Хальвдан обернулся. Его глаза удивили меня. Парень выглядел несчастным и испуганным.
— Что стряслось? — уже тише повторил я.
— Они о чем-то говорили, — тихо сказал Хальвдан. С моей души свалился камень. Эка невидаль! Разогревая друг в друге ярость и надеясь сломить противника острым словом, поединщики часто говорят меж собой…
— Ты не понял. — Скол подтолкнул меня к дереву и указал на две вмятины между вылезших на поверхность корней. Одна вмятина была огромной, напоминающей лежбище большого зверя; другая — маленькой, в пятнах крови.
— Она говорила с медведем! — объяснил Скол. Я расхохотался.
— Не смейся! — неожиданно тонко взвизгнул Хальвдан. — Я сам видел, как вороны слушались ее! И медведь! Видишь, они сидели рядом и зверь ее не тронул!
От дерева к лесу тянулась цепочка медвежьих следов. Капли крови уходили в противоположном направлении, взбегали на каменистый склон и пропадали за большими валунами. Наверное, зверь счел словенку мертвой и решил полакомиться румлянином, а пока он волок бесчувственное тело воина в лес, баба очнулась и сбежала.
— Она не совсем человек, — Хальвдан таинственно прошептал.дд
Его шепот заставил меня очнуться. Хрен с ней, с этой словенской штучкой, но еще не хватало, чтоб мои хирд-манны начали верить в сказки! Увидели две вмятины и насочиняли небылиц…
— Хватит! — рыкнул я на Хальвдана. — Такими байками будешь девок морочить, а не меня! Пошли по следам. Беглую нужно догонять, а не судачить о ней да о ее дружках!
Хальвдан обидчиво вздернул подбородок и вдруг мотнул головой:
— Я не пойду, хевдинг.
— Да что же ты за воин?! Бабы боишься!
— Ничего я не боюсь, — отворачиваясь, пробормотал тот, — но за ней не пойду.
— Хальвдан прав, — произнес за моей спиной Скол. Я развернулся к кормщику. Впервые на моей памяти он испугался. И кого? Раненой бабы!
— Да что с вами всеми?! — не выдержал я. Кормщик опустил голову:
— Хальвдан говорит верно. Нам нельзя ловить ее.
— Почему?!
— Она не простая баба. — Взгляд Скола не отрывался от земли, но в голосе не было сомнений.
Я зарычал. Последний родич предавал меня! " — Успокойся. — Руки Скола легли на мои плечи. Я хотел стряхнуть их, но пальцы кормщика словно приросли к моему телу. — Послушай, если прикажешь — мы пойдем за твоей словенкой, но сперва послушай…
— Говори, — сквозь зубы выдавил я.
— Впервые я увидел ее в дыме и угаре в Гардари-ке, — начал Скол. — Кругом была смерть, а ты вел ее, маленькую девочку, как возвестницу этой смерти. Уже тогда Орм посоветовал тебе убить девчонку. Ты отказался, а она предупредила тебя о возмездии и кинулась в море. Она ничуть не боялась, потому что не была человеком. Но тогда этого никто не понимал.
Я отмахнулся. Маленькой, избитой девочке повезло, и ее попросту выбросило на берег, а Скол искал каких-то объяснений…
— Погоди! — удержал мою руку кормщик. —. Потом она появилась вновь. На Датском Валу. Там тоже была смерть. И она опять шла впереди. Там она убила твоего брата и получила смертельную рану. Однако спустя совсем немного времени мы встретили ее на Марсее и привезли в усадьбу Свейнхильд. Там она принесла смерть Трору и вновь исчезла… А теперь румляне… И про воронов Хальвдан не врет. Я тоже видел, как она приказала птицам улететь, и они улетели.
Скол поглядел на верхушки деревьев, словно надеялся отыскать там подтверждение своих слов, но, не найдя, вздохнул и добавил:
— Чем больше я думаю обо всем этом, тем больше уверяюсь, что она охотится за тобой…
Стараясь сохранить серьезное лицо, я закусил губу. Даже гнев пропал.
Скол обиделся:
— Да, за тобой! Сам подумай. Она обещала отомстить тебе. И теперь она все время появляется на твоем пути! Даже сумела отыскать твою старую усадьбу!
— Ты говоришь глупости, Скол. — Что-то в словах кормщика настораживало, но я не желал верить в не-. —мыслимое. Да, раньше словенка преследовала меня, и она сама призналась в этом, но это было давно. А вчера ночью я говорил с ней и чувствовал ее дыхание. Она перестала слепо ненавидеть, она понимала…
— Нет, хевдинг, выслушай! — настаивал кормщик. — Словенка жаждет твоей смерти, и тебя хранит только милость великих богов. В усадьбе Свейнхильд должен был умереть ты, а не Трор и здесь, в лесу, — тоже…
Насчет Трора я еще мог согласиться, но румлянин?
— А ты погляди, как и где он спал, — усмехнулся Скол. — Как раз там, где словенка видела тебя в последний раз. В темноте она приняла Рация за тебя и убила.
Я устал от его невозможных речей и упрямой веры в невозможное. В конце концов, какая разница, что он думает о сбежавшей пленнице! Не хочет ее искать? Ну и не надо! Словенка пожелала умереть свободной, пусть так и будет… Она достойна такой смерти.
На миг еловые лапы качнулись, и показалось, будто в небе сверкнула огненная радуга Бельверста. Над ней черной тучей кружились вороны. Те самые, что в давнем сне преградили мне путь в Вальхаллу. «Только твой враг, создавший этих тварей, сможет прогнать их», — раздался откуда-то дрожащий голос Финна, но вместо сморщенного лика колдуна ко мне склонилось гладкое и румяное лицо Хальвдана. Видения… Опять видения… Я вздохнул и сдался:
— Хорошо. Вернемся, похороним Рация и пойдем дальше. Мы потеряли пленницу, но я не желаю терять время. Нужно узнать, что нового произошло в Норвегии, пока мы ходили в Свею.
Хальвдан с готовностью кивнул. Мы вернулись к уже погасшему костру и быстро закидали тело румлянина камнями. Курган получился маленький и невзрачный. Наверное, только в таких и должны спать тела настоящих воинов. Красивые, огромные курганы хороши для любящих роскошь и довольство жирных бондов. Это им хочется иметь в ином мире множество приятных безделушек, а настоящему воину достаточно собственных доспехов и оружия.
— Что загрустил, хевдинг? — заметил мои раздумья кормщик.
Я вскинул суму на плечо и улыбнулся:
— Думаю, что и мне уготовлена такая же судьба. Лесной холм, и не более… Скол помрачнел:
— Как ты можешь равнять себя с каким-то безродным румлянином?!
Он хотел утешить меня, напомнить о заслугах и боевых подвигах, но эти воспоминания не вызвали во мне ничего, кроме досады.
— Я хотел бы навсегда уснуть в лесу, кормщик! — резко возразил я опешившему Сколу. — Хотел бы! — И пошел по тропе. Оба хирдманна молча затопали следом.
На первую усадьбу мы набрели к вечеру. Вернее, не на саму усадьбу, а на раба оттуда. Грязный, одетый в лохмотья парень сидел в зарослях высоких розоватых травин-дудок и ковырялся в земле. Потрескавшиеся у ногтей пальцы раба выуживали из нее влажные корешки, отряхивали их и отправляли в рот. Заметив нас, парень выронил только что добытый корешок и поднялся. Его вялые движения и пустые глаза не удивили меня. У всех, кто слишком часто лакомился корнями розовых «дудок», были такие глаза.
— Кто твой хозяин? — спросил я. Парень поморщился и глухо выдавил:
— Его зовут Эйла.
Значит, мы возле дома Эйлы Долгоносика. Это не так уж далеко от Нидароса…
— Ступай к Эйле и скажи, что к нему пришел Хаки Волк сын Орма Белоголового, — стараясь не смотреть на отвратительно измазанный землей рот парня, сказал я. Босые пятки раба замелькали над бороздами. Долгоносик сам вышел к воротам и распахнул их перед нами. В его усердии было что-то поддельное, но что — стало понятно только ночью, когда, расположившись на лавке рядом со мной, хозяин доверчиво шепнул:
— Хочу поговорить с тобой, хевдинг.
Я приоткрыл глаза. На полатях вдоль стен храпели спящие люди. Я и сам уже дремал, поэтому невнятно что-то буркнул и отвернулся, однако настырный Эйла придвинулся ближе и, обдавая мое лицо запахом лука, зашептал:
— Говорят, будто нынче бонды Трандхейма поднимаются против ярла Хакона. В некоторые усадьбы уже принесли ратную стрелу.
Я насторожился. Неужели своим женолюбием ярл все-таки довел бондов до восстания? Если это так, то нужно ждать большой беды. Она разразится в Нидаросе, любимой усадьбе ярла, пройдет по Треннелагу и лишь потом захватит остальные земли.
— А еще я слышал, будто ты служишь ярлу, — продолжал бонд. — Если это так — скажи, стоит ли мне собирать людей?
Собирать людей? Однако до чего странен этот Эйла?! Кто же спрашивает у ярлова слуги, нужно ли ему нападать на ярла! Вместо ответа я крепко выругался, но Долгоносик не отстал.
— Понимаешь, — опять запыхтел он, — если я соберу ополчение и помогу ярлу — как он отблагодарит меня за это? Ты служишь ему за плату, значит, можешь сказать, достаточно ли он щедр.
— А если победят бонды? — усмехнулся я. Эйла затряс жирными, будто искупавшимися в масле, космами. Луковые брызги из его рта упали на мою щеку.
— Нет, у бондов ничего не выйдет! — зашептал он. — Многие еще помнят милости Хакона. Да и Тора встанет на его защиту.
Тора? Я помнил ее — высокую, гордую и самодовольную красавицу из Римуля. Слишком самодовольную, чтоб нравиться. К чему любить ту, которая обожает только себя? Нет, мне по душе были другие. «Похожие на Дару», — лукаво шепнул изнутри неведомый голосок. Разозлившись, я повернулся на бок и оказался лицом к лицу с Эйлой;
— Делай что хочешь, — веско сказал я. — Мне нынче не до тебя. Я потерял двоих воинов и еще не простился с ними.
— Как же ты их потерял? — наивно удивился бонд. Я пожал плечами:
. — Медведь задрал. Здесь недалеко. Бонд съежился:
— Уже который раз о нем слышу. Это не простой медведь… Охотники говорят, будто он огромен, как скала, и умен, как человек, а колдуны заявили, что это сам Тор, принявший облик зверя.
Опять сказки! Бонд рассказывал небылицы прямо как старая бабка перед сном.
— А еще колдуны говорят, будто с юга идет большое воинство и ведет его Олав Трюггвассон, сын давно убитого конунга Трюггви. Олав вырос в Гардарике, а теперь возвращается домой. Но это всего лишь болтовня…
Немудрено, что хозяйство Эйлы было так запущено. В голове этого бонда все перепуталось. Важное он называл неважным, а пустую болтовню разносил лучше ветра. Забыв о луковом запахе из его рта, я спросил:
— Откуда он идет? Бонд вытаращил глаза:
— Не знаю. Кажется, из Англии. Но так говорят только колдуны. Никто этого Олава не видел… Слухи…
Я задумался. Колдуны? Слухи? Нет, это не слухи… Как и подозревал Хакон, Али-конунг оказался Олавом . Трюггвассоном. Ярл все-таки послал к нему своего человека, и тот уговорил конунга двинуться к Норвегии. Только на сей раз Хакон перехитрил сам себя. Теперь ему придется одновременно воевать с Олавом и с собственными бондами. В одиночку он не справится, да и Эрленд, его второй сын, — плохой помощник. Вот если бы на помощь пришел Эйрик… Но после битвы с йомс-викингами, из-за отпущенных Эйриком пленников, Хакон не на шутку поссорился с ним. Даже если Эйрик простит обиду — он не успеет собрать войско… Остается надеяться только на Эрленда с его кораблями…
Меня подбросило на лавке. Эрленд! Под его присмотром осталась моя «Акула» и мой хирд! Узнав о приближении врага, Хакон первым делом отправит в бой собственного сына, а сам под шумок уйдет за подмогой к Эйрику или Свейну! Мои люди будут погибать в никчемной битве, а я полеживать на теплой постели Эйлы Долгоносика?! Ну уж нет! Я соскочил с лавки.
— Ты куда? — удивился Эйла. Не удостаивая его ответом, я затормошил Скола. Кормщик разлепил сонные глаза и улыбнулся:
— Хаки? Мне снилось…
— Плевать, что тебе снилось, — вытягивая Скола из-под теплых шкур, перебил я. — Нам нужно спешить. Корабли в беде-Кормщику не потребовалось объяснений, достаточно оказалось этих коротких слов. «Акула» была его единственной ценностью…
Скол вылетел из постели и, на ходу натягивая безрукавку, метнулся к дверям. За ним серой тенью скользнул Хальвдан.
— Да куда ж вы? — чуть не плача выкрикнул нам вслед Долгоносик.
Я оглянулся. Приютившего и накормившего нас бонда не стоило оставлять в неведении. Может, после моих слов он научится отличать важное от неважного…
— Встречать конунга Олава, — сказал я и коснулся пальцами рукояти меча, — сына Трюггви.
Рассказывает Дара
Надо мной качались зеленые ветви и раздавались приглушенные мужские голоса. «Все-таки поймали». Грустная мысль разорвала паутину беспамятства и вернула меня в мир живых. «Тащат куда-то… Будут мстить за Хаки».
Хаки… В памяти всплыло усталое лицо берсерка.. «Не хочу причинять тебе боль», — сказал он, а я нанесла предательский удар. Только что теперь сожалеть? Сделанного не воротишь…
— Очнулась, — раздался над ухом чей-то незнакомый голос. Чей? Я запрокинула голову и увидела бородатое лицо. Оно покачивалось и плыло. «Меня несут», — догадалась я и пробежала пальцами по носилкам. Это оказалась наспех сделанная из двух жердей и шкуры волокуша с короткими ручками.
— Жива? — улыбнувшись, спросил незнакомец. Я попыталась ответить, но из пересохшего горла вы-, летел какой-то странный, похожий на стон звук.
— На-ка попей. — Бородач перехватил волокушу одной рукой, а другой протянул мне кожаный мешок с водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— Что стряслось? — уже тише повторил я.
— Они о чем-то говорили, — тихо сказал Хальвдан. С моей души свалился камень. Эка невидаль! Разогревая друг в друге ярость и надеясь сломить противника острым словом, поединщики часто говорят меж собой…
— Ты не понял. — Скол подтолкнул меня к дереву и указал на две вмятины между вылезших на поверхность корней. Одна вмятина была огромной, напоминающей лежбище большого зверя; другая — маленькой, в пятнах крови.
— Она говорила с медведем! — объяснил Скол. Я расхохотался.
— Не смейся! — неожиданно тонко взвизгнул Хальвдан. — Я сам видел, как вороны слушались ее! И медведь! Видишь, они сидели рядом и зверь ее не тронул!
От дерева к лесу тянулась цепочка медвежьих следов. Капли крови уходили в противоположном направлении, взбегали на каменистый склон и пропадали за большими валунами. Наверное, зверь счел словенку мертвой и решил полакомиться румлянином, а пока он волок бесчувственное тело воина в лес, баба очнулась и сбежала.
— Она не совсем человек, — Хальвдан таинственно прошептал.дд
Его шепот заставил меня очнуться. Хрен с ней, с этой словенской штучкой, но еще не хватало, чтоб мои хирд-манны начали верить в сказки! Увидели две вмятины и насочиняли небылиц…
— Хватит! — рыкнул я на Хальвдана. — Такими байками будешь девок морочить, а не меня! Пошли по следам. Беглую нужно догонять, а не судачить о ней да о ее дружках!
Хальвдан обидчиво вздернул подбородок и вдруг мотнул головой:
— Я не пойду, хевдинг.
— Да что же ты за воин?! Бабы боишься!
— Ничего я не боюсь, — отворачиваясь, пробормотал тот, — но за ней не пойду.
— Хальвдан прав, — произнес за моей спиной Скол. Я развернулся к кормщику. Впервые на моей памяти он испугался. И кого? Раненой бабы!
— Да что с вами всеми?! — не выдержал я. Кормщик опустил голову:
— Хальвдан говорит верно. Нам нельзя ловить ее.
— Почему?!
— Она не простая баба. — Взгляд Скола не отрывался от земли, но в голосе не было сомнений.
Я зарычал. Последний родич предавал меня! " — Успокойся. — Руки Скола легли на мои плечи. Я хотел стряхнуть их, но пальцы кормщика словно приросли к моему телу. — Послушай, если прикажешь — мы пойдем за твоей словенкой, но сперва послушай…
— Говори, — сквозь зубы выдавил я.
— Впервые я увидел ее в дыме и угаре в Гардари-ке, — начал Скол. — Кругом была смерть, а ты вел ее, маленькую девочку, как возвестницу этой смерти. Уже тогда Орм посоветовал тебе убить девчонку. Ты отказался, а она предупредила тебя о возмездии и кинулась в море. Она ничуть не боялась, потому что не была человеком. Но тогда этого никто не понимал.
Я отмахнулся. Маленькой, избитой девочке повезло, и ее попросту выбросило на берег, а Скол искал каких-то объяснений…
— Погоди! — удержал мою руку кормщик. —. Потом она появилась вновь. На Датском Валу. Там тоже была смерть. И она опять шла впереди. Там она убила твоего брата и получила смертельную рану. Однако спустя совсем немного времени мы встретили ее на Марсее и привезли в усадьбу Свейнхильд. Там она принесла смерть Трору и вновь исчезла… А теперь румляне… И про воронов Хальвдан не врет. Я тоже видел, как она приказала птицам улететь, и они улетели.
Скол поглядел на верхушки деревьев, словно надеялся отыскать там подтверждение своих слов, но, не найдя, вздохнул и добавил:
— Чем больше я думаю обо всем этом, тем больше уверяюсь, что она охотится за тобой…
Стараясь сохранить серьезное лицо, я закусил губу. Даже гнев пропал.
Скол обиделся:
— Да, за тобой! Сам подумай. Она обещала отомстить тебе. И теперь она все время появляется на твоем пути! Даже сумела отыскать твою старую усадьбу!
— Ты говоришь глупости, Скол. — Что-то в словах кормщика настораживало, но я не желал верить в не-. —мыслимое. Да, раньше словенка преследовала меня, и она сама призналась в этом, но это было давно. А вчера ночью я говорил с ней и чувствовал ее дыхание. Она перестала слепо ненавидеть, она понимала…
— Нет, хевдинг, выслушай! — настаивал кормщик. — Словенка жаждет твоей смерти, и тебя хранит только милость великих богов. В усадьбе Свейнхильд должен был умереть ты, а не Трор и здесь, в лесу, — тоже…
Насчет Трора я еще мог согласиться, но румлянин?
— А ты погляди, как и где он спал, — усмехнулся Скол. — Как раз там, где словенка видела тебя в последний раз. В темноте она приняла Рация за тебя и убила.
Я устал от его невозможных речей и упрямой веры в невозможное. В конце концов, какая разница, что он думает о сбежавшей пленнице! Не хочет ее искать? Ну и не надо! Словенка пожелала умереть свободной, пусть так и будет… Она достойна такой смерти.
На миг еловые лапы качнулись, и показалось, будто в небе сверкнула огненная радуга Бельверста. Над ней черной тучей кружились вороны. Те самые, что в давнем сне преградили мне путь в Вальхаллу. «Только твой враг, создавший этих тварей, сможет прогнать их», — раздался откуда-то дрожащий голос Финна, но вместо сморщенного лика колдуна ко мне склонилось гладкое и румяное лицо Хальвдана. Видения… Опять видения… Я вздохнул и сдался:
— Хорошо. Вернемся, похороним Рация и пойдем дальше. Мы потеряли пленницу, но я не желаю терять время. Нужно узнать, что нового произошло в Норвегии, пока мы ходили в Свею.
Хальвдан с готовностью кивнул. Мы вернулись к уже погасшему костру и быстро закидали тело румлянина камнями. Курган получился маленький и невзрачный. Наверное, только в таких и должны спать тела настоящих воинов. Красивые, огромные курганы хороши для любящих роскошь и довольство жирных бондов. Это им хочется иметь в ином мире множество приятных безделушек, а настоящему воину достаточно собственных доспехов и оружия.
— Что загрустил, хевдинг? — заметил мои раздумья кормщик.
Я вскинул суму на плечо и улыбнулся:
— Думаю, что и мне уготовлена такая же судьба. Лесной холм, и не более… Скол помрачнел:
— Как ты можешь равнять себя с каким-то безродным румлянином?!
Он хотел утешить меня, напомнить о заслугах и боевых подвигах, но эти воспоминания не вызвали во мне ничего, кроме досады.
— Я хотел бы навсегда уснуть в лесу, кормщик! — резко возразил я опешившему Сколу. — Хотел бы! — И пошел по тропе. Оба хирдманна молча затопали следом.
На первую усадьбу мы набрели к вечеру. Вернее, не на саму усадьбу, а на раба оттуда. Грязный, одетый в лохмотья парень сидел в зарослях высоких розоватых травин-дудок и ковырялся в земле. Потрескавшиеся у ногтей пальцы раба выуживали из нее влажные корешки, отряхивали их и отправляли в рот. Заметив нас, парень выронил только что добытый корешок и поднялся. Его вялые движения и пустые глаза не удивили меня. У всех, кто слишком часто лакомился корнями розовых «дудок», были такие глаза.
— Кто твой хозяин? — спросил я. Парень поморщился и глухо выдавил:
— Его зовут Эйла.
Значит, мы возле дома Эйлы Долгоносика. Это не так уж далеко от Нидароса…
— Ступай к Эйле и скажи, что к нему пришел Хаки Волк сын Орма Белоголового, — стараясь не смотреть на отвратительно измазанный землей рот парня, сказал я. Босые пятки раба замелькали над бороздами. Долгоносик сам вышел к воротам и распахнул их перед нами. В его усердии было что-то поддельное, но что — стало понятно только ночью, когда, расположившись на лавке рядом со мной, хозяин доверчиво шепнул:
— Хочу поговорить с тобой, хевдинг.
Я приоткрыл глаза. На полатях вдоль стен храпели спящие люди. Я и сам уже дремал, поэтому невнятно что-то буркнул и отвернулся, однако настырный Эйла придвинулся ближе и, обдавая мое лицо запахом лука, зашептал:
— Говорят, будто нынче бонды Трандхейма поднимаются против ярла Хакона. В некоторые усадьбы уже принесли ратную стрелу.
Я насторожился. Неужели своим женолюбием ярл все-таки довел бондов до восстания? Если это так, то нужно ждать большой беды. Она разразится в Нидаросе, любимой усадьбе ярла, пройдет по Треннелагу и лишь потом захватит остальные земли.
— А еще я слышал, будто ты служишь ярлу, — продолжал бонд. — Если это так — скажи, стоит ли мне собирать людей?
Собирать людей? Однако до чего странен этот Эйла?! Кто же спрашивает у ярлова слуги, нужно ли ему нападать на ярла! Вместо ответа я крепко выругался, но Долгоносик не отстал.
— Понимаешь, — опять запыхтел он, — если я соберу ополчение и помогу ярлу — как он отблагодарит меня за это? Ты служишь ему за плату, значит, можешь сказать, достаточно ли он щедр.
— А если победят бонды? — усмехнулся я. Эйла затряс жирными, будто искупавшимися в масле, космами. Луковые брызги из его рта упали на мою щеку.
— Нет, у бондов ничего не выйдет! — зашептал он. — Многие еще помнят милости Хакона. Да и Тора встанет на его защиту.
Тора? Я помнил ее — высокую, гордую и самодовольную красавицу из Римуля. Слишком самодовольную, чтоб нравиться. К чему любить ту, которая обожает только себя? Нет, мне по душе были другие. «Похожие на Дару», — лукаво шепнул изнутри неведомый голосок. Разозлившись, я повернулся на бок и оказался лицом к лицу с Эйлой;
— Делай что хочешь, — веско сказал я. — Мне нынче не до тебя. Я потерял двоих воинов и еще не простился с ними.
— Как же ты их потерял? — наивно удивился бонд. Я пожал плечами:
. — Медведь задрал. Здесь недалеко. Бонд съежился:
— Уже который раз о нем слышу. Это не простой медведь… Охотники говорят, будто он огромен, как скала, и умен, как человек, а колдуны заявили, что это сам Тор, принявший облик зверя.
Опять сказки! Бонд рассказывал небылицы прямо как старая бабка перед сном.
— А еще колдуны говорят, будто с юга идет большое воинство и ведет его Олав Трюггвассон, сын давно убитого конунга Трюггви. Олав вырос в Гардарике, а теперь возвращается домой. Но это всего лишь болтовня…
Немудрено, что хозяйство Эйлы было так запущено. В голове этого бонда все перепуталось. Важное он называл неважным, а пустую болтовню разносил лучше ветра. Забыв о луковом запахе из его рта, я спросил:
— Откуда он идет? Бонд вытаращил глаза:
— Не знаю. Кажется, из Англии. Но так говорят только колдуны. Никто этого Олава не видел… Слухи…
Я задумался. Колдуны? Слухи? Нет, это не слухи… Как и подозревал Хакон, Али-конунг оказался Олавом . Трюггвассоном. Ярл все-таки послал к нему своего человека, и тот уговорил конунга двинуться к Норвегии. Только на сей раз Хакон перехитрил сам себя. Теперь ему придется одновременно воевать с Олавом и с собственными бондами. В одиночку он не справится, да и Эрленд, его второй сын, — плохой помощник. Вот если бы на помощь пришел Эйрик… Но после битвы с йомс-викингами, из-за отпущенных Эйриком пленников, Хакон не на шутку поссорился с ним. Даже если Эйрик простит обиду — он не успеет собрать войско… Остается надеяться только на Эрленда с его кораблями…
Меня подбросило на лавке. Эрленд! Под его присмотром осталась моя «Акула» и мой хирд! Узнав о приближении врага, Хакон первым делом отправит в бой собственного сына, а сам под шумок уйдет за подмогой к Эйрику или Свейну! Мои люди будут погибать в никчемной битве, а я полеживать на теплой постели Эйлы Долгоносика?! Ну уж нет! Я соскочил с лавки.
— Ты куда? — удивился Эйла. Не удостаивая его ответом, я затормошил Скола. Кормщик разлепил сонные глаза и улыбнулся:
— Хаки? Мне снилось…
— Плевать, что тебе снилось, — вытягивая Скола из-под теплых шкур, перебил я. — Нам нужно спешить. Корабли в беде-Кормщику не потребовалось объяснений, достаточно оказалось этих коротких слов. «Акула» была его единственной ценностью…
Скол вылетел из постели и, на ходу натягивая безрукавку, метнулся к дверям. За ним серой тенью скользнул Хальвдан.
— Да куда ж вы? — чуть не плача выкрикнул нам вслед Долгоносик.
Я оглянулся. Приютившего и накормившего нас бонда не стоило оставлять в неведении. Может, после моих слов он научится отличать важное от неважного…
— Встречать конунга Олава, — сказал я и коснулся пальцами рукояти меча, — сына Трюггви.
Рассказывает Дара
Надо мной качались зеленые ветви и раздавались приглушенные мужские голоса. «Все-таки поймали». Грустная мысль разорвала паутину беспамятства и вернула меня в мир живых. «Тащат куда-то… Будут мстить за Хаки».
Хаки… В памяти всплыло усталое лицо берсерка.. «Не хочу причинять тебе боль», — сказал он, а я нанесла предательский удар. Только что теперь сожалеть? Сделанного не воротишь…
— Очнулась, — раздался над ухом чей-то незнакомый голос. Чей? Я запрокинула голову и увидела бородатое лицо. Оно покачивалось и плыло. «Меня несут», — догадалась я и пробежала пальцами по носилкам. Это оказалась наспех сделанная из двух жердей и шкуры волокуша с короткими ручками.
— Жива? — улыбнувшись, спросил незнакомец. Я попыталась ответить, но из пересохшего горла вы-, летел какой-то странный, похожий на стон звук.
— На-ка попей. — Бородач перехватил волокушу одной рукой, а другой протянул мне кожаный мешок с водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77