Если не окончательно успокоила, то внушила надежду на спасения. Тем более, что киллер не орал, не грозил — говорил сквозь зубы.
— Повторяю: твой Чумбук уже получил свое. Гляди на меня, падла! Вот так, — удовлетворенно проговорил Пуля, когда авторитет послушно вздернул голову. — Надеешься на пощаду? Зря. Ты безжалостно пытал свои жертвы — резал, жег, душил. Ни за что. Вернее — за дерьмовые баксы.
Ушатый побледнел. Губы искривились.
— Пусть меня судят…
— Рассчитываешь откупиться? Или отмотать срок и снова стрелять, жечь, душить? Не получится.
— Это — беззаконие!
— А ты, падла вонючая, все делал по закону? Все, базар кончен!
Последнее, что Панас увидел — задранная губа киллера, безжалостный оскал. Хлопок выстрела почти не слышен, будто сработала ребячья хлопушка. Пуля пронзила горло. Не глядя на зехлебнувшегося кровью Ушатого, Александр повернулся и медленно зашагал к ожидающим его боевикам.
Позади раздался тоскливый собачий вой…
Собков добрался в Куликово только в первом часу ночи. Ветер прогнал недавние облака и над спящим поселком раскинулся звездный полог. Легко дышится, поют птахи. После столичного смога — самая настоящая благодать.
Александр минут десять постоял возле автобусного павильончика.
Задумчиво поглаживал согревшийся в кармане «диктатор». Размышлял. Все, карьера наемного убийцы завершена, оружие можно выбросить в мусорную урну. Предварительно убрав с него «пальчики». То-то радости будет у местных ментов, когда они раскопают неожиданный клад! Премии и награды посыпятся новогодним фейерверком.
Ну, нет, расставаться с оружием, пожалуй, рановато. Неизвестно, что ожидает экскиллера впереди, какую крапленную карту выбросит Баянов. Раньше он защищал себя, теперь за его спиной — жена и дочь. Александр медленно пошел вдоль строя развесистых деревьев. На душе — мир и покой.
Наконец-то, выполнены даные самому себе обеты: уничтожен кровавый предатель Монах, командир «эскадрона смерти»; ликвидирован похититель сына Баянова, на совести которого, наверняка, не один замученный заложник; застрелен убийцы Татьяны Викторовны.
Впереди — средиземноморская вилла, счастливая семейная жизнь…
Возле ближайшей к автовокзалу башни тусуется трое малолеток. Шепчутся, бросают на одинокого прохожего жадные взгляды. Волчата, настоящие волчата! Надеются подколоть «желторотика», выпотрошить его карманы, закупить пару доз наркоты. Не знают, дьяволята, что об"ект охоты — не овца и не ягненок, нападут — напорятся на не менее острые зубы!
Собков думал так не со злостью — с веселой иронией. Заодно ощупал массивный «диктатор» — тот самый «зуб», на который наскочат налетчики.
— Мужик, закурить не найдешь?
Стандартная фраза налетчиков. Типа увертюры к оперному спектаклю. Спрашивающий малец обогнал прохожего, заставил его остановиться, два других «волчонка» приблизились с боков. Тоже, стандартный приемчик — взять в кольцо.
— Найду, сявка, и закурить и… прикурить. Гляди только, не обожгись!
«Диктатор» прыгнул в подставленную ладонь. Угрожающе щелкнул предохранитель. Недовольно ворча, мальцы оступили. Не везет, бедным, подумал Александр, единственная надежда на удачу рассеялась, вряд ли ночью кто-нибудь еще осмелится прогуляться по поселку.
Мысленно издеваясь над незадачливыми грабителями, Собков поднялся на свой этаж. И вдруг, выйдя из лифтовой кабины, замер. Почему «волчата» базарили рядом с его под"ездом? Вдруг успели навестить квартиру, не нашли в ней заказанного кем-то горбоносика, расправились с его семьей?
Кем именно заказанного — не имеет сейчас значения. Можно предположить — Баяновым. Или почившем в бозе Кузнецом.
Привиделось нечто страшное. По спине побежали струйки пота.
Разбросанные вещи… Поломанная мебель… Голая, связанная Ксана лежит на полу, а на ней елозит слюнявый налетчик… Тот самый, которому он дал понюхать ствол пистолета… Окровавленная Поленька не плачет — потеряла сознание…
Александр торопливо открыл дверь, ворвался в прихожую. В руке — пистолет. Господи, сделай так, чтобы не оправдались страшные предчувствия, прояви доброту и могущество!
Бог не обманул возлагаемые на него надежды. Из комнаты доносится голос жены, смех дочери. Приглушенная музыка. Работает телеящик.
Слабость охватила терминатора. Возвратив «диктатор» за пояс, он прислонился к вешалке, вынул из кармана носовой платок, протер потное лицо.
— Дядя Володя!
В прихожую выбежала Поленька. Волосы распущены по плечам, в глазах — искорки смеха. За ней с расческой и ножницами — Ксана. Девочка не прыгнула на шею «отца». В шаге от него вдруг остановилась, стыдливо склонила разрумянившеесмя личико.
— Почему не спите? — с напускной строгостью спросил Александр. — Час ночи, все добрые люди третий сон уже видят, а они… причесываются? Как бы не пришлось поставить обоих в угол!
— Не надо тетю Ксану — в угол, — понимающе улыбнулась Поленька. — Я виновата — не хотела ложиться не дождавшись тебя… Спокойной ночи.
Девочка церемонно, по взрослому, наклонила головку, повернулась и пошла в свою комнату. «Родители» проводили ее обожающими взглядами.
— Ужинать будешь? — спросила Ксана. — Жаркое подать? Могу изготовить твой любимый омлет.
— Какой уж там ужин? Впору завтракать. Пошли спать.
Ксана покраснела и засмеялась. Знала, что в устах мужа означает приглашение в постель. Как любая женщина стыдливо радовалась тому, что она по прежнему желанна.
— Ну, если повелитель приказывает, рабыня должна подчиниться… Я займу ванну?
— Ради Бога.
Александр прошел в спальню. Спрятал под подушку пистолет, разделся и лег в постель, подложив под голову сильные руки, поросшие белесыми волосинками. Как говаривает жена — махеровый, какой же ты махеровый! Ни о чем думать не хотелось — на сегодняшние сутки все проблемы решены, для разрешения завтрашних будет время.
— Гаси свет, полуночник! — приказала выглянувшая из ванной Ксана.
Все понятно — пробежит нагая, прикрывшись ночнушкой, нырнет под простынь, прижмется к нему. Сколько времени они уже вместе? С перерывами — чуть больше года. А она все еще стесняется.
Как всегда, почувствовав прижавшееся к нему теплое упругое тело жены, Александр загорелся. Провел дрожащей рукой по спине, выпуклым бедрам. Перехватило дыхание, закружилась голова.
— Когда ты наконец утихомиришься, милый? — ласково, по матерински, шептала женщина. — Каждую ночь… ласкаться — вредно для здоровья…
— Ничего… не заболею, — горячо шептал он, покрывая поцелуями лицо, шею, нагую грудь, впалый живот. — А заболею — ты вылечишь…
— Вылечу, — с трудом выговорила Ксана.
Подрагивающие от желания женские руки и ноги окольцевали его. Бессвязные ласковые слова, мягкие горячие губы погасили способность мыслить…
Вынырнув из блаженного беспамятства, Александр включил ночник, посмотрел на часы. Ого, уже под три подкатило! Вот это ночка! Подниматься не хотелось. Да и что делать ночью одному? Водку глушить или снова и снова перемалывать сложившуюся ситуацию?
Рядом, крепко зажмурившись, притворялась спящей Ксана.
— Погаси свет, бессовестный, — укоризненно пробормотала она, натягивая на обнаженное тело смятую простынь. — Поиздевался над несчастной женщиной и отдохнуть ей не даешь.
Александр подчинился.
Минут пятнадцать молчали. Да и о чем говорить, когда давно все сказано? Не словами сказано — взглядами и об"ятиями.
— Удивительно, как Поленька тебя полюбила, — зашептала Ксана. — Ни спать, ни садиться за стол не станет до тех пор, пока не нарисуется ее драгоценный дядя Володя… Знаешь, милый, иногда кажется, что она ревнует… Ну, понимаешь… Будто не девчонка — взрослая девушка.
Собков улыбался в темноту. Он вспомнил Одессу, Татьяну Викторовну, долгие прогулки и серьезные беседы с Поленькой. Безотцовщина — вот единственная причина необычной привязанности девочки к практически малознакомому мужчине. Соответственно — чувство ревности. Просто девчонка считает его своей собственностью.
— Ничего, со временем пройдет… Как провела день?
— Готовила, стирала… ждала тебя, — щекоча горячими губами ухо мужа, смешливо перечисляла Ксана. И вдруг отстранилась. — Звонил Баянов.
В голосе появилась холодность и даже злость. Казалось бы, «мененджер» ничего плохого бывшему стажеру не сделал. Наоборот, освободил из заключения, соединил с любимым человеком, заботливо организовал уютное гнездышко. Все это так, но Банина не может простить капитану вербовки, навязанной роли топтуна за мужем.
— Что ему нужно? — притворяясь равнодушным, спросил Собков. — Очередное задание приготовил? Дождется, сявка! — неожиданно выкрикнул он.
Теплая ладошка легла ему на губы.
— Тище, Поленьку разбудешь!… Кажется, ничего страшного. Попросил напомнить тебе о завтрашней… уже сегодняшней встрече. Успокойся, милый, не бери в голову. Я ведь не глупая корова, как некоторые жены — с"умею за себя постоять… И за тебя — тоже!
— Прости, сорвался… И все же куратор изрядно мне надоел. Ходит вокруг нас кругами, мутит воду… Даст Бог, скоро от него избавимся… Кстати, у меня — маленькая просьба. Выполнишь?
— Ну, если маленькая, — тихо рассмеялась Ксана.
Ей не было весело — просто старалась по своему, по женски успокоить мужа.
— На всякий случай собери вещи. Не больше двух чемоданов. Свои наряды, Поленькины…
— Мы уезжаем?
— Еще не знаю… Сказал же: на всякий случай.
Снова — молчание. Александр ожидал реации жены, она мысленно перебирала ожидаюшие их опасности. Знала, так просто Собков ничего не говорит. Значит, что-то происходит страшное, угрожающее.
Об этом говорит не только внешне спокойная просьба собрать вещи. Мужская рука, на которой лежит ксанина голова, напряжена, мышцы вспухли и стали железными. Ксана по собственному опыту знает опасность нервного перенапряжения. Отец говаривал: человеческие беды от нервной стихии, утихомирить ее, заставить расслабиться — самое верное лекарство от всех болячек
Вот и нужно помочь мужу расслабиться.
— Что-то я замерзла…
— Закрыть балконную дверь?
— Не надо… Лучше согрей меня…
У Ксаны нет особого желания. Оно появится позже, когда муж войдет в нее — ласково, нежно, и она под влиянием этой нежности непроизвольно застонет. Сейчас — желание совсем иного свойства: забота о мужчине, стремление внушить ему уверенность.
Голова Александра снова закружилась. Настойчивые женские ласки вымели из нее тревожные мысли о предстоящем нелегком разговоре с Баяновым, вообще все, что не касается Ксаны…
Глава 26
Несмотря на бессонную ночь, Собков ехал на встречу бодрый и спокойный. Ксана добилась своего — сняла напряжение, расслабила, внушила надежду на благополучный исход. Не зря говорят: что хочет женщина, того хочет Бог.
А вот Баянов напоминал ожившего покойника. Запавшие глаза, выпирающие скулы, нездоровый цвет лица. Он тоже всю ночь не спал — сидел на кухне, одну за другой смолил сигареты и упорно искал выход из безвыходной ситуации. Искал и не находил.
Ему нелегко отправить на смерть спасителя сына. Легче самому взойти на эшафот… Нет, пожалуй, не легче, сам себе возразил капитан. Стандартная, заштампованная поговорка: своя рубашка ближе к телу. А это не дерьмовая рубашка — жизнь. Своя и Пулина. Пулина и своя.
Куратор бессилен что-либо изменить. Откажется киллер стрелять в генерала — на улице его будет ожидать специальный сотрудник. Пойдет след в след, выберет удобное время и пустит в ход пистолет с глушителем. Или капнет в бокал шампанского яд. Согласится — то же самое произойдет после ликвидации оппозиционера.
Фактически приказ уже отдан: нулевой вариант…
Подходя к под"езду конспиративки, Собков понял: его пасут. Старичок, оседлавший лавочку рядом с входом, окинул прохожего слишком уж внимательным взглядом… Девушка, торгующая фруктами, провела ладошками по идеальной — волосок к волоску — прическе… Мамаша, выгуливающая на коляске младенца, остановилась и принялась сюсюкать.
Александр усмехнулся. Дешево же его ценят сыскари, если ловят на протухших червяков. Сейчас он докажет топтунам: легко разгадал нехитрые их маневры.
Он помог растерявшейся мамаше перекатить коляску через бордюр. Насмешливо повертел перед личиком продавщицы взятым с ее прилавка помятым помидором. Дескать, ее ухищрения сродни бракованому товару.
— Давай, телка, помогу подправить прическу? — развязно обратился к ней. — Я — безработный дамский парикмахер.
Умная телка сразу распознала издевательство. Отвернулась и покатила тележку с товаром к перекрестку…
Пришлось переключиться на третьего топтуна. Пенсионера.
— Балдеешь, дедок?
Старик заморгал, пожевал сухими губами, что-то растеряно пробурчал. Среднее между матерками и благодарностью за сочувствие. Поднялся и захромал прочь.
Мамаша вкатила коляску в под"езд. Подальше от непонятного клиента
Кажется, выявленные топтуны отработаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
— Повторяю: твой Чумбук уже получил свое. Гляди на меня, падла! Вот так, — удовлетворенно проговорил Пуля, когда авторитет послушно вздернул голову. — Надеешься на пощаду? Зря. Ты безжалостно пытал свои жертвы — резал, жег, душил. Ни за что. Вернее — за дерьмовые баксы.
Ушатый побледнел. Губы искривились.
— Пусть меня судят…
— Рассчитываешь откупиться? Или отмотать срок и снова стрелять, жечь, душить? Не получится.
— Это — беззаконие!
— А ты, падла вонючая, все делал по закону? Все, базар кончен!
Последнее, что Панас увидел — задранная губа киллера, безжалостный оскал. Хлопок выстрела почти не слышен, будто сработала ребячья хлопушка. Пуля пронзила горло. Не глядя на зехлебнувшегося кровью Ушатого, Александр повернулся и медленно зашагал к ожидающим его боевикам.
Позади раздался тоскливый собачий вой…
Собков добрался в Куликово только в первом часу ночи. Ветер прогнал недавние облака и над спящим поселком раскинулся звездный полог. Легко дышится, поют птахи. После столичного смога — самая настоящая благодать.
Александр минут десять постоял возле автобусного павильончика.
Задумчиво поглаживал согревшийся в кармане «диктатор». Размышлял. Все, карьера наемного убийцы завершена, оружие можно выбросить в мусорную урну. Предварительно убрав с него «пальчики». То-то радости будет у местных ментов, когда они раскопают неожиданный клад! Премии и награды посыпятся новогодним фейерверком.
Ну, нет, расставаться с оружием, пожалуй, рановато. Неизвестно, что ожидает экскиллера впереди, какую крапленную карту выбросит Баянов. Раньше он защищал себя, теперь за его спиной — жена и дочь. Александр медленно пошел вдоль строя развесистых деревьев. На душе — мир и покой.
Наконец-то, выполнены даные самому себе обеты: уничтожен кровавый предатель Монах, командир «эскадрона смерти»; ликвидирован похититель сына Баянова, на совести которого, наверняка, не один замученный заложник; застрелен убийцы Татьяны Викторовны.
Впереди — средиземноморская вилла, счастливая семейная жизнь…
Возле ближайшей к автовокзалу башни тусуется трое малолеток. Шепчутся, бросают на одинокого прохожего жадные взгляды. Волчата, настоящие волчата! Надеются подколоть «желторотика», выпотрошить его карманы, закупить пару доз наркоты. Не знают, дьяволята, что об"ект охоты — не овца и не ягненок, нападут — напорятся на не менее острые зубы!
Собков думал так не со злостью — с веселой иронией. Заодно ощупал массивный «диктатор» — тот самый «зуб», на который наскочат налетчики.
— Мужик, закурить не найдешь?
Стандартная фраза налетчиков. Типа увертюры к оперному спектаклю. Спрашивающий малец обогнал прохожего, заставил его остановиться, два других «волчонка» приблизились с боков. Тоже, стандартный приемчик — взять в кольцо.
— Найду, сявка, и закурить и… прикурить. Гляди только, не обожгись!
«Диктатор» прыгнул в подставленную ладонь. Угрожающе щелкнул предохранитель. Недовольно ворча, мальцы оступили. Не везет, бедным, подумал Александр, единственная надежда на удачу рассеялась, вряд ли ночью кто-нибудь еще осмелится прогуляться по поселку.
Мысленно издеваясь над незадачливыми грабителями, Собков поднялся на свой этаж. И вдруг, выйдя из лифтовой кабины, замер. Почему «волчата» базарили рядом с его под"ездом? Вдруг успели навестить квартиру, не нашли в ней заказанного кем-то горбоносика, расправились с его семьей?
Кем именно заказанного — не имеет сейчас значения. Можно предположить — Баяновым. Или почившем в бозе Кузнецом.
Привиделось нечто страшное. По спине побежали струйки пота.
Разбросанные вещи… Поломанная мебель… Голая, связанная Ксана лежит на полу, а на ней елозит слюнявый налетчик… Тот самый, которому он дал понюхать ствол пистолета… Окровавленная Поленька не плачет — потеряла сознание…
Александр торопливо открыл дверь, ворвался в прихожую. В руке — пистолет. Господи, сделай так, чтобы не оправдались страшные предчувствия, прояви доброту и могущество!
Бог не обманул возлагаемые на него надежды. Из комнаты доносится голос жены, смех дочери. Приглушенная музыка. Работает телеящик.
Слабость охватила терминатора. Возвратив «диктатор» за пояс, он прислонился к вешалке, вынул из кармана носовой платок, протер потное лицо.
— Дядя Володя!
В прихожую выбежала Поленька. Волосы распущены по плечам, в глазах — искорки смеха. За ней с расческой и ножницами — Ксана. Девочка не прыгнула на шею «отца». В шаге от него вдруг остановилась, стыдливо склонила разрумянившеесмя личико.
— Почему не спите? — с напускной строгостью спросил Александр. — Час ночи, все добрые люди третий сон уже видят, а они… причесываются? Как бы не пришлось поставить обоих в угол!
— Не надо тетю Ксану — в угол, — понимающе улыбнулась Поленька. — Я виновата — не хотела ложиться не дождавшись тебя… Спокойной ночи.
Девочка церемонно, по взрослому, наклонила головку, повернулась и пошла в свою комнату. «Родители» проводили ее обожающими взглядами.
— Ужинать будешь? — спросила Ксана. — Жаркое подать? Могу изготовить твой любимый омлет.
— Какой уж там ужин? Впору завтракать. Пошли спать.
Ксана покраснела и засмеялась. Знала, что в устах мужа означает приглашение в постель. Как любая женщина стыдливо радовалась тому, что она по прежнему желанна.
— Ну, если повелитель приказывает, рабыня должна подчиниться… Я займу ванну?
— Ради Бога.
Александр прошел в спальню. Спрятал под подушку пистолет, разделся и лег в постель, подложив под голову сильные руки, поросшие белесыми волосинками. Как говаривает жена — махеровый, какой же ты махеровый! Ни о чем думать не хотелось — на сегодняшние сутки все проблемы решены, для разрешения завтрашних будет время.
— Гаси свет, полуночник! — приказала выглянувшая из ванной Ксана.
Все понятно — пробежит нагая, прикрывшись ночнушкой, нырнет под простынь, прижмется к нему. Сколько времени они уже вместе? С перерывами — чуть больше года. А она все еще стесняется.
Как всегда, почувствовав прижавшееся к нему теплое упругое тело жены, Александр загорелся. Провел дрожащей рукой по спине, выпуклым бедрам. Перехватило дыхание, закружилась голова.
— Когда ты наконец утихомиришься, милый? — ласково, по матерински, шептала женщина. — Каждую ночь… ласкаться — вредно для здоровья…
— Ничего… не заболею, — горячо шептал он, покрывая поцелуями лицо, шею, нагую грудь, впалый живот. — А заболею — ты вылечишь…
— Вылечу, — с трудом выговорила Ксана.
Подрагивающие от желания женские руки и ноги окольцевали его. Бессвязные ласковые слова, мягкие горячие губы погасили способность мыслить…
Вынырнув из блаженного беспамятства, Александр включил ночник, посмотрел на часы. Ого, уже под три подкатило! Вот это ночка! Подниматься не хотелось. Да и что делать ночью одному? Водку глушить или снова и снова перемалывать сложившуюся ситуацию?
Рядом, крепко зажмурившись, притворялась спящей Ксана.
— Погаси свет, бессовестный, — укоризненно пробормотала она, натягивая на обнаженное тело смятую простынь. — Поиздевался над несчастной женщиной и отдохнуть ей не даешь.
Александр подчинился.
Минут пятнадцать молчали. Да и о чем говорить, когда давно все сказано? Не словами сказано — взглядами и об"ятиями.
— Удивительно, как Поленька тебя полюбила, — зашептала Ксана. — Ни спать, ни садиться за стол не станет до тех пор, пока не нарисуется ее драгоценный дядя Володя… Знаешь, милый, иногда кажется, что она ревнует… Ну, понимаешь… Будто не девчонка — взрослая девушка.
Собков улыбался в темноту. Он вспомнил Одессу, Татьяну Викторовну, долгие прогулки и серьезные беседы с Поленькой. Безотцовщина — вот единственная причина необычной привязанности девочки к практически малознакомому мужчине. Соответственно — чувство ревности. Просто девчонка считает его своей собственностью.
— Ничего, со временем пройдет… Как провела день?
— Готовила, стирала… ждала тебя, — щекоча горячими губами ухо мужа, смешливо перечисляла Ксана. И вдруг отстранилась. — Звонил Баянов.
В голосе появилась холодность и даже злость. Казалось бы, «мененджер» ничего плохого бывшему стажеру не сделал. Наоборот, освободил из заключения, соединил с любимым человеком, заботливо организовал уютное гнездышко. Все это так, но Банина не может простить капитану вербовки, навязанной роли топтуна за мужем.
— Что ему нужно? — притворяясь равнодушным, спросил Собков. — Очередное задание приготовил? Дождется, сявка! — неожиданно выкрикнул он.
Теплая ладошка легла ему на губы.
— Тище, Поленьку разбудешь!… Кажется, ничего страшного. Попросил напомнить тебе о завтрашней… уже сегодняшней встрече. Успокойся, милый, не бери в голову. Я ведь не глупая корова, как некоторые жены — с"умею за себя постоять… И за тебя — тоже!
— Прости, сорвался… И все же куратор изрядно мне надоел. Ходит вокруг нас кругами, мутит воду… Даст Бог, скоро от него избавимся… Кстати, у меня — маленькая просьба. Выполнишь?
— Ну, если маленькая, — тихо рассмеялась Ксана.
Ей не было весело — просто старалась по своему, по женски успокоить мужа.
— На всякий случай собери вещи. Не больше двух чемоданов. Свои наряды, Поленькины…
— Мы уезжаем?
— Еще не знаю… Сказал же: на всякий случай.
Снова — молчание. Александр ожидал реации жены, она мысленно перебирала ожидаюшие их опасности. Знала, так просто Собков ничего не говорит. Значит, что-то происходит страшное, угрожающее.
Об этом говорит не только внешне спокойная просьба собрать вещи. Мужская рука, на которой лежит ксанина голова, напряжена, мышцы вспухли и стали железными. Ксана по собственному опыту знает опасность нервного перенапряжения. Отец говаривал: человеческие беды от нервной стихии, утихомирить ее, заставить расслабиться — самое верное лекарство от всех болячек
Вот и нужно помочь мужу расслабиться.
— Что-то я замерзла…
— Закрыть балконную дверь?
— Не надо… Лучше согрей меня…
У Ксаны нет особого желания. Оно появится позже, когда муж войдет в нее — ласково, нежно, и она под влиянием этой нежности непроизвольно застонет. Сейчас — желание совсем иного свойства: забота о мужчине, стремление внушить ему уверенность.
Голова Александра снова закружилась. Настойчивые женские ласки вымели из нее тревожные мысли о предстоящем нелегком разговоре с Баяновым, вообще все, что не касается Ксаны…
Глава 26
Несмотря на бессонную ночь, Собков ехал на встречу бодрый и спокойный. Ксана добилась своего — сняла напряжение, расслабила, внушила надежду на благополучный исход. Не зря говорят: что хочет женщина, того хочет Бог.
А вот Баянов напоминал ожившего покойника. Запавшие глаза, выпирающие скулы, нездоровый цвет лица. Он тоже всю ночь не спал — сидел на кухне, одну за другой смолил сигареты и упорно искал выход из безвыходной ситуации. Искал и не находил.
Ему нелегко отправить на смерть спасителя сына. Легче самому взойти на эшафот… Нет, пожалуй, не легче, сам себе возразил капитан. Стандартная, заштампованная поговорка: своя рубашка ближе к телу. А это не дерьмовая рубашка — жизнь. Своя и Пулина. Пулина и своя.
Куратор бессилен что-либо изменить. Откажется киллер стрелять в генерала — на улице его будет ожидать специальный сотрудник. Пойдет след в след, выберет удобное время и пустит в ход пистолет с глушителем. Или капнет в бокал шампанского яд. Согласится — то же самое произойдет после ликвидации оппозиционера.
Фактически приказ уже отдан: нулевой вариант…
Подходя к под"езду конспиративки, Собков понял: его пасут. Старичок, оседлавший лавочку рядом с входом, окинул прохожего слишком уж внимательным взглядом… Девушка, торгующая фруктами, провела ладошками по идеальной — волосок к волоску — прическе… Мамаша, выгуливающая на коляске младенца, остановилась и принялась сюсюкать.
Александр усмехнулся. Дешево же его ценят сыскари, если ловят на протухших червяков. Сейчас он докажет топтунам: легко разгадал нехитрые их маневры.
Он помог растерявшейся мамаше перекатить коляску через бордюр. Насмешливо повертел перед личиком продавщицы взятым с ее прилавка помятым помидором. Дескать, ее ухищрения сродни бракованому товару.
— Давай, телка, помогу подправить прическу? — развязно обратился к ней. — Я — безработный дамский парикмахер.
Умная телка сразу распознала издевательство. Отвернулась и покатила тележку с товаром к перекрестку…
Пришлось переключиться на третьего топтуна. Пенсионера.
— Балдеешь, дедок?
Старик заморгал, пожевал сухими губами, что-то растеряно пробурчал. Среднее между матерками и благодарностью за сочувствие. Поднялся и захромал прочь.
Мамаша вкатила коляску в под"езд. Подальше от непонятного клиента
Кажется, выявленные топтуны отработаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79