Я знал это, потому что был уверен, что находился здесь раньше.
Кажется, меня привели сюда в какой-то давний день либо отец, либо Дворкин,
вспомнить я не мог, и поставили или держали на руках в этом месте или
очень близко к нему, и я смотрел на эту же сцену - как я был уверен - с
таким же отсутствием понимания и схожим чувством опасения. Удовольствие
мое было окрашено нервным возбуждением, чувством запретного, ощущением
мнительного предвкушения. Характерно, что именно в этот миг во мне
появилась тоска по Камню, который мне пришлось бросить в куче навоза на
Отражении Земля, по предмету, из которого Дворкин столь многое сделал. Не
могло ли быть так, что какая-то часть меня искала защиты или, по крайней
мере, символа сопротивления против чего бы тут ни было?
Вероятно...
Когда я продолжал завороженно глядеть через пропасть, впечатление
было такое, словно глаза мои привыкли или перспектива незаметно
сместилась, потому что теперь я различал двигавшиеся там крошечные
прозрачные силуэты, словно медленно движущиеся метеоры по газовым прядям.
Я ждал, внимательно разглядывая их, стремясь обрести некоторое
небольшое понимание предпринимаемых ими действий.
Наконец, одна из прядей подплыла очень близко. Вскоре после этого я
получил свой ответ.
Возникло движение. Один из мчавшихся силуэтов стал больше, и я понял,
что он следовал по тянувшейся ко мне извивающейся дороге. Всего лишь через
несколько минут он приобрел пропорции всадника. Подъезжая ближе, он
приобрел подобие материальности, не теряя того призрачного качества,
которое, казалось, прилипло ко всему, лежавшему передо мной. Миг спустя я
созерцал обнаженного всадника на безволосом коне, мчавшегося в моем
направлении. Оба были мертвенно-бледными. Всадник размахивал белым, как
кость, клинком. Его глаза и глаза коня сверкали красным. Я по-настоящему
не знал, видел ли он меня, существовали ли мы на одной плоскости
реальности, настолько неестественным было выражение его лица.
Я все же вынул из ножен Грейсвандир и сделал шаг назад, когда он
приблизился.
Его длинные белые волосы усыпали крошечные искривившиеся соринки и,
когда он повернул голову, я понял, что он скакал ко мне, потому что я
почувствовал его взгляд, словно холодное давление ко всему обращенному к
нему телу.
Я повернулся боком и поднял меч в оборонительной позиции.
Он продолжал скакать, и я сообразил, что и он, и конь были крупными,
даже крупнее, чем я думал. Они приближались.
Когда они достигли ближайшей ко мне точки метрах в десяти, конь встал
на дыбы - всадник остановил его, натянув поводья. Затем они принялись
рассматривать меня, вздымаясь и покачиваясь, словно на плоту в тихо
волнующемся море.
- Твое имя! - потребовал всадник. - Назови мне свое имя, явившийся в
место сил?
Голос его произвел в моих ушах ощущение треска. Он был весь на одном
диком звуковом уровне, громкий и без модуляций.
Я покачал головой.
- Я называю свое имя, когда хочу, а не когда мне приказывают, -
бросил я. - Кто ты?
Он издал три кратких лающих звука, которые я принял за смех.
- Я уволоку тебя в нижние пределы, где ты будешь вечно выкрикивать
его.
Я нацелил Грейсвандир ему в глаза.
- Слова дешевы, - заметил я, - а виски стоит денег.
Тут я испытал ощущение прохлады, словно кто-то играл с моей Картой,
думая обо мне.
Но это было смутное, слабое ощущение, и я не мог уделить ему
внимания, потому что всадник передал какой-то сигнал своему коню, и тот
встал на дыбы.
Я решил, что расстояние слишком велико. Но этой мысли было место в
другом Отражении. Конь нырнул вперед ко мне, покинув тонкую разряженную
дорогу, по которой пролегал его путь.
Его прыжок пронес его далековато от моей позиции, но он не упал
оттуда и не исчез, как я надеялся. Он возобновил галопирующие движения, и
хотя его движение вперед было не вполне соразмерно действиям, он продолжал
приближаться через бездну, примерно в половину прежней скорости.
Пока это происходило, я увидел, что на том же расстоянии, откуда он
прибыл, появилась еще одна фигура и направилась в мою сторону. Делать было
нечего, кроме как стоять насмерть, драться и надеяться, что я смогу
отправить на тот свет этого нападающего прежде, чем на меня наскочит
другой.
Когда всадник приблизился, его красные глаза скользнули взглядом по
моей персоне, а затем остановились, когда его взгляд упал на Грейсвандир у
меня в руках.
Какой бы там ни была природа безумного освещения у меня за спиной,
оно украсило узор на моем клинке, снова оживив его, так что нанесенная на
него часть Лабиринта поплыла и заискрилась по всей его длине. К тому
времени всадник находился очень близко, но он натянул поводья, и глаза его
прыгнули вверх, встречаясь с моими собственными. Его подлая усмешка
исчезла.
- Я знаю тебя! - заявил он. - Ты тот, кого зовут Корвин!
Но мы заполучили его - я и моя союзница инерция.
Передние копыта его коня опустились на карниз, и я рванулся вперед.
Рефлексы животного заставили его искать ровное подножие для своих задних
ног, несмотря на натянутые поводья. Всадник взмахнул мечом, принимая
защитную стойку, когда я подбегал, но я перешел на другую сторону тела и
сделал выпад.
Грейсвандир прорубил его бледную шкуру, войдя ниже грудины и выше
живота.
Я высвободил клинок, и из его раны полились, словно кровь, сгустки
огня.
Его рука с мечом обвисла, а конь издал пронзительный крик, который
был почти свистом, когда горячий поток попал ему на шею. Я отпрыгнул
назад, когда всадник рухнул вперед, а конь, теперь уже встав на все четыре
ноги, прыгнул, лягаясь, ко мне. Я рубанул вновь, рефлекторно обороняясь.
Мой меч отсек ему переднюю ногу, и он тоже начал гореть.
Я снова шагнул вперед и в сторону, когда он повернулся и вторично
бросился на меня.
В этот момент всадник превратился в столб света. Зверь взревел,
развернулся и бросился прочь. Не останавливаясь, он прыгнул через край и
исчез в бездне, оставив меня с воспоминаниями о горящей голове кошки,
давным-давно обратившейся ко мне, и всегда сопровождавшей это воспоминание
холодной дрожью.
Тяжело дыша, я отступил спиной к скале. Тоненькая дорога подплыла
ближе, примерно в футах десяти от карниза.
К тому же у меня возникли спазмы в левом боку.
Второй всадник быстро приближался. Он не был бледным, как первый.
Волосы у него были темные и лицо его имело нормальный цвет. И конь его был
нормальным гривастым гнедым. Он держал взведенный и заряженный арбалет. Я
оглянулся. Отступать было некуда. Не было никакой щели, куда бы я мог
скрыться.
Я вытер ладони о штаны и покрепче сжал Грейсвандир у крестовины. Я
повернулся боком так, чтобы представлять собой по возможности наименьшую
мишень.
Я поднял между нами меч с рукоятью на уровне головы острием к земле.
Это был единственный имевшийся у меня щит.
Всадник подъехал на один уровень со мной в самом узком месте газовой
полосы. Он медленно поднял арбалет, зная, что если он не свалит меня сразу
же одним выстрелом, то я смогу метнуть свой меч, как копье. Наши глаза
встретились.
Он был безбородым, стройным, возможно светлоглазым - трудно было
сказать, ведь он прищурился, целясь в меня. Он отлично управлял своим
конем одним лишь движением ног. Руки его были большими и твердыми.
Странное чувство охватило меня, когда я разглядывал его.
Мгновение растянулось за пределы грани действия. Он откинулся в седле
и чуть опустил свое оружие, хотя его поза нисколько не потеряла
напряженности.
- Ты?! - окликнул он. - Этот меч - Грейсвандир?
- Да. Он самый.
Он продолжал оценивающе смотреть на меня. Я хотел что-то сказать, но
не мог.
- Что тебе здесь нужно? - спросил он.
- Убраться отсюда.
Раздалось "джиг-жи", когда его стрела ударила в скалу далеко впереди
и налево от меня.
- Тогда уходи, - посоветовал он. - Это для тебя опасное место.
Он развернул своего коня обратно, в направлении, откуда заявился.
Я опустил Грейсвандир:
- Я тебя не забуду.
- Да, - ответил он, - не забудешь.
Затем он галопом ускакал прочь, и спустя мгновение газ тоже уплыл.
Я вложил Грейсвандир в ножны и сделал шаг вперед.
Мир вокруг меня снова стал вращаться, свет наступал справа от меня,
тьма отступала слева. Я огляделся вокруг, ища какой-нибудь способ
взобраться на скальный выступ позади меня. Он, казалось, поднимался еще на
десять-пятнадцать метров, и я хотел получить обзор, который мог быть
доступен с его вершины. Мой карниз простирался и слева, и справа от меня.
Попробовав пойти направо, я увидел, что он быстро сузился, не давая,
однако, пригодного для подъема места. Я повернулся и направился налево.
Там я наткнулся на более неровную площадку в узком месте за скальным
выступом.
Пробежавшись взглядом до ее вершины, я решил, что подъем кажется
возможным. Я проверил, не приближаются ли сзади дополнительные угрозы.
Призрачная дорога уплыла еще дальше, никаких новых всадников не
появлялось. Я начал карабкаться по скале.
Восхождение было несложным, хотя высота оказалась больше, чем
представлялось снизу. Вероятно, это был симптом пространственного
искажения, влиявший, кажется, на столь многое другое, что я увидел в этом
месте. Через некоторое время я подтянулся и встал, выпрямившись в точке,
дававшей лучший обзор в направлении противоположном бездне.
Я вновь обозревал хаотические цвета.
Справа от меня их гнала тьма, Земля, над которой они плясали, была
усеяна скалами и кратерами, и в ней не имелось никаких признаков жизни.
Однако, посередине ее с дальнего горизонта до точки в горах где-то справа
от меня тянулось что-то чернильное и извилистое, то, что могло быть лишь
черной дорогой.
Еще десять минут восхождения и лавирования - и я расположился там,
где мог обозревать ее конечную точку. Она изгибалась за широкий проход в
горах и тянулась до самого края бездны. Там ее чернота сливалась с
чернотой, заполнявшей эту пропасть, заметную теперь только благодаря тому
факту, что сквозь нее не сияло никаких звезд.
Используя это ограничение для ее измерения, я получил впечатление,
что она продолжалась и дальше, до темной возвышенности, вокруг которой
плавали дымчатые полосы.
Я вытянулся на животе так, чтобы как можно меньше нарушать контуры
низкого гребня для любых невидимых глаз, какие только могли глянуть сюда.
Лежа там, я думал об открытости с этой стороны. Повреждение Лабиринта
открывало Амбер для такого доступа, и я считал, что мое проклятие
послужило катализирующим элементом. Теперь я чувствовал, что это произошло
бы и без меня, но я был уверен, что тоже сыграл свою роль. Вина все еще
частично лежала на мне, хотя и не целиком на мне, как я некогда считал.
Тут я вспомнил об Эрике, когда он лежал, умирая, на Колвире. Он
сказал, что как ни сильно он ненавидел меня, свое предсмертное проклятие
он прибережет для врагов Амбера.
Ирония судьбы. Мои усилия теперь были направлены к тому, чтобы
хорошенько воспользоваться предсмертным пожеланием своего наименее
любимого брата. Его проклятие для отмены моего проклятия, со мной в
качестве посредника.
Однако, наверное, это вписывается в каком-то ином смысле.
Я поискал и был доволен, не обнаружив рядов пылающих всадников,
шествующих или собирающихся на этой дороге. Если новый отряд налетчиков
еще не выступил, Амбер пока временно находился в безопасности.
Меня, однако, сразу же обеспокоило множество вещей. Главным образом
то, что если время и в самом деле вело себя в этом месте столь странно,
как указывало возможное происхождение Дары, то почему же не было новой
атаки? У них, разумеется, имелось в избытке времени, чтобы оправиться и
подготовиться к новому нападению. Что-то недавно произошло, по времени
Амбера, что-то, изменившее характер их стратегии. Если это так, то что?
Мое оружие? Спасение Бранда или что-то еще?
Я гадал так же, насколько далеко выдвинуты аванпосты Бенедикта.
Конечно, не так далеко, иначе меня уведомили бы. Бывал ли он когда-нибудь
в этом месте?
Стоял ли кто-нибудь из других в недавние времена там, где только что
стоял я, глядя на Двор Хаоса и зная что-то, чего не знал я? Я твердо решил
расспросить на этот счет Бранда и Бенедикта, как только вернусь.
Все эти размышления привели меня к вопросу, как ведет себя время в
случае со мной в тот момент?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26