Пока я занимался этой работой, он подошел к креслу и сел.
Когда я бросил на него быстрый взгляд, то увидел, что он не глядел на
меня, а уперся взглядом в тени. Я кончил разводить огонь и поднялся,
надеясь, что он скажет еще что-нибудь.
В конечном итоге он и сказал:
- Что там сталось с великим замыслом?
Я не знал, говорит ли он о Лабиринте или о каком-то отцовском
генеральном плане, в который он не был посвящен. Поэтому я ответил:
- Скажи мне сам.
Он вновь засмеялся.
- Почему бы и нет? Ты переменил свое мнение, вот что случилось.
- С какого на какое, на твой взгляд?
- Не насмехайся надо мной. Даже ты не имеешь права насмехаться надо
мной. Меньше всех - ты.
Я поднялся на ноги:
- Я не насмехался над тобой.
Я прошел через комнату к другому креслу и перенес его поближе к
камину, напротив Дворкина, и уселся.
- Как ты узнал меня? - спросил я. - Мое местонахождение едва ли
общеизвестно.
- Это правда.
- Многие в Амбере думают, что я умер?
- Да, а другие полагают, что ты можешь путешествовать в Отражениях.
- Понятно, - произнес я, а затем задал вопрос: - Как ты себя
чувствуешь?
Он зло усмехнулся мне.
- Ты хочешь сказать, по-прежнему ли я сумасшедший?
- Ты выражаешь это грубей, чем мне бы хотелось.
- Есть ослабление, но есть и усиление, - пояснил он. - Оно находит на
меня и снова покидает. В данный момент я почти вновь стал самим собой. Я
говорю: почти. Это шок от твоего визита, наверное. Иногда в голове у меня
не в порядке. Ты это знаешь. Однако, иначе быть не может. Это ты тоже
знаешь.
- Полагаю, что знаю. Почему бы тебе не рассказать мне об этом заново?
Один лишь рассказ может заставить тебя почувствовать себя лучше, а мне
может дать что-то такое, что я упустил. Расскажи мне обо всем.
Он снова засмеялся.
- Все, что тебе угодно. У тебя есть какие-то предпочтения? Мое
бегство из Хаоса на этот маленький неожиданный остров в Мире ночи? Мои
метания над бездной? Мое открытие Лабиринта в камне, висящем на шее у
Единорога? Мое копирование узора молнией, кровью и лирой, в то время, как
наши отцы бушевали, сбитые с толку, явившись слишком поздно, чтобы
призвать меня обратно, тогда как поэма из огня проторила бы первую дорогу
в моем мозгу, заражая меня волей творить? Слишком поздно! Одержимый
отвращением, порожденным болезнью, за пределами досягаемости их помощи, их
силы, я планировал и строил, плененный своим новым "я". Эту повесть ты
хочешь услышать вновь? Или мне лучше рассказать о ее лечении?
У меня голова пошла кругом от того, что подразумевала только что
брошенная им целая пригоршня сведений. Я не мог сказать, буквально ли он
говорил или метафорически, или просто делился параноидальными иллюзиями,
но то, что я хотел услышать, происходило намного ближе к настоящему
моменту.
Поэтому, рассматривая теневое отражение самого себя, из которого
происходил этот древний голос, я сказал:
- Расскажи мне о ее лечении.
Он свел вместе кончики пальцев и заговорил сквозь них:
- Я - Лабиринт, - заявил он, - в самом настоящем смысле. Проходя
через мой ум, чтобы достичь той формы, которую он теперь имеет, основания
Амбера, он наложил на меня свой отпечаток столь же верно, как я наложил
свой отпечаток на него. И я понял однажды, что я - это Лабиринт, и я сам,
и он был вынужден стать Дворкиным в ходе становления себя. Были взаимные
видоизменения в порождении этого места и этого времени, и вот тут-то и
находится эта слабость, так же, как и наша сила, потому что мне приходило
в голову, что повреждение Лабиринта было бы повреждением мне самому, а
повреждение мне самому отразилось бы на Лабиринте. И все же мне нельзя
было причинить настоящего вреда, потому что меня защищает Лабиринт, а кто,
кроме меня, мог причинить вред Лабиринту? Прекрасная замкнутая система,
казалось, с ее слабостью полностью защищенная ее силой.
Он замолк. Я слушал гудение огня. Что слушал он, не знаю.
- Я был неправ, - произнес он наконец. - И ведь такое простое дело...
Моя кровь, которой я нарисовал его, может и стереть его. Но мне
потребовались века, чтобы понять, что кровь моей крови тоже может сделать
это. Ты можешь воспользоваться этим, ты тоже можешь изменить его - да, на
третьем поколении.
Это не стало для меня сюрпризом - узнавание, что он приходится всем
нам дедом. Как-то казалось, что я все время знал это, но никогда не
оглашал. И все же, если тут что и было, то это поднимало больше вопросов,
чем отвечало. Набрали еще одно поколение предков. Продолжаем запутываться.
Я теперь имел еще меньшее представление, чем когда-либо, кем же на самом
деле был Дворкин. Добавьте к этому факт, который признавал даже он: это
была повесть, рассказанная сумасшедшим.
- Но отремонтировать его... - произнес я.
Он осклабился, и мое собственное лицо скривилось передо мной.
- Ты потерял вкус быть повелителем живого вакуума, королем Хаоса? -
спросил он.
- Может быть.
- Клянусь Единорогом, твоей матерью, я знал, что дойдет до этого.
Лабиринт столь же силен в тебе, как и большое королевство. Чего же ты
тогда желаешь?
- Сохранить королевство.
Он покачал головой:
- Проще будет уничтожить и попробовать начать все заново, как я столь
часто говорил тебе раньше.
- Я упрям, так что скажи мне снова.
Я пытался симулировать отцовскую грубость.
Он пожал плечами:
- Уничтожь Лабиринт, и мы уничтожим Амбер и все Отражения в полярном
порядке вокруг него. Дай мне позволение уничтожить себя в середине
Лабиринта, и мы начисто сотрем его. Дай мне позволение, давши мне слово,
что потом ты возьмешь Камень, содержащий сущность порядка, и используешь
его для создания нового Лабиринта, светлого и чистого, незапятнанного,
нарисованного содержимым твоего собственного существа, в то время, как
Легионы Хаоса пытаются со всех сторон отвлечь тебя. Пообещай мне это и
позволь мне покончить с этим, потому что такой искалеченный, как я есть, я
скорее предпочел бы умереть ради порядка, чем жить ради него. Что ты
теперь скажешь?
- А не лучше было бы попробовать исправить тот, что у нас есть, чем
уничтожать труд целых эпох?
- Трус! - крикнул он.
Он вскочил на ноги:
- Я знал, что ты снова это скажешь!
- Ну, а разве это не правда?
Он принялся расхаживать по комнате.
- Сколько раз мы об этом толковали? Ничего не изменилось! Ты боишься
попробовать это!
- Наверное, - согласился я. - Но разве ты не чувствуешь, что нечто,
ради чего ты столь многое отдал, стоит некоторых усилий, некоторых
добавочных жертв, если есть возможность спасти его?
- Ты по-прежнему не понимаешь, - возразил он. - Я не могу не думать,
что поврежденный предмет следует уничтожить и, будем надеяться, заменить.
Природа моего личного повреждения такова, что я не могу представить себе
ремонта. Я поврежден именно в таком духе. Мои чувства предопределены.
- Если Камень может создать новый Лабиринт, то почему он не может
послужить для ремонта старого, чтобы покончить с нашими бедами и исцелить
твой дух?
Он подошел и встал передо мной:
- Где твоя память? - поинтересовался он. - Ты же знаешь, что
отремонтировать повреждение будет труднее, чем начать все заново. Даже
Камень может легче уничтожить его, чем отремонтировать. Ты забыл, на что
это похоже?
Он показал на стену позади него.
- Ты хочешь пойти и посмотреть снова?
- Да, - сказал я. - Хотелось бы. Пошли.
Я поднялся и посмотрел на него сверху вниз. Его контроль над формой
стал пропадать, когда он рассердился. Он уже потерял три-четыре дюйма
роста, и отражение его лица таяло обратно в его собственные гномовидные
черты, а между его плеч уже росла заметная выпуклость, видимая уже, когда
он жестикулировал. Глаза его расширились, и он изучал мое лицо.
- Ты это всерьез? - произнес он после некоторой паузы. - Ладно, тогда
пошли.
Он повернулся и двинулся к большой металлической двери. Я последовал
за ним. Он использовал обе руки, чтобы повернуть ключ, а затем навалился
на нее всем телом. Я двинулся было помочь ему, но он с необыкновенной
силой отпихнул меня в сторону, прежде чем дать двери последний толчок. Она
заскрежетала и двинулась наружу в полностью открытое положение. Меня сразу
же поразил странный и какой-то знакомый запах.
Дворкин шагнул за порог и остановился. Он нашел то, что выглядело
длинным посохом, прислоненным к стене справа от него. Он стукнул им
несколько раз оземь, и его верхний конец начал пылать. Он довольно хорошо
освещал пещеру, открывая узкий туннель, в который и двинулся Дворкин. Я
последовал за ним, и в скором времени туннель расширился, так что я смог
идти рядом с ним. Запах усилился, и я почти узнал его: он встречался мне
совсем недавно.
Мы прошли около восьмидесяти шагов, прежде чем наш путь сделал
поворот налево и вверх. Затем мы прошли через небольшой район,
напоминающий отросток. Он был усеян сломанными костями, а в паре футов над
полом в скале было укреплено большое металлическое кольцо. К нему была
прикреплена сверкающая цепь, упавшая на пол и устремленная вперед, словно
линия расплавленных капель, остывающих во мраке.
После этого путь наш снова сузился, и Дворкин опять пошел впереди.
Через некоторое время он внезапно повернул за угол, и я услышал, как
он сквозь губы бормочет. Я чуть не врезался в него, когда сам повернул. Он
стоял, пригнувшись, и щупал левой рукой в темной щели. Когда я услышал
тихий каркающий звук и увидел, что цепь исчезла в отверстии, то понял, чем
он был и где мы были.
- Молодец, Винсер, - услышал я его слова. - Я далеко не ухожу. Все в
порядке, дорогой Винсер. Вот тебе кое-что пожевать.
Не знаю уж, откуда он принес и что он там бросил зверю, но пурпурный
грифон, к которому я достаточно приблизился, чтобы увидеть, как он
зашевелился в своем логове, приняв подношение и вскинув голову, чтобы
издать серию хрустящих звуков.
Дворкин ухмыльнулся мне:
- Удивлен?
- Чем?
- Ты думал, я боюсь его. Ты думал, что я никогда не подружусь с ним.
Ты поставил его здесь, чтобы держать меня там, подальше от Лабиринта.
- Я когда-нибудь это говорил?
- Нет, но я не дурак.
- Будь по-твоему, - согласился я.
Он засмеялся, поднялся и продолжил путь по туннелю.
Я следовал за ним, и дорога снова стала ровной. Потолок поднялся и
путь расширился. Наконец, мы подошли к входу в пещеру. Дворкин постоял с
минуту силуэтом на фоне отверстия, подняв перед собой посох. Снаружи была
ночь и чистый соленый воздух изгнал запах мускуса из моих ноздрей.
Постояв, он опять двинулся вперед, проходя в мир небесных свечей и
голубого тумана. Продолжая идти следом за ним, я немного разинул рот при
виде этого удивительного зрелища. Дело было не просто в том, что звезды в
безлунном, безоблачном небе горели сверхъестественным блеском, и не в том,
что снова совершенно стерлась граница между небом и морем. Дело было в
том, что Лабиринт пылал почти ацетиленово-голубым светом, у этого
неба-моря и всех звезд над ним, черты были расположены с геометрической
точностью, формируя фантастическую косую плетенку, которая больше, чем что
-либо иное, производила впечатление, что мы висим в середине космической
паутины, где истинным центром был Лабиринт, а остальное - лучистым
кружевом определенного следствия его существования, конфигурации и
положения.
Дворкин продолжал спускаться к Лабиринту вплоть до его края рядом с
затемненным районом. Он махнул над ним посохом и повернулся ко мне, как
раз тогда, когда я подошел.
- Вот тебе, - объявил он, - дыра в моем уме. Я не могу больше думать
через нее, только вокруг нее. Я больше не знаю, что нужно сделать, чтобы
отремонтировать то, что теперь у меня отсутствует. Если ты думаешь, что
можешь это сделать, то ты должен быть готов оказаться открытым для
немедленного уничтожения каждый раз, когда ты покидаешь Лабиринт,
пересекая разрыв. Разрушения происходят не темным участком. Разрушение
идет самим Лабиринтом, когда ты нарушишь цикл. Камень может поддержать
тебя, а может и нет. Я не знаю. Но легче не станет. С каждым циклом будет
все труднее, и твои силы будут все время уменьшаться. Когда мы с тобой в
последний раз обсуждали все это, ты боялся. Ты хочешь сказать, что с тех
пор ты стал храбрее?
- Наверное. Ты не видишь никакого иного способа?
- Я знаю, что это можно сделать, начав с чистого листа, потому что
однажды я это сделал. Помимо этого, я не вижу никакого другого способа.
Чем дольше ты ждешь, тем больше ухудшается ситуация.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26