– Зайди в седьмой модуль, – сказал он, когда Умник соединил каналы связи.
В седьмом кабинете Ратибора ждали трое: хозяин лаборатории доктор ксенопсихологии Анатолий Савич, молодой сотрудник Института Джеффри Губерт и Железовский, застывший грудой мышц в глубоком кресле. Савич, тоже еще очень молодой, белобрысый, с румянцем во всю щеку, усадил гостя напротив, превратил помещение в тенистый пятачок над речным обрывом.
– Он заменит Вакулу, – пробасил комиссар-два, глянув на Савича. – С условием, что мы обеспечим «ланспасад»{53}. Условие поставил я.
Ратибор молча наклонил голову; еще более юный, чем Савич, Губерт присматривался к безопаснику с любопытством и недоверием, будто ожидал увидеть разговаривающего слона, а вместо этого явился обыкновенный человек.
– Мы говорили о Конструкторе, вернее, об эволюции, создавшей такое существо, как Конструктор, – сказал Савич, вводя гостя в курс дела. – Известно пять типов эволюции – космическая, химическая, биологическая, социальная и так называемая психоноосферная, ожидающая человечество. Так вот, похоже, что раса Конструкторов перескочила три этапа, перейдя от космического сразу к ноосферному типу эволюции. А ваше мнение? Ведь вы, по словам комиссара, изучили все материалы по Конструктору.
– Конструктор – негуманоид, – сухо сказал Ратибор, – и не просто негуманоид, он представитель палеоразума, об эволюции которого теория не создана до сих пор. Да и в ближайшее время создания такой теории ожидать не стоит, потому что для этого требуется досконально изучить новый тип сложных «человекомерных» систем: «человек-нечеловек» или «человек-палеосапиенс». А втискивать явление в прокрустово ложе наших теорий – не самый верный путь. Я ответил на ваш вопрос?
– Что ж, – засмеялся Савич, – вполне. Я не сторонник оригинальной точки зрения, будто исследуя нечеловеческое, быстрее придешь к человеку, к его бытию, к постижению смысла термина «жизнь», но в вашей формуле есть определенный резон. Или понятен Конструктор лишь двоим: себе и временами богу, как говорил поэт об Эйнштейне.
– Не поминай имя господне всуе, Анатоль, – хмыкнул Губерт, говоривший на русском практически без акцента. – Последнее слово все равно останется за наукой, единственной неизменяющейся базой для морали и этики любого уровня.
Ратибор улыбнулся в душе: парень стремился оставить о себе хорошее впечатление перед безопасниками и готов был на любой схоластический спор. Савич тоже понял коллегу, как надо.
– Не философствуй, Джефф, – сказал он мягко. – Наука сама по себе не создает этических ценностей и не может служить для них базой, она создает лишь одну ценность – знание, которое вызывает упорядочивание наших представлений о мире. Боюсь, гостям наше оригинальное не по нраву, что они хотели бы знать конкретно?
– Всего ничего, – сказал Железовский; Ратибор уже давно привык к тембру и мощи голоса комиссара, но собеседников его низкий бас, почти инфразвуковой рык, от которого, казалось, вибрирует воздух, продолжал изумлять. – Когда из БВ вылупится Конструктор, чего можно при этом ожидать, почему все объекты в зоне БВ трансформируются по закону фрактали, почему чужане возымели желание предупредить нас об опасности, как их понимать… – Аристарх помолчал и закончил обыденным тоном: – Ну и еще кое-что в таком же духе.
Губерт фыркнул, но так как никто больше не улыбнулся, взглядом спросил у Савича нечто вроде: они что, издеваются?
– Мы постараемся, – сказал Савич просто, не максрничая и не переводя разговор в шутку, чем сразу расположил Ратибора к себе. – На проблему работает сейчас весь научный потенциал Земли, все крупнейшие институты, так что каждый день приносит маленькие, но открытия. История еще не знала прецедента такого мозгового штурма, что само по себе уже залог успеха.
– Не торопитесь с успехом. – Железовский мельком посмотрел на Ратибора. – Вы двое отвечаете за координацию: один – научных усилий, второй – сил безопасности, чувствуете лежащую на вас ответственность? Цена слишком велика, чтобы позволить себе допускать ошибки, даже в самом малом.
– Извините, но я не понимаю словосочетания «чувствовать ответственность», – вставил Губерт, тряхнув волосами. – Можно ли использовать эти слова обобщенно? Если бы вы назвали конкретную ситуацию…
– Остынь, Джефф, – с неожиданной жесткостью перебил его Савич, – мы не на коллоквиуме по лингвистике.
– А что я такого сказал? – отступил молодой ксенофизик, зная, очевидно, нрав коллеги; подмигнул Ратибору. – Вы, наверное, еще не знаете о гипотезах «туннельного просачивания» и «струйного пробоя»?
– Кто автор?
– Первой – кто-то из физиков Европейского объединения, кажется, Валдманис, а второй…– Губерт слегка смутился. – Я.
– Сформулируйте.
– Первая гипотеза, наверное, понятна без пояснений: Конструктор или кто-то еще «просачивается» в нашу Вселенную через потенциальный барьер, разделяющий вселенные. Вторая заключается в том, что никакого Конструктора нет. То есть он был, но в момент прорыва из иной Вселенной в нашу взорвался, и канал Большого Выстрела в таком случае – язык пламени или струя от взрыва, пробившая барьер. Вполне возможно, «осколок» самого Конструктора венчает БВ, но это всего лишь фрагмент.
– Интересно, – серьезно сказал Железовский.
– Но доказать это невозможно, – развел руками Савич. – Хотя гипотеза и имеет право на существование, принимать ее всерьез, не имея возможности проверить экспериментально, по крайней мере легкомысленно. Я вас понял, Аристарх.
– Идем, – буркнул Железовский.
В лифте он повернулся к Ратибору лицом,
– Твое мнение?
– Гипотеза интересна…
– Я не об этом. Гипотеза несостоятельна уже по той причине, что в дело вмешались экзосенсы и чужане, а они лучше знают – «осколок» Конструктора вторгся в наши пределы или сам пресапиенс. Я о Савиче. Сможет он заменить Вакулу?
– Не знаю.
Железовский качнул головой и вдруг поглядел на подчиненного хмуро и неприязненно.
– Умник сообщил, что ты шел по следам розыскников Вакулинского дела. Нечем заняться?
– Я хотел бы сам участвовать в расследовании.
– Ага. – В тоне Железовского прозвучали нотки участия.Скучно стало? Сил много, а работа стандартно-однообразна, так?
Ратибор нехотя кивнул, предчувствуя недоброе.
– А коли так, делай официальное заявление и ступай в аварийщики-спасатели – возьмут. – Нотки участия в голосе «роденовского мыслителя» были таким же обманом, как и его видимая медлительность. – Тебе разве неизвестно, что самостоятельные действия для опера любой тревоги недопустимы? Если с тобой чтонибудь случится, кто ответит за срыв операции?
– А разве это не ваши сторожа ходят за мной по пятам? – не удержался Ратибор. – Контролируют, один я вошел в туалет или нет.
Железовский ощупал лицо Берестова прозрачносерыми цепкими глазами.
– Туалет они не контролируют. Молодец, если заметил. Но опер такого масштаба всегда должен быть подстрахован. Это обычный «ланспасад», разве что с учетом профессионализма ведомого.
– И все же ни одна из инструкций не запрещает мне действовать в иных обстоятельствах самостоятельно, лично.
Улитка лифта развернула веером прозрачные створки и выбросила пассажиров у входа в зал институтского метро. Железовский вышел первым, оглянулся через плечо.
– Делом Вакулы занимается сектор Юнусова, и нам там делать нечего. Профессионалов и у них хватает. Для сведения: обойма Моргансона проверила все записанные переговоры Вакулы с абонентами, последний звонок был из Нью-Потомака.
– "Общество по спасению", – сразу смекнул Ратибор.
– Возможно. Парни из американского филиала еще работают, но след ушел туда. Не вздумай сунуться в Нью-Потомак. К вечеру розыскники посчитают «дерево событий» по связям Вакулы, подойдешь – помаракуем вместе, через Умника. Ты хорошо изучил список имен, что я тебе дал?
– Изучил.
– Все пятнадцать? Учти, эти ребята не только профессиональные космоисследователи и оперативники, это экзосенсы. Непременно выясни все их слабые и сильные стороны, особенно сильные, которые в утробе сверхоборотня могли быть гипёртрофированы и усилены в еще большей степени. Короче, эти люди опасны. Розыск их ведется, Умник доложит, если что.
– Значит, Вакулу убили они, – угрюмо сказал Ратибор.
– Возможно. Тебе сообщат. Занимайся своим делом, опер, не отвлекайся по мелочам. Кстати, кроме Лабовица, тебе никто больше не предлагал бросить дело?
– Нет, – сказал Ратибор твердо.
– Бывай. – Железовский кивнул, втянул голову в плечи и зашагал в зал.
Безопасник проводил его взглядом и не сразу ответил Умнику, бубнившему в ухе: "Информация оперуприма – на омеге Гиппарха пропал без вести спейсер «Афанеор»…"
* * *
Подробности о событиях на бывшей звезде стали известны Ратибору спустя два часа после первого сообщения. Железовский послал к Гиппарху дежурный спейсер «Юрта ворона», и командир десанта Пол Макграт сумел за короткое время выяснить основные моменты происшествия.
«Афанеор», спейсер погранслужбы первого класса, доставил к омеге Гиппарха три научные экспедиции – триста с лишним человек, сбросил десантные станции, отправил людей (с первым десантом ходил еще Ратибор) и остался на орбите в качестве базового «гиппо» – реперной базы исследователей, поддерживая канал связи с Землей. На его борту постоянно дежурила одна из смен пограничников, а также отдыхали свободные от вахт операторы безопасности – всего двадцать три человека вместе с экипажем. «Вечером» по собственному времени спейсера четырнадцатого августа интермат корабля поймал слабый сигнал SOS из глубин «губчатого» слоя остывшей звезды, и командир спейсера Антон Иванов-второй сигнал SOS из другого района звезды. Вниз ушла команда безопасников, на борту остался экипаж спейсера – три человека. А когда десантный когг пограничников вернулся обратно, наткнувшись в недрах верхнего слоя звезды на чужанского «летающего динозавра», в точке ожидания на орбите он обнаружил два «ореха» – стандартные спасательные модули с мирно спящими спейсменами: командиром «Афанеора» (драйвер-прима) Антоном Ивановым-вторым и бортинженером Джордано Цаккони. Спейсер исчез вместе с третьим членом экипажа Эрнестом Гиро (драйвер-секунда). Поиски корабля в окрестностях звезды не дали ничего.
Не нашли пропавший спейсер и поисковики «Юрты ворона»: пространство вокруг омеги Гиппарха в пределах радарной видимости было пусто. Конечно, спейсер мог затеряться и на самой .звезде, в ее пористом приповерхностном слое толщиной в несколько тысяч километров, но никакая из возможных причин внезапной посадки на звезду не могла помешать инку корабля оставить бакен на орбите или аварийный буй, или, в крайнем случае, послать короткое сообщение.
– Корабль исчез, – сказал Ратибор, стоя за креслом главного диспетчера в оперативном зале Управления; зал был достаточно велик, работало в нем около двух сотен человек – каждый со своим монитором связи и пси-вириалом контроля и управления, но тишина в нем стояла идеальная.
– Корабль увели, – громыхнул подземным гулом голоса Железовский, не поворачивая головы; он стоял рядом.
– Гиро?
Комиссар промолчал, считая вопрос излишним. Эрнест Гиро шел первым в списке экзосенсов, оставленных Конструктором в Системе, и факт угона им спейсера погранслужбы, способного противостоять почти всем мыслимым космическим катаклизмам, наводил на невеселые размышления. До пуска тахис-конуса, который по расчетам мог «задавить» канал Большого Выстрела в «струну» и вывести его за пределы Галактики, оставалось уже меньше трех недель, и противники решения Совета безопасности, ратующие за «свободу Конструктора», перешли от слов к делу. Зачем им понадобился спейсер, можно было только догадываться.
– Какова там у них формулировка девиза? – Железовский имел в виду «Общество по спасению Конструктора»; старался говорить он как можно тише, но у него ето получалось плохо.
– "Да здравствует свобода негуманов от решений гуманоидов"! – процитировал Ратибор. – Иногда с добавкой «тупых».
Комиссар хмыкнул.
– Оригинально. Мы с тобой, значит, попадаем в разряд тупых. Я вижу, ты не возражаешь.
Ратибор помолчал, потом с неохотой проговорил:
– А какой смысл возражать? Апологеты «Общества» во многом правы, даже, пожалуй, правы в главном: запуская Т-конус, мы выходим за рамки закона о пределе допустимой обороны.
– Ну, уж простите, – оглянулся вдруг диспетчер, снимая с головы трилистник эмкана. – Что ж мы, по-вашему, должны сидеть, сложа руки, и ждать, пока БВ шарахнет по Системе? Что останется тогда от вашего «Общества»? От всех нас? Они что, совсем кретины, если не понимают такой очевидной вещи? – Диспетчер был молод и горяч, и формулировок не выбирав
– Устами младенца…– пророкотал Железовский, не меняя позы. – Успокойся, Саша, ты прав. – Вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82