, так и в присутствии других советников, но все-таки многое Горкон так и не высказал.
Канцлер не доверял своему Высшему Совету. "И я, – подумала Азетбур, последую его примеру." Раньше верила Керле и все еще любила его, но слова Чанга посеяли в ее душе сомнение. Она никому не могла открыться, даже Чангу, взявшемуся за организацию ее безопасности. В эти дни настроение Азетбур колебалось между двумя полюсами: иногда ей безумно хотелось жить и продолжить дело Горкона; а порой у нее вообще пропадало желание что-либо делать, поскольку все попытки казались бессмысленными. Она сомневалась, что доживет до подписания мирного договора с Федерацией, но надеялась, что сможет стать свидетелем суда над Кирком. Этого ей вполне хватило бы.
В отличие от своего отца Азетбур не имела преемников. Она закрыла воспаленные глаза и вновь открыла, услышав сигнал на мониторе, нажала кнопку, и на экране появилось изображение охранника Катриса, стоявшего у входа в каюту.
– Госпожа канцлер, – обратился Катрис басом, соответствующим его грузной фигуре. – Бригадный генерал Керла желает поговорить с вами наедине.
Азетбур насторожилась и незаметно вздохнула.
– Впустите, – разрешила она.
Катрис кивнул. Экран погас и вновь вспыхнул, показывая то, что и охранники видели снаружи: другого оружия, кроме отданного фазера, Керла не имел.
Азетбур не испугалась бы, если б он и был вооружен. Со дня убийства отца она и сама мечтала умереть. К тому же их разговор записывался на пленку в трех разных местах.
Керла вошел в каюту, но Азетбур ему навстречу не поднялась. Она знала, с какой целью он пришел, выждав время после гибели Горкона. Азетбур решила, что для них обоих лучше, если она будет жесткой и прямой.
Как только закрылись двери, от официальных манер Керлы не осталось и следа. Быстрыми шагами он подошел к Азетбур и взял ее за руку. Она не сопротивлялась, но когда он поднес ее ладонь к своему лицу, сдалась, не отвечая, однако, взаимностью. Рука ее безвольно повисла, и огромными усилиями девушка заставила себя посмотреть на Керлу безразличным взглядом, не выражающим теплых чувств. Сделать это было совсем не просто – от генерала веяло силой и страстью. Ей хотелось погладить Керлу по длинным смоляным волосам, утопить в них свое лицо, как несколько дней назад.
Керла, казалось, не замечал прохладного к себе отношения.
– Зета, давай сегодня дадим с тобой клятву. Теперь нас ничто не сможет остановить.
"Ничто, – подумала Азетбур, – теперь, когда нет моего отца."
Керла хотел притянуть ее к себе, но она не позволила ему этого, откинувшись в кресле. Он посмотрел на Азетбур, не понимая в чем дело.
– Что происходит, Зета? Разве я дал тебе мало времени? Если нет, то прошу меня простить.
Азетбур по-прежнему оставалась холодной.
– Наши отношения изменились, генерал Керла.
Он медленно отпустил ее руку. В его глазах бушевала ярость, девушка видела, как он борется, чтобы не выплеснуть свои чувства.
– Не понимаю.
– Ты был предан моему отцу? – неожиданно спросила она, и вопрос удивил их обоих. Азетбур хотела покончить с их отношениями без каких-либо объяснений. "Дурак, – сказала она про себя, – если подозрения Чанга оправданны, то ты сам подписал приговор себе."
На этот раз задетый за живое Керла чувств скрывать не стал. Азетбур смотрела на него, абсолютно не реагируя, словно он был актером и в совершенстве знал свою роль.
– На что ты намекаешь, канцлер? Что я предал Горкона? Что я виноват в его смерти? – Керла вскочил на ноги. – Да, я не всегда с ним соглашался и не делал из этого секрета, но я дал ему клятву преданности! Мне не нужно повторять ее еще раз, чтобы придать ей больше веса!
– Но ты не клялся в верности мне.
Слова Азетбур немного остудили его гнев. Керла взглянул ей прямо в глаза.
– Я с большим удовольствием дам эту клятву, канцлер Я предан вам и думал, вы знаете об этом.
– В самом деле? – негромко спросила она. Азетбур думала, что вопрос вновь взбесит генерала, но вместо этого он облокотился о кресло Горкона и пристально посмотрел на нее, словно хотел увидеть ее душу.
– Твой гнев вызван смертью твоего отца, – сказал наконец Керла с обезоруживающей нежностью. – В твоих словах я не слышу обвинения. Сейчас ты о многом думаешь, но только не об этом. Мы вернемся к нашему разговору после мирной конференции, когда ты придешь в себя, – Керла хотел дотронуться до ее руки, но Азетбур отдернула ее – Нет, больше об этом мы говорить не будем, даже если я останусь в живых. Мы не станем к этому возвращаться. И в каюту ко мне ты войдешь только по делам.
– Азетбур…
Она дала знак охраннику. Керла вскочил на ноги и сказал с горечью в голосе:
– Ты не веришь мне. Придет время, и ты пожалеешь, что прогнала меня.
Азетбур вернулась к прерванному чтению, запретив себе даже поворачиваться в его сторону.

***
В центре помещения для суда стояли Кирк и Маккой Доктор был напуган, но не обращением с ним Клингонов – их отношение к заключенным под стражу было гораздо лучше, чем он предполагал. Его с Кирком посадили в довольно комфортабельную камеру с мягкими кроватями и давали приличную, по клингоновским понятиям, еду.
Маккой предположил, что Азетбур продолжила гуманную политику своего отца. Доктора передернуло, когда он вник во все толкования слова "гуманный". Это гуманное отношение почему-то не предусматривало возможности побриться и принять душ.
Маккоя прошиб холодный пот. Клингоны слишком уж хорошо обходились с пленниками, а это могло означать, что их к чему-то готовят. Возможно, к тому, что им предстояло увидеть сейчас.
Зал судебного заседания сочетал в себе признаки собора и цирка: он был похож на пещеру, внутри которой размещалась арена с вырубленными в скале местами для зрителей.
В самом низу, на площадке, где стояла скамья подсудимых с круглым ограждением, доходящим Маккою до пояса, она была ярко освещена, а остальная часть пещеры находилась в полумраке. Доктор сожмурился, но смог увидеть лишь камеры, свисающие с высоких каменных стен. Маккой занервничал еще больше, когда до него вдруг дошло, что за процессом будет следить вся Галактика, но мысль, что Спок и экипаж "Энтерпрайза" тоже получат возможность смотреть на них, успокоила его. Он окинул взглядом расположенные ярусами ряды для зрителей как раз в тот момент, когда канцлер Азетбур, великолепная и ослепительно красивая, вошла в зал в окружении свиты. С той ночи, когда умер ее отец, Маккой не видел Азетбур и не разговаривал с ней. Ее вид вселил в него надежду. Как и отец, он поступала разумно, имела чувство сострадания и была очень умна Не могло быть, чтобы она верила в то, что капитан совершил это преступление…
Зрители начали скандировать, сначала негромко, но постепенно перешли на громоподобный рев, от которого стал сотрясаться воздух.
– Кирк! Кирк! Кирк! Кирк!
Доктор судорожно схватился за ограждение, боясь, что дрожащие, не слушающиеся ноги подведут его Джим на происходящее не реагировал и соблюдал молчание и холодное спокойствие. Маккой знал, что смерть канцлера была для него тяжелым ударом, он глубоко опечалился, – вместе с Горконом пропала последняя надежда достичь мира в Галактике У самого доктора тоже не было большого желания говорить. Он восхищался и уважал Горкона, как и многие другие, с кем тот встречался, но канцлер умер только потому, что Маккою, врачу Звездного Флота, не требовалось изучать анатомию Клингонов. Он мог бы и сам этим заняться, но были и другие важные дела, а, кроме того, теоретически предполагалось, что звездолеты Федерации не должны встречаться с Клингонами.
Теоретически.
"Может, исходная посылка настолько ужасна, что мы не можем сами себе в этом признаться? – подумал Маккой. – Жизнь Клингона не стоит того, чтобы ее спасать.
Рев стал таким оглушительным, что мешал доктору думать На площадку огромной арены вышел темнокожий, широкоплечий, крепко сложенный адвокат подсудимых Во время их первой и очень короткой встречи Маккоя одолевали другие мысли, и он не запомнил его имени. В памяти осталось лишь, как сильно он удивился тому, что приятный молодой Клингон, на первый взгляд, был искренне заинтересован помочь своим клиентам, хотя и не мог гарантировать благоприятного вердикта.
Защитник протянул Маккою и Кирку два странных прибора и, увидев замешательство доктора, показал, как ими пользоваться Кирк разобрался сам и, наклонившись к доктору, прокричал ему на ухо:
– Это прибор для перевода.
Маккой понимающе кивнул и поднес его к уху. Тут из полумрака появился генерал Чанг. Публика в ожидании замерла.
"Подсудимые, обвинение, защита, – подумал Маккой – А где же судья и присяжные?"
С самодовольным видом генерал Чанг начал говорить, и Маккой был убежден, что Клингон давно ожидал этого момента. Доктор поправил прибор для перевода и стал внимательно слушать – Как государственный обвинитель, – сказал Чанг, – я заявляю, что "Энтерпрайз" открыл без каких-либо оснований огонь по "Кроносу-1", в то время как канцлер Горкон и его советники полагали, что после официального обеда на борту звездолета Федерации по приглашению капитана Кирка в девятнадцать часов тридцать минут того же вечера им ничего не могло угрожать, – Чанг повернулся к Кирку и с легкой усмешкой спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32