— Мои друзья согласны.
— Что я должен сделать и что буду с этого иметь? — это был голос отца. Я напрягся.
— О-о-о, дело совсем небольшое, — в беседу вмешался Хакон, — нужно всего лишь пойти к Серой Шкуре и сказать, что я, Хакон-ярл, его старинный враг, лежу при смерти и выживаю из ума, а конунг данов в знак уважения и примирения зовет своего воспитанника Хараль-да Серую Шкуру в гости и хочет отдать ему в лен те земли в Дании, коими раньше владели Серая Шкура и его братья.
— А не лучше ли с подобным поручением направить мирный торговый корабль? — не сдавался отец. — Серая Шкура может не поверить мне.
— Разве можно доверять торговцам?
— А разве пристало лгать воину?
Что-то зашуршало. Неожиданно задвижка дымохода широко распахнулась, и из нее, чуть не ткнув меня в ухо, выскочил конец длинной палки, той, которой рабы обычно выпускают дым. Сизые клубы угара потекли ко мне, словно желая сбросить с крыши, и я послушно отполз. Отца не собирались убивать, но все-таки что же затевалось в избе конунга датчан?!
Дымоход закрыли, и я вновь подобрался поближе.
— Я согласен, — ответил кому-то отец. Неужели он решился отправиться в Норвегию и солгать Серой Шкуре?! Но почему? Может, ему пообещали очень хорошую плату?
Хлопнула входная дверь, и из избы вышел Орм, но я не спустился и правильно сделал, поскольку в доме послышался сдавленный смех.
— Ха-ха-ха! — пискляво надрывался Хакон-ярл. — Орм — хитрая бестия, а поверил! Он приведет Серую Шкуру! Клянусь Тором, приведет прямо в наши руки!
— Я все же опасаюсь, Хакон, — негромко прервал его веселье конунг датчан. — Людям не понравится, что я предал своего воспитанника. Когда Серая Шкура был мальчиком, он сидел на моих коленях…
— Глупости! — Хакон перестал смеяться. — Или ты передумал и решил поделить державу? Может, хочешь посеять раздор на своей земле и пролить кровь родича? А убийство Серой Шкуры… Что ж, это неприятно, но датчане скажут, что лучше было убить своего норвежского воспитанника, чем датского племянника!
Они еще долго спорили, но мне было уже не до них. Значит, все, что говорилось о мире, — обыкновенная ложь? Хитро! Слухи всегда долетают быстрее любого гонца, и сначала до Серой Шкуры дойдут слухи о том, что конунг датчан пожелал примирения, а потом появится Орм и все подтвердит. Серая Шкура придет в Данию и здесь найдет смерть от рук своих заклятых врагов — ярла Хакона и Золотого Харальда! А те поделят Норвегию. Когда Золотой получит норвежские земли, он перестанет требовать у дядьки раздела Датской державы.
Я кубарем скатился с крыши и, не обращая внимания на дружеские приветствия знакомых, отправился к драккару. Отца следовало предупредить!
— Согласно сагам, Харальд Серая Шкура воспитывался в Дании У Харальда Синезубого.
.. Я нашел его на берегу возле костра. Судя по сосредоточенному взгляду, он еще ничего не успел сказать хирдманнам.
— Орм! — окликнул я. — Нужно поговорить! Он поднялся, отряхнул штаны от налипшего на них мусора и подошел.
— Я все знаю, — без предисловий начал я. — Все слышал.
— Хорошо. — Орм даже не спросил, откуда слышал, просто признал это как нечто давно ведомое.
— Они солгали тебе. Они затеяли ловушку для Харальда Серой Шкуры.
— Я знаю. — Он даже глазом не моргнул.
— И ты все равно согласен лгать конунгу норвежцев?
— Это самое разумное, что я могу сделать.
— Но как… — Я не находил слов. Сила и мужество — вот главные достоинства любого викинга! Ложь чужда нам — она удел слабых бондов! Орм все понял по моим глазам.
— Послушай меня и подумай, — сказал он. — Чем мы обязаны Серой Шкуре? Ничем. А если Золотой Харальд станет конунгом в Норвегии, как ты думаешь, отблагодарит ли он нас за помощь? Так не лучше ли иметь влиятельного друга, чем не иметь никого? И еще — Серая Шкура стар, и у него лишь один сын от наложницы. Как бы там ни было, его век подходит к концу. Мы лишь немного поторопим его.
— Но ложь?..
— Вспомни богов. Разве им не доводилось лгать ради выгоды? Мы, берсерки, — их излюбленные потомки, так почему же мы должны гнушаться того, чего не гнушались даже они?
Мне нечего было возразить. Отец говорил верно.
— Ты все понял, а теперь пора понять остальным. Люди должны быть готовы. — Отец направился к костру, и тут я вспомнил слова Ульфа: «Рядом с тобой был враг». Этот тайный злодей прятался в нашем хирде! Он узнает правду и продаст нас Серой Шкуре!
— Стой!
Орм остановился. Я догнал его и горячо зашептал:
— Не говори им правды, отец. Ульф подозревал, что в хирде есть тайный враг, да и Серая Шкура быстрее поверит твоим словам, если все наши воины будут убеждены, что мы пришли без злого умысла. Орм задумался:
— Может, ты и прав. Но враг в хирде? Я знаю всех своих людей и верю им. — Он покачал головой. — Однако старый колдун глядел в человеческие души. Ты уверен, что он подозревал кого-то из хирда?
— Да, — кивнул я. — Ульф сказал, что этот человек плыл на «Акуле» и был близко ко мне. Орм помрачнел.
— Тогда будь по-твоему, — решил он наконец. — Никто в хирде не узнает правды. Только ты и я…
Ранней весной в проливе Скаттегат, который отделяет Данию от Норвегии, беснуются ветры. Три дня мы дожидались затишья, а дождавшись, налегли на весла и вскоре увидели по правому борту норвежские скалы.
Харальд Серая Шкура встретил нас в Хардангре, на берегу. Он показался мне старым и усталым. Его шея была опоясана морщинами, а на голове виднелись большие серо-желтые залысины. Вместе с ним на пристань пришла его мать Гуннхильд. Все дети Гуннхильд рано или поздно становились конунгами, поэтому ее так и назвали — Мать Конунгов. Она стояла чуть позади своего рано постаревшего сына, и единственным, что еще жило на ее узком высохшем лице, были подозрительные темные глазки. В длинном, до пят плаще, со сложенными на животе руками, она напоминала ласку — неприметного хищного зверька с коварным умом и злобным нравом.
— Вы пришли с миром от конунга данов? — хрипло поинтересовался Серая Шкура. Как я и думал, слухи обогнали даже наш быстрый драккар. Орм спрыгнул на землю и кивнул Трору с Бьерном. Они выволокли на берег увязанную узлом шкуру и развернули ее у ног конунга. На солнце засияли дорогие ожерелья, подвески, диковинная посуда и шитые серебром ткани. Серая Шкуpa упрямо нахмурился, но заблестевшие глаза выдали его радость. «Люди болтают, будто он так скуп, что закапывает все свои сокровища в землю», — негромко шепнул Варин. Я поморщился, но не возразил. Конунг норвежцев был похож на скупца…
— Что же хочет от меня Синезубый? — с трудом отведя взор от рассыпанного на земле золота, спросил Серая Шкура.
Отец склонил голову:
— Он желает мира и добра, конунг. Харальд недовольно передернул плечами:
— С каких это пор? Гуннхильд подалась вперед:
— Синезубый приютил нашего врага, ярла Хакона, какого же мира от него ждать?
— Он принял обезумевшего от потерь, смертельно больного викинга. Но сам он не враг тебе, конунг, — возразил Орм. — И тебе, Мать Конунгов.
Гуннхильд любила, когда ее так называли. Она гордилась сыновьями. Сморщенное лицо старухи разгладилось. Она приподнялась на носочки и что-то шепнула сыну на ухо. Тот кивнул:
— Я рад посланцам конунга данов. Вас ждут отдых и пир.
Небрежным жестом указав на дары датчанина, он повернулся и пошел прочь. Воины поспешно сгребли золото обратно в шкуру и, покачиваясь от тяжести узла, побежали следом, а мы вернулись к драккару.
— Не нравится мне этот конунг. — Отдуваясь, Черный Трор уселся рядом со мной и невесело поглядел на уходящих по тропе людей. — Если б я не знал, что мы и впрямь привезли добрые вести, немедля убрался бы подобру-поздорову. А то с этой старой крысы станется пустить нас на прокорм Логи-огню!
— Верно, Трор, верно, — загомонили викинги, лишь Эрик легонько хлопнул Трора по плечу: — Хватит ворчать, Черный. Худой мир лучше доброй ссоры! Мы пришли с миром, и Серая Шкура об этом знает.
Я покосился на Эрика. На каждой попойке он клялся отомстить сыновьям Гуннхильд за убитого ими Трюггви-конунга, и вдруг этакая покорность?!
— Чего дивишься? — огрызнулся хирдманн. — Если Хакон простил Серую Шкуру, то почему я не могу?
— Можешь, — согласился я, но сомневаться не перестал и на пиру уселся поближе к ставшему столь покладистым викингу. Орм устроился на почетном месте возле Серой Шкуры, а Гуннхильд, как обычно, немного позади сына.
Пир был богатым, под стать привезенным подаркам. Соблазнительно вертя задами, ловкие девушки подносили яства и разливали пиво. Кое-кого из них воины уже успели усадить на скамьи, и гнетущая тишина сменилась веселым гулом.
Орм пил мало, и я тоже. Харальд Серая Шкура был не так прост, чтоб поверить обещаниям какого-то пришлого викинга, и то тут, то там слышались обрывки разговоров об истинной цели нашего прихода. «Слава богам, что Орм скрыл от наших воинов правду», — уже который раз думал я.
К могучему боку Черного Трора приклеилась молоденькая и аппетитная девица. Она весело щебетала о конунге данов и ярле Хаконе. Уже изрядно захмелевший Черный щупал ее скрытые под платьем прелести, громко хохотал и выкладывал все, что знал.
— Хакон чуть не свихнулся от потери Трандхейма, но все же решил примириться с Серой Шкурой, а конунг данов только об этом и мечтает! — хвастливо громыхал он.
— Нам так голодно живется в последнее время, такие неурожаи, — сетовала девица. — А правда ли, будто конунг данов обещает нашему конунгу в лен какие-то земли?
Ее круглые доверчивые глаза пожирали вконец осоловевшего Трора. Млея от подобного восхищения, он расправлял плечи:
— Слыхал я что-то такое… Но мне нет дела до конунгов, я — воин!
— Конечно, конечно, — льстиво соглашалась девица, — ты такой сильный, такой умный! Наверняка лучший боец в хирде!
Чтоб не обидеть сидящих рядом приятелей, Черный cклoнялcя к ее розовому ушку и что-то шептал, отчего оно из розового становилось пунцово-красным.
Эрик тоже нашел себе собеседника — простоватого добродушного норвежца, с которым, видимо, был знака еще раньше, до ухода из родных мест. Обнимаясь, вспоминали давние походы и рассказывали друг другу новых подвигах. Может, Эрик действительно проста сыну Гуннхильд убийство Трюггви?
Я уже было успокоился и собирался повеселиться от души, когда Серая Шкура стукнул кулаком по столу и встал:
— Вы привезли добрые вести, но можно ли вам верить? Почему Синезубый стал столь щедрым? Почему Хакон-ярл, мой заклятый враг, вдруг решил примириться со мной, как говорят, Перед смертью?
— Да он попросту свихнулся… — вставил Орм.
— Да?! — Харальд развернулся к нему. — А может он ведает, что голодное время заставит меня взять предложенные земли, и умело заманивает меня в ловушку?
Раскусил! Я побледнел и ухватился за стол вскочил.
— Ты оскорбляешь меня, конунг! Я не лжец!
— Я и не говорю, что ты лжец, но тебя тоже мог, обмануть.
— Нет! — Орм широко развел руками. — Спроси моих людей — все они слышали слова конунга данов!
Серая Шкура обвел пирующих тяжелым хмельным взглядом. Веселый гомон мгновенно стих, а девица выскользнула из-под руки Черного, прокралась к Гуннхильд и принялась что-то шептать ей на ухо. Старуха слушала, кивала и шарила глазами по вытянувшимся лицам воинов. На мгновение она остановила девчонку слегка дернула сына за полу. Тот оглянулся.
— Среди этих людей есть наш враг, — пискляво произнесла Мать Конунгов. Я сжал зубы. Что за чушь наболтал молоденькой потаскухе захмелевший Трор?!
— Среди моих людей нет врагов конунга норвежцев, — угрюмо ответил Орм. Старуха визгливо расхохоталась.
— Поглядим, поглядим, — поскрипела она, встала и двинулась вдоль стола. Она шла прямо на меня, и все головы поворачивались следом. Я сжал рукоять меча
Значит, Трор и есть тот самый тайный враг, о котором предупреждал колдун? Но зачем Черный оболгал меня!?
Гуннхильд приближалась. Ее злобные глазки прожигали мою грудь. Нужно отвергнуть все наговоры Черного!
Я начал подниматься, и Гуннхильд остановилась. Сморщенная, унизанная перстнями и браслетами рука Матери Конунгов легла на плечо сидящего рядом со мной Эрика:
— Вот наш враг!
Эрик завертел головой. Воины Орма вскочили и потянулись за оружием. Встали и норвежцы.
— Стойте! — Серая Шкура тяжело вылез из-за стола, подошел к Эрику и вдруг узнал:
— Я помню тебя! Ты — Эрик, сын Торила. Ты служил конунгу Трюггви, помог сбежать его беременной жене и поклялся отомстить за его смерть!
Внезапным, почти незаметным для глаз движением Эрик выбросил вперед правую руку:
— И я исполню обещанное!
Я еще не понял, что происходит, лишь почуял исходящую от Эрика опасность и метнулся вперед, закрывая собой норвежского конунга. Скамья с грохотом перевернулась, покатилась и ударила Эрика под колени. Сильный толчок сбил меня наземь, а что-то острое вошло под лопатку. Я оглянулся. Сзади покачивалась рукоять Эрикова меча. Раньше он никогда не поднимался на своих… Только нынче, случайно… Как глупо все вышло…
Мне удалось разглядеть отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— Что я должен сделать и что буду с этого иметь? — это был голос отца. Я напрягся.
— О-о-о, дело совсем небольшое, — в беседу вмешался Хакон, — нужно всего лишь пойти к Серой Шкуре и сказать, что я, Хакон-ярл, его старинный враг, лежу при смерти и выживаю из ума, а конунг данов в знак уважения и примирения зовет своего воспитанника Хараль-да Серую Шкуру в гости и хочет отдать ему в лен те земли в Дании, коими раньше владели Серая Шкура и его братья.
— А не лучше ли с подобным поручением направить мирный торговый корабль? — не сдавался отец. — Серая Шкура может не поверить мне.
— Разве можно доверять торговцам?
— А разве пристало лгать воину?
Что-то зашуршало. Неожиданно задвижка дымохода широко распахнулась, и из нее, чуть не ткнув меня в ухо, выскочил конец длинной палки, той, которой рабы обычно выпускают дым. Сизые клубы угара потекли ко мне, словно желая сбросить с крыши, и я послушно отполз. Отца не собирались убивать, но все-таки что же затевалось в избе конунга датчан?!
Дымоход закрыли, и я вновь подобрался поближе.
— Я согласен, — ответил кому-то отец. Неужели он решился отправиться в Норвегию и солгать Серой Шкуре?! Но почему? Может, ему пообещали очень хорошую плату?
Хлопнула входная дверь, и из избы вышел Орм, но я не спустился и правильно сделал, поскольку в доме послышался сдавленный смех.
— Ха-ха-ха! — пискляво надрывался Хакон-ярл. — Орм — хитрая бестия, а поверил! Он приведет Серую Шкуру! Клянусь Тором, приведет прямо в наши руки!
— Я все же опасаюсь, Хакон, — негромко прервал его веселье конунг датчан. — Людям не понравится, что я предал своего воспитанника. Когда Серая Шкура был мальчиком, он сидел на моих коленях…
— Глупости! — Хакон перестал смеяться. — Или ты передумал и решил поделить державу? Может, хочешь посеять раздор на своей земле и пролить кровь родича? А убийство Серой Шкуры… Что ж, это неприятно, но датчане скажут, что лучше было убить своего норвежского воспитанника, чем датского племянника!
Они еще долго спорили, но мне было уже не до них. Значит, все, что говорилось о мире, — обыкновенная ложь? Хитро! Слухи всегда долетают быстрее любого гонца, и сначала до Серой Шкуры дойдут слухи о том, что конунг датчан пожелал примирения, а потом появится Орм и все подтвердит. Серая Шкура придет в Данию и здесь найдет смерть от рук своих заклятых врагов — ярла Хакона и Золотого Харальда! А те поделят Норвегию. Когда Золотой получит норвежские земли, он перестанет требовать у дядьки раздела Датской державы.
Я кубарем скатился с крыши и, не обращая внимания на дружеские приветствия знакомых, отправился к драккару. Отца следовало предупредить!
— Согласно сагам, Харальд Серая Шкура воспитывался в Дании У Харальда Синезубого.
.. Я нашел его на берегу возле костра. Судя по сосредоточенному взгляду, он еще ничего не успел сказать хирдманнам.
— Орм! — окликнул я. — Нужно поговорить! Он поднялся, отряхнул штаны от налипшего на них мусора и подошел.
— Я все знаю, — без предисловий начал я. — Все слышал.
— Хорошо. — Орм даже не спросил, откуда слышал, просто признал это как нечто давно ведомое.
— Они солгали тебе. Они затеяли ловушку для Харальда Серой Шкуры.
— Я знаю. — Он даже глазом не моргнул.
— И ты все равно согласен лгать конунгу норвежцев?
— Это самое разумное, что я могу сделать.
— Но как… — Я не находил слов. Сила и мужество — вот главные достоинства любого викинга! Ложь чужда нам — она удел слабых бондов! Орм все понял по моим глазам.
— Послушай меня и подумай, — сказал он. — Чем мы обязаны Серой Шкуре? Ничем. А если Золотой Харальд станет конунгом в Норвегии, как ты думаешь, отблагодарит ли он нас за помощь? Так не лучше ли иметь влиятельного друга, чем не иметь никого? И еще — Серая Шкура стар, и у него лишь один сын от наложницы. Как бы там ни было, его век подходит к концу. Мы лишь немного поторопим его.
— Но ложь?..
— Вспомни богов. Разве им не доводилось лгать ради выгоды? Мы, берсерки, — их излюбленные потомки, так почему же мы должны гнушаться того, чего не гнушались даже они?
Мне нечего было возразить. Отец говорил верно.
— Ты все понял, а теперь пора понять остальным. Люди должны быть готовы. — Отец направился к костру, и тут я вспомнил слова Ульфа: «Рядом с тобой был враг». Этот тайный злодей прятался в нашем хирде! Он узнает правду и продаст нас Серой Шкуре!
— Стой!
Орм остановился. Я догнал его и горячо зашептал:
— Не говори им правды, отец. Ульф подозревал, что в хирде есть тайный враг, да и Серая Шкура быстрее поверит твоим словам, если все наши воины будут убеждены, что мы пришли без злого умысла. Орм задумался:
— Может, ты и прав. Но враг в хирде? Я знаю всех своих людей и верю им. — Он покачал головой. — Однако старый колдун глядел в человеческие души. Ты уверен, что он подозревал кого-то из хирда?
— Да, — кивнул я. — Ульф сказал, что этот человек плыл на «Акуле» и был близко ко мне. Орм помрачнел.
— Тогда будь по-твоему, — решил он наконец. — Никто в хирде не узнает правды. Только ты и я…
Ранней весной в проливе Скаттегат, который отделяет Данию от Норвегии, беснуются ветры. Три дня мы дожидались затишья, а дождавшись, налегли на весла и вскоре увидели по правому борту норвежские скалы.
Харальд Серая Шкура встретил нас в Хардангре, на берегу. Он показался мне старым и усталым. Его шея была опоясана морщинами, а на голове виднелись большие серо-желтые залысины. Вместе с ним на пристань пришла его мать Гуннхильд. Все дети Гуннхильд рано или поздно становились конунгами, поэтому ее так и назвали — Мать Конунгов. Она стояла чуть позади своего рано постаревшего сына, и единственным, что еще жило на ее узком высохшем лице, были подозрительные темные глазки. В длинном, до пят плаще, со сложенными на животе руками, она напоминала ласку — неприметного хищного зверька с коварным умом и злобным нравом.
— Вы пришли с миром от конунга данов? — хрипло поинтересовался Серая Шкура. Как я и думал, слухи обогнали даже наш быстрый драккар. Орм спрыгнул на землю и кивнул Трору с Бьерном. Они выволокли на берег увязанную узлом шкуру и развернули ее у ног конунга. На солнце засияли дорогие ожерелья, подвески, диковинная посуда и шитые серебром ткани. Серая Шкуpa упрямо нахмурился, но заблестевшие глаза выдали его радость. «Люди болтают, будто он так скуп, что закапывает все свои сокровища в землю», — негромко шепнул Варин. Я поморщился, но не возразил. Конунг норвежцев был похож на скупца…
— Что же хочет от меня Синезубый? — с трудом отведя взор от рассыпанного на земле золота, спросил Серая Шкура.
Отец склонил голову:
— Он желает мира и добра, конунг. Харальд недовольно передернул плечами:
— С каких это пор? Гуннхильд подалась вперед:
— Синезубый приютил нашего врага, ярла Хакона, какого же мира от него ждать?
— Он принял обезумевшего от потерь, смертельно больного викинга. Но сам он не враг тебе, конунг, — возразил Орм. — И тебе, Мать Конунгов.
Гуннхильд любила, когда ее так называли. Она гордилась сыновьями. Сморщенное лицо старухи разгладилось. Она приподнялась на носочки и что-то шепнула сыну на ухо. Тот кивнул:
— Я рад посланцам конунга данов. Вас ждут отдых и пир.
Небрежным жестом указав на дары датчанина, он повернулся и пошел прочь. Воины поспешно сгребли золото обратно в шкуру и, покачиваясь от тяжести узла, побежали следом, а мы вернулись к драккару.
— Не нравится мне этот конунг. — Отдуваясь, Черный Трор уселся рядом со мной и невесело поглядел на уходящих по тропе людей. — Если б я не знал, что мы и впрямь привезли добрые вести, немедля убрался бы подобру-поздорову. А то с этой старой крысы станется пустить нас на прокорм Логи-огню!
— Верно, Трор, верно, — загомонили викинги, лишь Эрик легонько хлопнул Трора по плечу: — Хватит ворчать, Черный. Худой мир лучше доброй ссоры! Мы пришли с миром, и Серая Шкура об этом знает.
Я покосился на Эрика. На каждой попойке он клялся отомстить сыновьям Гуннхильд за убитого ими Трюггви-конунга, и вдруг этакая покорность?!
— Чего дивишься? — огрызнулся хирдманн. — Если Хакон простил Серую Шкуру, то почему я не могу?
— Можешь, — согласился я, но сомневаться не перестал и на пиру уселся поближе к ставшему столь покладистым викингу. Орм устроился на почетном месте возле Серой Шкуры, а Гуннхильд, как обычно, немного позади сына.
Пир был богатым, под стать привезенным подаркам. Соблазнительно вертя задами, ловкие девушки подносили яства и разливали пиво. Кое-кого из них воины уже успели усадить на скамьи, и гнетущая тишина сменилась веселым гулом.
Орм пил мало, и я тоже. Харальд Серая Шкура был не так прост, чтоб поверить обещаниям какого-то пришлого викинга, и то тут, то там слышались обрывки разговоров об истинной цели нашего прихода. «Слава богам, что Орм скрыл от наших воинов правду», — уже который раз думал я.
К могучему боку Черного Трора приклеилась молоденькая и аппетитная девица. Она весело щебетала о конунге данов и ярле Хаконе. Уже изрядно захмелевший Черный щупал ее скрытые под платьем прелести, громко хохотал и выкладывал все, что знал.
— Хакон чуть не свихнулся от потери Трандхейма, но все же решил примириться с Серой Шкурой, а конунг данов только об этом и мечтает! — хвастливо громыхал он.
— Нам так голодно живется в последнее время, такие неурожаи, — сетовала девица. — А правда ли, будто конунг данов обещает нашему конунгу в лен какие-то земли?
Ее круглые доверчивые глаза пожирали вконец осоловевшего Трора. Млея от подобного восхищения, он расправлял плечи:
— Слыхал я что-то такое… Но мне нет дела до конунгов, я — воин!
— Конечно, конечно, — льстиво соглашалась девица, — ты такой сильный, такой умный! Наверняка лучший боец в хирде!
Чтоб не обидеть сидящих рядом приятелей, Черный cклoнялcя к ее розовому ушку и что-то шептал, отчего оно из розового становилось пунцово-красным.
Эрик тоже нашел себе собеседника — простоватого добродушного норвежца, с которым, видимо, был знака еще раньше, до ухода из родных мест. Обнимаясь, вспоминали давние походы и рассказывали друг другу новых подвигах. Может, Эрик действительно проста сыну Гуннхильд убийство Трюггви?
Я уже было успокоился и собирался повеселиться от души, когда Серая Шкура стукнул кулаком по столу и встал:
— Вы привезли добрые вести, но можно ли вам верить? Почему Синезубый стал столь щедрым? Почему Хакон-ярл, мой заклятый враг, вдруг решил примириться со мной, как говорят, Перед смертью?
— Да он попросту свихнулся… — вставил Орм.
— Да?! — Харальд развернулся к нему. — А может он ведает, что голодное время заставит меня взять предложенные земли, и умело заманивает меня в ловушку?
Раскусил! Я побледнел и ухватился за стол вскочил.
— Ты оскорбляешь меня, конунг! Я не лжец!
— Я и не говорю, что ты лжец, но тебя тоже мог, обмануть.
— Нет! — Орм широко развел руками. — Спроси моих людей — все они слышали слова конунга данов!
Серая Шкура обвел пирующих тяжелым хмельным взглядом. Веселый гомон мгновенно стих, а девица выскользнула из-под руки Черного, прокралась к Гуннхильд и принялась что-то шептать ей на ухо. Старуха слушала, кивала и шарила глазами по вытянувшимся лицам воинов. На мгновение она остановила девчонку слегка дернула сына за полу. Тот оглянулся.
— Среди этих людей есть наш враг, — пискляво произнесла Мать Конунгов. Я сжал зубы. Что за чушь наболтал молоденькой потаскухе захмелевший Трор?!
— Среди моих людей нет врагов конунга норвежцев, — угрюмо ответил Орм. Старуха визгливо расхохоталась.
— Поглядим, поглядим, — поскрипела она, встала и двинулась вдоль стола. Она шла прямо на меня, и все головы поворачивались следом. Я сжал рукоять меча
Значит, Трор и есть тот самый тайный враг, о котором предупреждал колдун? Но зачем Черный оболгал меня!?
Гуннхильд приближалась. Ее злобные глазки прожигали мою грудь. Нужно отвергнуть все наговоры Черного!
Я начал подниматься, и Гуннхильд остановилась. Сморщенная, унизанная перстнями и браслетами рука Матери Конунгов легла на плечо сидящего рядом со мной Эрика:
— Вот наш враг!
Эрик завертел головой. Воины Орма вскочили и потянулись за оружием. Встали и норвежцы.
— Стойте! — Серая Шкура тяжело вылез из-за стола, подошел к Эрику и вдруг узнал:
— Я помню тебя! Ты — Эрик, сын Торила. Ты служил конунгу Трюггви, помог сбежать его беременной жене и поклялся отомстить за его смерть!
Внезапным, почти незаметным для глаз движением Эрик выбросил вперед правую руку:
— И я исполню обещанное!
Я еще не понял, что происходит, лишь почуял исходящую от Эрика опасность и метнулся вперед, закрывая собой норвежского конунга. Скамья с грохотом перевернулась, покатилась и ударила Эрика под колени. Сильный толчок сбил меня наземь, а что-то острое вошло под лопатку. Я оглянулся. Сзади покачивалась рукоять Эрикова меча. Раньше он никогда не поднимался на своих… Только нынче, случайно… Как глупо все вышло…
Мне удалось разглядеть отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77