Паша вскинул оружие, но. Колодников перехватил его руку.
— Постой, там Фортуна!
Издалека донесся сдавленный вскрик, потом что-то с грохотом начало медленно вваливаться в ангар.
Андрей нашарил на стене рубильник, и помещение осветилось ярким потоком света люминесцентных ламп. Оперативники начали осматриваться в вотчине Гуся.
Теперь стало видно, что неказистый снаружи ангар внутри был оборудован вполне современно. В самом центре стоял белоснежный катер с небольшой рубкой, линии его говорили о руке «вражеского» дизайнера. Чуть правее расположился скромный катер отечественного производства с названием «Сетунь». Около стенки разместились два гидромотоцикла. Но это мало интересовало друзей они рассматривали людей, находящихся в ангаре. Один из гусевских качков по-прежнему корчился на полу, бешено растирая ладонями глаза, ноги второго торчали из открытой двери, третьего, с заломленными назад руками, конвоировал Фортуна, а вот четвертый лежал неподвижно под белоснежным носом красавца катера.
«Готов, дуэлянт хренов», — подумал Колодников, но слабый стон прервал его размышления. Резко повернувшись на звук, Андрей увидел висевшего на крючке тельфера обнаженного человека. Лицо его было настолько избито, что лишь по хрупкому телосложению майор понял, что это не кто иной, как Андрей Мысин.
— Андрюха! — крикнул он и устремился к участковому. Подбежав, понял, что тот висит на наручниках.
— Падлы! — пробормотал старший опер и торопливо схватился за пульт управления, но в это время за его спиной раздался какой-то шум, и Зудов закричал:
— Стой!
Обернувшись, Колодников понял, что один из поверженных очнулся от нокаута и дал деру. Паша устремился за ним, и майор снова занялся пультом. Быстро разобравшись в кнопках, он нажал одну из них, со стрелкой, указывающей вниз.
Ровно зажужжав, бездушный механизм мягко опустил несчастного Мысина. Ноги не держали Андрея, и он с мучительным стоном распластался на холодном бетонном полу.
Пока Колодников возился с подъемником, Фортуна сцепил руки своего «клиента», оказавшегося самим Крыловым, наручниками и на всякий случай пристегнул к железным перилам винтовой лестницы.
Паша мчался за своим «крестником», крича на ходу:
— Стой, сволочь, стрелять буду!
Но тот мало обращал внимания на эти «неласковые предложения» капитана. Ему совсем не хотелось во второй раз попадать в жесткие руки оперативника, и он успел завернуть за сторожку. Зудов отставал метров на десять, когда вдруг услышал тупой звук удара и болезненный вскрик. Завернув за угол, Паша увидел бегуна сидящим на земле, руками он держался за голову, а над ним со сломанным деревянным веслом стоял шофер Володя.
— Я шум услышал, смотрю, он бежит, да прямо на меня, — пояснил тот. — Черт его знает, что у него на уме? Еще возьмет и пристрелит. Ну, я и решил защищаться, схватил весло, да и треснул по башке. Ничего, что я его так?
— Молодец, с ними так и нужно, — похвалил неожиданного помощника Паша, рывком подняв беглеца на ноги. Равновесие тот держал слабо, два нокаута за такое короткое время напрочь выбили из парня задатки легкоатлета. Заломив ему руки за спину, Зудов и Володя поволокли бегуна обратно Б ангар, где быстро застегнули на его руках наручники.
Фортуна, положив голову Мысина на свои колени, отпаивал его водой из пластиковой бутылки. В перерывах между глотками Андрей пытался рассказать всю его несчастливую «одиссею»:
— Как везли, не помню, очнулся, когда втащили сюда… попытался рыпнуться, снова начали бить, думал, убьют, но этот толстый… сказал, что сначала надо узнать все, что хотел выяснить Гусь… потом раздели, подвесили на крючок и… били дубинкой.
Колодников покосился на лежащий в стороне длинный, почти метровый «демократизатор».
— Бьют и спрашивают, про что ты разговаривал с Антошей… в «Айсберге». А я и не знаю ничего, что говорить-то? Тогда этот, толстый, говорит: давай ему к яйцам провода подсоединим и… полез наверх, а тут вы кричать начали, я твой голос, Викторыч, сразу узнал…
На глазах Мысина выступили слезы.
— Думаю, неужели нашли?! Потом они свет вырубили, и пальба…
В этом месте он почти разрыдался.
— Хорошо-хорошо, тезка. Все кончилось.
Колодников как ребенка погладил участкового по голове, потом неожиданно взвился пружиной и, схватив дубинку, теперь медленно двинулся к пленникам.
Увидев свирепое лицо майора, все трое начали нелепо дергаться во все сторон, как будто подобные телодвижения могли освободить их от цепких наручников.
— Что, с-суки, почуяли жареное! — свистящим шепотом спросил майор и резко начал хлестать качков дубинкой, без разбора, крича во все горло:
— Что, с-суки, волю почуяли! Я вам навсегда отобью желание бить мента, вы это на всю жизнь запомните!
Как ни пытались прикрываться или уворачиваться пленники, но дубинка неминуемо находила цель. К Колодникову быстро вернулось хладнокровие, и бил он уже расчетливо и направленно. Стоило кому-нибудь нагнуться, прикрывая лицо, и удар с оттяжкой по спине неизбежно заставлял его с воем выгнуться назад, а упругая резина со свистом врезалась в лицо. Колодников остановился, когда у него иссякли силы. Три его жертвы в голос стонали, лежа на полу, пристегнутые наручниками к перилам руки оставались поднятыми вверх, словно все трое голосовали за что-то…
— Раньше за одну пуговицу… с рубашки милиционера срок давали… — прохрипел майор, отшвыривая в сторону дубинку. — А теперь распустили!..
Трясущимися руками он достал сигареты, но прикурить смог только с помощью Зудова, хотя и у капитана руки слегка подрагивали.
— Паш, вызови подмогу и заодно осмотри «ауди». А мы пока здесь пошарим.
Колодников обернулся к Фортуне:
— Давай бери Андрюху и тащи в наш «уазик». И срочно в больницу!
— Пошли, родной, — обратился к Мысину молдаванин.
Андрей с помощью Фортуны поднялся на ноги, но не смог сделать ни шагу.
Тогда капитан подхватил своего коллегу на руки и вынес из ангара. Тотчас же Колодников услышал шум отъезжающего «уазика».
Андрей закончил проверку содержимого карманов пленников и теперь внимательно рассматривал убитого. Это был типичный «браток», коротко стриженный, широкоплечий, но явно старше остальных гусевских подручных.
Колодников собирался исследовать его карманы, когда в ангар ввалился Зудов.
Обычно сдержанный, сейчас капитан был сильно взбудоражен.
— Андрей, смотри, что я нашел в машине, — Павел протянул майору видеокамеру — самую обычную, бытовую, без каких-либо «наворотов».
— Ну и что? — не понял своего друга Андрей.
— Это Ленкина камера.
— Откуда ты знаешь? У нее же другая была.
Паша передал камеру Колодникову и включил просмотр кассеты. В прямоугольнике экрана появилось чуть приглушенное по свету изображение разбитой машины, на водительском месте зажатое искореженным металлом тело, потом камера сместилась, и Колодников увидел знакомую белую «Волгу» и бледное лицо Мамонова в открытом окне машины.
— Ты понял? — спросил Паша. — Да, все ясно.
Колодников с недобрым прищуром взглянул в сторону скованной троицы и повернулся к Зудову.
— У «ауди» помято правое крыло, вмятина свежая, — краска должна остаться на «Оке», — продолжил Паша. — В бардачке я нашел пистолет, пээм, скорее всего, это пушка Андрюшки Мысина. А в багажнике лежит автомат, «АКМ».
— Хорошо, очень хорошо. Это им тоже зачтется…
Внезапно откуда-то послышался звук, похожий то ли на сдавленный стон, то ли на всхлип. Оперативникам показалось, что подает признаки жизни недострелянный «дуэлянт». Но тот был мертвее мертвого. Звук повторился, и они пошли на него. Заглянув в катерок «Сетунь», Паша вскрикнул:
— Вот это да!
На дне его лежал дерюжный мешок, перевязанный в нескольких местах грубой веревкой. Из мешка торчали две ноги. Паша запрыгнул в катер и склонился над необычной находкой, но Колодников его остановил:
— Погоди, не трогай, давай снимем все на камеру.
Пока капитан перематывал пленку, Андрей рассматривал доставшийся им «сюрприз»: одна нога неизвестного была обута в добротный импортный полуботинок, на другой обувь отсутствовала, а голая торчавшая ступня разбухла до чудовищных размеров и приобрела отвратительный синюшный цвет. Обе конечности мелко подергивались, подавая тем самым признаки жизни Приглушенные сдавленные стоны раздавались теперь почти беспрерывно.
— Готово, — сказал Павел, направив объектив.
— Время местное четыре часа десять минут, осмотр помещения производят старший оперуполномоченный уголовного розыска майор Колодников и капитан Зудов.
Снимает капитан Зудов. Это мы только что нашли в ангаре на лодочной станции города Кривова. Снимаем мешок…
Андрей развязал веревку, содрал с тела несчастного дерюгу. Тот лежал на дне катера вниз лицом, руки связаны за спиной.
— Рост не более ста семидесяти сантиметров, телосложение атлетическое, волосы светлые, короткие, — машинально делал антропологическое описание Колодников. Удостоверившись, что Павел все заснял, он перевернул тело. Перед ними предстало изуродованное лицо: правый глаз заплыл синей опухолью, на лбу торчала грандиозная шишка, разбухшие явно от ударов губы. Говорить парень не мог — ему мешал кляп из ветоши. Вырвав его изо рта жертвы, Колодников спросил:
— Ты кто?
Парень откашлялся, выплюнул изо рта остатки тряпья и хриплым голосом представился:
— Шурик, Медведкин.
— А, Медведкин! — обрадовался Андрей. — Как же долго мы тебя искали! Ну хорошо, что все-таки нашли.
Андрей разрезал путы на руках Шурика. Пока тот растирал затекшие руки, Колодников поднял мешок, в который был упакован Медведкин. Несмотря на то что Шурик был освобожден, мешок оставался довольно тяжелым. Из него майор извлек ржавую железяку килограммов на пять, деталь какого-то советского трактора.
— И за что же они тебя хотели утопить? — спросил Колодников, демонстрируя Шурику «железный подарок», который мог стать последним в жизни страдальца.
Медведкину стало совсем плохо, но он взял себя в руки и, превозмогая боль, начал рассказывать:
— Это Гусь отдал приказ. Винт приехал и говорит: «Все, Шурик, готовься купаться». Я говорю, вы чего, я толком плавать не умею. А тот смеется, зачем тебе плавать, ты сейчас нырять будешь. Я было бежать, но куда убежишь со сломанной ногой. Отлупили, связали и сунули в багажник. Привезли сюда и вот…
— он кивнул на мешок.
— Они везли тебя, а Андрея прихватили по дороге?
— Этого мента, что ли? Ну да. Я в багажнике-то ничего не слышал, а вот в ангаре они долго угорали, что сделали два дела сразу, и меня привезли, и этого участкового зацепили.
— Так, это хорошо, а теперь расскажи нам, почему на тебя так Гусь обиделся? Что ты участвовал в убийстве Бурлака, мы знаем, кто, кстати, его убил?
— Винт, — сказал Шурик, кивая на мертвеца. — Этот чокнутый могильщик сам себя подставил, дважды, когда не закопал ту бабу, что мы ему привезли, а потом, когда меня отделал в своей гребаной сторожке, — Шурик показал на заплывший глаз. — Если бы не Винт, он бы точно меня убил.
— Ну а потом?
— Потом Гусь велел мне в больнице достать эту телку… — Шурик покосился на снимавшего на камеру Павла. Чувствовалось, сознание того, что его монолог фиксируется для вечности, заставляли парня аккуратней выбирать слова.
— Орлову?
— Ну да. Я полез на дерево, а там, в палате, оказался этот ваш лейтенант.
Чем он стрелял, так я и не понял, но сначала подумал, что у меня жбан лопнул, такая боль была. Я аж руки отпустил и свалился… ногу вон сломал.
— За это они тебя и решили утопить?
— Наверное. Козлы, главное живьем! Запихивают в мешок и ржут, падлы!
— А ты что думаешь, сам бы плакал, если бы кого другого топили? Ты ведь из этой же породы.
Шурик на минуту потупился, но накопившаяся злоба на своих «коллег» по бригаде продолжала в нем кипеть.
— Козлы, — повторил он. — Я их просил привезти доктора, с ногой чего-нибудь сделать, а они только ржали в ответ. Мы тебе, говорят, Шурик, и вторую сломаем, посадим около церкви, милостыню просить будешь. Все больше пользы принесешь.
Закончил он все это неожиданно жалобно:
— Отвезите меня в больницу, пожалуйста!
— Отвезем, не бойся. Ты скажи лучше, как получилось, что Орлову поронул Свинорез? Как он появился в доме на Достоевского?
Шурик пожал плечами:
— Не знаю, когда я приехал, она была мертвая. То есть мы думали, что мертвая, — поправился он. — Голова в крови, они, видно, сначала ее по башке треснули, уж потом Свинорез подсуетился или наоборот, не знаю. Гусь и говорит: вывези, Шурик, и закопай.
— На кладбище? — уточнил Колодников, косясь в сторону Паши, снимает ли? Но капитан исправно трудился в роли оператора.
— Ну да, как обычно, — подтвердил Шурик.
Эта фраза стоила многого.
— И многих вы там похоронили подобным образом? — ровным, почти безразличным тоном спросил Колодников. На самом деле он затаил дыхание, ожидая ответа.
— Ну… пять точно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Постой, там Фортуна!
Издалека донесся сдавленный вскрик, потом что-то с грохотом начало медленно вваливаться в ангар.
Андрей нашарил на стене рубильник, и помещение осветилось ярким потоком света люминесцентных ламп. Оперативники начали осматриваться в вотчине Гуся.
Теперь стало видно, что неказистый снаружи ангар внутри был оборудован вполне современно. В самом центре стоял белоснежный катер с небольшой рубкой, линии его говорили о руке «вражеского» дизайнера. Чуть правее расположился скромный катер отечественного производства с названием «Сетунь». Около стенки разместились два гидромотоцикла. Но это мало интересовало друзей они рассматривали людей, находящихся в ангаре. Один из гусевских качков по-прежнему корчился на полу, бешено растирая ладонями глаза, ноги второго торчали из открытой двери, третьего, с заломленными назад руками, конвоировал Фортуна, а вот четвертый лежал неподвижно под белоснежным носом красавца катера.
«Готов, дуэлянт хренов», — подумал Колодников, но слабый стон прервал его размышления. Резко повернувшись на звук, Андрей увидел висевшего на крючке тельфера обнаженного человека. Лицо его было настолько избито, что лишь по хрупкому телосложению майор понял, что это не кто иной, как Андрей Мысин.
— Андрюха! — крикнул он и устремился к участковому. Подбежав, понял, что тот висит на наручниках.
— Падлы! — пробормотал старший опер и торопливо схватился за пульт управления, но в это время за его спиной раздался какой-то шум, и Зудов закричал:
— Стой!
Обернувшись, Колодников понял, что один из поверженных очнулся от нокаута и дал деру. Паша устремился за ним, и майор снова занялся пультом. Быстро разобравшись в кнопках, он нажал одну из них, со стрелкой, указывающей вниз.
Ровно зажужжав, бездушный механизм мягко опустил несчастного Мысина. Ноги не держали Андрея, и он с мучительным стоном распластался на холодном бетонном полу.
Пока Колодников возился с подъемником, Фортуна сцепил руки своего «клиента», оказавшегося самим Крыловым, наручниками и на всякий случай пристегнул к железным перилам винтовой лестницы.
Паша мчался за своим «крестником», крича на ходу:
— Стой, сволочь, стрелять буду!
Но тот мало обращал внимания на эти «неласковые предложения» капитана. Ему совсем не хотелось во второй раз попадать в жесткие руки оперативника, и он успел завернуть за сторожку. Зудов отставал метров на десять, когда вдруг услышал тупой звук удара и болезненный вскрик. Завернув за угол, Паша увидел бегуна сидящим на земле, руками он держался за голову, а над ним со сломанным деревянным веслом стоял шофер Володя.
— Я шум услышал, смотрю, он бежит, да прямо на меня, — пояснил тот. — Черт его знает, что у него на уме? Еще возьмет и пристрелит. Ну, я и решил защищаться, схватил весло, да и треснул по башке. Ничего, что я его так?
— Молодец, с ними так и нужно, — похвалил неожиданного помощника Паша, рывком подняв беглеца на ноги. Равновесие тот держал слабо, два нокаута за такое короткое время напрочь выбили из парня задатки легкоатлета. Заломив ему руки за спину, Зудов и Володя поволокли бегуна обратно Б ангар, где быстро застегнули на его руках наручники.
Фортуна, положив голову Мысина на свои колени, отпаивал его водой из пластиковой бутылки. В перерывах между глотками Андрей пытался рассказать всю его несчастливую «одиссею»:
— Как везли, не помню, очнулся, когда втащили сюда… попытался рыпнуться, снова начали бить, думал, убьют, но этот толстый… сказал, что сначала надо узнать все, что хотел выяснить Гусь… потом раздели, подвесили на крючок и… били дубинкой.
Колодников покосился на лежащий в стороне длинный, почти метровый «демократизатор».
— Бьют и спрашивают, про что ты разговаривал с Антошей… в «Айсберге». А я и не знаю ничего, что говорить-то? Тогда этот, толстый, говорит: давай ему к яйцам провода подсоединим и… полез наверх, а тут вы кричать начали, я твой голос, Викторыч, сразу узнал…
На глазах Мысина выступили слезы.
— Думаю, неужели нашли?! Потом они свет вырубили, и пальба…
В этом месте он почти разрыдался.
— Хорошо-хорошо, тезка. Все кончилось.
Колодников как ребенка погладил участкового по голове, потом неожиданно взвился пружиной и, схватив дубинку, теперь медленно двинулся к пленникам.
Увидев свирепое лицо майора, все трое начали нелепо дергаться во все сторон, как будто подобные телодвижения могли освободить их от цепких наручников.
— Что, с-суки, почуяли жареное! — свистящим шепотом спросил майор и резко начал хлестать качков дубинкой, без разбора, крича во все горло:
— Что, с-суки, волю почуяли! Я вам навсегда отобью желание бить мента, вы это на всю жизнь запомните!
Как ни пытались прикрываться или уворачиваться пленники, но дубинка неминуемо находила цель. К Колодникову быстро вернулось хладнокровие, и бил он уже расчетливо и направленно. Стоило кому-нибудь нагнуться, прикрывая лицо, и удар с оттяжкой по спине неизбежно заставлял его с воем выгнуться назад, а упругая резина со свистом врезалась в лицо. Колодников остановился, когда у него иссякли силы. Три его жертвы в голос стонали, лежа на полу, пристегнутые наручниками к перилам руки оставались поднятыми вверх, словно все трое голосовали за что-то…
— Раньше за одну пуговицу… с рубашки милиционера срок давали… — прохрипел майор, отшвыривая в сторону дубинку. — А теперь распустили!..
Трясущимися руками он достал сигареты, но прикурить смог только с помощью Зудова, хотя и у капитана руки слегка подрагивали.
— Паш, вызови подмогу и заодно осмотри «ауди». А мы пока здесь пошарим.
Колодников обернулся к Фортуне:
— Давай бери Андрюху и тащи в наш «уазик». И срочно в больницу!
— Пошли, родной, — обратился к Мысину молдаванин.
Андрей с помощью Фортуны поднялся на ноги, но не смог сделать ни шагу.
Тогда капитан подхватил своего коллегу на руки и вынес из ангара. Тотчас же Колодников услышал шум отъезжающего «уазика».
Андрей закончил проверку содержимого карманов пленников и теперь внимательно рассматривал убитого. Это был типичный «браток», коротко стриженный, широкоплечий, но явно старше остальных гусевских подручных.
Колодников собирался исследовать его карманы, когда в ангар ввалился Зудов.
Обычно сдержанный, сейчас капитан был сильно взбудоражен.
— Андрей, смотри, что я нашел в машине, — Павел протянул майору видеокамеру — самую обычную, бытовую, без каких-либо «наворотов».
— Ну и что? — не понял своего друга Андрей.
— Это Ленкина камера.
— Откуда ты знаешь? У нее же другая была.
Паша передал камеру Колодникову и включил просмотр кассеты. В прямоугольнике экрана появилось чуть приглушенное по свету изображение разбитой машины, на водительском месте зажатое искореженным металлом тело, потом камера сместилась, и Колодников увидел знакомую белую «Волгу» и бледное лицо Мамонова в открытом окне машины.
— Ты понял? — спросил Паша. — Да, все ясно.
Колодников с недобрым прищуром взглянул в сторону скованной троицы и повернулся к Зудову.
— У «ауди» помято правое крыло, вмятина свежая, — краска должна остаться на «Оке», — продолжил Паша. — В бардачке я нашел пистолет, пээм, скорее всего, это пушка Андрюшки Мысина. А в багажнике лежит автомат, «АКМ».
— Хорошо, очень хорошо. Это им тоже зачтется…
Внезапно откуда-то послышался звук, похожий то ли на сдавленный стон, то ли на всхлип. Оперативникам показалось, что подает признаки жизни недострелянный «дуэлянт». Но тот был мертвее мертвого. Звук повторился, и они пошли на него. Заглянув в катерок «Сетунь», Паша вскрикнул:
— Вот это да!
На дне его лежал дерюжный мешок, перевязанный в нескольких местах грубой веревкой. Из мешка торчали две ноги. Паша запрыгнул в катер и склонился над необычной находкой, но Колодников его остановил:
— Погоди, не трогай, давай снимем все на камеру.
Пока капитан перематывал пленку, Андрей рассматривал доставшийся им «сюрприз»: одна нога неизвестного была обута в добротный импортный полуботинок, на другой обувь отсутствовала, а голая торчавшая ступня разбухла до чудовищных размеров и приобрела отвратительный синюшный цвет. Обе конечности мелко подергивались, подавая тем самым признаки жизни Приглушенные сдавленные стоны раздавались теперь почти беспрерывно.
— Готово, — сказал Павел, направив объектив.
— Время местное четыре часа десять минут, осмотр помещения производят старший оперуполномоченный уголовного розыска майор Колодников и капитан Зудов.
Снимает капитан Зудов. Это мы только что нашли в ангаре на лодочной станции города Кривова. Снимаем мешок…
Андрей развязал веревку, содрал с тела несчастного дерюгу. Тот лежал на дне катера вниз лицом, руки связаны за спиной.
— Рост не более ста семидесяти сантиметров, телосложение атлетическое, волосы светлые, короткие, — машинально делал антропологическое описание Колодников. Удостоверившись, что Павел все заснял, он перевернул тело. Перед ними предстало изуродованное лицо: правый глаз заплыл синей опухолью, на лбу торчала грандиозная шишка, разбухшие явно от ударов губы. Говорить парень не мог — ему мешал кляп из ветоши. Вырвав его изо рта жертвы, Колодников спросил:
— Ты кто?
Парень откашлялся, выплюнул изо рта остатки тряпья и хриплым голосом представился:
— Шурик, Медведкин.
— А, Медведкин! — обрадовался Андрей. — Как же долго мы тебя искали! Ну хорошо, что все-таки нашли.
Андрей разрезал путы на руках Шурика. Пока тот растирал затекшие руки, Колодников поднял мешок, в который был упакован Медведкин. Несмотря на то что Шурик был освобожден, мешок оставался довольно тяжелым. Из него майор извлек ржавую железяку килограммов на пять, деталь какого-то советского трактора.
— И за что же они тебя хотели утопить? — спросил Колодников, демонстрируя Шурику «железный подарок», который мог стать последним в жизни страдальца.
Медведкину стало совсем плохо, но он взял себя в руки и, превозмогая боль, начал рассказывать:
— Это Гусь отдал приказ. Винт приехал и говорит: «Все, Шурик, готовься купаться». Я говорю, вы чего, я толком плавать не умею. А тот смеется, зачем тебе плавать, ты сейчас нырять будешь. Я было бежать, но куда убежишь со сломанной ногой. Отлупили, связали и сунули в багажник. Привезли сюда и вот…
— он кивнул на мешок.
— Они везли тебя, а Андрея прихватили по дороге?
— Этого мента, что ли? Ну да. Я в багажнике-то ничего не слышал, а вот в ангаре они долго угорали, что сделали два дела сразу, и меня привезли, и этого участкового зацепили.
— Так, это хорошо, а теперь расскажи нам, почему на тебя так Гусь обиделся? Что ты участвовал в убийстве Бурлака, мы знаем, кто, кстати, его убил?
— Винт, — сказал Шурик, кивая на мертвеца. — Этот чокнутый могильщик сам себя подставил, дважды, когда не закопал ту бабу, что мы ему привезли, а потом, когда меня отделал в своей гребаной сторожке, — Шурик показал на заплывший глаз. — Если бы не Винт, он бы точно меня убил.
— Ну а потом?
— Потом Гусь велел мне в больнице достать эту телку… — Шурик покосился на снимавшего на камеру Павла. Чувствовалось, сознание того, что его монолог фиксируется для вечности, заставляли парня аккуратней выбирать слова.
— Орлову?
— Ну да. Я полез на дерево, а там, в палате, оказался этот ваш лейтенант.
Чем он стрелял, так я и не понял, но сначала подумал, что у меня жбан лопнул, такая боль была. Я аж руки отпустил и свалился… ногу вон сломал.
— За это они тебя и решили утопить?
— Наверное. Козлы, главное живьем! Запихивают в мешок и ржут, падлы!
— А ты что думаешь, сам бы плакал, если бы кого другого топили? Ты ведь из этой же породы.
Шурик на минуту потупился, но накопившаяся злоба на своих «коллег» по бригаде продолжала в нем кипеть.
— Козлы, — повторил он. — Я их просил привезти доктора, с ногой чего-нибудь сделать, а они только ржали в ответ. Мы тебе, говорят, Шурик, и вторую сломаем, посадим около церкви, милостыню просить будешь. Все больше пользы принесешь.
Закончил он все это неожиданно жалобно:
— Отвезите меня в больницу, пожалуйста!
— Отвезем, не бойся. Ты скажи лучше, как получилось, что Орлову поронул Свинорез? Как он появился в доме на Достоевского?
Шурик пожал плечами:
— Не знаю, когда я приехал, она была мертвая. То есть мы думали, что мертвая, — поправился он. — Голова в крови, они, видно, сначала ее по башке треснули, уж потом Свинорез подсуетился или наоборот, не знаю. Гусь и говорит: вывези, Шурик, и закопай.
— На кладбище? — уточнил Колодников, косясь в сторону Паши, снимает ли? Но капитан исправно трудился в роли оператора.
— Ну да, как обычно, — подтвердил Шурик.
Эта фраза стоила многого.
— И многих вы там похоронили подобным образом? — ровным, почти безразличным тоном спросил Колодников. На самом деле он затаил дыхание, ожидая ответа.
— Ну… пять точно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44