Возникла заминка: у администратора не хватало прав на операцию мемордера.
Рутина… Как на работе, честное слово. Я загрузил робота TTS под отладчиком и вручную вписал нужные атрибуты транзакции. А потом еще и «уронил» его перед тем, как скинуть данные в базу.
Даже неудачи мне на руку. Теперь эти деньги найдут лишь глубокой ночью – когда станут считать баланс. И найдет их не операционистка-девочка, а свой брат программер. Скорее всего Валерка Навигатор.
Жаль, что у меня нет кредитной карточки. Сейчас бы вышел, снял через банкомат денег… А так придется переться в оперзал. Все беды на Земле от лени!
Пора было заканчивать, но я медлил. Что-то оставалось несделанным. Что?.. Я пробежался по статусам своего счета: состояние, мультивалютность, кредитные договора, история… История!
Мой счет заморозили, а я не знал! Класть на него деньги разрешалось, снимать – нет. Хорош бы я был, придя в оперзал за крадеными деньгами… Значит, в чем-то меня все-таки подозревают.
Чтобы разморозить счет, доступов хватило. Администраторские схемы безопасности живут своей жизнью, угадать пределы их полномочий не в силах самый искушенный знаток.
Теперь все. Финальный заплыв. Можно, конечно, подтереть в темп-директории следы загрузки, но смысл? Ну узнают, что кто-то под админом входил с робот-сервера, и что?..
Я двинулся к выходу. Изнутри аппаратная открывалась нажатием кнопки, похожей на дверной звонок. Это снаружи вход только по карточке.
Замок щелкнул, выпуская меня. За порогом ожидал новый сюрприз: я едва не столкнулся с Мамулей.
– Озерский, привет! – бросила она и остановилась. Выщипанные брови поднялись угольными дугами: – Чего это ты такой красивый?
Я оглядел свой костюм:
– Нравится?
– Озерский, ты просто шикарный мужчина!
– Увольняюсь я, Мамуля. Ферад достал. Решил попробовать себя в гетеросексуальном коллективе.
Некатина хихикнула:
– Ну, бог в помощь. А то о тебе разное рассказывают.
– А что именно?
Она сморщилась:
– Знаешь, у меня отчеты горят… Ты ведь выставляться будешь? – Я кивнул. – Ну вот будешь, там и узнаешь.
И не терпящей возражений походкой Мамуля направилась в администраторскую. Я же выбрался из «предбанника» и отправился на «рецепшен».
Там Анда со своей фирменной рассеянной полуулыбкой предложила подняться к третьему операционисту. Не лучший выбор. За третьим сидит Виктор, единственный мужчина в операционном зале. С ним я чувствую себя неловко; все-таки деньги выдавать – это женская работа. Так же как писать программы – мужская.
Ладно. Семь бед – один ответ. Я храбро затопал по лестнице вверх. У входа в оперзал меня ожидал сюрприз: охранник оказался тот самый «пройдемте, Озеров».
– Озерский, – холодно сообщил я ему.
– Что, простите?.. – чуть наклонился он.
– Моя фамилия – Озерский. Приказы вы исполняете старательно, это хорошо. В дальнейшем нам такие люди понадобятся. – И, ошарашив его так, я зашагал к третьему столику.
– Свободны?
Виктор поднял голову от бумаг, улыбнулся:
– Присаживайтесь, пожалуйста.
Я отдал карточку, назвал пароль. Пока он устанавливал клиентскую сессию, огляделся исподтишка.
Охранник «Озеров» никуда не делся. Не стал звонить, вызывать начальника смены, устраивать цирк с конями. Это хорошо. Меньше возни будет. Амулет сжигал мое тело расслабляющим мягким светом. Казалось, стоит чуть ослабить контроль и меня самого превратит в свет – радостный, веселый, танцующий. Я вздохнул и вытянул ноги.
– Четыре миллиона тысяча четыреста девяносто три алемана, – деловито сообщил Виктор. – Сколько будете снимать?
Аккуратный, кареглазый, с пухлыми губами. С самой первой нашей встречи я его невзлюбил. Но это всегда так. Те, кто носит джинсы, и те, для кого костюм с галстуком удобная повседневная одежда, друг другу доверяют редко.
– Все снимайте, – весело сообщил я. – Мне счет закрыть надо, – и в порыве «откровенности» добавил: – Меня на другую работу зовут. Вот, хочу, чтобы здесь ничего не удерживало. – Я улыбнулся. – Чтобы решиться наконец.
Недоверие в его взгляде угасло. О том, откуда у меня четыре миллиона алеманов, он и не подумал спросить.
– Какими купюрами брать будете?
– Двадцатитысячными, – чуть не ляпнул «пятерками». И добавил: – У меня даже паспорт с собой есть.
Улыбка Виктора стала шире. Работникам банка не требуется подтверждающих документов, чтобы снимать деньги. Нас и так все знают. Когда он только устроился на работу, а я пришел за заначкой, нам обоим выпала пара неприятных минут. Я его понимаю: сидит парень в вытертых джинсах, майке с черепами, подпись на дэва похожа (работая на компьютере, я совершенно разучился писать ручкой), да еще денег хочет! Два месяца я его терроризировал, но паспорт так и не принес. Потом он привык.
– Покажите.
Я достал паспорт, развернул.
– Хорошо. Все в порядке. – В глазах мелькнули победные искорки. Он поднялся и пошел в кассу.
Почтовый агент пикнул и выбросил на экран сообщение «вам письмо». Тянуться к мышке через весь стол оказалось неудобно, еще неудобней было работать левой рукой. Путаясь в кнопках, я заглянул в письмо. Пришли курсы госбанка. Пролистав простыню с письмами вверх, я обнаружил сообщение, адресованное «AllNew».
Десять минут назад, просматривая свой ящик, я такого письма не видел. Что же, меня исключили из сообщества «AllNew»?
Прочесть письмо я не успел: Виктор уже выходил из дверей кассы. Я быстро переключился на окно с АРМом и уселся, чинно сложив руки на столе. Сидеть неудобно… Кресла для посетителей, наверное, специально делают такими: чтобы клиент на операциониста не давил.
– Вот, пожалуйста, – Виктор дважды пересчитал купюры на машинке. – Конвертик дать?
– Не надо. Спасибо большое!
Я сгреб деньги, распихал их по карманам пиджака и отправился к выходу. Уходя с моего пути, охранник «Озеров» несколько замешкался. Амулет выдал мощный импульс, и тот послушно продрейфовал к кассе. Айсберг в пустынном море… И что он на меня пялится? Вторая голова у меня выросла, что ли?
Из неведомого куража я поднялся в свой кабинет. Сердце колотилось чаще, чем когда я вел девчонку в подворотню. Вот развлекуха! Я и не знал, что это так весело!
На панели монитора помаргивал золотистый глазок. Ах ты, псина обиженная под диваном!.. Я пощелкал мышкой, и машина радостно затрещала винчестером, пробуждаясь. Из-под белого пластика выглядывала полоска пыли: системный блок зачем-то двигали.
Обижали тебя, хорошую мою?
Я заглянул в почтовый ящик. Сунулся в папку «Личные письма», ту, что не мог проверить, подключаясь в аппаратной. На экран высыпало штук тридцать строчек, набухших красным.
Сердце радостно подпрыгнуло, набирая ход.
Все с одного адреса!
Светка писала мне все эти часы, пытаясь отыскать. Да и звонила, наверное, тоже. Светка, Светка…
Я наугад открыл одно письмо, другое. Все чуть разные, но смысл один и тот же. «Где ты?» «Что с тобой?» «Куда пропал?» И во всех, без слов, навязчивым рефреном: я люблю тебя.
Вот только я уже не тот, кого она знала. Я перечитал послание, которое отправил перед уходом.
Мне стало ужасно неловко.
Ну что за ребенок! Прибежать в слезах, ткнуться носом в теплую мягкую грудь (а у нее и теплая, и мягкая) – спасай, Светуля!
Хватит морочить девчонке голову.
Я раскрыл последнее Светкино письмо.
«Лешик, слушай! Я поняла наконец: я…»
Выделив текст, я удалил все, не читая. Потом принялся печатать. Сдержанно, без лишних эмоций рассказал, что со мной произошло в эти дни.
И задумался.
Требовалось поставить точку. Эффектную, чтоб наповал. Нужны были правильные слова, а они все не приходили.
Давно заметил: когда голова занята важным, руки начинают жить своей жизнью. Что-то рисуют, ручку вертят, по клавиатуре шарят. Вот и сейчас: пока думал над прощальным письмом, они успели дважды проверить почту (зачем?), открыть интернет-избранное, запустить блог.
Ну-ка, ну-ка…
А ведь этот клип я знаю! Талантливо нарисованный мультфильм к песне «There she is» группы «Witches». Группа то ли китайская, то ли корейская, но это неважно. На экране девушка-зайчиха встречает мальчика-кота. Стаканчик морковного сока летит на асфальт. Глаза у зайчихи – точь-в-точь Светкины, два горящих сердечка.
Как же я не додумался сам!
У зайчихи и кота нет шансов на любовь. Дзайану и человеку не быть вместе… или быть, но уж больно мерзкое «вместе» получится. Словно зоофилия.
Не хочу.
«Не хочу!»
И ссылка вверху, чтобы эти два слова – вместо подписи.
Теперь все.
За этот день я испытал больше, чем за всю предыдущую жизнь… И если вдруг окажется, что я все-таки друджвант – не стыдно умирать.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
(Пятница, 11.00,
рассказывает Игорь Колесничий)
Утро выдалось ярким и чистым, как пригоршня воды из горного ручья. Вчера мне удалось поспать лишь четыре часа, но этого хватило с лихвой. Все-таки в существовании манара есть много плюсов. Я со вкусом выспался и шел по улице бодрый и веселый.
По тротуару, приплясывая, семенила цепочка людей в зеленых и оранжевых балахонах. Смуглые девушки в сари, с точкой посреди лба, бритые юноши с тонкими цыплячьими шеями. Друиды. Их гуру, смуглый раджавец с вывороченными губами и злым веселым лицом, неистово молотил в барабанчик. «Дуб-омела, дуб-омела! – неслось над улицей. – Дуб-дуб, омела-мела! Дуб-омела, пальма-пальма, дуб-дуб, омела-мела!»
К процессии уже пристроились новообращенные. Сконфуженный толстячок в бежевом плаще, страшненькая студентка в клетчатом берете и тонких кривых колготках. За ними – подростки, похожие, как близнецы, мальчик и девочка с одинаково сверкающими брегетами улыбками. Нашли свое счастье.
Со стороны площади неслись обрывки музыки: ласковый напев окарины, озорной речитатив флейт, гул барабанов.
Елки-палки! Сегодня же четная пятница, выходной день!.. Настроение прыгнуло в заоблачные высоты. Это у маголовки выходных не бывает, а я свободный человек! Расследование завершено, о результатах я еще вчера сообщил Литницкому. Кое о чем, правда, умолчал… Скажем, об участии Светы в деле дзайану-самодуру знать необязательно. Любовь сильнее магии, уж это я знаю наверняка!
Старый огородник уверен, что стал жертвой политической многоходовки Людея… Ну и пусть. Это их дрязги, дзайанская возня. Узнав, что грандмастер мертв, Литницкий порвал старый договор и написал новый на сумму, вдесятеро превышающую прежнюю. С трудом дождавшись, пока уйдет платеж на мой счет, маг сорвался с места и убежал На слабость наплевал, болезни. Вот что с человеком жажда власти делает!
Предвкушая несколько часов роскошного благословенного безделья, я свернул на площадь. Там шло представление. На помосте, заваленном грудами золотых, пурпурных и киноварных листьев, проповедовали друиды. Тощий сумрачный паренек в зеленом жонглировал кинжалами; с одного на другой перепархивали синицы и зимородки. Птицы и сталь двигались восхитительно слаженно; круги жизни и смерти текли один в другом, не смешиваясь.
За спиной жонглера танцевали две друидки. Одна двигалась вымученно – ни дать ни взять отличница у доски, – другая же словно играла в пятнашки: с танцем, зрителями, солнечным утром, бездонной синью над головой.
Я помахал ей, и девушка улыбнулась в ответ. Зимородком на клинке встрепенулось сердце. Будь я человеком, влюбился бы без памяти… Но я манар. Нас двоих ожидает удивительная судьба, и дороги наши нигде не пересекутся.
Это я знаю точно.
А жаль.
…Кто-то деликатно тронул меня за рукав, отрывая от глубокомысленных размышлений о манарской доле.
– Благого дня, сын мой! – послышался знакомый голос. – О господе нашем узнать не желаете ли? Об Ормазде благом?
Я обернулся. Давешний ратвишкара – прыщавый, зеленоглазый, сутулый – неуклюже топтался у меня за спиной. И не лень же человеку!
– Здравствуйте, отче. – Я наклонил голову для благословения. – А вы какими судьбами в вертепе языческом?
Священник неловко осенил меня знаком фарохара.
– Я, сыне Игорь, проповедую, – объявил он, волнуясь. – Я ведь как? Язычники собрались, надо, чтоб по чести было! Чтобы у людей выбор. А то глазеть глазеют, красиво – а таинства обрядовые нет, не знают! Вот и объясняю им, хожу повсюду…
– Достойное рвение. Брат-то ваш как?
– Брат? Плохо брат… – Глаза ратвишкары сделались тоскливыми: – Вы понимаете, мне говорят, а я не верю… Ну не верю, что он – с храмовой блудницей! Не верю!
Мне стало смешно. Похоже, этот удивительный парень узнал о жизни много нового.
– Да не волнуйтесь вы так, – сообщил я весело. – Мужчины, женщины – это ведь самим богом заведено.
– Вы не понимаете! Они о догматах спорят. Сравнивают церковные таинства…
– Ну, ну, отче! Голос чего такой унылый?! Иль усомнились в учении Ясны?!
От этих моих слов юноша и вовсе увял.
– А ведь вы правы… – раздумчиво проговорил он. – Очень в точку попали, сын мой! Нет веры во мне истовой, нет! Оттого и в брате сомневаюсь… Мне ведь, – голос его сорвался в шепот, – видения были. Будто пришла ко мне в келью их жрица дэвовская.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Рутина… Как на работе, честное слово. Я загрузил робота TTS под отладчиком и вручную вписал нужные атрибуты транзакции. А потом еще и «уронил» его перед тем, как скинуть данные в базу.
Даже неудачи мне на руку. Теперь эти деньги найдут лишь глубокой ночью – когда станут считать баланс. И найдет их не операционистка-девочка, а свой брат программер. Скорее всего Валерка Навигатор.
Жаль, что у меня нет кредитной карточки. Сейчас бы вышел, снял через банкомат денег… А так придется переться в оперзал. Все беды на Земле от лени!
Пора было заканчивать, но я медлил. Что-то оставалось несделанным. Что?.. Я пробежался по статусам своего счета: состояние, мультивалютность, кредитные договора, история… История!
Мой счет заморозили, а я не знал! Класть на него деньги разрешалось, снимать – нет. Хорош бы я был, придя в оперзал за крадеными деньгами… Значит, в чем-то меня все-таки подозревают.
Чтобы разморозить счет, доступов хватило. Администраторские схемы безопасности живут своей жизнью, угадать пределы их полномочий не в силах самый искушенный знаток.
Теперь все. Финальный заплыв. Можно, конечно, подтереть в темп-директории следы загрузки, но смысл? Ну узнают, что кто-то под админом входил с робот-сервера, и что?..
Я двинулся к выходу. Изнутри аппаратная открывалась нажатием кнопки, похожей на дверной звонок. Это снаружи вход только по карточке.
Замок щелкнул, выпуская меня. За порогом ожидал новый сюрприз: я едва не столкнулся с Мамулей.
– Озерский, привет! – бросила она и остановилась. Выщипанные брови поднялись угольными дугами: – Чего это ты такой красивый?
Я оглядел свой костюм:
– Нравится?
– Озерский, ты просто шикарный мужчина!
– Увольняюсь я, Мамуля. Ферад достал. Решил попробовать себя в гетеросексуальном коллективе.
Некатина хихикнула:
– Ну, бог в помощь. А то о тебе разное рассказывают.
– А что именно?
Она сморщилась:
– Знаешь, у меня отчеты горят… Ты ведь выставляться будешь? – Я кивнул. – Ну вот будешь, там и узнаешь.
И не терпящей возражений походкой Мамуля направилась в администраторскую. Я же выбрался из «предбанника» и отправился на «рецепшен».
Там Анда со своей фирменной рассеянной полуулыбкой предложила подняться к третьему операционисту. Не лучший выбор. За третьим сидит Виктор, единственный мужчина в операционном зале. С ним я чувствую себя неловко; все-таки деньги выдавать – это женская работа. Так же как писать программы – мужская.
Ладно. Семь бед – один ответ. Я храбро затопал по лестнице вверх. У входа в оперзал меня ожидал сюрприз: охранник оказался тот самый «пройдемте, Озеров».
– Озерский, – холодно сообщил я ему.
– Что, простите?.. – чуть наклонился он.
– Моя фамилия – Озерский. Приказы вы исполняете старательно, это хорошо. В дальнейшем нам такие люди понадобятся. – И, ошарашив его так, я зашагал к третьему столику.
– Свободны?
Виктор поднял голову от бумаг, улыбнулся:
– Присаживайтесь, пожалуйста.
Я отдал карточку, назвал пароль. Пока он устанавливал клиентскую сессию, огляделся исподтишка.
Охранник «Озеров» никуда не делся. Не стал звонить, вызывать начальника смены, устраивать цирк с конями. Это хорошо. Меньше возни будет. Амулет сжигал мое тело расслабляющим мягким светом. Казалось, стоит чуть ослабить контроль и меня самого превратит в свет – радостный, веселый, танцующий. Я вздохнул и вытянул ноги.
– Четыре миллиона тысяча четыреста девяносто три алемана, – деловито сообщил Виктор. – Сколько будете снимать?
Аккуратный, кареглазый, с пухлыми губами. С самой первой нашей встречи я его невзлюбил. Но это всегда так. Те, кто носит джинсы, и те, для кого костюм с галстуком удобная повседневная одежда, друг другу доверяют редко.
– Все снимайте, – весело сообщил я. – Мне счет закрыть надо, – и в порыве «откровенности» добавил: – Меня на другую работу зовут. Вот, хочу, чтобы здесь ничего не удерживало. – Я улыбнулся. – Чтобы решиться наконец.
Недоверие в его взгляде угасло. О том, откуда у меня четыре миллиона алеманов, он и не подумал спросить.
– Какими купюрами брать будете?
– Двадцатитысячными, – чуть не ляпнул «пятерками». И добавил: – У меня даже паспорт с собой есть.
Улыбка Виктора стала шире. Работникам банка не требуется подтверждающих документов, чтобы снимать деньги. Нас и так все знают. Когда он только устроился на работу, а я пришел за заначкой, нам обоим выпала пара неприятных минут. Я его понимаю: сидит парень в вытертых джинсах, майке с черепами, подпись на дэва похожа (работая на компьютере, я совершенно разучился писать ручкой), да еще денег хочет! Два месяца я его терроризировал, но паспорт так и не принес. Потом он привык.
– Покажите.
Я достал паспорт, развернул.
– Хорошо. Все в порядке. – В глазах мелькнули победные искорки. Он поднялся и пошел в кассу.
Почтовый агент пикнул и выбросил на экран сообщение «вам письмо». Тянуться к мышке через весь стол оказалось неудобно, еще неудобней было работать левой рукой. Путаясь в кнопках, я заглянул в письмо. Пришли курсы госбанка. Пролистав простыню с письмами вверх, я обнаружил сообщение, адресованное «AllNew».
Десять минут назад, просматривая свой ящик, я такого письма не видел. Что же, меня исключили из сообщества «AllNew»?
Прочесть письмо я не успел: Виктор уже выходил из дверей кассы. Я быстро переключился на окно с АРМом и уселся, чинно сложив руки на столе. Сидеть неудобно… Кресла для посетителей, наверное, специально делают такими: чтобы клиент на операциониста не давил.
– Вот, пожалуйста, – Виктор дважды пересчитал купюры на машинке. – Конвертик дать?
– Не надо. Спасибо большое!
Я сгреб деньги, распихал их по карманам пиджака и отправился к выходу. Уходя с моего пути, охранник «Озеров» несколько замешкался. Амулет выдал мощный импульс, и тот послушно продрейфовал к кассе. Айсберг в пустынном море… И что он на меня пялится? Вторая голова у меня выросла, что ли?
Из неведомого куража я поднялся в свой кабинет. Сердце колотилось чаще, чем когда я вел девчонку в подворотню. Вот развлекуха! Я и не знал, что это так весело!
На панели монитора помаргивал золотистый глазок. Ах ты, псина обиженная под диваном!.. Я пощелкал мышкой, и машина радостно затрещала винчестером, пробуждаясь. Из-под белого пластика выглядывала полоска пыли: системный блок зачем-то двигали.
Обижали тебя, хорошую мою?
Я заглянул в почтовый ящик. Сунулся в папку «Личные письма», ту, что не мог проверить, подключаясь в аппаратной. На экран высыпало штук тридцать строчек, набухших красным.
Сердце радостно подпрыгнуло, набирая ход.
Все с одного адреса!
Светка писала мне все эти часы, пытаясь отыскать. Да и звонила, наверное, тоже. Светка, Светка…
Я наугад открыл одно письмо, другое. Все чуть разные, но смысл один и тот же. «Где ты?» «Что с тобой?» «Куда пропал?» И во всех, без слов, навязчивым рефреном: я люблю тебя.
Вот только я уже не тот, кого она знала. Я перечитал послание, которое отправил перед уходом.
Мне стало ужасно неловко.
Ну что за ребенок! Прибежать в слезах, ткнуться носом в теплую мягкую грудь (а у нее и теплая, и мягкая) – спасай, Светуля!
Хватит морочить девчонке голову.
Я раскрыл последнее Светкино письмо.
«Лешик, слушай! Я поняла наконец: я…»
Выделив текст, я удалил все, не читая. Потом принялся печатать. Сдержанно, без лишних эмоций рассказал, что со мной произошло в эти дни.
И задумался.
Требовалось поставить точку. Эффектную, чтоб наповал. Нужны были правильные слова, а они все не приходили.
Давно заметил: когда голова занята важным, руки начинают жить своей жизнью. Что-то рисуют, ручку вертят, по клавиатуре шарят. Вот и сейчас: пока думал над прощальным письмом, они успели дважды проверить почту (зачем?), открыть интернет-избранное, запустить блог.
Ну-ка, ну-ка…
А ведь этот клип я знаю! Талантливо нарисованный мультфильм к песне «There she is» группы «Witches». Группа то ли китайская, то ли корейская, но это неважно. На экране девушка-зайчиха встречает мальчика-кота. Стаканчик морковного сока летит на асфальт. Глаза у зайчихи – точь-в-точь Светкины, два горящих сердечка.
Как же я не додумался сам!
У зайчихи и кота нет шансов на любовь. Дзайану и человеку не быть вместе… или быть, но уж больно мерзкое «вместе» получится. Словно зоофилия.
Не хочу.
«Не хочу!»
И ссылка вверху, чтобы эти два слова – вместо подписи.
Теперь все.
За этот день я испытал больше, чем за всю предыдущую жизнь… И если вдруг окажется, что я все-таки друджвант – не стыдно умирать.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
(Пятница, 11.00,
рассказывает Игорь Колесничий)
Утро выдалось ярким и чистым, как пригоршня воды из горного ручья. Вчера мне удалось поспать лишь четыре часа, но этого хватило с лихвой. Все-таки в существовании манара есть много плюсов. Я со вкусом выспался и шел по улице бодрый и веселый.
По тротуару, приплясывая, семенила цепочка людей в зеленых и оранжевых балахонах. Смуглые девушки в сари, с точкой посреди лба, бритые юноши с тонкими цыплячьими шеями. Друиды. Их гуру, смуглый раджавец с вывороченными губами и злым веселым лицом, неистово молотил в барабанчик. «Дуб-омела, дуб-омела! – неслось над улицей. – Дуб-дуб, омела-мела! Дуб-омела, пальма-пальма, дуб-дуб, омела-мела!»
К процессии уже пристроились новообращенные. Сконфуженный толстячок в бежевом плаще, страшненькая студентка в клетчатом берете и тонких кривых колготках. За ними – подростки, похожие, как близнецы, мальчик и девочка с одинаково сверкающими брегетами улыбками. Нашли свое счастье.
Со стороны площади неслись обрывки музыки: ласковый напев окарины, озорной речитатив флейт, гул барабанов.
Елки-палки! Сегодня же четная пятница, выходной день!.. Настроение прыгнуло в заоблачные высоты. Это у маголовки выходных не бывает, а я свободный человек! Расследование завершено, о результатах я еще вчера сообщил Литницкому. Кое о чем, правда, умолчал… Скажем, об участии Светы в деле дзайану-самодуру знать необязательно. Любовь сильнее магии, уж это я знаю наверняка!
Старый огородник уверен, что стал жертвой политической многоходовки Людея… Ну и пусть. Это их дрязги, дзайанская возня. Узнав, что грандмастер мертв, Литницкий порвал старый договор и написал новый на сумму, вдесятеро превышающую прежнюю. С трудом дождавшись, пока уйдет платеж на мой счет, маг сорвался с места и убежал На слабость наплевал, болезни. Вот что с человеком жажда власти делает!
Предвкушая несколько часов роскошного благословенного безделья, я свернул на площадь. Там шло представление. На помосте, заваленном грудами золотых, пурпурных и киноварных листьев, проповедовали друиды. Тощий сумрачный паренек в зеленом жонглировал кинжалами; с одного на другой перепархивали синицы и зимородки. Птицы и сталь двигались восхитительно слаженно; круги жизни и смерти текли один в другом, не смешиваясь.
За спиной жонглера танцевали две друидки. Одна двигалась вымученно – ни дать ни взять отличница у доски, – другая же словно играла в пятнашки: с танцем, зрителями, солнечным утром, бездонной синью над головой.
Я помахал ей, и девушка улыбнулась в ответ. Зимородком на клинке встрепенулось сердце. Будь я человеком, влюбился бы без памяти… Но я манар. Нас двоих ожидает удивительная судьба, и дороги наши нигде не пересекутся.
Это я знаю точно.
А жаль.
…Кто-то деликатно тронул меня за рукав, отрывая от глубокомысленных размышлений о манарской доле.
– Благого дня, сын мой! – послышался знакомый голос. – О господе нашем узнать не желаете ли? Об Ормазде благом?
Я обернулся. Давешний ратвишкара – прыщавый, зеленоглазый, сутулый – неуклюже топтался у меня за спиной. И не лень же человеку!
– Здравствуйте, отче. – Я наклонил голову для благословения. – А вы какими судьбами в вертепе языческом?
Священник неловко осенил меня знаком фарохара.
– Я, сыне Игорь, проповедую, – объявил он, волнуясь. – Я ведь как? Язычники собрались, надо, чтоб по чести было! Чтобы у людей выбор. А то глазеть глазеют, красиво – а таинства обрядовые нет, не знают! Вот и объясняю им, хожу повсюду…
– Достойное рвение. Брат-то ваш как?
– Брат? Плохо брат… – Глаза ратвишкары сделались тоскливыми: – Вы понимаете, мне говорят, а я не верю… Ну не верю, что он – с храмовой блудницей! Не верю!
Мне стало смешно. Похоже, этот удивительный парень узнал о жизни много нового.
– Да не волнуйтесь вы так, – сообщил я весело. – Мужчины, женщины – это ведь самим богом заведено.
– Вы не понимаете! Они о догматах спорят. Сравнивают церковные таинства…
– Ну, ну, отче! Голос чего такой унылый?! Иль усомнились в учении Ясны?!
От этих моих слов юноша и вовсе увял.
– А ведь вы правы… – раздумчиво проговорил он. – Очень в точку попали, сын мой! Нет веры во мне истовой, нет! Оттого и в брате сомневаюсь… Мне ведь, – голос его сорвался в шепот, – видения были. Будто пришла ко мне в келью их жрица дэвовская.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46