— Почему ты ничего не сказала сыновьям? — тихо спросила я.
Урманка даже не подняла головы. Ее сухие пальцы быстро перебирали палочки, а нитка ползла меж рук.
— Скажи, почему? — упрямо допытывалась я. Она нахмурилась:
— Не мое это дело…
«Лжет», — поняла я. Было еще что-то, но что? Какой-то тайный страх, боль…
— Правду скажи! — От громкого вскрика заныло в боку, и я прихватила рукой возле раны. — Скажи, может, мы поймем друг друга…
Хильда подняла взгляд:
— Правду? Ну что ж, вот тебе правда. Про медведя ты солгала — ты сама дралась с румлянином. Он бы тебя зарезал, да медведь помешал. Такое бывает редко. Дикий зверь не заступится за чужого, и коли это случилось, значит, ты не простой человек. Есть в тебе что-то непонятное. Неспроста у тебя на груди курячий след. Скажи я сынам про твою ложь, что бы они сделали?
Я задумалась. «Курячий след», должно быть, паук навий, а вот что бы сделали старухины сыновья? Да кто их знает, этих урман… Наверное, поволокли бы меня на тинг— или убили сами.
— Верно, — угадала мои мысли Хильда. — Они, дураки, так бы и сделали. Им не понять, что ты хитрее и сильнее, что за тобой звериный дух.
— Почему ты так думаешь? — удивилась я. Она схватила мою руку и дернула к себе. Запястье со следами веревок выскользнуло из рукава. Старуха провела пальцем по багровому шраму и другой рукой приподняла штанину на моей ноге. Кольцо от цепи Свейн-хильд все еще блестело… Я отшатнулась, а Хильда расхохоталась:
— Тебя уже многие пытались и убить, и пленить, а только ничего не вышло. Сколько твоих врагов полегло в землю? — Ее глаза испытующе вонзились в мои и не дали соврать.
— Много. Все, что были, — опуская голову, призналась я.
— То-то же, — перестала смеяться старуха. — Я своим сынам зла не желаю, потому и смолчала. Не сегодня-завтра приедет Тора, заберет тебя и пусть уж сама разбирается, что к чему.
Она вновь застучала палочками, а я отошла к лавке, села и задумалась. Если Тора так же умна, как эта урманка, она почует ложь. Но ведь я на самом деле ее свояченица! Только как это доказать?! А может, уйти потихоньку, пока никто не хватился? Тора приедет, а меня и след простыл!
— Сбежать надумала? — прервала молчание Хильда. Я кивнула.
— Не надо, — посоветовала она. — Здесь кругом усадьбы, далеко не убежишь. Лучше уж дождись Тору. Она баба умная, властная. Коли тебе поверит, будешь жить у нее — как сыр в масле кататься.
— А если нет? — тихо спросила я.
— А ты сделай так, чтоб поверила, — упрямо сказала старуха. — Коли Бьерн и впрямь был твоим мужем, то сыщешь, что вспомнить и как сказать.
За дверьми послышался шум, и урманка смолкла. Я легла на лавку и закрыла глаза. Дверь захлопала, изба наполнилась людскими голосами. Работники вернулись с полей… Обрадованно визжа, малыши кинулись к вошедшим, а Хильда оставила свои палочки и засуетилась над котлом с едой. Ей помогали невесть откуда появившиеся девки, и вскоре по всей длинной избе застучали ложки и зачмокало множество губ.
— Дара! — окликнул кто-то.
Я приподнялась на локте. Бородатый урманин с улыбкой протягивал мне дымящуюся миску:
— Возьми, поешь…
От варева шел густой аромат. Не удержавшись, я схватила миску и стала жадно есть кашу. Вот уж не знала, что так проголодалась.
Дверь опять хлопнула. На сей раз резко и решительно… Сначала я подумала, что это явились припозднив-шиеся родичи Хильды, однако увидела вытянутые лица урман, их испуганные глаза и поняла, что это не так. Пришел кто-то чужой.
— Где та, которая называет себя Дарой?! — спросил строгий голос.
Вошедший оказался вовсе не Торой, а высоким, крепким мужиком в расшитой золотом меховой одежде. На его животе блестел пояс с желтой пряжкой, из-за пояса торчала рукоять боевого топора, а у ноги покачивался меч.
— Рад тебя видеть, Тормод, — поднимаясь с лавки, сказал бородатый. — Сядь, раздели с нами еду.
Гость жестом отказался, но вежливо ответил:
— Я тоже рад видеть в здравии тебя и твой род. — Его голубые глаза зашарили по лицам урман и остановились на моем. — Ты — Дара?
Осторожно, боясь растревожить рану, я встала.
— Так меня зовут, а кто ты?
— Когда-нибудь узнаешь! — хмыкнул он и шагнул вперед.
Его сильная рука вцепилась в мой локоть и потянула к выходу. Боль обожгла бок и отозвалась во всем теле. Изба, бородатое лицо урманина, злая улыбка старой Хильды закружились передо мной в разноцветном хороводе.
Потом меня перекинули через седло и куда-то повезли. Раненый бок терся о жесткую спину лошади, мысли путались, а в горло текла кровь. Иногда сквозь кровавый туман проглядывало что-то зеленое, кажется листва, но потом боль брала свое и опять бросала меня в пучину беспамятства.
Однако мне удалось разглядеть высокий частокол и ворота. «Усадьба Торы», — завертелось в голове, и, словно подтверждая мою догадку, всадник сбросил меня на землю. «Только не падать!» — сглатывая кровавые сгустки, подумала я, однако не удержалась и рухнула к чьим-то ногам.
— Вставай!
Голос Тормода заставил меня подняться. Земля отдалилась, а вокруг закачались чужие лица.
— Тора, — прохрипела я, вгляделась и только тогда увидела ее, ту самую Тору, которая была сестрой моего мужа и которую, по слухам, так любил Хакон-ярл. Никогда раньше мне не доводилось видеть таких красивых женщин. Она была высокой, зеленоглазой, с дерзким красным ртом и белой как снег кожей. Рядом с ней Гейра показалась бы дурнушкой.
— Она ранена, — указывая на меня, произнесла красавица. — Ее голос удивительно сочетался со всем остальным.
Привезший меня урманин смущенно захлопал глазами и покраснел:
— Мне не сказали об этом…
Тора ослепительно улыбнулась. Если бы улыбка могла убивать, несчастный Тормод уже давно бы лежал бездыханным. Хотя он и так едва дышал…
— С каких пор ты ослеп? — небрежно бросила ему хозяйка и шагнула ко мне.
Зеленые кошачьи глаза урманки очутились пряма против моих, и я почувствовала тонкий, почти неуловим мый аромат хвои и ландыша.
— Ты говоришь, что мой брат был твоим мужем? — оглядывая меня со всех сторон, спросила Тора.
— Да!
— Но Бьерну нравились красивые женщины… — Ур-манка не утверждала, а просто размышляла вслух.
— И умные, — не растерялась я. Тора остановилась:
— Ты умна?
— А ты красива?
Она нахмурилась и задумалась. Тонкие губы задрожали. Красавица явно не знала, обидеться на мои слова или нет.
— Если ты не можешь ответить на этот вопрос, то ты еще и удивительно скромна, — добавила я.
Тора расхохоталась. Ее глаза заблестели, а щеки расцвели румянцем. Бьерн недаром тосковал по сестре. Даже смотреть на Тору было приятно.
— Да, ты умна, — вдосталь насмеявшись, согласилась Тора, — но это еще не значит, что ты — вдова моего брата. Я не очень-то в это верю…
— Теперь мне самой не очень в это верится, — честно призналась я, чувствуя, как темная пелена застилает взор. — Однако это правда.
Уже падая, я услышала чей-то вскрик и громкий голос Торы:
— Отнесите ее в дом!
«Поверила!» — вспыхнула в голове радостная мысль, и все пропало.
Нам довелось увидеться лишь спустя несколько дней. Словно искупая вину, Тора приставила ко мне сразу трех служанок. Девушки кормили и лечили меня с удивительным усердием. То ли помогла их забота, то ли выручила собственная живучесть, но спустя четыре дня я смогла встать и выйти из отгороженной клети в общую избу. В разгар осенних работ людей там было мало.
Я проковыляла через избу, вышла на двор и нос к носу столкнулась с Тормодом. Взгляд управляющего был устремлен на ворота, где в окружении каких-то людей стояла Тора. Поодаль, у коновязи, лениво переминались усталые лошади.
«Пришлые — оглядывая мужиков и грязные бока их лошадей, поняла я. — И приехали недавно».
Размахивая руками, урманка что-то доказывала незнакомцам. Те возражали. Я подобралась поближе и прислушалась.
— Ты зря упрямишься, Тора, — говорил невысокий плотный мужик в теплой телогрее и добротных холщовых штанах. — Мы приехали к тебе за поддержкой, а ты упрямишься!
— Хакон не сделал мне ничего худого, поэтому и я ни слова не скажу против него! — упрямо мотнула головой красавица.
— Но он уводит наших женщин! — возмущенно выкрикнул из толпы тощий мужичок. Тора развернулась к нему.
— От такого немудрено увести! — засмеялась она. В толпе тоже засмеялись. Беднягу мужичка стали подпихивать со всех сторон. Он покраснел и зашипел:
— Все знают, почему ты его защищаешь! Служишь ему подстилкой, когда он того пожелает…
Урманка потемнела, а ее глаза из зеленых превратились в черные. Казалось, она ударит обидчика, однако вокруг зазвучали возмущенные возгласы, и ее кулаки разжались.
— Он пожелал взять жену Орма Люгрьи! — кричали «гости». — А как он поступил с твоим другом, Брюньоль-вом? Забыла?
— Ярл позорит наши семьи! ,
— Только ты защищаешь его!
Вскоре уже все они орали о своих обидах. Тормод отлепился от дверей, вытянул меч и двинулся на выручку хозяйке, но я оказалась ближе. Почему-то мне захотелось заступиться за урманку. Может, потому, — что все-таки мы были родней?
— Невелика удаль обидеть бабу, — вырастая перед тощим зачинщиком, громки сказала я.
Толпа стихла, Тора изумленно выгнула брови, а мужичонка задрал голову:
— Это еще кто такая?
— Для тебя велика честь знать мое имя! «Зачинщик» отступил. Я обвела толпу грозным взглядом. Кто-то из «гостей» отвернулся, кто-то уставился в , землю, но никто не осмелился наказать меня за дерзость. Люди везде одинаковы: кричат, шумят, клянутся сложить голову за своего вожака, но едва найдется кто-то посильнее — стихают и покорно ждут, что будет дальше.
— Тьфу! — сплюнула я. — Вояки! Скопом на бабу наседать! Не нравится вам Хакон, так и идите к нему! Или на ярла кишка тонка?!
— Да ты, да ты.. — забормотал мужичок. Урмане возмущенно загудели, но ко мне уже подоспел
Тормод и встал плечом к плечу. Его трясло от обиды, однако Тора молчала, и он тоже.
«Как вышколенный пес», — мимолетом подумала я и продолжала:
— Тоже мне, мужики! Позор, и только! Я повидала много земель, но нигде не случалось, чтоб гости обижали хозяйку! И не стыдно? Время готовиться к зиме, собирать урожай, а вы? Глотки друг другу грызете? А на что будете зимой жить? Чем скотину кормить?
По удивленным взглядам урман я поняла, что сказала как-то не так, и тут же боевой задор схлынул, а слова показались никчемными и бесполезными.
— А-а-а, да что с вами спорить! — Никем не остановленная, я выбралась из притихшей толпы, подошла к поваленному бревну и села спиной к воротам.
Тора еще долго увещевала бондов, а затем зацокали лошадиные копыта.
«Разъезжаются, — поняла я. —И чего полезла? Не могла смолчать…»
— А ты отважна.
Я обернулась. Сзади с улыбкой на губах стояла хозяйка усадьбы.
— Теперь я верю, что Бьерн мог любить тебя, — сказала она. — Вот только одно…
Я насторожилась. О чем это она?
— У нас корм для скотины на зиму не готовят, —засмеялась Тора. — Мы на всю зиму уводим скот в горы. Там хорошая трава и не так холодно…
Так вот почему они так удивились!
— А кто это приезжал? — мотнув головой в сторону ворот, спросила я.
— Тут по округе много усадеб. Эти люди оттуда. Злятся на ярла.
— На Хакона?
— На него… Хотят собрать тинг, объявить его вне закона, а потом поймать и убить.
— А почему они явились к тебе?
— У меня много земель в Римуле. Без моего согласия их решение — ничто, пустой звук. Но я не враг Хакону.
Ее выдала улыбка. Да, Тора была любовницей ярла Хакона, однако ничуть не стыдилась этого. На подобную жизнь отваживались немногие бабы. У урман, как и у нас, все решали мужчины. Даже не столько мужчины, сколько род. Родичи выдавали девку замуж, учили ее, как жить, влезали в ее душу, сердце и дела. Любить кого захочется и когда захочется могла только сильная и отважная женщина. Сестра Бьерна оказалась достойна своего брата.
— Мы с ярлом знакомы уже много лет, — продолжала она, — и я не собираюсь предавать его!
Мне припомнились слова одного из бондов. «Ярл уводит наших женщин», — сказал он. Каково было Торе слышать это!
— Но ярл предал тебя, — вырвалось у меня помимо воли.
Тора грустно кивнула:
— Да. Он мог сделать это, а я — не могу! Иногда я даже удивляюсь.
— Чему?
— Неважно.
Она отвернулась, а я вспомнила о Хаки. Если Тора хорошо знает норвежского ярла, то должна знать и Волка. До нее непременно дойдут слухи о смерти бер-серка и о том, кто его убил. А если рискнуть и открыться самой? Все рассказать, объяснить… В конце концов, у меня нет другой родни… Только рассказывать придется осторожно, с оглядкой, чтоб сразу понять — принимает она мою правду или нет, и вовремя остановиться.
— Я должна кое-что сказать тебе, Тора. Она оглядывала двор и уже почти забыла обо мне, однако услышала и с готовностью откликнулась:
— Говори.
— Я ведь правда была женой Бьерна.
— Даже если это не так, ты могла бы быть его женой.
— Это так!
— Пусть так, — улыбнулась она.
Я сглотнула комочек страха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77