..
— Так ты точно не едешь?
Джуди отчаянно замотала головой. Губы у нее дрожали, в глазах стояли слезы, и я не стал дожидаться, когда они прольются.
Втиснувшись за руль, я захлопнул дверцу «семерки». Повернул ключ зажигания, выбрался на Киевское шоссе и, срывая резину с колес, понесся по дороге в никуда. Туда же, куда и все мои сопланетники, соблазненные дарами вселенских данайцев.
Эпилог
— Ну и как? Понравились вам рассказы ребят? — спросила Вера, увидев на моем столе исчирканные карандашом распечатки рассказов.
— Как... э-э-э... понравились? Да так сразу и не скажешь.
Второй день у меня болела голова, и анальгин помогал, как мертвому припарки. Лето выдалось «пятнистым» — в один и тот же день солнце сменяло дождь, дождь сменял солнце, а иногда лил прямо в его присутствии, и давление, соответственно, прыгало, как сумасшедшее. Впрочем, по сравнению с Пекином, где во время наводнения утонуло более ста человек, или Берлином, где в июле выпал снег, у нас было не так уж плохо. Но и не настолько хорошо, чтобы я был готов обсуждать написанные ребятами рассказы.
Хотя они этого ждали и насторожились, услышав Верин вопрос. Не исключено, кстати, что они же ее ко мне с этим вопросом и подослали.
Но, что им сказать, ума не приложу.
Я снял очки, потер глаза и некоторое время, глядя на Веру, видел только мутное темно-красное пятно.
— Рассказы слишком велики для «ЧАДа». Три, четыре, пять машинописных страничек, максимум девять тысяч знаков — это все, что мы можем себе позволить. Я не оговаривал листаж, поскольку он и без того очевиден.
— Мы старались, шеф, — проникновенно сказал Ваня Кожин, вырастая из-за моей спины, как призрак отца Гамлета. — Первый блин...
— Не верю, что первый, — сказал я, чувствуя, как невидимые пальцы сжимают затылок, и боль волнами катится по позвоночнику, аж до крестца. — Не верю, что старались и не понимали, что делаете! Что вы тут за панихиду развели?! Разве этого ждет от вас читатель, покупая «ЧАД»? За свои кровные рублики он хочет посмеяться, отдохнуть, расслабиться, а вы... Да это просто заговор какой-то!
— Ну что вы, шеф! — расторопная Света принесла мне стакан «Боржоми» и пачку «Пенталгина». Господи, хоть одна живая душа видит, как мне плохо! А все эти толстокожие графоманы...
Я проглотил пенталгинину, запил. Поправил очки и, мельком глянув на упаковку, ужаснулся перечню противопоказаний и побочных эффектов, вызываемых снадобьем, которым угостила меня секретарша. Нет, они определенно хотят меня в гроб вогнать! Хотя зачем бы им это? Делить мое наследство будут кредиторы, ребятам разве что стулья издательские на халяву достанутся...
— Господа литераторы! — провозгласил я, поднимаясь со стула, и почувствовал новый приступ боли. — Я ожидал от вас что-то в стиле Саймака, Шекли, Варшавского, а вы мне подсунули какую-то чернуху. Читатель ждет веселых привидений и скелетов, сексапильных ведьмочек и благородных вампиров. Он жаждет неожиданных хеппи-эндов. А вы... Знаете о таком писателе, как О. Генри?
Послышалось несколько невнятных восклицаний, и я подумал, что взял слишком резкий тон. Так нельзя, даже если голова раскалывается. И черт меня дернул идти нынче на работу? Сидел бы дома, смотрел, как Сенька возится с Котькой...
— Если бы мы могли писать, как О. Генри, зачем бы нам было строчить статьи про мутации, приведшие к возникновению ядовитых летучих мышей? — поинтересовался Миша, не желая сознавать, что лезет под горячую руку.
— Вы знаете, шеф, — подал голос Толик, — это прямо мистика какая-то. Я, честное слово, хотел писать совсем о другом. Миленький такой, крохотный рассказик задумал, а вышло...
— Со мной, между прочим, произошло то же самое, — поддержал его Ваня. — Я же знаю, что нужно для «ЧАДа»! Я же не совсем уж дебил какой-нибудь!
— А вы, сударь, что скажете? — обратился я к Мише, чувствуя, как меня начинает душить праведный гнев. Эти ребята явно сговорились довести меня до Скворцова-Степанова!
— Вы знаете, я не хотел говорить, потому что все равно не поверите...
— Братцы, имейте же стыд и совесть! Что ж вы меня вовсе за олуха держите? — возопил я. — Если это не дурацкий розыгрыш, то скажите, бога ради, почему во всех ваших рукописях присутствует профессор Берестов? Если вы не сговаривались, то не кажется ли вам странным, что везде он к тому же назван Вениамином Петровичем?
— Действительно, — растерянно пробормотал Миша. — А я как-то не обратил внимания. Но, честное пионерское, Берестова придумал я и никому об этом не говорил...
— Так уж и ты! — возмутился Ваня.
— Позвольте... — начал Толик, и в этот момент зазвонил телефон.
— Любопытно, — сказал я, испытующе вглядываясь в честные лица сотрудников. — Случаются в жизни всякие совпадения. Но если вы собираетесь уверить меня...
— Шеф, с вами хочет говорить профессор Берестов. Вениамин Петрович, — с потерянным видом сообщила Света.
— Если это розыгрыш, то мне очень хотелось бы знать... — начал я, принимая из Светиных рук телефонную трубку.
Я ожидал услышать долгие гудки отбоя, но вместо этого хорошо поставленный голос произнес:
— Добрый день. Вас беспокоит профессор Берестов. Вениамин Петрович...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Так ты точно не едешь?
Джуди отчаянно замотала головой. Губы у нее дрожали, в глазах стояли слезы, и я не стал дожидаться, когда они прольются.
Втиснувшись за руль, я захлопнул дверцу «семерки». Повернул ключ зажигания, выбрался на Киевское шоссе и, срывая резину с колес, понесся по дороге в никуда. Туда же, куда и все мои сопланетники, соблазненные дарами вселенских данайцев.
Эпилог
— Ну и как? Понравились вам рассказы ребят? — спросила Вера, увидев на моем столе исчирканные карандашом распечатки рассказов.
— Как... э-э-э... понравились? Да так сразу и не скажешь.
Второй день у меня болела голова, и анальгин помогал, как мертвому припарки. Лето выдалось «пятнистым» — в один и тот же день солнце сменяло дождь, дождь сменял солнце, а иногда лил прямо в его присутствии, и давление, соответственно, прыгало, как сумасшедшее. Впрочем, по сравнению с Пекином, где во время наводнения утонуло более ста человек, или Берлином, где в июле выпал снег, у нас было не так уж плохо. Но и не настолько хорошо, чтобы я был готов обсуждать написанные ребятами рассказы.
Хотя они этого ждали и насторожились, услышав Верин вопрос. Не исключено, кстати, что они же ее ко мне с этим вопросом и подослали.
Но, что им сказать, ума не приложу.
Я снял очки, потер глаза и некоторое время, глядя на Веру, видел только мутное темно-красное пятно.
— Рассказы слишком велики для «ЧАДа». Три, четыре, пять машинописных страничек, максимум девять тысяч знаков — это все, что мы можем себе позволить. Я не оговаривал листаж, поскольку он и без того очевиден.
— Мы старались, шеф, — проникновенно сказал Ваня Кожин, вырастая из-за моей спины, как призрак отца Гамлета. — Первый блин...
— Не верю, что первый, — сказал я, чувствуя, как невидимые пальцы сжимают затылок, и боль волнами катится по позвоночнику, аж до крестца. — Не верю, что старались и не понимали, что делаете! Что вы тут за панихиду развели?! Разве этого ждет от вас читатель, покупая «ЧАД»? За свои кровные рублики он хочет посмеяться, отдохнуть, расслабиться, а вы... Да это просто заговор какой-то!
— Ну что вы, шеф! — расторопная Света принесла мне стакан «Боржоми» и пачку «Пенталгина». Господи, хоть одна живая душа видит, как мне плохо! А все эти толстокожие графоманы...
Я проглотил пенталгинину, запил. Поправил очки и, мельком глянув на упаковку, ужаснулся перечню противопоказаний и побочных эффектов, вызываемых снадобьем, которым угостила меня секретарша. Нет, они определенно хотят меня в гроб вогнать! Хотя зачем бы им это? Делить мое наследство будут кредиторы, ребятам разве что стулья издательские на халяву достанутся...
— Господа литераторы! — провозгласил я, поднимаясь со стула, и почувствовал новый приступ боли. — Я ожидал от вас что-то в стиле Саймака, Шекли, Варшавского, а вы мне подсунули какую-то чернуху. Читатель ждет веселых привидений и скелетов, сексапильных ведьмочек и благородных вампиров. Он жаждет неожиданных хеппи-эндов. А вы... Знаете о таком писателе, как О. Генри?
Послышалось несколько невнятных восклицаний, и я подумал, что взял слишком резкий тон. Так нельзя, даже если голова раскалывается. И черт меня дернул идти нынче на работу? Сидел бы дома, смотрел, как Сенька возится с Котькой...
— Если бы мы могли писать, как О. Генри, зачем бы нам было строчить статьи про мутации, приведшие к возникновению ядовитых летучих мышей? — поинтересовался Миша, не желая сознавать, что лезет под горячую руку.
— Вы знаете, шеф, — подал голос Толик, — это прямо мистика какая-то. Я, честное слово, хотел писать совсем о другом. Миленький такой, крохотный рассказик задумал, а вышло...
— Со мной, между прочим, произошло то же самое, — поддержал его Ваня. — Я же знаю, что нужно для «ЧАДа»! Я же не совсем уж дебил какой-нибудь!
— А вы, сударь, что скажете? — обратился я к Мише, чувствуя, как меня начинает душить праведный гнев. Эти ребята явно сговорились довести меня до Скворцова-Степанова!
— Вы знаете, я не хотел говорить, потому что все равно не поверите...
— Братцы, имейте же стыд и совесть! Что ж вы меня вовсе за олуха держите? — возопил я. — Если это не дурацкий розыгрыш, то скажите, бога ради, почему во всех ваших рукописях присутствует профессор Берестов? Если вы не сговаривались, то не кажется ли вам странным, что везде он к тому же назван Вениамином Петровичем?
— Действительно, — растерянно пробормотал Миша. — А я как-то не обратил внимания. Но, честное пионерское, Берестова придумал я и никому об этом не говорил...
— Так уж и ты! — возмутился Ваня.
— Позвольте... — начал Толик, и в этот момент зазвонил телефон.
— Любопытно, — сказал я, испытующе вглядываясь в честные лица сотрудников. — Случаются в жизни всякие совпадения. Но если вы собираетесь уверить меня...
— Шеф, с вами хочет говорить профессор Берестов. Вениамин Петрович, — с потерянным видом сообщила Света.
— Если это розыгрыш, то мне очень хотелось бы знать... — начал я, принимая из Светиных рук телефонную трубку.
Я ожидал услышать долгие гудки отбоя, но вместо этого хорошо поставленный голос произнес:
— Добрый день. Вас беспокоит профессор Берестов. Вениамин Петрович...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66