– спросил тот, оборачиваясь. – Скорость роста корня резко возросла, думаю, это и породило колебание почвы.
– Вот как? – нахмурился Грехов. – И как велика скорость роста на данный момент?
– Четыре метра в час. А была три сантиметра…
Некоторое время все молчали, разглядывая грузный бочонок геологоразведывательного робота. Не верилось, что робот свободно проникает под землю на несколько сот метров и движется сквозь горные породы так же легко, как игла сквозь воду.
– Долго будет расти корень? – спросил наконец Грехов.
– Не знаю, – с неохотой сказал Сергиенко. – Может быть, он решил достичь мантии – для эффективного пополнения энергозапаса, а, может быть, скоро остановится.
– А вы представляете, что будет, если корень оборотня в самом деле проткнет кору Марса до мантии?
Сергиенко посмотрел на губы Грехова и не ответил.
– Я уже сообщил Пинегину, – сказал подошедший Нагорин, более угрюмый, чем всегда. – До заседания ВКС осталось шесть дней… – Он замялся.
– Договаривай, – скривился Сергиенко.
– Картина остается неясной, вот и все, собственно. Но вывод комиссия сделала однозначный: мы будем требовать удаления сверхоборотня с поверхности Марса в открытый космос.
– Тогда лучшее место для нового полигона – девятый сектор Пояса астероидов, – сказал Грехов. – Самый безлюдный уголок Солнечной системы. А базой для полигона может послужить древняя станция болидного патруля. Правда, метеоритная опасность там повыше, чем в других секторах Пояса.
– О размещении полигона решит Совет, хотя при веском обосновании подойдет и Пояс астероидов. Что же касается вашего вполне уместного волнения по поводу роста корня оборотня… – Нагорин посмотрел на Сергиенко.
– Говори все, – махнул тот рукой. – Все равно ничего изменить нельзя. Все-таки человечество заметно усредняется… В прошлые века гениев, возвышавшихся над средним уровнем науки, умеющих верно оценивать основные направления развития общества, было больше. Здесь я не вижу никого, кто смог бы оценить реальные объемы того богатства, которое заключено в сверхоборотне; даже не в самом Конструкторе – только в его споре! Оценить тот толчок, который даст науке овладение тайнами величайшего экспериментатора и строителя во Вселенной!
– Один толчок мы сегодня уже ощущали, – с иронией заметил Диего.
– Не согласен с вами, – сказал Грехов. – Я не социолог, но по сравнению с прошлыми веками уровень знаний и задачи человечества существенно изменились, от дифференциации наук мы идем к их интеграции, и любой ученый-универсалист нашего времени способен на то, на что были способны великие умы прошлого. Сегодня не до полемики, но, вероятно, в данной ситуации следует прогнозировать не пользу сверхоборотня для науки, а тот вред, который может принести человечеству рост споры Конструктора. Это гораздо трудней… и ответственней. Давайте вернемся к корню.
Сергиенко сжал побелевшие губы в линию, отвернулся. Напряжение разговора стало спадать. Диего понимал ученого, да и как его не понять, когда обстоятельства дают в руки человеку прекрасный материал для исследований, цена которому – рост могущества цивилизации?! Но, с другой стороны, можно так обжечься на этом невидимом огне любопытства! Сколько людей во все века гибло в атаке на неизведанное? Сколько погибло при изучении того же сверхоборотня? Но сколько еще может погибнуть в результате катастрофы, связанной с рождением Конструктора? «Черт возьми, как ты бываешь слеп и недальновиден, человек!» – подумал Диего.
– Сегодня стало известно, – виноватым тоном сказал Нагорин, не глядя на спасателей, – что оборотень начал активно поглощать энергию всей поверхностью своего тела. В результате вокруг него температура понизилась на пятьдесят два градуса. Плюс к этому возросло энергопотребление силового пояса.
– Это значит, – Грехов переглянулся с Диего, – что полигон фактически остался без защиты? Так вас понимать?
– Ну, остаются реактивные экраны, гравиконденсаторы… хотя вполне возможно, что он может поглощать все виды материи от полей до вещества. Растворяет же он породы континента! Единственная мера, с которой ему не справиться, – удар скалярного ТФ-поля.
– Веселенькое дело, – пробормотал Диего. – Неужели мы опоздали?
В зале вдруг произошло какое-то замешательство. У одного из виомов столпились люди, работа прекратилась.
– Что там у них случилось?
Грехов первым подошел к мигом собравшейся толпе и замер от изумления. В боку сверхоборотня распахнулись «ворота», часть корпуса опустилась пандусом на песок, и по этому наклонному желобу шествовали серые люди, вереницей вытягиваясь к куполу одного из наблюдательных пунктов! Было их много, около сорока, а они все шли и шли, и наконец остановились толпой у купола и замерли, превратившись в «глиняные» уродливые статуи, ни одним движением не напоминая, что они живые существа.
– Сто тридцать три! – подсчитал кто-то у пульта.
Дыра в боку оборотня закрылась, и все замерло. Толпа серых монстров не шевелилась, словно в них выключили жизненные центры. Молчание плыло по полигону, омывая зал центра управления волной немого удивления и ожидания.
– Роботы они, что ли? – пробормотал кто-то. И снова тишина…
Грехов очнулся первым.
– Прилипалы, – пробормотал он. – Рыбы-прилипалы на шкуре акулы, очищающие ее от паразитов. Симбиоты. Так? Существо-чистильщик – вот что такое серый человек. И не только чистильщик, а в зависимости от требований хозяина и чистильщик, и охранник, и связной, и существо для контакта, и, возможно, приманка, и, вероятно, множество профессий, которых я не знаю… Оборотень попросту выгнал их, выдворил своих добровольных помощников, потому что больше не нуждается в их заботе.
– А это значит, надвигаются кардинальные события. Надо что-то решать, и решать быстро, времени у нас, кажется, нет совсем!
– Что же нам с ними делать? – пробормотал Сергиенко. Диего впервые увидел растерянность на его лице.
– О них позаботятся экзобиологи, – сказал он, выступая вперед. – Срочно запросите ВКС и СЭКОН. – Он повернулся к Грехову. – Кто возьмет на себя смелость сообщить об этом Банглину?
– Я, – пожал плечами Грехов. – Вот только не знаю, успеем ли мы. – Он подошел к пульту монитора, тронул алый сенсор и негромко, но так, что у каждого в зале побежал озноб по спине, сказал:
– Тревога по форме А на все базы патруля! Экстренный вызов руководства Управления! Готовность центрам пояса энергостанций Марса и всей зоны к перебросу энергии на полигон Эллады! Повторяю…
Вход в ад
Из-за горизонта доносился глухой рокот, мелко-мелко тряслась почва, иногда вздрагивая более ощутимо. Над северным горизонтом вставало в фиолетовое небо удивительное цветное зарево: шатер, сотканный из радужных нитей, полос и шарфов света, над которым изредка вспыхивали, расплываясь, зонты чистого голубого пламени.
– Пора, – сказал Грехов, с трудом отрывая взгляд от феерии.
Диего Вирт молча кивнул. Постояв с минуту, он повернулся, быстро прошел к «Мастиффу», помахал рукой и скрылся в куполе башни. Громада танка дрогнула, звенящий гул двигателей тугой волной ударил в уши.
Головной «Мастифф» разогнался и скрылся в пелене взвихренного песка. За ним поползли остальные машины, веером расходясь по пустыне. Рев двигателей постепенно стих, вал гонимых танками пыли и песка уползал к световому шатру на горизонте и вскоре скрылся в ночном пространстве, высвечиваемый полосами прожекторного света. Остался лишь далекий, не стихающий рокот, там, где люди вступили в титаническую битву с выползающим из бутылки джинном – прорастающим из споры сверхоборотня Конструктором.
– Заградители не помогут, – помолчав, сказал Грехов.
– Знаю, – зло сказал Пинегин. – Но если ничего не предпринимать…
– Боишься, что обвинят в бездействии?
Петр пошевелил губами, черными в сине-зеленом освещении грандиозного пожара, хотел ответить резкостью и сник.
– Не боюсь. Я боюсь другого – что мы окажемся бессильными.
– Сергиенко сейчас рассчитывает свою зону активного поглощения энергии. Сверхоборотню для роста нужна энергия, и все наши экраны ему ее поставляют. Вот если вокруг него создать вакуум-зону, которая со своей стороны будет отнимать у него самого… Возможно, это и в самом деле остановит его рост.
– Ты уверен? Сергиенко в этом уверен? Вот то-то же…
– Если не поможет вакуум-зона – не поможет ничто.
– ТФ-эмиттер? – пробормотал Пинегин.
Грехов некоторое время разглядывал цветное зарево взбунтовавшегося исполина, до которого было около двадцати пяти километров, потом сказал:
– А кто нам позволит привести его в действие? Даже не так: кто из нас способен привести его в действие, зная, что этим он убивает величайшее из существ, живших когда-либо на свете?
Грехов не ждал ответа. Пинегин не ждал продолжения. Ночь плыла над марсианской Элладой, тряслась почва, далекий глухой рокот рождающегося Конструктора будил отголоски в пустыне; казалось, каменистый шар Марса, раскачиваясь и кренясь, летит в бездну, и ничто не может остановить этот его ужасный, гремящий полет…
– Две тысячи квадратных километров! – тихо произнес Пинегин. – За десять суток!.. И расширяется… Кто его остановит? Ведь если он не остановится сам, он сожрет весь Марс! Это же катастрофа, Габриэль! Катастрофа!! Нет, ты неправ, я не буду ждать. Пусть я буду трижды убийцей неведомого мне Конструктора, чем стану убийцей тысяч, может быть, миллионов людей! Я включу ТФ-эмиттер! И даже если не миллионов, не тысяч, а единиц! – Пинегин уже почти кричал, и Грехов его не останавливал. Десятые сутки без отдыха, бесконечные попытки остановить экспансию сверхоборотня, рискованные эволюции заградительных отрядов вблизи его расширяющейся границы измотали руководителей Управления вконец. Пинегин мог позволить себе сорваться… пока они были одни, вдвоем. Слишком велика была нервная нагрузка этих десяти дней, слишком велико бремя обязанностей, тысячекратно возросших после первых неудачных попыток преградить путь жуткому явлению. Ответственность… жестокое испытание человеческого бесстрашия, мужества и ума, умения правильно и быстро решать, ориентироваться в обстановке.
Проблему не выразить двумя словами: победа или гибель, она гораздо сложнее, потому что на этот раз перед человеком не просто слепая стихия, перед ним _разумная_ стихия, понять которую он не успел, и успеет ли – неизвестно.
– Ирония судьбы, – грустно сказал Грехов. – Бороться с врагом, разум которого настолько отличен от твоего, что тебя не видит и не понимает. Да и можно ли назвать оборотня врагом? Разве годятся человеческие мерки для подобного случая? В который раз убеждаюсь, насколько некорректно применение наших этических формул к поведению негуманоида…
Пинегин уже остыл, сгорбившись смотрел на далекий переливающийся костер, имеющий неповторимый и ужасный смысл. Он ни о чем не думал, просто смотрел, зная, что скоро, может, уже через минуту, придется окунуться в океан спешки, новых распоряжений, тревоги и муки управления человеческой метелью и ожидания неумолимого прихода того часа, когда ты начинаешь расплачиваться сединой и сердцем за свое и чужое решение и за гибель друзей.
Из общего ровного гула вдруг выделился басовый удар, ощутимо дернулась земля; снова удар и снова толчок.
– Что там еще?
Грехов обернулся. В стоящем сзади в полусотне шагов триере открылась дверца, высунулся Нагорин и крикнул:
– Планетологи сообщают, что корень достиг второго обращающего слоя! Это около сорока километров!
– Пошли, – буркнул Пинегин.
В кабине Грехов потеснил пилота, сам сел за управление и поднял машину в воздух. В виоме связи молодой ученый из центра наблюдения продолжал комментировать событие:
– …электростатический прокол. Уже сейчас заметны изменения общего магнитного поля Марса, активизировались древние сейсмические и вулканические зоны в районах Хриса, Тарсис, Элизиум, Аргир и других. В экваториальном поясе начались пылевые бури, сопровождаемые вихрями и смерчами…
Грехов выключил связь и увеличил скорость аппарата. Внизу промелькнули расходящиеся цепочкой огни танковой группы, выходящей на позицию для силового заграждения.
По мере приближения к световому куполу рев усиливался, к нему добавился тонкий вой и грохот взрывов, и наконец шум стал настолько непереносим, что пришлось надеть звуконепроницаемые шлемы. Триер стало болтать в воздухе, Грехов повел его в небо, держа курс на эпицентр светопреставления. С высоты в три километра перед глазами предстала грандиозная панорама гигантской строительной площадки, которую представлял сейчас растущий Конструктор.
Идеальный черный круг диаметром в полсотни километров, окаймленный ослепительной огненной стеной – там, где края развивающейся споры вгрызались в породу плоскогорья. А в центре этого круга странный бесформенный нарост, ежесекундно меняющий форму и цвет, создающий тот самый красочный фейерверк, из-за которого эволюционирующий Конструктор был виден за десятки километров от этого места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
– Вот как? – нахмурился Грехов. – И как велика скорость роста на данный момент?
– Четыре метра в час. А была три сантиметра…
Некоторое время все молчали, разглядывая грузный бочонок геологоразведывательного робота. Не верилось, что робот свободно проникает под землю на несколько сот метров и движется сквозь горные породы так же легко, как игла сквозь воду.
– Долго будет расти корень? – спросил наконец Грехов.
– Не знаю, – с неохотой сказал Сергиенко. – Может быть, он решил достичь мантии – для эффективного пополнения энергозапаса, а, может быть, скоро остановится.
– А вы представляете, что будет, если корень оборотня в самом деле проткнет кору Марса до мантии?
Сергиенко посмотрел на губы Грехова и не ответил.
– Я уже сообщил Пинегину, – сказал подошедший Нагорин, более угрюмый, чем всегда. – До заседания ВКС осталось шесть дней… – Он замялся.
– Договаривай, – скривился Сергиенко.
– Картина остается неясной, вот и все, собственно. Но вывод комиссия сделала однозначный: мы будем требовать удаления сверхоборотня с поверхности Марса в открытый космос.
– Тогда лучшее место для нового полигона – девятый сектор Пояса астероидов, – сказал Грехов. – Самый безлюдный уголок Солнечной системы. А базой для полигона может послужить древняя станция болидного патруля. Правда, метеоритная опасность там повыше, чем в других секторах Пояса.
– О размещении полигона решит Совет, хотя при веском обосновании подойдет и Пояс астероидов. Что же касается вашего вполне уместного волнения по поводу роста корня оборотня… – Нагорин посмотрел на Сергиенко.
– Говори все, – махнул тот рукой. – Все равно ничего изменить нельзя. Все-таки человечество заметно усредняется… В прошлые века гениев, возвышавшихся над средним уровнем науки, умеющих верно оценивать основные направления развития общества, было больше. Здесь я не вижу никого, кто смог бы оценить реальные объемы того богатства, которое заключено в сверхоборотне; даже не в самом Конструкторе – только в его споре! Оценить тот толчок, который даст науке овладение тайнами величайшего экспериментатора и строителя во Вселенной!
– Один толчок мы сегодня уже ощущали, – с иронией заметил Диего.
– Не согласен с вами, – сказал Грехов. – Я не социолог, но по сравнению с прошлыми веками уровень знаний и задачи человечества существенно изменились, от дифференциации наук мы идем к их интеграции, и любой ученый-универсалист нашего времени способен на то, на что были способны великие умы прошлого. Сегодня не до полемики, но, вероятно, в данной ситуации следует прогнозировать не пользу сверхоборотня для науки, а тот вред, который может принести человечеству рост споры Конструктора. Это гораздо трудней… и ответственней. Давайте вернемся к корню.
Сергиенко сжал побелевшие губы в линию, отвернулся. Напряжение разговора стало спадать. Диего понимал ученого, да и как его не понять, когда обстоятельства дают в руки человеку прекрасный материал для исследований, цена которому – рост могущества цивилизации?! Но, с другой стороны, можно так обжечься на этом невидимом огне любопытства! Сколько людей во все века гибло в атаке на неизведанное? Сколько погибло при изучении того же сверхоборотня? Но сколько еще может погибнуть в результате катастрофы, связанной с рождением Конструктора? «Черт возьми, как ты бываешь слеп и недальновиден, человек!» – подумал Диего.
– Сегодня стало известно, – виноватым тоном сказал Нагорин, не глядя на спасателей, – что оборотень начал активно поглощать энергию всей поверхностью своего тела. В результате вокруг него температура понизилась на пятьдесят два градуса. Плюс к этому возросло энергопотребление силового пояса.
– Это значит, – Грехов переглянулся с Диего, – что полигон фактически остался без защиты? Так вас понимать?
– Ну, остаются реактивные экраны, гравиконденсаторы… хотя вполне возможно, что он может поглощать все виды материи от полей до вещества. Растворяет же он породы континента! Единственная мера, с которой ему не справиться, – удар скалярного ТФ-поля.
– Веселенькое дело, – пробормотал Диего. – Неужели мы опоздали?
В зале вдруг произошло какое-то замешательство. У одного из виомов столпились люди, работа прекратилась.
– Что там у них случилось?
Грехов первым подошел к мигом собравшейся толпе и замер от изумления. В боку сверхоборотня распахнулись «ворота», часть корпуса опустилась пандусом на песок, и по этому наклонному желобу шествовали серые люди, вереницей вытягиваясь к куполу одного из наблюдательных пунктов! Было их много, около сорока, а они все шли и шли, и наконец остановились толпой у купола и замерли, превратившись в «глиняные» уродливые статуи, ни одним движением не напоминая, что они живые существа.
– Сто тридцать три! – подсчитал кто-то у пульта.
Дыра в боку оборотня закрылась, и все замерло. Толпа серых монстров не шевелилась, словно в них выключили жизненные центры. Молчание плыло по полигону, омывая зал центра управления волной немого удивления и ожидания.
– Роботы они, что ли? – пробормотал кто-то. И снова тишина…
Грехов очнулся первым.
– Прилипалы, – пробормотал он. – Рыбы-прилипалы на шкуре акулы, очищающие ее от паразитов. Симбиоты. Так? Существо-чистильщик – вот что такое серый человек. И не только чистильщик, а в зависимости от требований хозяина и чистильщик, и охранник, и связной, и существо для контакта, и, возможно, приманка, и, вероятно, множество профессий, которых я не знаю… Оборотень попросту выгнал их, выдворил своих добровольных помощников, потому что больше не нуждается в их заботе.
– А это значит, надвигаются кардинальные события. Надо что-то решать, и решать быстро, времени у нас, кажется, нет совсем!
– Что же нам с ними делать? – пробормотал Сергиенко. Диего впервые увидел растерянность на его лице.
– О них позаботятся экзобиологи, – сказал он, выступая вперед. – Срочно запросите ВКС и СЭКОН. – Он повернулся к Грехову. – Кто возьмет на себя смелость сообщить об этом Банглину?
– Я, – пожал плечами Грехов. – Вот только не знаю, успеем ли мы. – Он подошел к пульту монитора, тронул алый сенсор и негромко, но так, что у каждого в зале побежал озноб по спине, сказал:
– Тревога по форме А на все базы патруля! Экстренный вызов руководства Управления! Готовность центрам пояса энергостанций Марса и всей зоны к перебросу энергии на полигон Эллады! Повторяю…
Вход в ад
Из-за горизонта доносился глухой рокот, мелко-мелко тряслась почва, иногда вздрагивая более ощутимо. Над северным горизонтом вставало в фиолетовое небо удивительное цветное зарево: шатер, сотканный из радужных нитей, полос и шарфов света, над которым изредка вспыхивали, расплываясь, зонты чистого голубого пламени.
– Пора, – сказал Грехов, с трудом отрывая взгляд от феерии.
Диего Вирт молча кивнул. Постояв с минуту, он повернулся, быстро прошел к «Мастиффу», помахал рукой и скрылся в куполе башни. Громада танка дрогнула, звенящий гул двигателей тугой волной ударил в уши.
Головной «Мастифф» разогнался и скрылся в пелене взвихренного песка. За ним поползли остальные машины, веером расходясь по пустыне. Рев двигателей постепенно стих, вал гонимых танками пыли и песка уползал к световому шатру на горизонте и вскоре скрылся в ночном пространстве, высвечиваемый полосами прожекторного света. Остался лишь далекий, не стихающий рокот, там, где люди вступили в титаническую битву с выползающим из бутылки джинном – прорастающим из споры сверхоборотня Конструктором.
– Заградители не помогут, – помолчав, сказал Грехов.
– Знаю, – зло сказал Пинегин. – Но если ничего не предпринимать…
– Боишься, что обвинят в бездействии?
Петр пошевелил губами, черными в сине-зеленом освещении грандиозного пожара, хотел ответить резкостью и сник.
– Не боюсь. Я боюсь другого – что мы окажемся бессильными.
– Сергиенко сейчас рассчитывает свою зону активного поглощения энергии. Сверхоборотню для роста нужна энергия, и все наши экраны ему ее поставляют. Вот если вокруг него создать вакуум-зону, которая со своей стороны будет отнимать у него самого… Возможно, это и в самом деле остановит его рост.
– Ты уверен? Сергиенко в этом уверен? Вот то-то же…
– Если не поможет вакуум-зона – не поможет ничто.
– ТФ-эмиттер? – пробормотал Пинегин.
Грехов некоторое время разглядывал цветное зарево взбунтовавшегося исполина, до которого было около двадцати пяти километров, потом сказал:
– А кто нам позволит привести его в действие? Даже не так: кто из нас способен привести его в действие, зная, что этим он убивает величайшее из существ, живших когда-либо на свете?
Грехов не ждал ответа. Пинегин не ждал продолжения. Ночь плыла над марсианской Элладой, тряслась почва, далекий глухой рокот рождающегося Конструктора будил отголоски в пустыне; казалось, каменистый шар Марса, раскачиваясь и кренясь, летит в бездну, и ничто не может остановить этот его ужасный, гремящий полет…
– Две тысячи квадратных километров! – тихо произнес Пинегин. – За десять суток!.. И расширяется… Кто его остановит? Ведь если он не остановится сам, он сожрет весь Марс! Это же катастрофа, Габриэль! Катастрофа!! Нет, ты неправ, я не буду ждать. Пусть я буду трижды убийцей неведомого мне Конструктора, чем стану убийцей тысяч, может быть, миллионов людей! Я включу ТФ-эмиттер! И даже если не миллионов, не тысяч, а единиц! – Пинегин уже почти кричал, и Грехов его не останавливал. Десятые сутки без отдыха, бесконечные попытки остановить экспансию сверхоборотня, рискованные эволюции заградительных отрядов вблизи его расширяющейся границы измотали руководителей Управления вконец. Пинегин мог позволить себе сорваться… пока они были одни, вдвоем. Слишком велика была нервная нагрузка этих десяти дней, слишком велико бремя обязанностей, тысячекратно возросших после первых неудачных попыток преградить путь жуткому явлению. Ответственность… жестокое испытание человеческого бесстрашия, мужества и ума, умения правильно и быстро решать, ориентироваться в обстановке.
Проблему не выразить двумя словами: победа или гибель, она гораздо сложнее, потому что на этот раз перед человеком не просто слепая стихия, перед ним _разумная_ стихия, понять которую он не успел, и успеет ли – неизвестно.
– Ирония судьбы, – грустно сказал Грехов. – Бороться с врагом, разум которого настолько отличен от твоего, что тебя не видит и не понимает. Да и можно ли назвать оборотня врагом? Разве годятся человеческие мерки для подобного случая? В который раз убеждаюсь, насколько некорректно применение наших этических формул к поведению негуманоида…
Пинегин уже остыл, сгорбившись смотрел на далекий переливающийся костер, имеющий неповторимый и ужасный смысл. Он ни о чем не думал, просто смотрел, зная, что скоро, может, уже через минуту, придется окунуться в океан спешки, новых распоряжений, тревоги и муки управления человеческой метелью и ожидания неумолимого прихода того часа, когда ты начинаешь расплачиваться сединой и сердцем за свое и чужое решение и за гибель друзей.
Из общего ровного гула вдруг выделился басовый удар, ощутимо дернулась земля; снова удар и снова толчок.
– Что там еще?
Грехов обернулся. В стоящем сзади в полусотне шагов триере открылась дверца, высунулся Нагорин и крикнул:
– Планетологи сообщают, что корень достиг второго обращающего слоя! Это около сорока километров!
– Пошли, – буркнул Пинегин.
В кабине Грехов потеснил пилота, сам сел за управление и поднял машину в воздух. В виоме связи молодой ученый из центра наблюдения продолжал комментировать событие:
– …электростатический прокол. Уже сейчас заметны изменения общего магнитного поля Марса, активизировались древние сейсмические и вулканические зоны в районах Хриса, Тарсис, Элизиум, Аргир и других. В экваториальном поясе начались пылевые бури, сопровождаемые вихрями и смерчами…
Грехов выключил связь и увеличил скорость аппарата. Внизу промелькнули расходящиеся цепочкой огни танковой группы, выходящей на позицию для силового заграждения.
По мере приближения к световому куполу рев усиливался, к нему добавился тонкий вой и грохот взрывов, и наконец шум стал настолько непереносим, что пришлось надеть звуконепроницаемые шлемы. Триер стало болтать в воздухе, Грехов повел его в небо, держа курс на эпицентр светопреставления. С высоты в три километра перед глазами предстала грандиозная панорама гигантской строительной площадки, которую представлял сейчас растущий Конструктор.
Идеальный черный круг диаметром в полсотни километров, окаймленный ослепительной огненной стеной – там, где края развивающейся споры вгрызались в породу плоскогорья. А в центре этого круга странный бесформенный нарост, ежесекундно меняющий форму и цвет, создающий тот самый красочный фейерверк, из-за которого эволюционирующий Конструктор был виден за десятки километров от этого места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82