Но затерявшись в толпе, я смогу еще больше запутать свой след,
поэтому я решил идти дальше.
Я поднялся на главную трассу; через несколько минут раздался свисток,
и людские волны со всех сторон хлынули в мою сторону. Я ехал по средней
линии трассы, и скоро она оказалась забита до отказа; меня толкали,
сдавливали, не давали вздохнуть, меня несло, беспомощного, вперед. Однако,
повторял я себе, растворение в безликой толпе все это оправдывает.
Повернув голову, я мог разглядывать кажущиеся бесконечными ряды
столов, от которых набежали все эти люди, расставленные на этих столах в
определенном порядке телефоны, разложенные книги записей, бумаги, мягко
отсвечивающие в уже меркнущем свете. Скоро там, среди столов, начнут
совершать свои круги автоматические уборщики. Я попытался представить
себе, что за работа совершается здесь каждый день, потом быстро отогнал
эти мысли. Лучше об этом не задумываться.
Я решил следовать по пути наименьшего сопротивления, и напор толпы
переносил меня с одной дорожки на другую в течение, вероятно, минут
десяти, прежде чем ослаб, спал, позволил мне снова принимать решения по
своему усмотрению. Тогда я, в соответствии со своими прежними намерениями,
устремился в глубокий тыл.
Вскоре я ехал по конвейерным лентам, приближаясь к совершенно темному
участку Конторы. В качестве эксперимента, я поставил перед собой цель
добраться до другого ведущего вниз переходника, находящегося в
противоположном конце этой унылой территории.
Когда я зигзагами продвигался в том направлении, я вдруг заметил
своего вероятного преследователя. Я не был в этом уверен, но мне
показалось, что одна из нескольких находящихся далеко позади меня фигур
несколько раз вслед за мной меняла дорожки. Но моя нервозность в
значительной степени прошла, словно я располагал только ограниченным ее
запасом и уже израсходовал большую часть. Я снова сменил дорожку и стал
ждать. И вот, на ней появился некто. Судя по моим часам и по моим
представлениям о скорости движения ленты и расстоянии между нами, он
вполне мог оказаться тем самым субъектом. Ладно, основываясь на этом
предложении, я принял решение о ходе действий: я совершу последнюю попытку
ускользнуть от него. Если не получится, подожду в засаде.
Я двигался во тьму, он следовал за мной. Потом я менял дорожки, пока
не добрался до короткой и не побежал за ней. Добежав до следующего
перекрестка я свернул, прежде чем он появился. Я снова побежал. Эта
дорожка была длиннее и, когда я добежал до другого перекрестка, все сорок
шест лет моей жизни напомнили о себе. Но я опять изменил направление, и
его не было за моей спиной.
Какое-то время я, тяжело дыша, стоял на месте. Я не слышал никаких
настораживающих звуков. Здесь было довольно тихо и достаточно темно для
моих целей.
Я спустился с дорожки влево. Передо мной простирались владения
служебных столов, исчезая за черным горизонтом, за который не проникал мой
взгляд, они словно удалялись в бесконечность. Я направился к ним.
Переход все еще был довольно далеко от меня. Я не пошел прямо к нему,
а отправился по касательной, пробегая по кажущемуся бесконечным проходу
сквозь служебную зону. Я бежал мимо темных, одинаковых столов, пока как
следует не углубился во тьму.
Когда я уже больше не мог бежать, я перешел на шаг и оказалось, что
мной владеет жуткое, гнетущее чувство Неумолимо тянущееся по обоим
сторонам однообразие: небольшое вращающееся кресло, серый стол, зеленая
папка, телефон, корзина для входящих, корзина для исходящих бумаг, - все
это создавало ощущение неподвижности. Потом возникло чувство
неотвратимости, сопровождаемое тем странным намеком на вечность, что
иногда возникает при однообразном воздействии на органы чувств, и, пока
тянулось это застывшее мгновение, казалось, что я всегда бежал и вечно
буду бежать на месте в центре вселенной служебных столов.
Я остановился и прислонился к одному из них, чтобы убедиться а его
реальности, а также и для того, чтобы на миг перевести дух. Оглянувшись
назад, на освещенную трассу дорожки, я не увидел никого. Даже если кто-то
преследовал меня, мне, по-видимому, удалось от него ускользнуть. Среди
темнеющих сотен столов, мимо которых я пробегал, не было никакого
заметного движения.
Потом, в нескольких дюймах от моей руки, зазвонил телефон.
Я заорал и бросился бежать. Все, что было загнано вглубь, подавлено,
отметено в сторону, отвергнуто, забыто, прорвалось наружу в этот ужасающий
миг.
Я удирал, обезумевший клубок ощущений и реакций на них; и напирая,
подгоняя, ударяя, раздирая на части даже этот клубок, телефонный звонок
неотступно следовал за мной.
...Преследовал меня, казалось, двигался рядом со мной, затихая позади
и снова раздаваясь на каждом столе, мимо которого я пробегал; мои
облаченные в черное медузы-горгоны, обвитые электрическими змеями. И эти
мгновения тоже казались застывшей частицей вечности.
Я бежал, как безумный, как бешеный, налетая на мебель, спотыкаясь,
изрыгая проклятия, не человек больше, но порыв страха в дебрях угрозы.
Казалось, что в какой-то части моего сознания может скрываться понимание
происходящего, но это ни в малейшей степени не спасало меня.
Слишком большая тяжесть обрушилась на меня: смерти, угроза, травля,
это нападение неизвестности. Я боялся оглянуться. Я боялся увидеть
что-нибудь. Или, что еще хуже, ничего не увидеть. Здесь я сломался; каждый
звонок кинжалом вонзался в мою открытую рану.
Мое тяжелое и горячее дыхание разрывало мне грудь, с каждым вздохом
дышать становилось все больнее. Мои глаза и лицо были мокрыми, и,
по-моему, штаны тогда уже были мокрыми тоже.
Сквозь влажный калейдоскоп моего зрения мне привиделся, далеко
впереди, огонек, маленький, желтый светящийся ореол, в свете которого
виднелась, кажется, склонившаяся человеческая фигурка.
Всхлипывая, я рвался к нему, чем бы он ни оказался, наверно, потому,
что он был теплым и ярким, так непохожим на все остальное.
Потом взрыв, лишивший меня всех звуков, вспышка света, отнявшая у
меня зрение, потом обжигающий, раздирающий тело удар, разорвавший меня на
куски, но за миг до этого отчаянные слова вспыхнули на экране моего
разума: Вытащи седьмую булавку!
Потом все кончилось.

3
Страдая каждой клеточкой тела, я вновь приходил в себя. Я не вполне
понимал, где нахожусь, что произошло, или как долго все это продолжалось.
Я бы предпочел снова впасть в забытье, чем сталкиваться с последствиями
происшедшего, какими бы они ни были.
Но сознание - упрямая вещь. Оно подступало вместо того, чтобы
исчезнуть. Я только начинал понимать, что по-прежнему остаюсь самим собой,
и что я, кажется, никак не пострадал, когда глаза мои открылись без
какого-либо особого намерения с моей стороны и стали собираться в фокус.
- У нас все в порядке? - спросил голос, принадлежащий чьему-то
расплывчатому изображению, находящемуся ближе, чем в футе от моего лица;
сразу самое идиотское и приятное из слышанного мной за долгое время.
- Не знаю, - сказал я. - Я только что прибыл. Подождите минуту.
Гигантская волна мыслей и чувств пронеслась в моей голове. Я вспомнил
все, что произошло, и понял это до конца. Дэвис и Серафис мертвы. Серафис
отправился в Крыло 18, как и планировалось, и встретился там с Дэвисом. И
там вместе, в Библиотеке, они вошли в ячейку 17641, в жилище Хинкли. Там
они наступили на что-то, вызвавшее взрыв, погубивший их. Я испытал их
смерть на собственном опыте.
Меня удивляло, что я по-прежнему могу мыслить разумно. Я бы не
поверил, что мне удастся сохранить эту способность, пережив процесс
умирания четыре раза за один день с чрезвычайным ущербом для себя. Либо я
эмоционально отупел, либо обладал большей способностью восстанавливать
душевные и физические силы чем мне представлялось. Как бы там ни было, мне
было приятно, что на сей раз я переживал значительно меньше, чем в двух
предыдущих случаях. Обеспокоен, естественно; встревожен, конечно. И крайне
раздражен.
Я лежал на полу, чья-то рука приподнимала мою голову и плечи.
Я вглядывался в лицо, которое было совсем рядом с моим: лицо девушки,
и оно выглядело более напуганным, чем на самом деле чувствовал себя я.
Красавицей я бы ее не назвал, хотя у нее были для этого кое-какие
предпосылки: темноволосая, светлоглазая, с высоко поднятыми скулами; но
мне стало вдвойне приятнее созерцать ее после того, как я представил себе
возможную альтернативу. На ней были толстые, бесцветные, овальные очки;
лицо не накрашенное. Что именно делало ее глаза такими большими, тревога,
или стекла очков, я не мог определить.
- Как вы себя чувствуете? - спросила она.
Я несколько раз кивнул головой и с трудом принял сидячее положение. Я
протер глаза, пригладил волосы и пару раз глубоко вздохнул.
- Спасибо, теперь хорошо, - сказал я. - Все в порядке.
Она стояла на коленях рядом со мной в проходе. На ней были черные
брюки и серая блузка. Она по-прежнему поддерживала меня за плечи.
- Что случилось? - спросила она.
- Я как раз собирался вас об этом спросить - что вы видели?
- Вы прибежали по проходу. Вскрикнули и упали.
- Вы видели кого-нибудь еще? Позади меня? На расстоянии?
- Нет. - Она медленно покачала головой. - Там кто-нибудь с вами был?
- Нет, - сказал я. - По-моему, нет. Мне показалось, что я слышал
кого-то. Должно быть, вас.
- Почему вы бежали?
- Телефоны, - сказал я. - Я испугался, когда они все зазвонили. Не
знаете, с чего это они вдруг?
- Нет. Они замолчали почти в тот же момент, когда я увидала, что вы
падаете. Наверно, какие-то неполадки в электросети.
Я сумел подняться на ноги, прислонился к столу.
- Воды не хотите?
Я не хотел, но это давало мне возможность сочинить какие-нибудь
небылицы, поэтому сказал:
- Да, было бы неплохо.
- Садитесь. Я сейчас вернусь.
Она показала на стул за освещенным столом. Я подошел к нему и уселся,
пока она торопливо уходила куда-то влево от меня. Я бросил взгляд на
раскрытую передо мной папку. Страницы статистических данных и блокнот,
исписанный от руки какими-то записями, на основании которых она, очевидно,
готовила что-то типа отчета.
Я порылся у себя в карманах, нашел крохотную коробочку для пилюль,
где лежало несколько капсул, которыми я иногда пользовался, чтобы
оставаться бодрым, шустрым и веселым во время выступлений в поздние часы.
Одна капсула не повредит, а может быть, и поможет мне, хотя на самом деле
я нуждался в чьей-нибудь поддержке.
Когда девушка принесла воды, я сказал: "Спасибо, мне следовало это
принять раньше", - и запил капсулу большим глотком.
- Насколько это серьезно? - спросила она. - Я могу вызвать...
Я покачал головой и допил воду, удовлетворенный тем, что мне удалось
представить свое состояние подпадающим под конкретную медицинскую
категорию.
- Все это не так страшно, - сказал я. - У меня иногда бывают такие
приступы. Я забыл вовремя принять лекарство. Вот и все.
- Вы уверены, что все прошло?
- Да. Теперь все замечательно. Наверно, мне пора отправляться дальше.
Я стал вставать.
- Нет, - сказала она, опустив руки мне на плечи и твердо надавливая
на них. - Вы подождите. Отдохните немного.
- Хорошо, - сказал я, опускаясь на стул. - Расскажите мне, почему вы
работаете здесь совсем одна?
Она бросила взгляд на лежащие на столе материалы, покраснела и
отвернулась.
- Я задержалась, - сказала она тихо.
- Ах, так. Сверхурочные, да?
- Нет, я занимаюсь этим по собственной инициативе.
- Похоже на настоящую преданность своему делу. - Губы ее сжались,
глаза сузились.
- Нет, - сказала она, - все наоборот. - Потом: - Вы сами не работаете
где-нибудь здесь нет?
Я покачал головой.
- Ну, - вздохнула она, - мне совсем не по душе то, чем я занимаюсь, и
у меня это не слишком хорошо получается. Я совсем запуталась и во всем
отстаю. Я пришла сюда сама, чтобы посмотреть, не могу ли я наверстать
упущенное.
- Вот как. Извините, что помешал вам.
Она пожала плечами.
- Все в порядке, - сказала она. - Я как раз собиралась уходить, когда
появились вы.
- Все закончено?
Она слабо улыбнулась.
- Можно и так сказать.
- Что?
- Да, - сказала она. - Через несколько дней все выяснится, и с моей
работой здесь будет покончено.
- Печально.
Она опять пожала плечами.
- Не печальтесь. Я снова обращусь в фонд трудовых резервов и, может
быть, мне больше понравится следующая работа, которую мне найдут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28