Дура-девка заулыбалась, кивая, как лошадь, головой, что-то показывая руками своему спутнику. Колдун внимательно ее выслушал и согласился:
– Конечно, не замуж же ты за него собралась, – а потом повернулся к оборотню, даже присел чуть, чтобы удобнее было разговаривать. – Что это за народ был?
Волку проще всего было промолчать, во рту было сухо,язык еле ворочался, да и предчувствие близкой смерти не располагало к душевным беседам, но уж больно озорно колдун смотрел в глаза, как дружок-заговорщик, который предлагает очередную проказу. Такому трудно не ответить, и он, кое-как собравшись с силами, просипел:
– Ведьм твоих вязать поехали.
Колдун расстроился:
– Это плохо, правда, Златка?
Златка сразу согласилась, она, похоже, всегда соглашалась с колдуном, улыбалась и кивала, что бы он ни сказал. Ободренная вниманием спутника, она начала тыкать в сторону оборотня костлявым пальцем с обломанным ногтем, и колдун рассеянно кивнул, пощипывая губу и думая о своем:
– Да-да, помоги, конечно, не звери же мы.
Волк, услышав это, встрепенулся. Бросил взгляд на колдуна и только тут понял, что это ведь действительно колдун, такой и мертвого поднять может, а он ведь еще жив…
Снова зло свистнула в лесу сабля. Илиодор дернулся, когда две капли теплой крови попало на щеку, и осуждающе посмотрел на Злату, с восторгом рассматривающую свою новую игрушку – острую саблю.
– Деточка, ну ты как дитя. Все забыла. – И, порывшись в сумке, вынул из нее толстую книгу в черной коже. – Что надо было сначала сделать? – спросил тоном доброй няни.
У Златки загорелись глаза, она помнила, помнила, что надо сделать! Своей саблей она стала чертить вокруг Волка красивую картинку. Утром она уже рисовала одну вместе с Илиодором, когда он жаловался, что самому ему несподручно, но та была маленькая и вокруг раны, а эта картинка большая и намного интереснее.
– Только поторопись, пожалуйста, – вымолвил Илиодор, озабоченно глядя вслед ушедшим, – а то у нас мертвых ведьм скоро на легион хватит, хотя… – Он снова задумался.
ГЛАВА 11
Я наконец нашла место ночного побоища. Лошади честно шли сколько могли, но, обнаружив, что их тащат в непроходимый бурелом, вознегодовали. Сестрица, спешно расставшаяся с Надиным сарафаном, в очередной раз потрясла воображение Мытного. Каким чудом она смогла влезть в жалованные мной голубые штаны – я так и не поняла, они скрипели на ней от натуги, против воли притягивая взгляд боярина к голым икрам и крепким ногам. Я искренне надеялась, что они разойдутся на ней, когда сестрица будет вскарабкиваться на лошадь, но штаны пищали и держались, не желая отправляться на помойку, а напротив, изо всех сил показывая, какая у них фигуристая хозяйка. Известие о том, что все стало еще хуже, Ланка восприняла странно, заявив, что, тогда она оденется получше – на каторге-то не пофорсишь. И теперь щеголяла в лазоревом шелковом плаще с таким большим капюшоном, что его можно было использовать вместо небольшой палатки. Кафтан она надевать не стала, зато натянула две длинные рубахи – одна прозрачная батистовая, другая – шитая белой гладью и золотом. Волосы уложила эльфийской коронкой, используя вместо ленты нитку речного жемчуга. Еще у нее был такой же браслетик и серьги, как виноградные грозди.
Адриан по-бараньи уставился на нее, когда это чудо впорхнуло в конюшню, а я не нашлась что сказать, чувствуя себя в удобной кроличьей безрукавке, черных штанах и мягких сапожках невзрачной, как дворовая кошка на фоне павлина. Лана не унималась всю дорогу, мытаря мне душу Фроськой.
– Ну что ты молчишь, как обмороженная! – трепала она меня. – Рассказывай уже! Хрипела она перед смертью?
– Отстань, – огрызалась я, содрогаясь от воспоминаний.
– А правда, что ты ей горло перегрызла? Мне Семка рассказывал.
– Я ему горло перегрызу! – стонала я, жалея, что с нами нет Пантерия. Черт так и не очнулся, когда Беленькая грузила его на телегу. Вершининцы угрюмо провожали их, и я надеялась, что они с радостью расскажут всем, что ведьмы отправились в Боровичи.
По кусочку, словно палач, Ланка выхватывала из меня рассказ, больше всего удивляясь, что конец глупой Фроськиной жизни положила Зюка. Ни Васек, ни Митяй, ни Марго, сколько я их ни расспрашивала, так и не сумели припомнить, в каком месте потеряли дурочку. Я терялась в догадках, не представляя, как Зюка прошла через весь лес, кишащий обезумевшим зверьем.
Немного поплутав, мы вскоре встретили отряд, отправленный еще утром на поиски Подаренки. Люди были растерянны и напуганны, ничего путного не сказали и златоградца нигде не видели. А если судить по следам, то и в лес они не очень рвались, топтались по опушке да вдоль дороги, на полянку, где я с Фроськой билась, случайно выбрели – и бегом со всех ног обратно.
– Думаю, здесь нам уже делать нечего, – выдал умную мысль Мытный, рассматривая неподъемный молот покойного волота, а я расстроилась: неужто и вправду Илиодор украл Фроську? Одно дело, когда тебе нравится кто-то – необычный и веселый, и совсем другое – когда этот кто-то покойников ворует! Это уже не просто корыстолюбие, это уже болезненная алчность.
Мы решили, что стоит выбираться на дорогу. Ланка лазоревой птахой скакала по поляне, охая и ахая. На мой взгляд, ничего там хорошего не было: кости, мертвое зверье да нечисть, которая после смерти оборачивалась пнями да корягами. Предупредительный Мытный вынужден был сопровождать сестру, ищущую острых впечатлений, а я побрела к лошадям, решив, что нечего мне здесь делать, и раздумывая, как же быть с Илиодором, если он действительно украл покойницу. Тогда он нас и ждать не будет – сложит все денежки в мешок да укатит, довольный, в свой Златоград.
Я не сразу обратила внимание на лишнего коня. Серый в яблоках Бес стоял под седлом и нахально домогался Ланкиной кобылки. Васьков битюг, которого я конфисковала у разбойника, пока он шумно, на все Вершинино, улаживал сердечные дела с Маргошей, смотрел на Беса с сомнением, словно раздумывая – стоит наподдать копытом конкуренту или лучше сводить его на то место в лесу, где коней жрут? Только жеребец Мытного не опускался до пошлых заигрываний, считая, что ему, племенному красавцу, Ланкина кобыла сама должна на шею вешаться и копыта целовать.
– Бесушка! – обрадовалась я, осторожно приближаясь. Опасливая мысль о том, что он просто сбежал от хозяина, к радости моей, вдребезги разбилась, когда я увидела, что узда не зацепилась за сук, а надежно к нему привязана.
– Илиодор! – взвизгнула я, оглядываясь вокруг, но не успела сделать и шага, как из-за ближайшей сосны ко мне метнулась тень.
Меня ухватили поперек туловища, рот и нос мой оказались под ладонью, а ноги – где-то в небе. Я задрыгала ими, чувствуя, что могу только мычать и задыхаться, кони встревоженно ржанули, деревья перед глазами стремительно крутнулись. Мой пленитель, довольно резво пробежав шагов двенадцать, на тринадцатом опрокинул меня в кусты. Здесь вырываться было намного легче, по крайней мере можно в землю руками упереться, да что там упереться! Я встряхнулась, обернувшись кошкой. Тот, кто держал меня, однако, оказался проворней и, ухватив за шиворот, восторженно уставился, только и сумев выдавить:
– Забавно…
Я смотрела на Илиодора, а Илиодор – на меня, и не знаю, кто из нас был потрясен больше. Заговорили мы одновременно, разом перейдя на «ты».
– Выпусти меня немедленно!
– Ты и говоришь?!
– Я еще и глаза выцарапываю!
– Bay!
– Я тебе дам «вау»! – Я попробовала изогнуться, чтобы достать когтями златоградца.
Нашу идиллию прервал истошный визг Ланки:
– Да как вы смеете! Да вы знаете, кто я? Нет, вы не знаете, КТО я! Уберите свои лапы!
Илиодор, как пловец с гирей на ногах, вынырнул из кустов и снова ушел в заросли, я едва успела разглядеть поляну, на которой Мытный с широким охотничьим ножом крутился волчком, пытаясь не подпустить к сестрице небольшую армию молчаливых и явно опасных мужиков.
– Куда? – прижал меня Илиодор к земле. – Это люди Великого Князя.
И, будто подтверждая его слова, на поляне прогремел зычный бас:
– Адриан Якимович, вы арестованы, не сопротивляйтесь.
Мы с Илиодором осторожно раздвинули ветки. Мне кошкой было проще остаться незамеченной, и я пошла вперед, лихорадочно соображая: что сумею сделать против двадцати мужиков сразу? Лица у них были такие, что становилось понятно – пугать их бесполезно, а убивать меня не тянуло. Мытный, увидев говорящего, явно его сразу узнал, понял, что это не разбойники, и приостановился, не давая. Ланке выдать себя. Илиодор попытался ухватить меня за хвост и подтянуть к себе, но я, отмахнувшись от него когтями, изо всех сил припустила к сестре, осененная гениальной идеей.
На маленькую зверюшку люди Великого Князя кинулись так, словно на поляну тигр выскочил. Ближайший ко мне развернулся всем телом, выставив вперед нож так быстро, что я чуть животом на него не налетела. Ланка завизжала:
– Кошку мою не трогайте! Мусенька!
Те, кто пришел брать Мытного, к моему счастью, соображали быстро и, увидав всего лишь кошку, позволили мне вскарабкаться Ланке на руки.
– Вы поступаете очень глупо, – сквозь зубы бормотнул Мытный. – Сейчас я сдамся, а вы вон отсюда. Пока они не знают, кто вы, – вас не тронут.
– Зато решат, что ты его полюбовница, – шепнула я сестре в ухо, делая вид, что мурлыкаю от удовольствия, впуская когти в шелковый плащ.
Ланка вспыхнула, а я, дотянувшись игриво до плеча боярина, подтянула его к себе, насколько хватило кошачьих сил, самоуверенно пообещав:
– Я вас сейчас от плахи спасать буду.
– Дак что, Адриан Якимович, вы сдаетесь? – поинтересовался знакомый Мытного.
– Кричи, что ты его невеста, – потребовала я у сестры.
– Я его невеста, – деревянным голосом повторила за мной сестра, делая огромные глаза и покрываясь румянцем. – Дорофея Костричная.
«Жених» и «невеста» посмотрели друг на друга.
– Я свидетельствую, – не унималась я, – что Адриан Якимович Мытный не виновен в преступлениях своего отца и как мог сопротивлялся его планам, топя ведьм в Малгороде и преследуя архиведьм в Вершинине.
Только проговорив все это, Ланка поняла мой замысел и воодушевилась, ляпнув в конце ненужную отсебятину:
– О чем и готова свидетельствовать перед Великим Князем.
Адриан побледнел и с недоверием посмотрел на сестру, а та закаменела с улыбкой красивой бестолочи. Знакомый Мытного, представившийся Лане стольником Луговских, как бы между прочим потрогал ткань плаща, глянул на жемчуг, подивился на штаны неведомой в Северске моды и… поверил, даже несмотря на то что лицо у «невесты» было изрядно поцарапано. А я порадовалась, что Лана так сегодня разоделась.
– Я очень много наслышан о вашей семье, – попытался завести светскую беседу стольник.
Ланка расцвела как роза, и мы все не спеша двинулись к дороге. Разоружать Мытного не стали, видимо понадеявшись на его благородство, а с другой стороны, куда он денется от невесты и двух дюжин крепких сопровождающих.
Спрыгнув с плеча сестры, я вызвала легкий переполох, направившись в кусты, но, когда мне вслед на два голоса стали усиленно кискать и умолять вернуться, я укоризненно наклонила голову, всем видом показывая, что мне надо. Илиодор в кустах беззвучно умирал от смеха, подхватил меня на руки и тихий, как тень от осеннего листа, скользнул прочь, предупредив:
– Коней нужно увести, а то как-то несуразно – вдвоем на четырех…
Увести Беса от Ланкиной кобылы оказалось на удивление легко, у него был мутный взгляд, и он как-то неуверенно поглядывал на Васькова битюга, который ласково покусывал кобылу за шею и был так же спокоен, как в тот момент, когда я его оставила.
– Весь в хозяина, – умилилась я и тут же попеняла Бесу: – А ты чего своего позоришь?
Тихо мы скрылись за деревьями, как раз к тому моменту, когда Адриан Якимович со своей «невестой» и сопровождением добрались до лошадей.
Укрывшись в небольшом овражке, мы пропустили столичных гостей мимо. Илиодор хмыкал и озорно блестел глазами, а потом не выдержал, погрозив мне пальцем:
– Вы украли мою идею, госпожа гроссмейстерша, у Костричных и так много бед, а вы любимую их дочь, несчастную Дорофею, вот так вот взяли и выдали замуж за бунтовщика. Об этой любовной истории скоро весь Северск плакать будет.
– Это если она за ним сдуру на каторгу рванет, – пробурчала я, соскальзывая с его рук и возвращаясь в свой родной облик, а то у него так и тянулись пальцы потрепать меня за ушком, а меня тянуло расслабиться и разрешить.
То ли он что-то почувствовал, то ли всегда лапал девиц при всяком удобном случае, но очень скоро нам в нашей засаде стало тесно. Поняв, что у меня не остается выбора, кроме как нырнуть под брюхом Васькова битюга на другую сторону от напирающего Илиодора, я поспешила озадачить его каверзным вопросом:
– Скажите на милость, господин Илиодор, зачем вам тело Ефросиньи Подаренковой?
Нахал даже бровью не повел, только, обойдя коня, придвинулся еще теснее, коварно улыбнувшись:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66