– Ты поднимаешься в темноте на Чекуртан. Если ты не будешь пользоваться антигравом, аппаратура роя не сможет тебя засечь. Дальше тебе надо только снять внешнего часового и переодеться в его форму. После этого ты вскроешь дверь. Все, что нужно для этого, у тебя есть. Зал управления наверняка находится в центре базы. Но раз база – в скале, она не может быть велика. Поэтому, если двигаться быстро, глуша станнером всех подряд, то к залу вполне можно прорваться.
Вот только Амалазунта…
Я взволнованно прошелся по кабинету, остановился возле мертвого клоуна.
– Нет, – сказал я ему. – Не волнуйся. Я не передумаю.
Я знал, что совершаю серьезный проступок, который при определенном повороте событий может быть квалифицирован как преступление. Особенно если кто-то из роя успеет удрать и наземники не сумеют отловить этих беглых достаточно быстро. Однако стилет в шее клоуна не дал мне дрогнуть.
"Не трусь, – сказал я себе. – В суде ты уж точно не окажешься. Ведь ты либо умрешь, либо победишь. Другое дело, что помощи тебе тоже не будет. Но ты, кажется, не сильно на нее и рассчитывал".
Я понимал, что должен, не теряя времени, идти и готовиться к выходу в горы, но никак не мог заставить себя встать. Только сейчас я понял, на что решился. Мне предстояло уцелеть в дерущемся городе и выбраться за посты, незамеченным долететь до подножия Чекуртана, ночью подняться на расстояние в десять раз большее, чем то, что я проходил пять дней назад, вырубить внешних часовых, пробиться к центру управления, захватить его и, заблокировав четырехмерки, удерживать по меньшей мере несколько часов. Для того чтобы выполнить этот план, надо было иметь много сил и высокий кураж, а я чувствовал себя больным, растерянным и бесконечно усталым. Единственным, что как-то поддерживало меня, была ненависть, и тут я не сомневался, что ее запасов хватит надолго.
Я еще раз мысленно пробежался по всем звеньям плана и поднялся, чувствуя оглушающее спокойствие. Тело казалось совершенно деревянным, словно по нервам плеснули новокаином. Но главное, что оно двигалось – это вселяло оптимизм. Я открыл дверь и, взяв клоуна под мышки, затащил во внутреннюю часть. Чтобы сжечь труп в утилизаторе, его надо было разрубать на части. Сейчас заниматься этим мне было некогда.
Я не испытывал также ни малейшего желания извещать Амалазунту о своих замыслах. Единственное, что она могла сделать, это послать мне категорический запрет. Но был еще Юкира, который отвечал за высадку штурмовиков. Я просто обязан был сообщить ему о своей попытке. Если меня постигнет неудача, он должен учитывать это при подготовке десанта.
Сидя у компьютера, я ломал голову над тем, как составить сообщение. Отправленное в неурочное время, оно обязательно вызовет тревогу и будет немедленно передано зональному Гроссмейстеру. После этого Амалазунта тут же распорядится выбросить десант – но не для захвата базы, а чтобы перехватить меня.
Время уходило, как вода сквозь пальцы, а я так и не мог ничего придумать. У нас не было с Юкирой условного кода, а стандартный код патруля знала Амалазунта. И тут, когда я совсем уже отчаялся, мне в голову пришла славная мысль. Амалазунта могла, конечно, догадаться, что стояло за придуманным мной символом, но для этого ей понадобилось бы слишком много времени. Мгновенно понять меня мог лишь тот, кто знал подробности последней атаки "Трезубца". Юкире я как-то рассказывал об этом. Поэтому я уверенно напечатал в текстовом окошке слово «Горностай» и, вдавив клавишу ввода, облегченно откинулся на спинку кресла. Теперь мне оставалось лишь подготовить развернутое сообщение о происходящем в городе, которое должно было уйти к Амалазунте нынешней ночью.
Закончив сообщение, я быстро поел, принял душ, втер депилятор и стал перекрашивать волосы. Сначала я решил стать седым, поскольку вершина Чекуртана была покрыта снегом, но потом сообразил, что маскироваться мне придется не ночью, а днем на подходах, и сделал волосы темно-ореховыми – под цвет скал. Зато анорак себе я заказал двухцветный. Снаружи он был в обычных камуфляжных пятнах, а изнутри – белый, из плотного календерированного капрона.
Затем я принялся собирать рюкзак. Я уложил туда все свое снаряжение, за исключением не оправдавшей себя флай-страховки, и изготовил дополнительно к снежным рукавицам мягкие лайковые митенки, оставлявшие открытыми подушечки пальцев. В них я собирался работать на скалах. Подумав, я взял, кроме реп-шнуров, еще и веревку. Там, в горах, у меня уже не будет синтезатора, а веревка часто оказывалась нужной не только для того, чтобы ходить в связке.
Особенно тщательно я отбирал аппаратуру и оружие. К сожалению, синтезатор не изготовлял сложную технику. Поэтому я мог взять лишь то, что прислал Юкира. Теперь мне уже не были нужны индикаторы лямбда-полей, трансляторы и рекордеры. Но я уложил в рюкзак все имеющиеся в наличии электронные отмычки, микрофоны прослушки и уловители, а также, естественно, антиграв. Антиграв мог стать моим последним шансом на спасение. Если бы у меня их было два, я взял бы оба.
Я долго думал, куда положить бластер и станнер. С одной стороны, мне предстояло долго идти через город и объясняться на постах. С другой – я хотел иметь их под рукой. В конце концов я уложил бластер в левый боковой карман рюкзака, а станнер – в правый. Когда рюкзак превращался в сумку, карманы эти уходили внутрь, но стоило рвануть полоску залипа, и рюкзак распадался карманами вверх. В передний наружный карман я сунул ампулы обонятельного активатора. Наземники утверждали, что в ночных рейдах этот активатор незаменим. Кроме того, я взял с собой хороший нож с алмазной пилой на верхней стороне клинка и заказал у синтезатора похожий на патронташ пояс с небольшими пистончиками для запасных батарей и термитных гранат. Нож я сразу повесил на бедро, а пояс убрал подальше, понимая, что понадобится он мне лишь перед самым подъемом на Чекуртан.
Последним я уложил прямо под клапан достаточно мощный компакт-заряд со звуковым подрывом, настроив его на финишное для меня слово "инъекция". Он имел форму небольшого диска, и я собирался прилепить его на грудь, когда буду переодеваться перед восхождением. Конечно, такой заряд не способен был полностью уничтожить базу, но серьезно деформировать ее на протяжении всего вынутого в скале объема он мог. Я надеялся, что нарушение коммуникаций и систем жизнеобеспечения значительно облегчит Юкире его задачу.
На укладку рюкзака у меня ушло около полутора часов. Я был почти готов, когда сигнал алярма контроллера заставил меня поднять голову к монитору. В холле стоял солдат охраны в полном мундире и требовательно стучал палочкой в гонг. Судя по его внешнему виду, он действительно был из дворца. И я, поколебавшись несколько секунд, не стал брать оружие.
– Поручение Принцепса! – вытянувшись, сообщил он, как только я приблизился к нему. – Мне нужен советник рик Витварги!
– Я и есть советник Витварги, – сказал я. – Что приказано передать? – И поймав недоверчивый взгляд солдата, понимающе улыбнулся. – В гостинице нет персонала, – объяснил я, доставая пропуск. – Сейчас никто не селится, и я всех распустил.
Это объяснение удовлетворило курьера, и он, лишь мельком глянув на пропуск, протянул мне маленький, похожий на письмо пакет. Я разорвал упаковку.
На вынутой табличке значились всего три слова: "Прошу прибыть во дворец" – и затейливая полная подпись, которую я никогда не видел, но которая, судя по количеству знаков, могла принадлежать только Принцепсу. Похоже, мое внушение наконец-то всплыло в его сознании.
– Хорошо, – сказал я, раздраженно думая, что было бы лучше вообще не выходить к гонгу. – Как только я освобожусь, я немедленно отправлюсь во дворец.
Наверное, это был на редкость хамский ответ, но ничего другого я не придумал. Впрочем, плевать я хотел на последствия. Если вдруг Принцепс за сказанное вздумает отлучить меня от своей особы, я окажусь только в выигрыше. Хорошо бы, конечно, остаться к тому времени в живых.
Задумавшись, я возвращался обратно, как вдруг расслышал чьи-то отчетливые шаги. Когда я выходил из скрытой части, в гостинице, кроме меня, никого не было. Если бы я при этом не возвращался из холла, я еще мог бы подумать, что кто-то вошел в гостиницу, пока я ходил по делам. Теперь же мне было абсолютно ясно, что человек, чьи шаги я услышал, влез в окошко. С какой целью люди влезают в окна, когда есть двери, мне объяснять не требовалось. Шаги были уже совсем близко, за ближайшим поворотом коридора. Если я побегу, неизвестный бросится за мной. Поэтому я сделал единственно возможное: сунул табличку в карман, крадучись приблизился к углу и замер в боевой стойке, готовясь первым же ударом уложить шедшего по мою душу киллера. Поскольку он явно был вооружен, на второй удар у меня могло уже не хватить времени.
И в эту минуту шаги остановились. Неизвестный замер посреди коридора, словно почуяв меня на расстоянии. Я не успел даже решить, что это: интуиция или обонятельный активатор, как он повернулся и неуверенно двинулся в обратную сторону. Теперь я мог напасть на него сзади. Действовать надо было быстро, пока он не удалился на приличное расстояние. Я пружинисто напрягся, глубоко втянул воздух и вдруг услышал, как уходящий от меня киллер тихо позвал:
– Эндрюю-саа… – И потом еще раз: – Энд-рюю-сааа…
Так меня мог звагь только один человек в мире! Но сейчас он был далеко.
Я осторожно выступил из-за угла и увидел удаляющуюся от меня спину, обтянутую форменной курткой патруля с бубновым знаком козыря на рукаве.
От волнения у меня перехватило дыхание.
– Юк… – сказал я вслед одними губами. И, очнувшись, заорал изо всех сил: – Юкира!!!
Юкира обернулся, перехватил сумку, которую нес, в другую руку и двинулся обратно.
– А вот и Эндрю, – сказал он, подходя вплотную и ставя сумку к ноге. – Здравствуй, дружище. Как твое сердце?
Мне казалось, я вижу сон.
– Поживает, – сказал я, расплываясь в дурацкой и одновременно счастливой улыбке. Мы обнялись.
– Ну, – сказал он, отодвигаясь и внимательно вглядываясь в меня, – рассказывай. Кого ты собрался здесь брать на абордаж?
Я смотрел на него и не верил собственным глазам. Это действительно был Юкира. Живой. Настоящий. Слегка изменившийся, но оставшийся таким же надежным, каким был всегда. Сколько я помнил, Юкира протягивал руку именно в тот момент, когда в ней больше всего нуждались. И рука эта была твердой, как, впрочем, у всех козырей.
– Как же ты успел? – спросил я. – Я ведь совсем недавно…
– Да вот… успел как-то, – сказал, слабо щурясь, Юкира.
И тут я понял, что в нем изменилось. Глаза Юкиры утратили раскосость. Само по себе это не было удивительным. Удаление эпикантуса считалось абсолютно необходимым при посещении Керста. Однако я знал, что при этом нельзя обойтись без хирургического вмешательства, а оно требовало времени.
Я подумал о том, что должен был испытать Юкира, стараясь не опоздать, и поежился, Я представил себе, как скрипел он от боли зубами, включив на полную мощность лицевой пластикатор, задыхался, разгоняя свой катер на шести, а может, и на семи "g", и рисковал, выходя из прыжка прямо в стратосфере Керста. Юкира сделал все, чтобы успеть, когда понял, что я оказался в критической ситуации. Я не звал его и ни о чем не просил, но он пришел сам, не дожидаясь просьбы, и стал рядом, приветливо щуря свои опухшие глаза. И я почувствовал, что вместе с Юкирой ко мне пришла удача.
– Ну как там Амалазунта? – спросил я. – Еще не решила насчет десанта?
– Вторые сутки сидит в контактной, – недоуменно пожал плечами Юкира. – Ведет диалог с зональным Архивариусом.
Я поморщился. Амалазунта могла советоваться с Архивариусом вплоть до нового переворота.
– Ну ладно, – сказал я, – идем внутрь. Времени мало, а рассказ будет долгий…
Мы сидели в аквариуме, прямо перед прозрачной стеной, где подсвечиваемая прожектором успокаивающе плескалась ярко-голубая вода, и я говорил, говорил, говорил и никак не мог выговориться. Я рассказал Юкире все, даже то, что меня не красило, и, закончив, облегченно откинулся в кресле. Теперь, когда груз несли двое, я заметил, что дышать стало намного легче.
Юкира слушал молча и, даже когда я закончил, продолжал молчать, осмысливая сказанное. Наконец он разлепил губы:
– Ты думаешь, Амалазунта не понимает этого?
– Наверное, понимает, – ответил я. – Но действует по логике ойкумены. Я так не могу.
Мы снова замолчали. Юкира – глядя в пустой аквариум, а я – на него.
– В случае неудачи ты их спугнешь, – заметил Юкира.
– Вряд ли. Скорее наоборот. Когда на такое решается одиночка, это означает, что за ним никто не стоит.
Снова повисла пауза. Мне она показалась мучительной.
– Слишком велика ответственность, – наконец задумчиво сказал Юкира. – Может, не стоит рисковать?
– Я б и не рисковал, – парировал я, – если б вы сбросили десант.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49