На столе, придавленный книжкой «Некрономикон для чайников», стоял железный сундучок размером с хлебницу. Из него доносилось сдавленное мычание.
Проникнуть в будку вахтера я даже и не пытался. Там чары гильдейские, профсоюзные… они членские взносы проверяют. Постороннего на месте убьет. Я просто сбил ручкой от швабры книжку и откинул крышку сундука.
Вахтера выбросило отравленной иглой из духовой трубки пигмея. Глаза сумасшедшие, лысина углем измазана, жилетка мехом наружу.
– Что случилось, дядь Лень?
– Пропуск давай! – прохрипел вахтер.
Ничему не удивляясь, я развернул книжицу. Изучив удостоверение, вахтер успокоился. Попенял, правда, что лицо на фотографии круглее, чем в жизни. Но при моей работе особо не разъешься.
– Там это, Игорек… – дядя Леня замялся, – жрицы языческих культов. Нарушают.
– Ктулху? – с пониманием кивнул я.
– Да не… Ктулху, – он с досадой спрятал «Некрономикон» в ящик стола,. – это для общего развития тэк-сэзать. Тут жрицы. Понимаешь?..
Ну, жрицы так жрицы… Напомнив себе сменить вахтера за несоответствие должности, я зашагал по лестнице.
Не дойдя до своего этажа, я замедлил шаг.
В офисе гости. Как, отчего – не знаю. Похоже, те самые, что спрятали вахтера в сундучок.
Словно по команде мобильник выдал первые такты «Марша кавалергардов». Я поднес его к уху.
– Игорь, это я, – без предисловий объявила дзайана.
– Света?!
– Куда ты пропал, Рек?! Я тебя искала, искала! И в больницу не зашел! А обещал!
– Э-э… Но это ведь ты…
– Что я?! Скажи еще, это я обещала зайти! Тряпка! Размазня! – Голос ее сорвался в задумчивость: – Хотя да. Ты бы меня не нашел… Я из больницы сбежала. Чаровато! – в трубке послышалось сдавленное хихиканье.
– Зачем ты поводок на меня накинула, чудо?
– Затем! Я тебя вообще-то пнуть хотела. Только очень нога болела. Будешь знать, как девушкам гадости говорить!
Я потрясенно молчал.
– Ладно, – Светин голос наполнился ласковой хрипотцой. – Жди. Я к тебе сейчас чаранусь. Пока, лапа!
Сумасшествие… Нет, не зря Миямото Мусаси говорил: «Женщины!» – и что-то там еще. Хотя нет. Больше он ничего не мог сказать.
Потому что женщины – это женщины.
Я отключил телефон и спрятал в карман. Внизу зашаркали старческие шаги. Я осторожно перегнулся через лестничные перила.
С высоты идущего разглядеть трудно… Несколько раз мелькнул зеленый клетчатый рукав. Однажды в поле зрения попала старушечья голова в черном «черчанском» платке.
Звуки старушечьих шагов укладывались в строгий ритм. Шаг, шаг, шарканье – словно нога срывается со ступеньки – и вновь шаг. Этот звук наводил на меня дрожь. Не спрашивайте отчего, наводил, и все.
Задерживаться на лестничной клетке расхотелось.
Что выбрать, оказавшись между адской старушкой и офисом, в котором наверняка притаилась засада? Между Сциллой и Харибдой?
Вот-вот.
Я поднялся на лестничную площадку, достал пистолет и загремел ключами, отпирая замок. Затем распахнул дверь и провел то, что у фехтовальщиков называется ремизом.
Дэва с два! Никто не прыгал лихо и бесшабашно мне навстречу. Не бил по голове, не тыкал жестким стволом «глока» под ребра. Даже обидно. Чувствуя себя полным идиотом, я заглянул в шкаф, проверил туалет и кладовку.
Ни-ко-го.
Спрятав «эфу», я вошел в свой кабинет. Так и есть. Вот они, голубчики! В креслах двое, причем обоих я знаю.
– День добрый! Рад вас видеть.
Высокий бородатый мужчина, похожий на цыгана Кустурицы, приподнялся в кресле, стягивая тюбетейку.
– Здра-авствуйте! – шутовски протянул он. На выбритом черепе чернела татуировка: паук, затаившийся в сетях.
Юноша за моим столом хмуро кивнул. Одевался он с варварской претенциозностью. Рыжий вельветовый пиджак от Ermengildo Zegna, алое кашне, цветастая футболка. И бинты на голове, заставившие вспомнить сахарную черепушку из «капучино судьбы».
За рулем «Кайена» мальчишка смотрелся солиднее.
– А мы к тебе дружески, – сообщил бородач. – Аттилла поболтать хочет. Примешь?
– С удовольствием, Шурка. А ты откуда знал, что я здесь буду?
– Ты же сам рассказывал, что после полудня чаевничаешь в офисе.
– Хм… Не помню… Но ладно. Чай, кофе?..
– Слышь, козел, – окрысился молодой, – ты это! Ща схватишь! Со мной побратимы в боях закаленные!
Бородач с интересом посмотрел на мальчишку.
– Может, сперва чаю попьем? – предложил он. – Обычай такой, закон гостеприимства, знаешь? А потом о делах поговорим.
И поморщился.
Но к мальчишке это не относилось.
Шурку я знаю давно. Я у него пацаном семь лет храмовым боем отзанимался – еще до айкидо. Спина у Шурки ломана-переломана; когда погода меняется кости ноют. А сейчас как раз такое время.
– Дашку куда дел? – поинтересовался он.
– Дашка выходит замуж.
– Опять?
– Нет, Шур, это серьезно. Они в Кортесию едут, на пирамиды. После пирамид он обязан будет жениться, как честный человек.
– Это уж само собой, – тоном знатока объявил Шурка, и мы заржали.
Не переставая смеяться, я достал из шкафчика коробочку чая:
– Гляди, что у меня есть.
– Ха! – обрадовался тот. – «Хьюджиминг»! А как китайцы его срамно называют, не скажу, – отсыпал щепотку и бросил на язык.
Мальчишка угрожающе засопел. По его мнению, мы слишком погрязли в церемониях.
– Эй!..
– Ну что такое? – повернулся я к нему. – Шило свербит?
Мальчишка набрал в легкие побольше воздуха.
– Я напырю твою презренную голову на антенну своего преодолетеля бездорожья! – выпалил он и, выдав этот образчик аскавского устного творчества, гордо положил ногу на стол. Шнурки завязать.
– Ноги на пол! – рявкнул Шурка. – Не в Аскаве своем сраном! У приличных людей гостишь!
Парень выпрямился, словно ошпаренный. На перебинтованном лице вспыхнуло выражение обиды.
Мы вели себя неправильно.
Не по-честному. Не так, как полагается вести себя в присутствии знатного представителя аскавских родов.
Пряча улыбку, я включил чайник. Огонек на боку подмигнул мне оранжевым; послышалось радостное сипение. Я протер тряпкой поднос, расставил пиалы и заварник.
– Из твоих? – тихо спросил я Шурку, указывая глазами на гостя.
– Какое там! Варвар аскавский. Туристничают по краям нашим, а я вроде как бы телохранитель у них.
– Ты раб! – взвился Аттилла, подслушав наш разговор. – Аскавцам не нужны телохранители! Мы любого в бараний рог скрутим!
Господи боже мой! Ну как они там живут?! Урки, бароны, понятия эти их дебильные… Ребенок вон поговорить с людьми по-человечески не умеет!
– Как твой зал? – поинтересовался я у Шурки. – Тренируешь еще?
– Не… Надоело.
Шурка – учитель талантливый, лучший из всех, кого я знаю. Но лени-ивый! Я подозреваю, что учеников он набирает, когда ему хочется проверить какую-нибудь свою теорию. Когда теории кончаются, группа медленно тает и сходит на нет.
– Ладно уж, – сообщил я, усаживаясь. – Пока церемонии кипятятся, можно и к делу.
Юноша встрепенулся.
– А что к делу? Типа сам не знаешь, да?! Я к тебе того… вызов передать.
– От кого?
– От я… от меня то есть! За батю!
Я перебрал в памяти всех сидевших в «Кайене». Жирдяя-аскавца мы обидели меньше всего… Ах да! Светка его заколдовала. Но почему он не сам пришел, а прислал недоросля?
– Это… – продолжал парень, – ладно. Да! Точняк. – Он обхватил себя руками за плечи, словно ему стало холодно. – В общем, когда после вас… Ты виноват! Короче, мы ехали. Батя говорит: «Непруха козлинская!» А мне хреново. Почти сотрясение мозга, прикинь? И тут козел выруливает. Сука на «Вольво». Короче, подрезает всклень. Бампер поцарапан, меня мордой в кожан! Батя за ствол и типа разбираться. А тут, прикинь, аснатар какой-то вырисовался, бычит. Ну, благой базар, благие понятия…
За время этого восхитительного рассказа (из которого я, признаться, ни дэва не понял) чайник успел закипеть. Я принялся заваривать чай. Пока я возился с заварником, парень успел пересказать все свои беды и обиды за прошедшую неделю. Слушая его, я не переставал удивляться. Аскавцы – дети природы, но как развита фантазия!
– …Это тогда, прикинь?.. А вчера совсем беспредел пошел. Батя в банк, а ему там сердце вырвали!
– Чего вырвали? Кто?
В кабинете разлилась колкая неуютная тишина.
– Сука та, на «Вольво». Хвостатая, – с выражением отчаяния на лице сообщил мальчик. – Вырвала ему сердце.
– Сука? Это она?
– Он. Хмырь беспонтовый. Так что помер батя, – дрогнувшим голосом сообщил Аттилла. – И ты мне за это ответишь!
Идиотизм ситуации тронул меня до глубины души:
– А почему именно я? Народу-то много постаралось!
– Хмыря я стремаюсь, – бесхитростно ответил варваренок, – он – адский выродок. С колдуньей вашей сучистой варвару конкретному драться запад-до, так? – «И боязно», – мысленно добавил я. – А вот тебя мы покоцаем! С побратимами в дружном строю.
Я подошел к окну. Так и есть. У входа маялись здоровяки в кожаных куртках, одинаковых черных очках и вельветовых штанах разных цветов. У одного на плече отблескивал двуручник. А баулов, баулов-то сколько! Они что, переезжать сюда задумали? Я перевел взгляд чуть дальше. Ага! Старая знакомая, храмовая плясунья в бирюзовом платье. Это ее я видел в «Кайене» рядом с жирдяем. И дядю Леню в сундук засунула именно она.
Аттилла поглядывал на меня с торжеством. Еще бы! По его мнению, я должен был трепетать от страха и ужаса!
– Шурка, а ты, значит…
– …секундантом. Надо же проследить, чтобы все по закону было. – Учитель подмигнул мне.
Да-а… Увидь эту свору коллеги из уголовки, они бы прониклись. В Ведене организованной преступности нет. Здесь и с обычной-то плохо: вытянешь кошелек из кармана, а ограбленный дзайаном окажется… У них же на лбу не написано. Прыгай потом всю жизнь, квакай. Комаров лови. С маньяками расправляется инквизиция, а сами дзайаны преступлений совершают мало и в основном от скуки. Ими занимается маголовный отдел.
Иностранцы – единственные, кто создает у милиции проблемы. У ночмарцев свои представления о морали, подчас очень странные. А аскавцы живут не по закону, а по понятиям. Банды, семьи, графы в законе, приблатненные бароны, общак, варварская музыка. Собственно, я националистом становлюсь, только когда дело касается Аскава. Их бы выжечь, как вшивую ветошь из чулана, – и в мире стало бы чище и спокойней. Жаль только, соображения большой политики этому препятствуют…
– Ладно, парень. Я буду с тобой драться.
– Только оружие я выбираю! – грозно пискнул варваренок.
В этот патетический момент в дверь требовательно позвонили. Еще. Еще раз. На четвертом палец сорвался с кнопки.
– Кто там?! – вскинулся Аттилла.
– Не знаю. – Я пожал плечами. – К нам обычно не звонят. – И привстал, чтобы идти к двери.
– Сиди! Сам открою.
В руке Аттиллы неведомо откуда возник «глок». Парень помчался к двери, едва не опрокинув вешалку. Чудной какой! Неведомый гость продолжал трезвонить, выдерживая все тот же ритм. Нет, это, пожалуй, не Светка…
Я налил чаю и протянул пиалу учителю.
– Благодарствую. – Тот церемонно поклонился, принимая ее обеими руками.
– Развлекаешься?
– А что делать… Лэн уехал, заниматься не у кого… Вот аскавцы подвернулись. Смешны-ые! Но дерутся знатно, имей в виду.
– Хорошо, буду, – покладисто согласился я, отхлебывая из пиалы.
Из прихожей ударил вопль. И – очередь из «глока». Мы с Шуркой переглянулись. Два суматошных одиночных. Вновь вопль.
Насмерть перепуганный Аттилла ворвался в кабинет. Захлопнул дверь, повис на ручке, трясущейся рукой нашаривая ключ (которого отродясь не было). В дверь грохнуло с нечеловеческой силой. Отчаянно взвизгнув, мальчишка запрыгнул на стол.
– Что там? – лениво поинтересовался я.
– Там! Там! Короче!.. А-а-а!
Белая планка двери прогнулась, лопнула. В образовавшуюся щель просунулась высохшая рука со сбитыми ногтями в черных пятнах.
– Ого. Ормазд преблагой!
Дерево трещало и хрипело. Рука дергалась, ища, что бы схватить.
– Ее пули не берут!! – заистерил Аттилла.
Ага, не берут. Стрелять надо лучше! Я поднялся и, не отводя взгляда от беспомощно постукивающих по дереву пальцев, двинулся в угол с сейфом.
– Не подсматривай, – бросил Аттилле. Тот послушно отвернулся.
Мелодично пропищали кнопки кодового замка. Дверца сейфа легко пошла в сторону. Придерживая ее одной рукой, я другой достал ножны.
– Надо же! – вскинул брови Шурка. – Валькиного чарования?
– Точно. «Приблудой» зовут.
– Именное… – Учитель уважительно покачал головой: – Я слышал, Валька больше не кует.
– Вот с тех пор и не кует. Это его последний.
Я вытянул катану из ножен и стал у шкафа. Дверь угрожающе затрещала.
Хм… Как же достать нападающего? Садить клинком сквозь дверь может только тупой варвар. Оружие жалко – это у них металлолом, а тут заруненное, все в чарах.
– Может, выбьешь дверь наружу? – с надеждой спросил я у Шурки. – А я следом.
– Не, – поморщился он. – Кости болят. Да и пижонство это – ногами драться.
Тут я согласен. Гнилое пижонство. К счастью, ничего делать не пришлось. Дверь хрустнула, снимаясь с петель, и рухнула на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46