– Вот только в теории магии ты профан. Я не могла вызвать чупакабру. Потому что для этого нужна школа призыва!
– А твоя какая? – растерялся я.
– А моя – вызывания. Самая простая школа. Нет, девятый уровень – это круто, очень круто. Но все равно особо гордиться нечем.
И Света объяснила мне разницу. В действительности между этими двумя школами мало общего. Магия призыва работает с потусторонними силами, притягивая разных чудовищ: чупакабрасов, нетопырей, гильгамешей. Магия же вызывания – сугубо бытовая. Сантехника вызвать, такси… кстати, мой Абсолютный Проездной из той же оперы.
С этими школами часто попадают впросак. И не только я, многие. Оказывается, в школе призыва есть одно «неправильное» заклинание: «Вызывание демона». В школе же вызывания «неправильных» чар и вовсе две: «Осенний» и «Весенний призывы». Это магия десятого уровня, которую магистр обороны дважды в год накладывает на всю страну.
Вы понимаете, это у меня голова пухнет… А каково студентам?! Света рассказывала, что многие из-за этих призывов даже заваливали экзамены. Естественно, отправлялись служить.
– И поводки мне вовсе не для универа нужны были, – вздохнула она. – Я хотела до десятого уровня подняться…
– Зачем же тебе десятый уровень?
– Там крутая приворотная чара, «не за что, а вопреки» называется. Мне Лешку приворожить надо.
– Ну и дура.
– В лягушку превращу! – вскинулась та.
– Да хоть в таракана, – отмахнулся я. – Чарами привораживать, магией любовь вызывать… А потом? Он же тебя возненавидит. Сколько ему лет? Двадцать, как тебе?
– Мне восемнадцать! Это я выгляжу старше. А Лешику – двадцать четыре… – И, не выдержав, она заревела, уткнувшись мне в плечо.
Получалась глупая ситуация. Преступница и шантажистка заливалась слезами, а я ее утешал. Но ведь жалко девчонку! У самого случалось: из кожи вон лезешь, а на тебя внимания не обращают. Тут и глупости начинаются, и все, что угодно.
– Я его вчера чара-анула, козла-а, – всхлипывала она, прижимаясь ко мне. – Прибежит как миленький! На коленях приползет!
– Хм…
– А ты не одобряешь?! – Она отстранилась. – Не одобряешь, да?!
– Да мне все равно. Твое дело.
– Ну вот и убирайся, придурок! И вообще, чего ты меня лапаешь?! Руки убери, ур-род!
– Ладно. – Я поднялся, взял куртку. – Приятно было пообщаться. Поправляйся, солнце!
Я прикрыл дверь. Послышались сдавленные рыдания. Пожалуй, ее стоит оставить одну – пока больницу в клочья не разнесла.
Но все вышло не совсем так, как я рассчитывал. Когда я прошел несколько шагов, за спиной послышалось:
– Реш, стой!
Я обернулся. В темном пустом коридоре светилось единственное пятно дверного проема. Света стояла, окутанная этим свечением, придерживая халатик на груди.
– Прости меня… пожалуйста…
Откуда-то вынырнул Иварох:
– Господин, вам надлежит уйти! Больной необходим покой!
В крохотных очочках и зеленой бандане этот удивительный великан выглядел особенно трогательным и беззащитным. Особенно умиляли «надлежит» и канцелярская правильность речи. Девушка махнула рукой:
– Засохни. Брысь!
Иварох поперхнулся и убежал. Краем уха я услышал звук льющейся воды. Санитар пил из графина – жадно, давясь и пофыркивая.
– Реш, слушай. – Дзайана схватила меня за руки. – Ты меня сильно обидел. Да, да!.. Просто… Меня в жизни никто так не обижал, понимаешь?!
– Ну еще бы!
– Не издевайся! Я тебя ненавижу!! Я тебе завтра все скажу, хорошо?.. – В голосе звучала мольба.
– Хорошо, – покорно согласился я. – Скажешь завтра.
– Ты не сердишься? Ты дождешься?
Ну вот ребенок!.. Я потянулся к ней и поцеловал в мокрую от слез щеку.
– Конечно, солнце. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи… А теперь убирайся!
Я улыбнулся и двинулся к выходу. Воздух за моей спиной потрескивал от ненависти и смертоносных чар.
Мне вдруг стало удивительно легко – будто от меня разом отсекли прошлое и будущее, оставив лишь здесь и сейчас.
Когда я выходил из больницы, меня настиг звонок.
– Алло, Игорь, ты? – затрещал в трубке до боли знакомый голос.
– Я. Семен, что случилось?
– Дело нешуточное! Ты где?
– Возле первой городской больницы.
Слышно было, как Винченцо оторвался от трубки, чтобы отдать кому-то приказания. Через четверть минуты трубка вновь ожила:
– Сейчас за тобой подъедут. Никуда не уходи! Пойдем, Гертруда, соберем друзей.
Коротко и ясно. Словарик Винченцо я более-менее знаю. Если бы он задумывал пакость, последняя фраза звучала бы иначе. Например, «Гертруда, пусть за принцем последят». А так – Семену понадобилась моя помощь.
Вот и славно. Я с наслаждением вдохнул вечерний воздух. В разлившемся над городом спокойствии отчетливо было видно, что мне нужно туда съездить и выслушать все, что Винченцо сочтет нужным рассказать.
Так что я вышел из больничных ворот и принялся жать. Скоро подъехала милицейская легковушка. За рулем сидел щекастый лейтенантик – тот, что не хотел пускать меня в управление.
Увидев меня, он едва не потерял дар речи:
– Вы?!
– Здравствуйте еще раз. – Я протянул руку. – Видите, как все меняется?
– Простите… – Время шло к вечеру, но даже в тусклом свете фонарей было видно, как он покраснел. – Я не знал! Честно!
– Забудем обиды. – Я уселся в машину. – Кстати, может, вы объясните, что произошло?
– Произошло убийство. Погиб дзайан.
…Со вчерашнего дня в доме, где жил Марченко, ничего не изменилось. Я говорю «жил», потому что хозяин квартиры лежал на полу кухни, задрав к потолку острый кадык. Если смотреть в лицо, могло показаться, будто маг спит. Но стоило перевести взгляд ниже…
– Грудная клетка разворочена. – Люся рассказывала, одновременно очищая ватным тампоном лицо дзайана. Воск для посмертной маски побулькивал на спиртовке. – Повреждена артерия бедра, кисти рук оторваны. Порезы произведены с хирургической точностью. Такие повреждения мог оставить скальпель или остро отточенный кинжал. Нападавший отдавал себе отчет, что перед ним сильный маг. Первым делом он постарался лишить противника рук – чтобы не дать возможности плести заклинания. Затем, оглушив жертву, утащил на кухню и там начал пытать.
– Хотел что-то выяснить?
– Возможно.
Кухня провоняла полевым госпиталем. Если раньше здесь было просто не убрано и грязно, то теперь квартира превратилась в филиал скотобойни. Винченцо бестолково мотался по комнатам, что-то записывая в блокнот, заглядывая под столы и тумбочки.
– Не понимаю. Ничего не понимаю… – бормотал он. Впрочем, это его обычное состояние.
– Кто нашел труп? – поинтересовался я.
– Никто. Он сам обнаружился, – ответила Люся. И пояснила в ответ на мой удивленный взгляд: – В Болотносельское отделение инквизиции поступил сигнал. Нападение нечистой силы. Ближе всех к месту происшествия оказался отец Иштван.
– Иштван? Любопытно.
– Вы знакомы?
– Да, некоторым образом…
– Знакомы! – отозвался из соседней комнаты Винченцо. – Не просто знакомы! Как преступление, так он поблизости… Возникает вопрос: Офелия, вы порядочная девушка? Не удивлюсь, если он причастен ко всей этой дэвовщине!
Я покачал головой. Аснатар, который требует за убийство чудовищ деньги, с тем чтобы тут же отдать их на спасение чужого человека? У него должны быть особые причины для этого.
– Квартира была закрыта изнутри. На задвижку. Иштвану пришлось разбить обе двери голыми руками. Ну, ты сам видел…
Я действительно видел. Первая дверь – обычная фанера, над ней измывались мальчишки. Но вот вторая… Вторая-то бронированная! Иштван оставил в ней дыру с оплавленными краями, напоминающую человеческий силуэт. Не хотелось бы мне когда-нибудь встретиться с аснатарами в бою.
– К тому времени Алексей Петрович уже умер. Иштван вызвал нас, а сам удалился с отчетом к патриарху. Вот сижу, снимаю маску. Надо успеть до восьми вечера, а то инквизиторы за телом вернутся.
– Когда же произошло убийство?
– Часа в два. За стенкой живет молодая пара – наркоманы, не наркоманы… Соседи говорят, к ним как раз «Скорая» приезжала. Девчонка повесилась или что-то вроде того. А к ней любовник ходил – такой с хвостиком – и ее из петли спас. Ну, это так, сплетни…
Больше всего на свете я обожаю сплетни. Порой хорошая сплетня может распутать все дело, хотя чаще бывает наоборот.
– Марченко был к тому времени еще жив?
– Как я, – подал голос Винченцо. – Совершенно как я! Он с этим любовником даже парой слов перекинулся. А за спиной у того висел автомат в чехле.
Люся устало улыбнулась: вот они, свидетели… Врут как дышат и не поперхнутся.
Я задумался. Хвостатый любовник с автоматом зацепил мое любопытство за жабры:
– Постойте, а кто его видел?
– Видели. Даже описание есть. Но вряд ли оно что-то даст. «Автоматчик» – обычный человек. А Марченко погиб – классика жанра – в закрытой комнате. Окна задраены, дверь ты сам видел – бронированная, защелкнута изнутри. Это мог сделать либо сильный дзайан, либо дэв, либо друджвант.
– Надо поговорить с Иштваном.
– А что Иштван?.. Талдычит: друдж, друдж, место нечисто! Он инквизитор, у него работа такая.
Действительно, такая работа… Я присел на корточки, любуясь Люсиной маской. Воск вперемешку с гипсовой пылью ложился блестящим слоем, наполняя лицо мертвеца благородством и красотой.
– Жрать хочется, – пожаловалась Люся, накладывая последний мазок. – С утра ни крошки во рту не было…
Я заглянул в сумку:
– Ты оливки любишь? Еще мед где-то завалялся…
– Оливки? Точно! У меня же где-то печенье есть! с утра купила. – Она сбегала в соседнюю комнату и принесла пакетик с аппетитными «слезами Ивиннира». – Только… – она посмотрела на свою талию, и энтузиазм в ее голосе приугас, – я не буду. Оно сладкое…
– А сыр? Хочешь, в магазин схожу?
– Нет, – сообщила она. – Сыр соленый. Соленого тоже не буду. Знаешь что?! Я мясо хочу.
– Колбасы? Ветчинки?
– Ага. Макароны с томатным соусом. Точно!
…В результате мы поужинали чипсами и маринованными огурцами. Я включился в привычное дело: ползал с Винченцо в поисках улик, помогал Люсе расставлять авторамки для поиска дэвовщины, допрашивал соседей. В общем, начались обычные сыскарские будни.
Я словно бежал от чего-то, что открылось мне в последние часы… Тем более что старые версии кончились, а новых пока что не возникло.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
ИНТЕРЛЮДИЯ
(Понедельник, 18.30,
рассказывает Алексей Озерский)
Приносить счастье оказалось легко. Я носился по городу, благодетельствуя всех и вся. Щенок, гоняющийся за своим хвостом, не натворит столько безобразий, сколько я. Напоследок, порядком вымотавшись, я свернул к первой городской больнице. Матрик говорил, будто сюда положили Лизу. Интересно, почему не на Пароходную?.. На Пароходной же дурка! Хотя нет, самоубийц в психушку не кладут. Им даже диагноз выписывают нейтральный: гастрит, бронхит – чтобы жизнь не ломать. Мало ли чего человек в петлю полез.
В самом радужном настроении я двинулся в регистратуру. Там тетка, похожая на старого заматерелого бульдога, ворошила карточки.
– Здрасте, – неловко кивнул я.
– Здравствуйте.
Теткины глаза сузились. Она кашлянула, дернула себя за мочку уха и прищелкнула языком. Больная, что ли?
– Я, собственно… – слова давались через силу, так, словно я делал что-то постыдное. – Сегодня к вам привезли… ну, знаете?.. Лиза Матрасова…
Бульдожиха перелистала карточку. Мертвенный золотой свет больницы превращал женщину в загробного духа. Так вот откуда пошло выражение «тот свет»! И как тут люди выздоравливают вообще?!
– Родственница? – меланхолично поинтересовалась бульдожиха.
– Нет.
– А кто?
Мне захотелось дать ей пинка. Ну какая к дэвам разница?! Ну, друг я ей… хотя и другом-то назвать сложно. Я же ее впервые сегодня увидел.
– Это психосоматика, – казенным тоном сообщила бульдожиха. – В первые дни посещения нежелательны. – И вновь уткнулась в свои бумажки.
Я потоптался у барьера, отделяющего мир мертвых от мира живых, и побрел прочь. Ну ее к дэвам, в конце-то концов! Вот обидно: такая силища, хочется творить добро, а сделать ничего не могу.
Похолодало. На ночь «летнее» заклинание в больничном парке выключали – из экономии, наверное. Я шел, а пожухлые листья карамельными сугробами валились под ноги. За деревьями мелькали огоньки фонарей, квадраты окон. Кажется, я сбился с пути… В чернильном небе зажглись звезды. Лучи прожекторов разрезали мрак между стволами кленов, и от этого больничный неуют сгустился, стал злым и колючим.
Где же ворота? Не может ведь парк длиться вечно. Я свернул к первому попавшемуся зданию; фонарь высветил табличку на каменном боку: травматологическая. Ага. Сейчас бы планчик отыскать, свериться…
Белый щит сверкал снегами Килиманджаро. На скамейке под ним кто-то сидел – в пижаме и голубой болоньевой куртке.
– Помогите, пожалуйста, – еще издали крикнул я. – Я хочу отсюда выбраться!..
– Правда?! Я тоже!
Сердце трепыхнулось в груди, чтобы тут же сорваться в галоп. Золотистые колечки волос, заострившиеся черты лица, обветренные губы – девушка смотрела грустно и чуть насмешливо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– А твоя какая? – растерялся я.
– А моя – вызывания. Самая простая школа. Нет, девятый уровень – это круто, очень круто. Но все равно особо гордиться нечем.
И Света объяснила мне разницу. В действительности между этими двумя школами мало общего. Магия призыва работает с потусторонними силами, притягивая разных чудовищ: чупакабрасов, нетопырей, гильгамешей. Магия же вызывания – сугубо бытовая. Сантехника вызвать, такси… кстати, мой Абсолютный Проездной из той же оперы.
С этими школами часто попадают впросак. И не только я, многие. Оказывается, в школе призыва есть одно «неправильное» заклинание: «Вызывание демона». В школе же вызывания «неправильных» чар и вовсе две: «Осенний» и «Весенний призывы». Это магия десятого уровня, которую магистр обороны дважды в год накладывает на всю страну.
Вы понимаете, это у меня голова пухнет… А каково студентам?! Света рассказывала, что многие из-за этих призывов даже заваливали экзамены. Естественно, отправлялись служить.
– И поводки мне вовсе не для универа нужны были, – вздохнула она. – Я хотела до десятого уровня подняться…
– Зачем же тебе десятый уровень?
– Там крутая приворотная чара, «не за что, а вопреки» называется. Мне Лешку приворожить надо.
– Ну и дура.
– В лягушку превращу! – вскинулась та.
– Да хоть в таракана, – отмахнулся я. – Чарами привораживать, магией любовь вызывать… А потом? Он же тебя возненавидит. Сколько ему лет? Двадцать, как тебе?
– Мне восемнадцать! Это я выгляжу старше. А Лешику – двадцать четыре… – И, не выдержав, она заревела, уткнувшись мне в плечо.
Получалась глупая ситуация. Преступница и шантажистка заливалась слезами, а я ее утешал. Но ведь жалко девчонку! У самого случалось: из кожи вон лезешь, а на тебя внимания не обращают. Тут и глупости начинаются, и все, что угодно.
– Я его вчера чара-анула, козла-а, – всхлипывала она, прижимаясь ко мне. – Прибежит как миленький! На коленях приползет!
– Хм…
– А ты не одобряешь?! – Она отстранилась. – Не одобряешь, да?!
– Да мне все равно. Твое дело.
– Ну вот и убирайся, придурок! И вообще, чего ты меня лапаешь?! Руки убери, ур-род!
– Ладно. – Я поднялся, взял куртку. – Приятно было пообщаться. Поправляйся, солнце!
Я прикрыл дверь. Послышались сдавленные рыдания. Пожалуй, ее стоит оставить одну – пока больницу в клочья не разнесла.
Но все вышло не совсем так, как я рассчитывал. Когда я прошел несколько шагов, за спиной послышалось:
– Реш, стой!
Я обернулся. В темном пустом коридоре светилось единственное пятно дверного проема. Света стояла, окутанная этим свечением, придерживая халатик на груди.
– Прости меня… пожалуйста…
Откуда-то вынырнул Иварох:
– Господин, вам надлежит уйти! Больной необходим покой!
В крохотных очочках и зеленой бандане этот удивительный великан выглядел особенно трогательным и беззащитным. Особенно умиляли «надлежит» и канцелярская правильность речи. Девушка махнула рукой:
– Засохни. Брысь!
Иварох поперхнулся и убежал. Краем уха я услышал звук льющейся воды. Санитар пил из графина – жадно, давясь и пофыркивая.
– Реш, слушай. – Дзайана схватила меня за руки. – Ты меня сильно обидел. Да, да!.. Просто… Меня в жизни никто так не обижал, понимаешь?!
– Ну еще бы!
– Не издевайся! Я тебя ненавижу!! Я тебе завтра все скажу, хорошо?.. – В голосе звучала мольба.
– Хорошо, – покорно согласился я. – Скажешь завтра.
– Ты не сердишься? Ты дождешься?
Ну вот ребенок!.. Я потянулся к ней и поцеловал в мокрую от слез щеку.
– Конечно, солнце. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи… А теперь убирайся!
Я улыбнулся и двинулся к выходу. Воздух за моей спиной потрескивал от ненависти и смертоносных чар.
Мне вдруг стало удивительно легко – будто от меня разом отсекли прошлое и будущее, оставив лишь здесь и сейчас.
Когда я выходил из больницы, меня настиг звонок.
– Алло, Игорь, ты? – затрещал в трубке до боли знакомый голос.
– Я. Семен, что случилось?
– Дело нешуточное! Ты где?
– Возле первой городской больницы.
Слышно было, как Винченцо оторвался от трубки, чтобы отдать кому-то приказания. Через четверть минуты трубка вновь ожила:
– Сейчас за тобой подъедут. Никуда не уходи! Пойдем, Гертруда, соберем друзей.
Коротко и ясно. Словарик Винченцо я более-менее знаю. Если бы он задумывал пакость, последняя фраза звучала бы иначе. Например, «Гертруда, пусть за принцем последят». А так – Семену понадобилась моя помощь.
Вот и славно. Я с наслаждением вдохнул вечерний воздух. В разлившемся над городом спокойствии отчетливо было видно, что мне нужно туда съездить и выслушать все, что Винченцо сочтет нужным рассказать.
Так что я вышел из больничных ворот и принялся жать. Скоро подъехала милицейская легковушка. За рулем сидел щекастый лейтенантик – тот, что не хотел пускать меня в управление.
Увидев меня, он едва не потерял дар речи:
– Вы?!
– Здравствуйте еще раз. – Я протянул руку. – Видите, как все меняется?
– Простите… – Время шло к вечеру, но даже в тусклом свете фонарей было видно, как он покраснел. – Я не знал! Честно!
– Забудем обиды. – Я уселся в машину. – Кстати, может, вы объясните, что произошло?
– Произошло убийство. Погиб дзайан.
…Со вчерашнего дня в доме, где жил Марченко, ничего не изменилось. Я говорю «жил», потому что хозяин квартиры лежал на полу кухни, задрав к потолку острый кадык. Если смотреть в лицо, могло показаться, будто маг спит. Но стоило перевести взгляд ниже…
– Грудная клетка разворочена. – Люся рассказывала, одновременно очищая ватным тампоном лицо дзайана. Воск для посмертной маски побулькивал на спиртовке. – Повреждена артерия бедра, кисти рук оторваны. Порезы произведены с хирургической точностью. Такие повреждения мог оставить скальпель или остро отточенный кинжал. Нападавший отдавал себе отчет, что перед ним сильный маг. Первым делом он постарался лишить противника рук – чтобы не дать возможности плести заклинания. Затем, оглушив жертву, утащил на кухню и там начал пытать.
– Хотел что-то выяснить?
– Возможно.
Кухня провоняла полевым госпиталем. Если раньше здесь было просто не убрано и грязно, то теперь квартира превратилась в филиал скотобойни. Винченцо бестолково мотался по комнатам, что-то записывая в блокнот, заглядывая под столы и тумбочки.
– Не понимаю. Ничего не понимаю… – бормотал он. Впрочем, это его обычное состояние.
– Кто нашел труп? – поинтересовался я.
– Никто. Он сам обнаружился, – ответила Люся. И пояснила в ответ на мой удивленный взгляд: – В Болотносельское отделение инквизиции поступил сигнал. Нападение нечистой силы. Ближе всех к месту происшествия оказался отец Иштван.
– Иштван? Любопытно.
– Вы знакомы?
– Да, некоторым образом…
– Знакомы! – отозвался из соседней комнаты Винченцо. – Не просто знакомы! Как преступление, так он поблизости… Возникает вопрос: Офелия, вы порядочная девушка? Не удивлюсь, если он причастен ко всей этой дэвовщине!
Я покачал головой. Аснатар, который требует за убийство чудовищ деньги, с тем чтобы тут же отдать их на спасение чужого человека? У него должны быть особые причины для этого.
– Квартира была закрыта изнутри. На задвижку. Иштвану пришлось разбить обе двери голыми руками. Ну, ты сам видел…
Я действительно видел. Первая дверь – обычная фанера, над ней измывались мальчишки. Но вот вторая… Вторая-то бронированная! Иштван оставил в ней дыру с оплавленными краями, напоминающую человеческий силуэт. Не хотелось бы мне когда-нибудь встретиться с аснатарами в бою.
– К тому времени Алексей Петрович уже умер. Иштван вызвал нас, а сам удалился с отчетом к патриарху. Вот сижу, снимаю маску. Надо успеть до восьми вечера, а то инквизиторы за телом вернутся.
– Когда же произошло убийство?
– Часа в два. За стенкой живет молодая пара – наркоманы, не наркоманы… Соседи говорят, к ним как раз «Скорая» приезжала. Девчонка повесилась или что-то вроде того. А к ней любовник ходил – такой с хвостиком – и ее из петли спас. Ну, это так, сплетни…
Больше всего на свете я обожаю сплетни. Порой хорошая сплетня может распутать все дело, хотя чаще бывает наоборот.
– Марченко был к тому времени еще жив?
– Как я, – подал голос Винченцо. – Совершенно как я! Он с этим любовником даже парой слов перекинулся. А за спиной у того висел автомат в чехле.
Люся устало улыбнулась: вот они, свидетели… Врут как дышат и не поперхнутся.
Я задумался. Хвостатый любовник с автоматом зацепил мое любопытство за жабры:
– Постойте, а кто его видел?
– Видели. Даже описание есть. Но вряд ли оно что-то даст. «Автоматчик» – обычный человек. А Марченко погиб – классика жанра – в закрытой комнате. Окна задраены, дверь ты сам видел – бронированная, защелкнута изнутри. Это мог сделать либо сильный дзайан, либо дэв, либо друджвант.
– Надо поговорить с Иштваном.
– А что Иштван?.. Талдычит: друдж, друдж, место нечисто! Он инквизитор, у него работа такая.
Действительно, такая работа… Я присел на корточки, любуясь Люсиной маской. Воск вперемешку с гипсовой пылью ложился блестящим слоем, наполняя лицо мертвеца благородством и красотой.
– Жрать хочется, – пожаловалась Люся, накладывая последний мазок. – С утра ни крошки во рту не было…
Я заглянул в сумку:
– Ты оливки любишь? Еще мед где-то завалялся…
– Оливки? Точно! У меня же где-то печенье есть! с утра купила. – Она сбегала в соседнюю комнату и принесла пакетик с аппетитными «слезами Ивиннира». – Только… – она посмотрела на свою талию, и энтузиазм в ее голосе приугас, – я не буду. Оно сладкое…
– А сыр? Хочешь, в магазин схожу?
– Нет, – сообщила она. – Сыр соленый. Соленого тоже не буду. Знаешь что?! Я мясо хочу.
– Колбасы? Ветчинки?
– Ага. Макароны с томатным соусом. Точно!
…В результате мы поужинали чипсами и маринованными огурцами. Я включился в привычное дело: ползал с Винченцо в поисках улик, помогал Люсе расставлять авторамки для поиска дэвовщины, допрашивал соседей. В общем, начались обычные сыскарские будни.
Я словно бежал от чего-то, что открылось мне в последние часы… Тем более что старые версии кончились, а новых пока что не возникло.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
ИНТЕРЛЮДИЯ
(Понедельник, 18.30,
рассказывает Алексей Озерский)
Приносить счастье оказалось легко. Я носился по городу, благодетельствуя всех и вся. Щенок, гоняющийся за своим хвостом, не натворит столько безобразий, сколько я. Напоследок, порядком вымотавшись, я свернул к первой городской больнице. Матрик говорил, будто сюда положили Лизу. Интересно, почему не на Пароходную?.. На Пароходной же дурка! Хотя нет, самоубийц в психушку не кладут. Им даже диагноз выписывают нейтральный: гастрит, бронхит – чтобы жизнь не ломать. Мало ли чего человек в петлю полез.
В самом радужном настроении я двинулся в регистратуру. Там тетка, похожая на старого заматерелого бульдога, ворошила карточки.
– Здрасте, – неловко кивнул я.
– Здравствуйте.
Теткины глаза сузились. Она кашлянула, дернула себя за мочку уха и прищелкнула языком. Больная, что ли?
– Я, собственно… – слова давались через силу, так, словно я делал что-то постыдное. – Сегодня к вам привезли… ну, знаете?.. Лиза Матрасова…
Бульдожиха перелистала карточку. Мертвенный золотой свет больницы превращал женщину в загробного духа. Так вот откуда пошло выражение «тот свет»! И как тут люди выздоравливают вообще?!
– Родственница? – меланхолично поинтересовалась бульдожиха.
– Нет.
– А кто?
Мне захотелось дать ей пинка. Ну какая к дэвам разница?! Ну, друг я ей… хотя и другом-то назвать сложно. Я же ее впервые сегодня увидел.
– Это психосоматика, – казенным тоном сообщила бульдожиха. – В первые дни посещения нежелательны. – И вновь уткнулась в свои бумажки.
Я потоптался у барьера, отделяющего мир мертвых от мира живых, и побрел прочь. Ну ее к дэвам, в конце-то концов! Вот обидно: такая силища, хочется творить добро, а сделать ничего не могу.
Похолодало. На ночь «летнее» заклинание в больничном парке выключали – из экономии, наверное. Я шел, а пожухлые листья карамельными сугробами валились под ноги. За деревьями мелькали огоньки фонарей, квадраты окон. Кажется, я сбился с пути… В чернильном небе зажглись звезды. Лучи прожекторов разрезали мрак между стволами кленов, и от этого больничный неуют сгустился, стал злым и колючим.
Где же ворота? Не может ведь парк длиться вечно. Я свернул к первому попавшемуся зданию; фонарь высветил табличку на каменном боку: травматологическая. Ага. Сейчас бы планчик отыскать, свериться…
Белый щит сверкал снегами Килиманджаро. На скамейке под ним кто-то сидел – в пижаме и голубой болоньевой куртке.
– Помогите, пожалуйста, – еще издали крикнул я. – Я хочу отсюда выбраться!..
– Правда?! Я тоже!
Сердце трепыхнулось в груди, чтобы тут же сорваться в галоп. Золотистые колечки волос, заострившиеся черты лица, обветренные губы – девушка смотрела грустно и чуть насмешливо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46