Юрий и сам не знал, что искал, но удача улыбнулась ему на третьем по счету «визите вежливости». Дверь открыла пожилая женщина в старомодных круглых очках.
Лейтенант начал со своей традиционной фразы, но внезапно замолчал. Фортуна удивленно взглянул на напарника и подхватил нить разговора. А Юрий не мог оторвать глаз от рук женщины, в которых она держала вывернутую наизнанку джинсовую куртку с нещадно выдранным куском рукава…
Колодников прохаживался за спиной следователя прокуратуры Артурова, проводившего допрос Валентины Игошиной.
— Так вы утверждаете, что Варвара Паршева к вам никогда не приезжала и после освобождения вы ее не видели?
— Нет, — тихо ответила Валя, рослая, неопрятная женщина непонятного возраста. Колодников знал, что ей всего двадцать семь, но на вид можно было дать и все сорок. Одна прядь ее давно немытых волос постоянно падала на глаза, и та замедленным, неуверенным движением поправляла ее. Когда-то, видимо, она была красива: курносая, большие темные глаза. Сейчас их заволокла пелена дурмана.
— Ну а как вы объясните, что тело вашей подруги найдено всего в ста метрах от вашего дома?
— Не знаю я, как она тут очутилась. Мы уезжали тогда.
— Тогда это когда? — переспросил следователь. Валя поняла, что ляпнула лишнее, и замолкла.
— Когда — тогда? — повторил свой вопрос Артуров, но женщина молчала.
Следователь покосился на Колодникова и не выдержал.
— Ты можешь не ходить за спиной, а? — раздраженно попросил он.
— Не могу, — буркнул Андрей, потирая лицо руками. — Я тогда сразу усну.
— Ну, пойди куда-нибудь и ляг! Когда закончим, разбудим тебя.
— Ага, спасибо. Всю жизнь мечтал в притоне покемарить. Может, еще кольнуться, «мультики» во сне посмотреть?
Подошедший Сычев прервал легкую перебранку, за руку потянув Колодникова в зал.
— Смотри, — сказал он, показывая на криво повешенный над кроватью небольшой коврик моды пятидесятых годов с Царевной Лебедью. — Видишь этот чудный гобелен?
— Ну.
Сычев подвел Андрея поближе, отогнул край. Под ним на обоях открылось большое серое пятно с потеками.
— Сюда, похоже, перевесили недавно, раньше он висел на той стене. — Николай показал на противоположную стену, где выделялся более яркий прямоугольный кусок обоев. — И я тебе без всяких экспертиз скажу, — Сычев кивнул на серое пятно, — это типичные следы замытой крови.
— Слушай, ей ведь весь затылок размозжили? — припомнил майор.
— Да.
— Уверен, что это кровь?
— Я же сказал — стопроцентно.
— Давай-ка сюда хозяина дома.
Ввели Засыпкина — угрюмого худого мужика лет сорока с бесцветными глазами.
— Так, Николай Федорович, что это у вас за пятно на стене?
— Да так, бутылкой раз в Вальку запустил. Разбилась.
— И что было в бутылке?
— Вино, что же еще.
— А анализы показали, что это кровь. Ты же сидел, Засыпкин, знаешь, что такие вещи мы определим хоть через сто лет. Если экспертиза покажет, что это кровь Паршевой, то тебе светит сто пятая пункт второй, а проще — убийство.
Но Засыпкин молчал, только желваки играли на худом лице. Тогда Колодников вышел в кухню и попросил Артурова:
— Одолжи-ка мне твою даму на пару минут.
Он вывел Валентину в зал и, ткнув пальцем в ковер, спросил:
— Это что?
Лицо наркоманки в первый раз за все это время дрогнуло, и в глазах заблестели слезы.
— Он ее со всего маху… — начала она.
— Молчи дура! Б…! — заорал на подругу Засыпкин. Эти слова словно взорвали Игошину:
— А ты кто?! За что ты ее!! За что?!
— А кто меня козлом обозвал?! Эта твоя сука! За такое на зоне режут!..
Теперь милиционерам приходилось держать обоих. Колодников тронул следователя за плечо:
— Иваныч, доведешь все до ума, а я поеду, посплю хоть часок.
— Хорошо-хорошо, Андрей, езжай. Здесь все ясно.
По дороге домой Колодников заехал в фотоателье и забрал готовые снимки ковра. Получились они превосходно, был виден каждый завиток хитроумного узора, все-таки Сычев, когда хотел, делал свое дело отлично. Обедать Андрей не стал, а как был, в одежде, завалился на диван и мгновенно отключился, словно выдернутый из сети телевизор.
Глава 16
Утро встретило жителей Кривова пасмурными тучами.
Очень рано, в семь часов, в отдел приехал Мамонов, поднялся к себе в кабинет и тотчас же вызвал к себе Касьянова. Капитан оказался на рабочем месте, как всегда подтянутый, только по теням под глазами можно было понять, что он провел бессонную ночь. Последние дни тоже были нелегкими. Подполковник не спросил, почему подчиненный находится так рано на рабочем месте, будто и не уходил отсюда. Это его волновало меньше всего. По разумению Мамонова, его протеже сейчас должен дневать и ночевать на работе, рыть носом землю, но оправдать его доверие.
— Что у нас по делу Орловой? — спросил он.
— Все идет своим чередом. Но многое изменилось после того, как Астафьев нашел эту куртку. Не сомневаюсь, что именно этот парень, Александр Медведкин, участвовал в убийстве Бурлака. Кусок ткани, обнаруженный в руке трупа, идеально подходит к его рваной джинсовке.
— Как Астафьев вообще вышел на него?
— Обходили квартиры с участковыми, искали этих беглецов. В одной из квартир он и увидел куртку. Парень, дурак, выбросил ее в мусорное ведро, а мать подобрала, начала штопать. Случайность.
— Да, такое бывает. Но редко.
— В этой квартире Медведкин, я думаю, больше не появится, — продолжал Касьянов. — Он позвонил и сказал, что дома будет не скоро.
— Установили, откуда был звонок?
— Из таксофона.
— Что Орлова, как себя чувствует?
— Идет на поправку.
Мамонов с изумлением, словно не веря своим глазам, посмотрел на капитана:
— Но два дня назад врачи клятвенно меня уверяли, что она чуть ли не одной ногой в могиле?
— Да, но теперь она оттуда выкарабкалась. В сознание пришла, но ничего не помнит… Пока… А вспомнить может в любой момент.
Подполковник чуть помолчал, потом спросил:
— Водитель «Москвича» не появлялся?
— Пока нет.
— Пожалуй, сними засаду с его квартиры. Я склоняюсь к мнению, что в этой истории он ни при чем. Скорее всего, личным шмаровозом у этой компании был как раз Медведкин. Слишком часто мелькает в деле его синяя «десятка». Полдевятого оперативка, ты можешь не приходить.
— Разрешите идти?
— Да, ступай.
Оставшись один, Мамонов задумался об Астафьеве.
«А парень разошелся не на шутку. Никогда бы раньше не подумал. Что ж они так все на меня взъелись? Все-таки в угро работают одни идиоты. Догадываются ведь, поди, кому они в этом деле переходят дорогу. Любой нормальный человек отошел бы в сторону, а эти копают, назло всем, втихаря, без приказа!»
Его размышления прервал звонок мобильного телефона. Звонивший не представился, но голос, который Мамонов услышал в трубке, нельзя было спутать ни с чьим другим. Хрипловатый, с тягучими блатными интонациями, он почему-то раздражал подполковника именно по телефону, а при личных встречах не вызывал такой антипатии.
— Не хотел с тобой по трубе про это говорить, но товар кончается.
— Не понял. Как это кончается?
— Как-как, забыл, что ли?
Тут Мамонов вспомнил, что все триста граммов героина, найденного у убитого Свинореза, конфискованы отделом борьбы с незаконным оборотом наркотиков.
— А, черт, да! С этой суетой совсем замотался.
— Никак нельзя его обратно выгрести?
— Нет, на него тут же лапу ОБНОН наложил. А в этот муравейник лучше не соваться, там у меня пока своих людей нет.
— Тогда тебе надо ехать.
— Ты что, издеваешься?! Куда я уеду, когда эти трое еще где-то в бегах? Я сейчас под колпаком у генерала, он каждый день звонит. Если поймаю их, стану начальником, а нет, пришлют варяга со стороны. Тебе это тоже будет не в кон.
Надеюсь, это ты понимаешь?
— Это конечно, — согласился собеседник, но продолжал гнуть свою линию. — Все-таки надо что-то придумать. Знаешь, сколько мы потеряем? Товара в городе нет, и клиентура разбежится. Поедут в Железногорск. Прикинь, какие убытки.
— Хорошо, я подумаю.
— Ну вот и ладушки. А мы тут тоже подсуетимся, поищем этих трех дуриков.
Пока.
Положив трубку, Мамонов задумался. Бычок-СвиноРез, убив Семеновых, прихватил и громадную для Кривова партию героина, почти триста граммов.
Конечно, глупо было давать столько дури в одни руки, но последние события в городе нарушили многие отлично налаженные связи. Большую часть привозимого Мамоновым ширева Гусев отправлял в Железногорск с необъятным рынком сбыта. В Кривове оставлял меньшую часть. Наконец решившись, Мамонов поднял трубку и, услышав голос Жучихина, коротко сказал:
— Зайди после планерки.
После этого позвонил Жукову. Начальник штаба, несмотря на ранний час, был у себя.
— Васильич, зайди перед планеркой со списком отпускников, посмотрим, что там у нас.
Эта, казалось, вполне невинная фраза решила дальнейшую судьбу Астафьева.
Юрий только успел зайти в свой кабинет и включить чайник, как тут же в дверь заглянул помощник дежурного по городу и весело заявил:
— С тебя пузырь!
— С чего это? — не слишком приветливо буркнул лейтенант.
— Мамон подписал твой рапорт на отпуск. С сегодняшнего дня ты отдыхаешь, так что сдавай оружие и вали домой.
— Чего это он так расщедрился? — удивился Юрий. Рапорт на отпуск он подавал месяц назад без всякой надежды на успех. Просто подошло время очередного отпуска, и он, чтобы этот факт не забыли, отметился в канцелярии, рассчитывая на самом деле отдохнуть лишь с появлением первого легкого снежка. В сложившейся обстановке отпускать оперативника было крайне неразумно — против всех правил и инструкций. Неожиданно до лейтенанта дошел истинный глубинный замысел и. о. начальника ГОВД, и предстоящий отпуск не казался ему теперь таким желанным.
Сдав пистолет, Астафьев позвонил Колодникову:
— Андрей, это я. Тебя на планерку не вызывают?
— Нет, игнорируют.
— Ясно. А меня выгнали в отпуск.
— Когда?
— С сегодняшнего дня.
Майор помолчал, потом сказал:
— Ну что ж, поздравляю.
— Ты что, издеваешься? Как раз сейчас мне меньше всего нужен отпуск! В работу не влезешь, выгонят да еще по шее надают.
— Ладно, не дрейфь. Найдем тебе работенку по душе вдали от глаз начальства.
После планерки к Мамонову пришел Жучихин. Круглое лицо прапорщика было, как всегда, невозмутимо, но подполковник отметил: набрякшие веки превратили глаза, в совсем узкие щелочки, под ними образовались мешки. Мамонов разозлился.
«Опять вчера перебрал», — подумал он. Но читать нотации своему самому близкому подчиненному Мамонов не стал.
— Садись.
Стул жалобно скрипнул под массивной задницей прапорщика.
— Есть дело. Надо сгонять в Антоновку и обратно.
— Чего так срочно?
— Надо. В этот раз поедешь один. Я вырваться не могу. Сам знаешь, какие тут у нас дела, я под колпаком у генерала. Заедешь как всегда на комбинат, затаришься по полной программе. В Антоновке загонишь машину в автосервис, ну и… как обычно.
Прапорщик недовольно засопел, стул под ним заскрипел угрожающе. Он был в курсе всех дел шефа и знал, ЧТО ему предстоит везти кроме колбасы и первых абрикосов. Но одно дело быть просто шофером, а другое дело одному везти наркотики.
— Ладно, не волнуйся, — успокоил его подполковник. — Ты же знаешь, что все отлажено, риска никакого. Машину мою знают, тебя — тоже. Сколько раз вместе через таможню гоняли. Вечером будешь на месте, завтра вернешься сюда. Плачу вдвойне.
— Так и быть, — пробурчал Жучихин, тяжело поднимаясь со стула. — Но один я поеду первый и последний раз.
Подполковник с изумлением посмотрел на своего верного Санчо Пансу.
Подобных слов он от него никак не ожидал.
— Ты чего это борзеешь? — спросил он. — Я тебя сколько раз за эти годы отмазывал? Как минимум три. А звездочки ты как получил? Домик себе тоже неплохой выстроил, да и так перепадает — дай Бог каждому.
Прапорщик скривился и, стоя вполоборота к начальнику, сказал:
— Так это разные вещи — просто баранку крутить или наркоту возить. За это такой срок можно схлопотать — жизни не хватит.
— Поменьше болтай, а думать тебе вообще ни к чему. Разговорился, тоже мне.
Иди, готовь машину.
У выхода из ГОВД судьба столкнула двух очень недовольных судьбой людей — Астафьева и Жучихина. Увидев, что прапорщик направляется к машине Мамонова, машинально поигрывая ключами, Юрий спросил личного водилу подполковника:
— Иваныч, ты куда сейчас?
— На мясокомбинат.
— Подбрось, а? Мне в больницу надо, а от комбината я пешком дотопаю.
Отношения между двумя попутчиками были нейтральные, дорогу друг друга они никогда не переходили, и Жучихин кивнул:
— Поехали.
По дороге Юрий спросил:
— Ты чего такой мрачный?
— А ну ее на х…!
— Кого это?
— Да жизнь такую.
— А я вот с сегодняшнего дня в отпуске.
— Поздравляю. Самая пора. В Хохляндии вон уже абрикосы спеют.
— Да ты чего, рано вроде еще.
— Ну, ты мне еще говори!
Астафьеву нестерпимо захотелось абрикосов, он настолько явно почувствовал во рту вкус нежной мякоти, даже слюну сглотнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44