! Ты, выкидыш через задницу?! А зачем ты вяжешься с "тенями", невинный? Людей по ночам грабить? И кто научил тебя отрываться? Тебя теряли мои лучшие следаки! В горно-ударных этому не учат. Ты не похож на свое отражение. С чего ты живешь? У тебя всего один постоялец. Ну ладно, пусть! Сейчас во всех гостиницах кризис. Но зачем владельцу гостиницы знать, кто ночью ездит в Драный Угол?! Невинный! Ты такой же невинный, как гильза от патрона!
Я слушал его, затаив дыхание. Ни один земной следователь не позволил бы себе этого. Но Чара был неискушенным министром. А Кора не успел вмешаться. Я увидел, как мгновенно побагровело и перекосилось его лицо.
– Слушай, ты! – рявкнул он, пытаясь, пока не поздно, остановить Чару. – Нам много известно. Но лучше ты развалишься сам. Отвечай! С кем ты контачишь? Какое было задание? Что ты успел достать? Выкладывай! Не развалишься – убьем.
Я улыбнулся. Теперь я знал, что ничего серьезного у них на меня нет. И Кора понял это.
– Бесполезно, – сказал он Чаре, – Надо начинать.
Чара задумчиво посмотрел на меня. Какое-тo время он, видимо, колебался, а потом решительно кивнул и сделал знак шоферу. – Доставай! – приказал он. Я понял, что меня будут пытать. Этого я не ожидал. Я почувствовал, что меня охватывает неприятная мелкая дрожь. Мне часто приходилось драться – и не только в абордажных боях, но и во всяких злачных заведениях. Четырежды я был ранен и в последний раз по-настоящему убит. Однако пытать меня до сих пор еще не пробовали, и я не знал, как поведу себя на пытке. Конечно, я в любую минуту мог закрыться и, впав в транс, уйти на время в светлую страну дао. Но они все равно дождались бы, когда я вынырну, и начали бы сначала. Я не видел в таком бегстве никакого смысла. Объяснение с Чарой должно было произойти сейчас, и в этом поединке мне обязательно нужно было ясное сознание, живой, а не снулый мозг.
Я отчетливо понимал, что ситуация ухудшается с каждой минутой и ухудшается безвозвратно. Если пытка зайдет слишком далеко, у Чары не останется иного пути, кроме как в конце избавиться от меня. И пока шофер шел к машине и копался в ней, выуживая из бокового отсека какие-то железки, мысли мои лихорадочно метались в отчаянной попытке увидеть хоть какой-нибудь выход.
Что я мог предложить Чаре, чтобы живым вернуться в город? Информацию о связях чистильщиков с "волчатами"? Определение наиболее уязвимых мест плана переворота? Предоставление своей гостиницы под штаб-квартиру роя в покоренной стране? В голову лезла всякая чушь, а настоящее решение не приходило.
Облака совсем истончились, и море из свинцового стало зеленым. Не очень далеко от берега по нему ползли два маленьких кораблика. Из труб над ними валил густой дым. Я подумал о людях, которые свободно плыли сейчас на этих судах, ели, болтали, потягивали скруш, слушали палубную музыку и играли в кешдаш. Наверное, с моря был так же хорошо виден электромобиль, стоящий у самого края скалы. Когда мой информационный носитель отправится в свое последнее путешествие, корабли будут все еще плыть в виду берега и люди на них будут так же точно пить скруш и танцевать. Много бы я отдал, чтобы сейчас оказаться там и не смотреть на шофера, который приближался к площадке, помахивая своими отвратительными приспособлениями.
Подойдя ко мне, он аккуратно сложил на мокрый гравий тускло блестящий медью и латунью пыточный инструмент и обернулся к Чаре, ожидая указаний. Я с удивлением рассматривал какие-то маленькие щипцы, соединенные между собой стержнями на шарнирах и пружинках. Внутри аппарата находилась электрическая батарея. Ничего подобного я никогда еще не видел. Сейчас мне предстояло познакомиться с гением местных палачей.
– Надо привязать его к дракону, – озабоченно высказался вслух Кора. – Чтоб не дергался. А то сползет.
Шофер молча кивнул и, крепко взяв меня обеими руками, придвинул вплотную к статуе. Рубашку с меня он снимать не стал, а только расстегнул оба рукава и, подняв, заботливо привязал их к плечам. И пока он ходил вокруг постамента, обматывая меня веревкой, я, закрыв глаза, лихорадочно пытался придумать хоть что-нибудь, что могло бы меня спасти.
Потом шофер остановился, и я, приоткрыв веки, увидел, как он поднимает с земли угрожающе позвякивавший механизм. Бережно держа свои железки в согнутой руке, он подошел, ко мне, распутывая какую-то проволочку, и принялся прикреплять машинку к моему правому предплечью. Теперь я понимал, что это такое. Щипчики, постоянно двигаясь вперед-назад вокруг предплечья, опускались на тело и, захватив кожу, сильно сдавливали и скручивали ее. Боль от пытки должна была быть невыносимой, но внутренние органы при этом не страдали.
Смотреть на машинку было невмоготу, и я отвернул лицо. Меня никогда не пытали, но кое-что о пытках я слышал. Больше всего я боялся, что мне не хватит мужества и я совершу что-нибудь постыдное. Последние три месяца сильно изменили меня. Раньше я бы, наверное, так не переживал.
– А иголки под ногти вы загонять не пробовали? – стараясь казаться невозмутимым, спросил я у Чары. – Или раскаленным свинцом капать?
– Полиция использует только гуманные методы, серьезный рик советник, – объяснил Чара. – Даже к таким негодяям, как ты.
– Ничего, – сказал я. – Главное – начать. Скоро ты и до этого докатишься.
– Что-то ты разболтался, – раздраженно заметил Кора. – Долго еще ждать?! – последнее относилось к шоферу.
Шофер шагнул в сторону, давая возможность оценить его работу. И едва он отошел, как меня осенило. Словно плеснули вдруг водой на мутное стекло – и взмыло, бешено играя всеми своими красками, ясное и единственно возможное решение. Я понял, как мог не только выбраться из-под удара, но и полностью овладеть ситуацией. Когда шофер закреплял на моей руке машинку, я должен был поймать его взгляд и мгновенно войти в него. Именно в шофера, поскольку он был обслугой и давно привык подчиняться. С Чарой или с Корой этот номер не прошел бы, а вот с шофером наверняка бы вышло. А уж подчинив себе шофера, я бы заставил его напасть на моих мучителей. Правда, он был без оружия, но я бы что-нибудь придумал. К сожалению, теперь было поздно. Слишком поздно. Мой рейс ушел без меня.
Я почувствовал, как судорожно сжалось горло и губы свело от отчаяния. Однако я сдержался, хоть очень хотелось как-нибудь выплеснуть переполнявшие меня бессильную ярость и злость на самого себя.
"Еще не вечер, – повторял я себе, стиснув челюсти. – Спокойно, три нашивки. Возьми себя в руки. Еще есть время. Не все потеряно. У тебя обязательно будет ход. Ты только потерпи".
– Ну как? – спросил у меня Чара, поднимаясь и волоча за собой стул, чтобы пересесть поближе. – Может, обойдемся без этого?
– Ты еще пожалеешь, – объявил я ему. – Но будет поздно.
– Ну, как хочешь. – Чара потерся подбородком о плечо. – Эй, Кора!
Мгновенно выросший передо мной Кора злобно ухмыльнулся и перевел на приборе какой-то рычажок. Машинка зажужжала и тронулась в путь. На мгновение я почувствовал озноб, а потом меня бросило в жар. Не в силах отвести глаз, я следил, как опускаются ее щипчики. Потом мою руку пронзила острая боль, и я, не сдержавшись, дернулся.
– Итак, – начал Чара. – На кого ты работаешь?
– На себя, – ответил я сквозь сжатые от боли зубы. – Только постояльцев вот нет.
– Не играй дурака, советник, – злобно сказал Чара. – А от следаков отрываться тебя в школе учили?
– От каких следаков? – я изобразил недоумение.
– От простых! – встрял Кора. – Отвечай, когда спрашивают!
Я поморщился. Пытать они тоже не умели. Харрач, который побывал в плену в Дите, рассказывал, что делали с ним опущенные. У Харрача стоял блок, но опущенные не могли этого знать. Когда у них кончился фиродинал, Харрача стали жечь бластерами, отдирать корку и сыпать в язвы соль, а потом, увидев, что это не действует, принялись отпиливать ржавой ножовкой пальцы. Они делали это несколько часов, постоянно приводя его в сознание и продолжая отчленять фалангу за фалангой. Больше всего его потрясло, что они специально выбрали ржавую ножовку.
– Куда ты таскаешься по ночам?! – продолжал наседать Чара.
– Как куда? – презрительно удивился я. – Туда же, куда и все. К женщинам.
Адреса!
Я их что, помню?
И даже вчерашний?
– Вчерашний помню. Втиральня ачи.
Я не боялся подставить Ракш. Чара упомянул о моих связях с «тенями» и не сказал ничего о стрельбе в доках. Это означало, что его глаза во втиральне ачи видели недалеко.
– А ты знаешь, что втиральня ачи – виварий «теней» Северо-Запада?
Машинка продолжала методично работать.
– Это – за моим горизонтом.
– И к кому ты туда ходил?
– К Ракш. Слыхал о такой? По выражению лица Чары я понял, что он до сих пор не догадывался о моей склейке с Ракш.
– К королеве? – вырвалось у него.
– А что? Я ее не стою? Чара пожевал губами.
– Ну а зачем ты тянул у дворцовых электриков, кто ездил на Лайлес?
– Великий Дракон! – Я запрокинул от боли голову. – Тебе и это донесли? Его счастье, что мы не встретились. Эта скотина чуть не сбила меня в темноте.
– В темноте? А что ты делал ночью на дороге в Лайлес, советник?
Боль терзала руку немилосердно. Мне приходилось кусать губы, чтобы не корчиться. Я знал, что через какое-то время она притупится, но до этого было еще далеко.
"Держись! – уговаривал я себя. – Они не должны увидеть, как тебе плохо. Если они это увидят, они станут дожимать тебя. И тогда уж точно дожмут. Много ли тебе надо? Ну-ка! Соберись! Иначе ты останешься здесь и никогда не увидишь Таш. Соберись хотя бы ради этого. Она стоит того, чтобы ты собрался".
– Я гуляю, – объяснил я. – Когда у меня нет женщины, я гуляю. Чтобы хорошо спать.
– Ты лжешь, – объявил Чара. – Ты все время лжешь, рик советник. Поставь ему поглубже, – обратился он к Коре.
Кора протянул руку и что-то передвинул на медной крышке медленно ползущей к плечу машинки. Боль впилась прямо в сердце. Я судорожно сжал кулаки.
– Ага! – удовлетворенно заметил Чара. – Проняло.
– Давай рассыпайся! – грубо приказал мне Кора. – Будет еще хуже. И не жди, что привыкнешь. Не дождешься.
– Да не в чем мне признаваться! – Я не смог сдержать стон.
Боль выжигала веки, терзала грудь, эхом отзывалась в спайках шрама. В глазах плыли цветные пятна, а в животе зарождался тошнотный холодок, предвестник обморока. Самую высокую цену я всегда платил за свои собственные ошибки. Впрочем, не только я один.
– Ну как это не в чем, – сказал Чара. – Ты подумай. Мне все-таки интересно, кому ты отчитываешься. И что при этом говоришь.
– Рассыпайся, сулярва!
Я почувствовал сильный удар по лицу и зажмурился. Открыв глаза, я увидел налитые кровью вурдалачьи глаза Коры. Голова от удара слегка гудела.
– Нечего мне говорить, – сказал я и снова закрыл глаза.
Боль в предплечье буквально раздирала меня на части. Кора оказался прав: она никак не притуплялась. И кроме того, в резерве оставалась еще вторая рука, к которой, вероятно, должны были перейти позднее.
Что-то теплое коснулось опущенных век. Я с трудом разлепил их и радостно втянул всей грудью воздух. Поднимавшийся с самого утра туман наконец растаял, и высоко в зените я увидел над собой солнце. Редкое здесь, особенно во влажный сезон, чудо, оно катилось оранжевым шаром по зеленому небу, освещая, словно светильник Бога, всю мерзость, творящуюся здесь, внизу. Чара с Корой, забыв про меня, задрали головы, ошеломленно уставясь на неожиданного свидетеля.
– Эй, – позвал я, собравшись с силами, может, вы выключите наконец эту дрянь? Чара вздрогнул и тупо воззрился на меня.
– Что ты еще… – начал было он, но вдруг осекся и махнул рукой. – Ладно, – решил он. – Не хочешь, не признавайся. В конце концов, – пояснил он Коре, – для нас главное, чтобы он перестал действовать. Все равно то, что он скажет, послезавтра будет уже не нужно.
Послезавтра… Я был так поражен услышанным, что даже не заметил, как Кора остановил машинку. Неужели путч назначен на послезавтра?! Как поздно я узнал об этом! Вот, значит, почему Чара на Совете согласился отложить вопрос на декаду.
– Я не спрашиваю, что случится послезавтра, – сказал я вызывающим тоном. – Ты ведь все равно не ответишь.
– Ну почему же? – милостиво разрешил Чара. – Можешь спросить. На этот раз я отвечу. Послезавтра мы избавимся от негодного правителя. Нынешний слишком плохо управляет страной. А власть, советник, тоскует по крепким рукам.
– Та-а-к… – сказал я, делая вид, что перевариваю информацию. – А ты, конечно, считаешь, что будешь годным правителем?
– Ну ты, стакан дерьма! – возмутился Кора и угрожающе потянулся ко мне.
Чара остановил его коротким жестом.
– Люди кипят от негодования, – заявил он. – Еще немного, и они взорвутся. Страну ждет анархия. Нужна жесткая власть, способная предотвратить хаос. У нас просто нет выбора…
– Все, кто пришел с войны, радостно восстанавливают разрушенное, – упрямо заметил я. – Они не хотят воевать и уничтожать. И не будут, если их не подтолкнуть к этому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Я слушал его, затаив дыхание. Ни один земной следователь не позволил бы себе этого. Но Чара был неискушенным министром. А Кора не успел вмешаться. Я увидел, как мгновенно побагровело и перекосилось его лицо.
– Слушай, ты! – рявкнул он, пытаясь, пока не поздно, остановить Чару. – Нам много известно. Но лучше ты развалишься сам. Отвечай! С кем ты контачишь? Какое было задание? Что ты успел достать? Выкладывай! Не развалишься – убьем.
Я улыбнулся. Теперь я знал, что ничего серьезного у них на меня нет. И Кора понял это.
– Бесполезно, – сказал он Чаре, – Надо начинать.
Чара задумчиво посмотрел на меня. Какое-тo время он, видимо, колебался, а потом решительно кивнул и сделал знак шоферу. – Доставай! – приказал он. Я понял, что меня будут пытать. Этого я не ожидал. Я почувствовал, что меня охватывает неприятная мелкая дрожь. Мне часто приходилось драться – и не только в абордажных боях, но и во всяких злачных заведениях. Четырежды я был ранен и в последний раз по-настоящему убит. Однако пытать меня до сих пор еще не пробовали, и я не знал, как поведу себя на пытке. Конечно, я в любую минуту мог закрыться и, впав в транс, уйти на время в светлую страну дао. Но они все равно дождались бы, когда я вынырну, и начали бы сначала. Я не видел в таком бегстве никакого смысла. Объяснение с Чарой должно было произойти сейчас, и в этом поединке мне обязательно нужно было ясное сознание, живой, а не снулый мозг.
Я отчетливо понимал, что ситуация ухудшается с каждой минутой и ухудшается безвозвратно. Если пытка зайдет слишком далеко, у Чары не останется иного пути, кроме как в конце избавиться от меня. И пока шофер шел к машине и копался в ней, выуживая из бокового отсека какие-то железки, мысли мои лихорадочно метались в отчаянной попытке увидеть хоть какой-нибудь выход.
Что я мог предложить Чаре, чтобы живым вернуться в город? Информацию о связях чистильщиков с "волчатами"? Определение наиболее уязвимых мест плана переворота? Предоставление своей гостиницы под штаб-квартиру роя в покоренной стране? В голову лезла всякая чушь, а настоящее решение не приходило.
Облака совсем истончились, и море из свинцового стало зеленым. Не очень далеко от берега по нему ползли два маленьких кораблика. Из труб над ними валил густой дым. Я подумал о людях, которые свободно плыли сейчас на этих судах, ели, болтали, потягивали скруш, слушали палубную музыку и играли в кешдаш. Наверное, с моря был так же хорошо виден электромобиль, стоящий у самого края скалы. Когда мой информационный носитель отправится в свое последнее путешествие, корабли будут все еще плыть в виду берега и люди на них будут так же точно пить скруш и танцевать. Много бы я отдал, чтобы сейчас оказаться там и не смотреть на шофера, который приближался к площадке, помахивая своими отвратительными приспособлениями.
Подойдя ко мне, он аккуратно сложил на мокрый гравий тускло блестящий медью и латунью пыточный инструмент и обернулся к Чаре, ожидая указаний. Я с удивлением рассматривал какие-то маленькие щипцы, соединенные между собой стержнями на шарнирах и пружинках. Внутри аппарата находилась электрическая батарея. Ничего подобного я никогда еще не видел. Сейчас мне предстояло познакомиться с гением местных палачей.
– Надо привязать его к дракону, – озабоченно высказался вслух Кора. – Чтоб не дергался. А то сползет.
Шофер молча кивнул и, крепко взяв меня обеими руками, придвинул вплотную к статуе. Рубашку с меня он снимать не стал, а только расстегнул оба рукава и, подняв, заботливо привязал их к плечам. И пока он ходил вокруг постамента, обматывая меня веревкой, я, закрыв глаза, лихорадочно пытался придумать хоть что-нибудь, что могло бы меня спасти.
Потом шофер остановился, и я, приоткрыв веки, увидел, как он поднимает с земли угрожающе позвякивавший механизм. Бережно держа свои железки в согнутой руке, он подошел, ко мне, распутывая какую-то проволочку, и принялся прикреплять машинку к моему правому предплечью. Теперь я понимал, что это такое. Щипчики, постоянно двигаясь вперед-назад вокруг предплечья, опускались на тело и, захватив кожу, сильно сдавливали и скручивали ее. Боль от пытки должна была быть невыносимой, но внутренние органы при этом не страдали.
Смотреть на машинку было невмоготу, и я отвернул лицо. Меня никогда не пытали, но кое-что о пытках я слышал. Больше всего я боялся, что мне не хватит мужества и я совершу что-нибудь постыдное. Последние три месяца сильно изменили меня. Раньше я бы, наверное, так не переживал.
– А иголки под ногти вы загонять не пробовали? – стараясь казаться невозмутимым, спросил я у Чары. – Или раскаленным свинцом капать?
– Полиция использует только гуманные методы, серьезный рик советник, – объяснил Чара. – Даже к таким негодяям, как ты.
– Ничего, – сказал я. – Главное – начать. Скоро ты и до этого докатишься.
– Что-то ты разболтался, – раздраженно заметил Кора. – Долго еще ждать?! – последнее относилось к шоферу.
Шофер шагнул в сторону, давая возможность оценить его работу. И едва он отошел, как меня осенило. Словно плеснули вдруг водой на мутное стекло – и взмыло, бешено играя всеми своими красками, ясное и единственно возможное решение. Я понял, как мог не только выбраться из-под удара, но и полностью овладеть ситуацией. Когда шофер закреплял на моей руке машинку, я должен был поймать его взгляд и мгновенно войти в него. Именно в шофера, поскольку он был обслугой и давно привык подчиняться. С Чарой или с Корой этот номер не прошел бы, а вот с шофером наверняка бы вышло. А уж подчинив себе шофера, я бы заставил его напасть на моих мучителей. Правда, он был без оружия, но я бы что-нибудь придумал. К сожалению, теперь было поздно. Слишком поздно. Мой рейс ушел без меня.
Я почувствовал, как судорожно сжалось горло и губы свело от отчаяния. Однако я сдержался, хоть очень хотелось как-нибудь выплеснуть переполнявшие меня бессильную ярость и злость на самого себя.
"Еще не вечер, – повторял я себе, стиснув челюсти. – Спокойно, три нашивки. Возьми себя в руки. Еще есть время. Не все потеряно. У тебя обязательно будет ход. Ты только потерпи".
– Ну как? – спросил у меня Чара, поднимаясь и волоча за собой стул, чтобы пересесть поближе. – Может, обойдемся без этого?
– Ты еще пожалеешь, – объявил я ему. – Но будет поздно.
– Ну, как хочешь. – Чара потерся подбородком о плечо. – Эй, Кора!
Мгновенно выросший передо мной Кора злобно ухмыльнулся и перевел на приборе какой-то рычажок. Машинка зажужжала и тронулась в путь. На мгновение я почувствовал озноб, а потом меня бросило в жар. Не в силах отвести глаз, я следил, как опускаются ее щипчики. Потом мою руку пронзила острая боль, и я, не сдержавшись, дернулся.
– Итак, – начал Чара. – На кого ты работаешь?
– На себя, – ответил я сквозь сжатые от боли зубы. – Только постояльцев вот нет.
– Не играй дурака, советник, – злобно сказал Чара. – А от следаков отрываться тебя в школе учили?
– От каких следаков? – я изобразил недоумение.
– От простых! – встрял Кора. – Отвечай, когда спрашивают!
Я поморщился. Пытать они тоже не умели. Харрач, который побывал в плену в Дите, рассказывал, что делали с ним опущенные. У Харрача стоял блок, но опущенные не могли этого знать. Когда у них кончился фиродинал, Харрача стали жечь бластерами, отдирать корку и сыпать в язвы соль, а потом, увидев, что это не действует, принялись отпиливать ржавой ножовкой пальцы. Они делали это несколько часов, постоянно приводя его в сознание и продолжая отчленять фалангу за фалангой. Больше всего его потрясло, что они специально выбрали ржавую ножовку.
– Куда ты таскаешься по ночам?! – продолжал наседать Чара.
– Как куда? – презрительно удивился я. – Туда же, куда и все. К женщинам.
Адреса!
Я их что, помню?
И даже вчерашний?
– Вчерашний помню. Втиральня ачи.
Я не боялся подставить Ракш. Чара упомянул о моих связях с «тенями» и не сказал ничего о стрельбе в доках. Это означало, что его глаза во втиральне ачи видели недалеко.
– А ты знаешь, что втиральня ачи – виварий «теней» Северо-Запада?
Машинка продолжала методично работать.
– Это – за моим горизонтом.
– И к кому ты туда ходил?
– К Ракш. Слыхал о такой? По выражению лица Чары я понял, что он до сих пор не догадывался о моей склейке с Ракш.
– К королеве? – вырвалось у него.
– А что? Я ее не стою? Чара пожевал губами.
– Ну а зачем ты тянул у дворцовых электриков, кто ездил на Лайлес?
– Великий Дракон! – Я запрокинул от боли голову. – Тебе и это донесли? Его счастье, что мы не встретились. Эта скотина чуть не сбила меня в темноте.
– В темноте? А что ты делал ночью на дороге в Лайлес, советник?
Боль терзала руку немилосердно. Мне приходилось кусать губы, чтобы не корчиться. Я знал, что через какое-то время она притупится, но до этого было еще далеко.
"Держись! – уговаривал я себя. – Они не должны увидеть, как тебе плохо. Если они это увидят, они станут дожимать тебя. И тогда уж точно дожмут. Много ли тебе надо? Ну-ка! Соберись! Иначе ты останешься здесь и никогда не увидишь Таш. Соберись хотя бы ради этого. Она стоит того, чтобы ты собрался".
– Я гуляю, – объяснил я. – Когда у меня нет женщины, я гуляю. Чтобы хорошо спать.
– Ты лжешь, – объявил Чара. – Ты все время лжешь, рик советник. Поставь ему поглубже, – обратился он к Коре.
Кора протянул руку и что-то передвинул на медной крышке медленно ползущей к плечу машинки. Боль впилась прямо в сердце. Я судорожно сжал кулаки.
– Ага! – удовлетворенно заметил Чара. – Проняло.
– Давай рассыпайся! – грубо приказал мне Кора. – Будет еще хуже. И не жди, что привыкнешь. Не дождешься.
– Да не в чем мне признаваться! – Я не смог сдержать стон.
Боль выжигала веки, терзала грудь, эхом отзывалась в спайках шрама. В глазах плыли цветные пятна, а в животе зарождался тошнотный холодок, предвестник обморока. Самую высокую цену я всегда платил за свои собственные ошибки. Впрочем, не только я один.
– Ну как это не в чем, – сказал Чара. – Ты подумай. Мне все-таки интересно, кому ты отчитываешься. И что при этом говоришь.
– Рассыпайся, сулярва!
Я почувствовал сильный удар по лицу и зажмурился. Открыв глаза, я увидел налитые кровью вурдалачьи глаза Коры. Голова от удара слегка гудела.
– Нечего мне говорить, – сказал я и снова закрыл глаза.
Боль в предплечье буквально раздирала меня на части. Кора оказался прав: она никак не притуплялась. И кроме того, в резерве оставалась еще вторая рука, к которой, вероятно, должны были перейти позднее.
Что-то теплое коснулось опущенных век. Я с трудом разлепил их и радостно втянул всей грудью воздух. Поднимавшийся с самого утра туман наконец растаял, и высоко в зените я увидел над собой солнце. Редкое здесь, особенно во влажный сезон, чудо, оно катилось оранжевым шаром по зеленому небу, освещая, словно светильник Бога, всю мерзость, творящуюся здесь, внизу. Чара с Корой, забыв про меня, задрали головы, ошеломленно уставясь на неожиданного свидетеля.
– Эй, – позвал я, собравшись с силами, может, вы выключите наконец эту дрянь? Чара вздрогнул и тупо воззрился на меня.
– Что ты еще… – начал было он, но вдруг осекся и махнул рукой. – Ладно, – решил он. – Не хочешь, не признавайся. В конце концов, – пояснил он Коре, – для нас главное, чтобы он перестал действовать. Все равно то, что он скажет, послезавтра будет уже не нужно.
Послезавтра… Я был так поражен услышанным, что даже не заметил, как Кора остановил машинку. Неужели путч назначен на послезавтра?! Как поздно я узнал об этом! Вот, значит, почему Чара на Совете согласился отложить вопрос на декаду.
– Я не спрашиваю, что случится послезавтра, – сказал я вызывающим тоном. – Ты ведь все равно не ответишь.
– Ну почему же? – милостиво разрешил Чара. – Можешь спросить. На этот раз я отвечу. Послезавтра мы избавимся от негодного правителя. Нынешний слишком плохо управляет страной. А власть, советник, тоскует по крепким рукам.
– Та-а-к… – сказал я, делая вид, что перевариваю информацию. – А ты, конечно, считаешь, что будешь годным правителем?
– Ну ты, стакан дерьма! – возмутился Кора и угрожающе потянулся ко мне.
Чара остановил его коротким жестом.
– Люди кипят от негодования, – заявил он. – Еще немного, и они взорвутся. Страну ждет анархия. Нужна жесткая власть, способная предотвратить хаос. У нас просто нет выбора…
– Все, кто пришел с войны, радостно восстанавливают разрушенное, – упрямо заметил я. – Они не хотят воевать и уничтожать. И не будут, если их не подтолкнуть к этому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49