– Знаешь, я очень рано понял, что обязан идти по твоим стопам, нравится мне это или нет.
Он вдруг рассмеялся:
– В школе я, наверное, был единственным мальчишкой, который боялся своих собственных способностей. Мне все давалось чертовски легко, я не понимал, в чем дело, и боялся.
Ты платил за колледж, и на последнем курсе я вдруг понял, что оправдываю все твои ожидания. Было совершенно ясно, что следующим этапом станет «Метроникс», а это означало конец меня как личности. Ловушка, которую я разглядел слишком поздно; я хочу сказать, что меня даже привлекали некоторые сферы деятельности компании.
– Поэтому ты не явился на выпускные экзамены. За полгода до выпуска ты бросил колледж, только для того, чтобы досадить мне.
– Вовсе нет, – ответил Эллиот, – я был испуган, неужели ты не понимаешь? Я чувствовал, что в жизни у меня нет выбора и никогда не будет. Это проистекало из того простого факта: я – твой сын, а, значит, запрограммирован стать еще одним тобой.
– Именно этого я и хотел, – голос Макоумера звучал почти равнодушно.
– Я это знал.
Макоумер отвел взгляд:
– Видимо... в общем, я никогда не задумывался о твоих чувствах на этот счет. Я никогда... я всегда хотел, чтобы ты преуспевал так же, как и я, – нет, чтобы ты был еще более удачлив во всех начинаниях. Я хотел, чтобы мы работали с тобой рука об руку. Я считал, что сын должен быть рядом с отцом, по-моему, это совершенно нормально, – он поднял глаза. – Или я ошибаюсь?
У Эллиота вырвался такой глубокий вздох, словно он несколько лет не мог продышаться:
– Самое удивительное, – медленно начал он, – что ты прав. Знаешь, я не стану притворяться, у меня это плохо получается. Когда я дал согласие работать с тобой, я все уже знал наперед. Именно поэтому я и согласился: я хотел провалить все на свете, чтобы ты сам убедился в моей полной непригодности к твоему делу. Я надеялся, что после этого ты навсегда оставишь меня в покое.
– Знаешь, – безразличным тоном произнес Макоумер, – ни один твой поступок не мог бы вызвать у меня такую реакцию, которой ты добиваешься.
– И даже тот факт, что я переспал с Кэтлин?
Макоумер понял, что сын провоцирует его на вспышку гнева.
– В этом я виноват не меньше твоего, Эллиот. Если бы не наши с тобой... разногласия, этого вообще никогда не произошло бы.
Эллиот покачал головой:
– Очень долго я был убежден, что ты любишь Киеу гораздо больше, чем меня. Он обладает всем тем, что отсутствует у меня. Внешность, опыт и, самое главное, личный магнетизм.
Макоумер встал, размял затекшие ноги:
– Твоя проблема заключается в том, что ты всегда преувеличивал фактор магнетизма Киеу. Смешно сказать, но ты был убежден, что он часами оттачивает перед зеркалом свои чары, – нет ничего более далекого от истины! Его аура совершенно естественна, она от природы. Он никогда сознательно над ней не работал, если бы не я, он так и не понял бы, каким даром обладает: я разглядел его, я высвободил эту энергию.
– Таково уж мое восприятие Киеу, ничего не могу с этим поделать.
– Жаль. А между тем, он твой друг. Очень верный друг.
– Я не хочу больше говорить о нем. Макоумер пристально рассматривал сына:
– Ты нужен мне в «Метрониксе», Эллиот. И ты это прекрасно знаешь. Ничто не доставит мне большего удовольствия. И я хочу, чтобы ты вплотную занялся делами «Ангки»: твои соображения по этому вопросу могут оказаться очень полезными для меня. Одна комиссия по расследованию, которую возглавляет Салливен, чего стоит! К ее деятельности имеет отношение и госсекретарь, он не мог от этого отказаться, поскольку в равной степени несет ответственность за развал работы службы безопасности в Каире. Будут обязательно заслушаны показания Финдленда – если учесть, что ЦРУ копает и под него, у сенатора могут возникнуть крупные неприятности. Он – член «Ангки». Вряд ли ты мог даже помыслить о таком. Что ж, теперь ты это знаешь. Думаешь, он в состоянии самостоятельно утихомирить разбушевавшуюся стихию? Наша сделка с ним по-прежнему в силе, мы можем сделать ее условия и гораздо более жесткими. И это надо сделать в ближайшие несколько дней, чтобы... устранить саму возможность публичных разоблачений.
– Насколько я знаю Маркуса Финдленда, он в состоянии утихомирить не только этот шторм, но и любой другой, – Эллиот тоже встал. – Но прежде чем мы продолжим разговор, должен сказать тебе, что я не вполне убежден, что хочу влезать в дела «Ангки». Пока я располагаю только обрывками информации. У меня нет ясной картины событий. Пусть пока так и остается, а я лучше сконцентрируюсь на проблемах «Метроникса», не возражаешь?
– Как скажешь, – кивнул Макоумер, – но обещай мне, что не будешь переживать и страдать, когда тебя не пригласят на беседу, которую мы по этому вопросу будем вести с Киеу.
Эллиот улыбнулся:
– Обещаю.
Он подобрал полотенце и пошел к двери.
– И еще кое-что, Эллиот.
Он обернулся:
– Да?
– Если бы в дело вмешался Киеу, ты и сам бы очень скоро понял, что на уме у этой Кристиан. Ты это сознаешь так же хорошо, как и я, – взгляд Макоумера стал жестким. – И как бы ты поступил?
– Я любил ее, отец, – он произносил эти слова негромко, но твердо. – И не заставляй меня говорить о моем решении сейчас.
* * *
На поверхности показалась голова аквалангиста, верхняя полусфера его черной маски была испачкана илом. Лучи прожекторов весело приплясывали на легкой ряби. В отраженном от воды свете лицо его казалось таким же черным, как и маска.
Было далеко за полночь: Туэйт с большим трудом добился разрешения на проведение подводных работ. Брэдфорд Брейди, начальник полиции Кенилвотра, оказался весьма нелюбезным и грубым, он слишком близко к сердцу принимал тот факт, что какой-то полицейский со стороны копается в деле, которое проходит по его, Брейди, участку. Поначалу он просто был непробиваем.
– Ничего не хочу об этом слышать, ни слова, – неприятным высоким голосом каркал Брейди. Это был плотно сбитый коротышка с маленьким вздернутым носиком.
Спорить с подобными типами бессмысленно, подумал Туэйт, и сразу же ударил из главного калибра:
– Полагаю, вам совсем не улыбается прямо сейчас отправиться на прием к генеральному прокурору штата Иллинойс, не так ли, капитан?
– Что?!
– Я всего-то прошу вас дать мне в помощь несколько человек. Пару аквалангистов и одного полицейского на прожектора. Неужели это так много?
Брэдфорд Брейди повернулся к Плизенту:
– Что он там несет про генерального прокурора?
– Я прошу вас о небольшом одолжении. Ни сержант Сильвано, ни я не хотим лишнего шума. Если мы договоримся, некоторое время о результатах расследования никто не узнает, обещаю.
– А какого черта ты приплел сюда генерального прокурора? – взорвался Брейди. – У меня и без него полно проблем.
Туэйт пожал плечами. Брэдфорд Брейди прищурился:
– Каким гнилым ветром тебя занесло ко мне, Туэйт? Ну, скажи на милость, у меня без тебя дел мало? – Он насмешливо хмыкнул и махнул рукой Плизенту. – Дай ему все, что он просит, сержант, и пусть убирается к чертовой бабушке!
Аквалангист что-то тащил со дна. Напарник у лодки протянул ему руку, и они вдвоем подняли предмет из воды.
Вещь была покрыта илом и корнями водяных лилий. Один из полицейских зачерпнул полную пригоршню воды и стал поливать предмет сверху.
Туэйт подошел поближе. В грязи поблескивали металлические буквы «Ар-си-эй». Аквалангист провел мокрой перчаткой по боковой стенке: это был видеомагнитофон. Бренди молча глядел на находку.
– Вот так-то, – довольным тоном пробурчал Туэйт и протянул руку. Сильвано передал ему список страховой компании, где были перечислены вещи, пропавшие из дома сенатора Берки. Туэйт медленно вел пальцем по строчкам, пока не наткнулся на видеомагнитофон. Фирма «Ар-си-эй». Но надо было убедиться окончательно.
– Там снизу должен быть заводской номер, – сказал Туэйт аквалангисту, – взгляните.
Водолаз подсветил себе фонариком:
– Пять, четыре, шесть, три, один, восемь, "Е", – громко прочитал он.
– Вот так-то! – весело повторил Туэйт. – Значит, и остальное барахло лежит здесь.
Потом Туэйт с Плизентом вернулись в дом сенатора. Туэйту было наплевать, что полиция Кенилворта рассматривает это дело как обычное убийство с целью ограбления: они лентяи, выдвинули несколько идиотских гипотез и вполне удовлетворились одной из них. Легко и просто. Этого он им не мог простить.
Туэйт по периметру обыскал комнату, в которой они стояли, отодвигая от стен стулья и журнальный столик. Так он оказался у отделанного черно-белым мрамором камина. Архитектор потрудился над его конструкцией от души, получилась модерновая, почти в стиле футуризма вещица, с резкими гранями и почти невидимыми швами кладки.
У камина Туэйт присел.
Любопытно. На решетках для дров свежая сажа. Он немного повернул голову, чтобы свет падал под другим углом.
– Ну, можешь объяснить мне, что это такое? – спросил Туэйт.
Плизент присел рядом:
– Не знаю, – удивленно пробормотал он.
– В ночь убийства это было?
– Погоди-ка, – сержант извлек из кармана черный блокнот, при виде которого Туэйт презрительно усмехнулся. Плизент перелистнул замусоленные страницы и нашел нужное место. – Ага, было.
Туэйт достал из нагрудного кармана шариковую ручку и стал ковырять ею в золе. На фоне черного чрева камина трудно было что-либо разглядеть.
– Черт знает, сколько здесь золы.
На кончике ручки он достал кусочек сажи:
– Почти весь пепел измельчен до консистенции порошка – задумчиво протянул Туэйт.
– А это говорит о том, – отозвался Сильвано, – что кто-то очень не хотел, чтобы по сгоревшим частицам можно было определить сожженный предмет.
– Это мог быть и сенатор Берки, и его убийца, – подал голос Плизент.
– Думаю, сенатора можем исключить, – сказал Туэйт, – если бы это сделал он, мы нашли бы кусочки сгоревшей бумаги. А этот материал был сожжен дотла, а затем измельчен в пыль. – Он поглядел на коллег. – Зачем? Чтобы быть уверенным, что мы в нашей лаборатории не сможем восстановить текст.
Туэйт убрал ручку в карман и выпрямился:
– Джентльмены, – торжественно провозгласил он, – где-то среди этого черно-белого кошмара находится место, в котором прятали бумаги. По-моему, нам следует заняться его поисками.
Это заняло у них три с половиной часа. Туэйт и Сильвано прочесывали спальню хозяина, а полицейский из Чикаго в который раз осматривал ящики длинного трюмо. Шел уже пятый час утра, и они устали как собаки.
На черной лакированной дверце шкафа Туэйт видел отражение своего друга.
– Ты не закончил со шкафом, – занудливо пробурчал Туэйт, – чему тебя только учили в академии?
– О чем это ты? – засмеялся Сильвано. – Я могу провести обыск с повязкой на глазах и связанными за спиной руками. Я уже закончил с этим ящиком. Что я по-твоему, новичок, что ли?
– Да? – заинтересовался Туэйт. – А отсюда кажется, что до задней стенки тебе еще как минимум пять дюймов.
Туэйт ощупал нижний край шкафа. Ничего. Но, взглянув сверху, он обнаружил небольшой выступ. Едва заметный блик на матовой черной поверхности свидетельствовал о наличии миниатюрного тайника.
Через несколько секунд Туэйт и Сильвано стояли перед низким внутренним шкафчиком. В тайнике покоились расставленные в алфавитном порядке папки в кожаных переплетах. Папок было больше дюжины, некоторые ячейки с наклеенными на них буквами оказались пустыми.
Он начал осматривать папки. Наконец Туэйт поглядел на друга:
– Вот это да. Похоже, сенатор Берки был мерзкий тип.
– О Боже! – Сильвано даже присвистнул. – Неудивительно, что по его кандидатуре ни у кого не возникало вопросов: здесь у него столько дерьма, что в нем можно утопить половину государственных чиновников Иллинойса.
– На другие штаты тоже останется, – добавил Туэйт.
– Мощная информация, – продолжал Сильвано. – Ясно одно: у Берки было нечто такое, что не давало убийце спать. Но теперь эти документы бесследно исчезли, и мы снова у разбитого корыта.
– Надеюсь, что нет, – скосил на него глаза Туэйт. – Погляди, что было приклеено «скетчем» с внутренней стороны тайника.
Он разжал кулак: на ладони его лежало колечко черной изоляционной ленты, какой пользуются электрики. А между витками изоляции был замотан ключ.
* * *
Теперь они уже испугались по-настоящему. Страх, подобно поту, сочился изо всех пор. Форма напугала их, на лицо его они больше не смотрели.
Они были парализованы страхом и уже не различали лиц, не видели их выражений.
И теперь они боялись отвечать на его вопросы.
Тем не менее никто из них не слышал о женщине, которую он ищет. Но где-то в полдень Киеу наткнулся на старика. Он сидел на полуистлевшем пне, по ороговевшей коже босых ног его деловито сновали муравьи. Деревня лежала примерно в четверти километра к югу.
Он мельком взглянул на приближающегося Киеу и вновь вернулся к своей работе: зажав между костлявыми коленками старую американскую каску, старик напильником обрабатывал ее края.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Он вдруг рассмеялся:
– В школе я, наверное, был единственным мальчишкой, который боялся своих собственных способностей. Мне все давалось чертовски легко, я не понимал, в чем дело, и боялся.
Ты платил за колледж, и на последнем курсе я вдруг понял, что оправдываю все твои ожидания. Было совершенно ясно, что следующим этапом станет «Метроникс», а это означало конец меня как личности. Ловушка, которую я разглядел слишком поздно; я хочу сказать, что меня даже привлекали некоторые сферы деятельности компании.
– Поэтому ты не явился на выпускные экзамены. За полгода до выпуска ты бросил колледж, только для того, чтобы досадить мне.
– Вовсе нет, – ответил Эллиот, – я был испуган, неужели ты не понимаешь? Я чувствовал, что в жизни у меня нет выбора и никогда не будет. Это проистекало из того простого факта: я – твой сын, а, значит, запрограммирован стать еще одним тобой.
– Именно этого я и хотел, – голос Макоумера звучал почти равнодушно.
– Я это знал.
Макоумер отвел взгляд:
– Видимо... в общем, я никогда не задумывался о твоих чувствах на этот счет. Я никогда... я всегда хотел, чтобы ты преуспевал так же, как и я, – нет, чтобы ты был еще более удачлив во всех начинаниях. Я хотел, чтобы мы работали с тобой рука об руку. Я считал, что сын должен быть рядом с отцом, по-моему, это совершенно нормально, – он поднял глаза. – Или я ошибаюсь?
У Эллиота вырвался такой глубокий вздох, словно он несколько лет не мог продышаться:
– Самое удивительное, – медленно начал он, – что ты прав. Знаешь, я не стану притворяться, у меня это плохо получается. Когда я дал согласие работать с тобой, я все уже знал наперед. Именно поэтому я и согласился: я хотел провалить все на свете, чтобы ты сам убедился в моей полной непригодности к твоему делу. Я надеялся, что после этого ты навсегда оставишь меня в покое.
– Знаешь, – безразличным тоном произнес Макоумер, – ни один твой поступок не мог бы вызвать у меня такую реакцию, которой ты добиваешься.
– И даже тот факт, что я переспал с Кэтлин?
Макоумер понял, что сын провоцирует его на вспышку гнева.
– В этом я виноват не меньше твоего, Эллиот. Если бы не наши с тобой... разногласия, этого вообще никогда не произошло бы.
Эллиот покачал головой:
– Очень долго я был убежден, что ты любишь Киеу гораздо больше, чем меня. Он обладает всем тем, что отсутствует у меня. Внешность, опыт и, самое главное, личный магнетизм.
Макоумер встал, размял затекшие ноги:
– Твоя проблема заключается в том, что ты всегда преувеличивал фактор магнетизма Киеу. Смешно сказать, но ты был убежден, что он часами оттачивает перед зеркалом свои чары, – нет ничего более далекого от истины! Его аура совершенно естественна, она от природы. Он никогда сознательно над ней не работал, если бы не я, он так и не понял бы, каким даром обладает: я разглядел его, я высвободил эту энергию.
– Таково уж мое восприятие Киеу, ничего не могу с этим поделать.
– Жаль. А между тем, он твой друг. Очень верный друг.
– Я не хочу больше говорить о нем. Макоумер пристально рассматривал сына:
– Ты нужен мне в «Метрониксе», Эллиот. И ты это прекрасно знаешь. Ничто не доставит мне большего удовольствия. И я хочу, чтобы ты вплотную занялся делами «Ангки»: твои соображения по этому вопросу могут оказаться очень полезными для меня. Одна комиссия по расследованию, которую возглавляет Салливен, чего стоит! К ее деятельности имеет отношение и госсекретарь, он не мог от этого отказаться, поскольку в равной степени несет ответственность за развал работы службы безопасности в Каире. Будут обязательно заслушаны показания Финдленда – если учесть, что ЦРУ копает и под него, у сенатора могут возникнуть крупные неприятности. Он – член «Ангки». Вряд ли ты мог даже помыслить о таком. Что ж, теперь ты это знаешь. Думаешь, он в состоянии самостоятельно утихомирить разбушевавшуюся стихию? Наша сделка с ним по-прежнему в силе, мы можем сделать ее условия и гораздо более жесткими. И это надо сделать в ближайшие несколько дней, чтобы... устранить саму возможность публичных разоблачений.
– Насколько я знаю Маркуса Финдленда, он в состоянии утихомирить не только этот шторм, но и любой другой, – Эллиот тоже встал. – Но прежде чем мы продолжим разговор, должен сказать тебе, что я не вполне убежден, что хочу влезать в дела «Ангки». Пока я располагаю только обрывками информации. У меня нет ясной картины событий. Пусть пока так и остается, а я лучше сконцентрируюсь на проблемах «Метроникса», не возражаешь?
– Как скажешь, – кивнул Макоумер, – но обещай мне, что не будешь переживать и страдать, когда тебя не пригласят на беседу, которую мы по этому вопросу будем вести с Киеу.
Эллиот улыбнулся:
– Обещаю.
Он подобрал полотенце и пошел к двери.
– И еще кое-что, Эллиот.
Он обернулся:
– Да?
– Если бы в дело вмешался Киеу, ты и сам бы очень скоро понял, что на уме у этой Кристиан. Ты это сознаешь так же хорошо, как и я, – взгляд Макоумера стал жестким. – И как бы ты поступил?
– Я любил ее, отец, – он произносил эти слова негромко, но твердо. – И не заставляй меня говорить о моем решении сейчас.
* * *
На поверхности показалась голова аквалангиста, верхняя полусфера его черной маски была испачкана илом. Лучи прожекторов весело приплясывали на легкой ряби. В отраженном от воды свете лицо его казалось таким же черным, как и маска.
Было далеко за полночь: Туэйт с большим трудом добился разрешения на проведение подводных работ. Брэдфорд Брейди, начальник полиции Кенилвотра, оказался весьма нелюбезным и грубым, он слишком близко к сердцу принимал тот факт, что какой-то полицейский со стороны копается в деле, которое проходит по его, Брейди, участку. Поначалу он просто был непробиваем.
– Ничего не хочу об этом слышать, ни слова, – неприятным высоким голосом каркал Брейди. Это был плотно сбитый коротышка с маленьким вздернутым носиком.
Спорить с подобными типами бессмысленно, подумал Туэйт, и сразу же ударил из главного калибра:
– Полагаю, вам совсем не улыбается прямо сейчас отправиться на прием к генеральному прокурору штата Иллинойс, не так ли, капитан?
– Что?!
– Я всего-то прошу вас дать мне в помощь несколько человек. Пару аквалангистов и одного полицейского на прожектора. Неужели это так много?
Брэдфорд Брейди повернулся к Плизенту:
– Что он там несет про генерального прокурора?
– Я прошу вас о небольшом одолжении. Ни сержант Сильвано, ни я не хотим лишнего шума. Если мы договоримся, некоторое время о результатах расследования никто не узнает, обещаю.
– А какого черта ты приплел сюда генерального прокурора? – взорвался Брейди. – У меня и без него полно проблем.
Туэйт пожал плечами. Брэдфорд Брейди прищурился:
– Каким гнилым ветром тебя занесло ко мне, Туэйт? Ну, скажи на милость, у меня без тебя дел мало? – Он насмешливо хмыкнул и махнул рукой Плизенту. – Дай ему все, что он просит, сержант, и пусть убирается к чертовой бабушке!
Аквалангист что-то тащил со дна. Напарник у лодки протянул ему руку, и они вдвоем подняли предмет из воды.
Вещь была покрыта илом и корнями водяных лилий. Один из полицейских зачерпнул полную пригоршню воды и стал поливать предмет сверху.
Туэйт подошел поближе. В грязи поблескивали металлические буквы «Ар-си-эй». Аквалангист провел мокрой перчаткой по боковой стенке: это был видеомагнитофон. Бренди молча глядел на находку.
– Вот так-то, – довольным тоном пробурчал Туэйт и протянул руку. Сильвано передал ему список страховой компании, где были перечислены вещи, пропавшие из дома сенатора Берки. Туэйт медленно вел пальцем по строчкам, пока не наткнулся на видеомагнитофон. Фирма «Ар-си-эй». Но надо было убедиться окончательно.
– Там снизу должен быть заводской номер, – сказал Туэйт аквалангисту, – взгляните.
Водолаз подсветил себе фонариком:
– Пять, четыре, шесть, три, один, восемь, "Е", – громко прочитал он.
– Вот так-то! – весело повторил Туэйт. – Значит, и остальное барахло лежит здесь.
Потом Туэйт с Плизентом вернулись в дом сенатора. Туэйту было наплевать, что полиция Кенилворта рассматривает это дело как обычное убийство с целью ограбления: они лентяи, выдвинули несколько идиотских гипотез и вполне удовлетворились одной из них. Легко и просто. Этого он им не мог простить.
Туэйт по периметру обыскал комнату, в которой они стояли, отодвигая от стен стулья и журнальный столик. Так он оказался у отделанного черно-белым мрамором камина. Архитектор потрудился над его конструкцией от души, получилась модерновая, почти в стиле футуризма вещица, с резкими гранями и почти невидимыми швами кладки.
У камина Туэйт присел.
Любопытно. На решетках для дров свежая сажа. Он немного повернул голову, чтобы свет падал под другим углом.
– Ну, можешь объяснить мне, что это такое? – спросил Туэйт.
Плизент присел рядом:
– Не знаю, – удивленно пробормотал он.
– В ночь убийства это было?
– Погоди-ка, – сержант извлек из кармана черный блокнот, при виде которого Туэйт презрительно усмехнулся. Плизент перелистнул замусоленные страницы и нашел нужное место. – Ага, было.
Туэйт достал из нагрудного кармана шариковую ручку и стал ковырять ею в золе. На фоне черного чрева камина трудно было что-либо разглядеть.
– Черт знает, сколько здесь золы.
На кончике ручки он достал кусочек сажи:
– Почти весь пепел измельчен до консистенции порошка – задумчиво протянул Туэйт.
– А это говорит о том, – отозвался Сильвано, – что кто-то очень не хотел, чтобы по сгоревшим частицам можно было определить сожженный предмет.
– Это мог быть и сенатор Берки, и его убийца, – подал голос Плизент.
– Думаю, сенатора можем исключить, – сказал Туэйт, – если бы это сделал он, мы нашли бы кусочки сгоревшей бумаги. А этот материал был сожжен дотла, а затем измельчен в пыль. – Он поглядел на коллег. – Зачем? Чтобы быть уверенным, что мы в нашей лаборатории не сможем восстановить текст.
Туэйт убрал ручку в карман и выпрямился:
– Джентльмены, – торжественно провозгласил он, – где-то среди этого черно-белого кошмара находится место, в котором прятали бумаги. По-моему, нам следует заняться его поисками.
Это заняло у них три с половиной часа. Туэйт и Сильвано прочесывали спальню хозяина, а полицейский из Чикаго в который раз осматривал ящики длинного трюмо. Шел уже пятый час утра, и они устали как собаки.
На черной лакированной дверце шкафа Туэйт видел отражение своего друга.
– Ты не закончил со шкафом, – занудливо пробурчал Туэйт, – чему тебя только учили в академии?
– О чем это ты? – засмеялся Сильвано. – Я могу провести обыск с повязкой на глазах и связанными за спиной руками. Я уже закончил с этим ящиком. Что я по-твоему, новичок, что ли?
– Да? – заинтересовался Туэйт. – А отсюда кажется, что до задней стенки тебе еще как минимум пять дюймов.
Туэйт ощупал нижний край шкафа. Ничего. Но, взглянув сверху, он обнаружил небольшой выступ. Едва заметный блик на матовой черной поверхности свидетельствовал о наличии миниатюрного тайника.
Через несколько секунд Туэйт и Сильвано стояли перед низким внутренним шкафчиком. В тайнике покоились расставленные в алфавитном порядке папки в кожаных переплетах. Папок было больше дюжины, некоторые ячейки с наклеенными на них буквами оказались пустыми.
Он начал осматривать папки. Наконец Туэйт поглядел на друга:
– Вот это да. Похоже, сенатор Берки был мерзкий тип.
– О Боже! – Сильвано даже присвистнул. – Неудивительно, что по его кандидатуре ни у кого не возникало вопросов: здесь у него столько дерьма, что в нем можно утопить половину государственных чиновников Иллинойса.
– На другие штаты тоже останется, – добавил Туэйт.
– Мощная информация, – продолжал Сильвано. – Ясно одно: у Берки было нечто такое, что не давало убийце спать. Но теперь эти документы бесследно исчезли, и мы снова у разбитого корыта.
– Надеюсь, что нет, – скосил на него глаза Туэйт. – Погляди, что было приклеено «скетчем» с внутренней стороны тайника.
Он разжал кулак: на ладони его лежало колечко черной изоляционной ленты, какой пользуются электрики. А между витками изоляции был замотан ключ.
* * *
Теперь они уже испугались по-настоящему. Страх, подобно поту, сочился изо всех пор. Форма напугала их, на лицо его они больше не смотрели.
Они были парализованы страхом и уже не различали лиц, не видели их выражений.
И теперь они боялись отвечать на его вопросы.
Тем не менее никто из них не слышал о женщине, которую он ищет. Но где-то в полдень Киеу наткнулся на старика. Он сидел на полуистлевшем пне, по ороговевшей коже босых ног его деловито сновали муравьи. Деревня лежала примерно в четверти километра к югу.
Он мельком взглянул на приближающегося Киеу и вновь вернулся к своей работе: зажав между костлявыми коленками старую американскую каску, старик напильником обрабатывал ее края.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115