Она помнила, как от него пахло табаком и одеколоном, ей нравилось класть свое маленькое ушко на его огромную грудь и слушать, как громко бьется его сердце. Он умер, когда ей было восемь лет, и с тех пор она никогда уже не чувствовала себя так хорошо со старшими. Кроме Луиса Ричтера.
Ей было так с ним интересно, что она даже неожиданно для себя стала думать над тем, что он сказал по поводу внезапного решения Джека Салливена обнародовать тот факт, что буквально накануне убийства в Каире Де Витта президент заявил, будто проблемы безопасности его совершенно не интересуют.
– Все понятно, – сказал тогда Луис Ричтер. – Я думаю, после этого в задницу старого Лоуренса вцепятся все, кому не лень.
Как часто случалось и с Трейси, широта его знаний, глубина суждений увлекли и ее.
Она улыбнулась своим мыслям и открыла дверь.
Увидев ее, Киеу, обмер. Это чувство было ему знакомо, он уже испытывал его в джунглях Камбоджи.
Очаровательная улыбка, которую он подготовил, мгновенно растаяла. Он ничего не мог с собой поделать: к горлу подступила тошнота, и, с трудом с ней справившись, он спросил:
– Луис Ричтер нев птас тай?
Жаркий летний день, на фоне желтого неба высятся пальмы. Влажность бусинками лежит на лбах и плечах. По четвергам они обычно танцевали в Чау Чхайа, неподалеку от Кемарина, тронного зала дворца, где ощущалось присутствие Сианука и всей длинной череды его предшественников, кхмерских царей.
На Малис сомнут чанг кбеу, она слегка согнула колени, босые ступни охлаждает мраморный пол. Двигаются только ее руки. Ее руки ведут бесконечный рассказ о чувствах и жизни. Тело ее неподвижно, лицо напоминает застывшую маску, как и предписано правилами кхмерского балета. Сок не может оторвать от Малис взгляда, он смотрит на ее танцующие руки, рассказывающие о мстительных богах, страшных демонах и утраченной любви.
Он захвачен бледным огнем, чье название не должен упоминать, о чьем происхождении не должен говорить.
Снаружи по королевским садам прогуливаются монахи в оранжевых тогах, светлые зонтики предохраняют их гладко выбритые головы от солнца. На флагштоках плещется сине-красно-белый флаг с изображением Ангкор-Вата в центре. Его извивы напоминают движения пальцев Малис.
В тот день он понял, что Малис и есть апсара, одна из таинственных небесных танцовщиц, наделенных сверхъестественной силой. Считалось, что древние кхмерские цари использовали апсардля разговоров с богами, апсарыпереводили язык слов в язык движений.
Глаза Соки Киеу полны страсти. Глядя, как танцует его сестра, как она ведет рассказ о прошлом кхмеров, он вспоминает те танцы, которые она исполняла для него по ночам. Только для него. Нет, то был танец, который Малис танцевала для себя, но поскольку он его видел – то и для него. Момент близости, преступный и потому еще более восхитительный. Только для него. Для него и для нее. Для них обоих.
И сейчас, взглянув в сине-зеленые глаза Лорин, Киеу увидел Малис, живую и невредимую. Ее прямая высокая шея, наклон головы, прямые плечи, и, прежде всего, поза танцовщицы – все это напоминало ему Малис, и сердце его готово было выскочить из груди. Колени у него ослабели, он мигнул, потому что ему показалось, будто в ушах Лорин сверкают рубиновые сережки в форме лотоса, которые всегда носила Малис.
– Что? – спросила она, с любопытством глядя на него. – Что вы сказали?
И тут до Киеу дошло, что он говорил на кхмерском, будто перед ним действительно Малис!
– Извините, – сказал он, прокашлявшись, – я задумался. Луис Ричтер дома? Могу я его видеть?
Он сказал то, что должен был сказать, но голова его продолжала кружиться.
– Конечно, – Лорин отступила, позволила ему пройти и закрыла за ним дверь. – Могу ли я спросить ваше имя?
– Ким, – автоматически ответил Киеу. Он увидел, что она повернулась и с любопытством его разглядывает.
– Значит, вы и есть Ким, – она улыбнулась. – А меня зовут Лорин Маршалл, – она протянула руку, и он на мгновение замер. Потом взял ее руку, поднес к губам, почувствовал мягкую, нежную кожу. Глаза его закрылись, и он снова вспомнил Чау Чхайа.
Она повернулась и пошла по коридору, а он следил за ней глазами и ему казалось, что вот здесь, сейчас, снова появится его возлюбленная сестра.
Что я здесь делаю? – с ужасом подумал он. Он понимал, что как только увидел в дверном проеме ее, а не старика, ему следовало извиниться и сказать, что ошибся дверью. Но он этого не сделал. И сейчас еще не поздно сбежать – но он не уходил.
Воспоминания о Пномпене были слишком сильны. В Лорин он увидел дух, обретший плоть и кровь. Он не думал о совпадении – для него не существовало такого слова. Он был обречен на встречу с Лорин Маршалл. Это была его карма, а от кармы не уйдешь.
Он увидел в ней то, что уже никогда не надеялся увидеть, и сразу же поверил, что с помощью Лорин Маршалл ему удастся изгнать из своей души демонов. Прекратить невыносимую жизнь в грехе.
Лорин скрылась за поворотом, и Киеу услышал ее голос:
– Луис, к вам пришли.
Киеу ушел в гостиную в тот самый момент, когда в ней из кухни появился отец Трейси. Он нес черный лаковый поднос, нагруженный тарелками, серебром и стаканами. Старик помедлил, увидев посетителя.
– Да?
– Я – Ким, – вот и все, что мог Киеу ответить.
Не отрывая от азиата глаз, Луис поставил поднос на стол.
– Лорин, – обратился он к девушке, – наверное, наш гость хочет что-нибудь выпить. Чаю? – И, поскольку гость кивнул головой, спросил у Лорин: – Ты не возражаешь?
Лорин переводила взгляд с одного на другого:
– Нисколько.
– Тогда возьми на второй полке справа, если стоять лицом к раковине. Китайский черный. Чайник уже на плите. Я тоже выпью немного.
– Луис?
Он повернулся, увидел беспокойство в ее глазах и улыбнулся:
– Это по делу, дорогая. Когда она ушла, Луис спросил:
– Вы кореец?
– Вьетнамец.
Старик щелкнул пальцами:
– Ну да! Извините, память уже меня подводит.
Киеу улыбнулся: он ожидал подобной проверки.
– Ваша память в порядке, это тело вас подводит, – он был удивлен, почувствовав, какое испытал облегчение, когда Лорин вышла из комнаты. – Директор шлет вам приветы.
Луис Ричтер направился к дивану, жестом указал Киеу на место рядом с собой.
– Приветы? А Директор чего?
– Того места, в котором никогда не забывают своих бывших работников.
– В Делаваре, – со вздохом произнес Луис.
– Округ Колумбия, – поправил его Киеу.
– А, так вы переехали?
– Да нет же, наш офис там, где и всегда, мистер Ричтер.
– Совершенно верно, я запамятовал. А как старик? Все еще сражается с бюджетом?
Киеу знал, что ему следует соблюдать осторожность. Его информация о Фонде была ограниченной и отрывочной. И если ему не удастся свернуть старика с этой темы, его ждет провал.
– Директору нечего беспокоиться о государственном бюджете, мистер Ричтер, вы это знаете так же хорошо, как и я. Место, в котором мы все работаем, с самого начала имеет гарантированный процент от федерального бюджета, – необходимо брать инициативу на себя. Он наклонился вперед, молитвенно сложил руки: – Мистер Ричтер, неужели мы еще не наигрались в эту игру?
Вошла Лорин, поставила поднос с чаем на журнальный столик. И Киеу вновь не мог отвести от нее глаз. Он всем своим существом впитывал ее образ: как она ходит, говорит, смотрит на него своими широко расставленными глазами. Сердце его колотилось с такой силой, что ему пришлось призвать на помощь все внутренние ресурсы.
Старик разлил чай, протянул чашку Киеу, снова сел. С наслаждением принюхался: чай заварен правильно.
– Видите ли, – сказал он, – меня уже много лет не посещали бывшие коллеги.
Киеу понимал, что ему не следует проявлять нетерпение, но и ходить по тонкому льду он тоже больше не мог. И он начал:
– Мистер Ричтер, простите, если я слишком резко приступаю к цели моего визита, но мое время мне не принадлежит.
Старик поднялся на ноги, подошел к книжной полке, пробежался пальцами по корешкам.
– У меня к вам лишь один вопрос. Как называется то место, где вы родились заново? – Он повернулся и посмотрел в лицо Киеу. – Сын говорил мне, но я что-то подзабыл.
И Киеу понял, что время пришло: теперь одной хитрости недостаточно. Он заставил волнение и беспокойство отлететь прочь, и к нему пришло ощущение космических часов, в белоснежной тишине отбивали они свой ритм, слившийся с ритмом его сердца, с ритмом дыхания. Он почувствовал то воздушное пространство, которое отделяло его от Луиса Ричтера, услышал, увидел его. И произнес – сам удивившись своим словам:
– В Пномпене.
Луис Ричтер кивнул:
– Верно, так оно и есть. Как я мог забыть?
Он вернулся к дивану, зябко потер руки:
– А теперь, – заговорил он резким деловым тоном, – чем могу служить?
– Директор решил принять личное участие в этом расследовании, и я прибыл к вам по его приказу. Я должен взять у вас электронное подслушивающее устройство и доставить его в Вашингтон.
– Понятно, – Луис Ричтер почувствовал волнение. И понял, как тосковал все эти годы по работе, по прежним денькам, хотя ему казалось, что он с удовольствием обо всем этом забыл. Даже привычная боль отступила: он снова почувствовал себя живым, нужным. – Это, наверное, очень важно.
– Чрезвычайно, – ответил Киеу.
– Хорошо, подождите, – старик улыбнулся. – Я сейчас вернусь.
Киеу и Лорин остались одни. В комнате воцарилась тишина столь полная, что Лорин даже услыхала, как бились в оконное стекло насекомые. Киеу неотрывно смотрел на нее, и она покраснела – такого с ней со школы не было.
Она отметила, что этот человек очень красив, хотя в этой красоте было что-то дикое, что-то, что противоречило безукоризненной гармонии его черт. В глубине черных глаз таился хаос, но, как чувствовала она, хорошо организованный хаос.
Он и привлекал, и пугал ее. В нем была какая-то непонятная для нее сила, и эта сила воздействовала на нее. Ей уже знакомо это ощущение: временами она чувствовала такую силу и в Трейси. Но поскольку она не могла определить природу своих ощущений даже для себя самой, она никогда о них Трейси не говорила. Она даже не без успеха пыталась убедить себя, что все это – лишь плод ее воображения.
В конце концов, она понимала, что у определенных личностей есть своя аура. Такая аура была и у всех великих балерин, она выделяла их из множества других танцовщиц. Она тоже обладала аурой: она знала, что именно этим и захватывает публику. Подобным отличались и некоторые другие танцовщики и танцовщицы из их труппы.
Но к силе этого человека примешивалось нечто иное: отчаяние, ненависть, страх, и, как ни странно, блаженное умиротворение. Такого она не встречала никогда.
Как будто повинуясь приказу, она прошла и села рядом с ним на диван. Взгляд черных глаз пронзал ее, и она вспомнила, что когда-то уже видела такой взгляд. Как-то раз Трейси взял ее с собой на соколиную охоту, и когда он снял с головы птицы колпачок, она взглянула в ее глаза и поразилась: в них таилась жестокая вечность.
– Чем вы занимаетесь? – спросил молодой человек по имени Ким.
– Я балерина. – И замолчала, увидев, как переменилось его лицо. Смугловато-желтая кожа побледнела, глаза широко раскрылись, полная верхняя губа задралась, обнажив зубы – сейчас он стал похож на бешеного пса. Она даже испугалась.
Лорин вскочила с дивана и с опаской отошла, а он отчаянно вцепился пальцами в диванную подушку, стараясь обрести контроль над собой.
Слова «я балерина» окончательно выбили почву у него из-под ног. В нем волной взмыл бесконечный страх. Это был страх не за себя – он провел большую часть своей жизни в опасности, и научился не бояться.
Это был страх за нее. Ему захотелось схватить ее в объятия, защитить. Но от чего? От кого? Он сказать не мог: источник опасности был ему неведом. Губы его побелели от усилия: он старался мысленным взором проникнуть за туманную завесу неизбежного.
Его спасло появление Луиса Ричтера.
– А вот и я, – сказал старик. Он нес маленький пакетик из коричневой бумаги, заклеенный изоляционной лентой. – Протянул его Киеу: – Позаботьтесь об этом.
Киеу провел ладонью по лицу. Оно было влажным. Затем заставил себя улыбнуться.
– Спасибо, мистер Ричтер, – несмотря ни на что, он все-таки помнил, что от старика ему нужно кое-что еще. – Надеюсь, вы не против расстаться с этой штуковиной?
– Отнюдь. Мне она больше не нужна.
– Да?
Старик улыбнулся:
– Я уже узнал о ней все, что было нужно.
– И что именно? – как можно безмятежнее спросил Киеу. – Что-то, что и мне может оказаться полезным?
Старик обнял молодого человека за плечи. Они вместе вышли в коридор.
– Возможного только возможно. Во всяком случае, Трейси уже этим занимается.
Киеу краем глаза глянул на Лорин, и вновь в нем вспыхнуло опасение, природа которого была ему не ясна. Он с трудом заставил себя сосредоточиться на том, что привело его сюда.
– Трейси, конечно, вскорости сообщит мне, куда он направился.
Старик засмеялся:
– Вряд ли, – ему нравилось поддразнивать этого молодого человека, о котором он так много слышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Ей было так с ним интересно, что она даже неожиданно для себя стала думать над тем, что он сказал по поводу внезапного решения Джека Салливена обнародовать тот факт, что буквально накануне убийства в Каире Де Витта президент заявил, будто проблемы безопасности его совершенно не интересуют.
– Все понятно, – сказал тогда Луис Ричтер. – Я думаю, после этого в задницу старого Лоуренса вцепятся все, кому не лень.
Как часто случалось и с Трейси, широта его знаний, глубина суждений увлекли и ее.
Она улыбнулась своим мыслям и открыла дверь.
Увидев ее, Киеу, обмер. Это чувство было ему знакомо, он уже испытывал его в джунглях Камбоджи.
Очаровательная улыбка, которую он подготовил, мгновенно растаяла. Он ничего не мог с собой поделать: к горлу подступила тошнота, и, с трудом с ней справившись, он спросил:
– Луис Ричтер нев птас тай?
Жаркий летний день, на фоне желтого неба высятся пальмы. Влажность бусинками лежит на лбах и плечах. По четвергам они обычно танцевали в Чау Чхайа, неподалеку от Кемарина, тронного зала дворца, где ощущалось присутствие Сианука и всей длинной череды его предшественников, кхмерских царей.
На Малис сомнут чанг кбеу, она слегка согнула колени, босые ступни охлаждает мраморный пол. Двигаются только ее руки. Ее руки ведут бесконечный рассказ о чувствах и жизни. Тело ее неподвижно, лицо напоминает застывшую маску, как и предписано правилами кхмерского балета. Сок не может оторвать от Малис взгляда, он смотрит на ее танцующие руки, рассказывающие о мстительных богах, страшных демонах и утраченной любви.
Он захвачен бледным огнем, чье название не должен упоминать, о чьем происхождении не должен говорить.
Снаружи по королевским садам прогуливаются монахи в оранжевых тогах, светлые зонтики предохраняют их гладко выбритые головы от солнца. На флагштоках плещется сине-красно-белый флаг с изображением Ангкор-Вата в центре. Его извивы напоминают движения пальцев Малис.
В тот день он понял, что Малис и есть апсара, одна из таинственных небесных танцовщиц, наделенных сверхъестественной силой. Считалось, что древние кхмерские цари использовали апсардля разговоров с богами, апсарыпереводили язык слов в язык движений.
Глаза Соки Киеу полны страсти. Глядя, как танцует его сестра, как она ведет рассказ о прошлом кхмеров, он вспоминает те танцы, которые она исполняла для него по ночам. Только для него. Нет, то был танец, который Малис танцевала для себя, но поскольку он его видел – то и для него. Момент близости, преступный и потому еще более восхитительный. Только для него. Для него и для нее. Для них обоих.
И сейчас, взглянув в сине-зеленые глаза Лорин, Киеу увидел Малис, живую и невредимую. Ее прямая высокая шея, наклон головы, прямые плечи, и, прежде всего, поза танцовщицы – все это напоминало ему Малис, и сердце его готово было выскочить из груди. Колени у него ослабели, он мигнул, потому что ему показалось, будто в ушах Лорин сверкают рубиновые сережки в форме лотоса, которые всегда носила Малис.
– Что? – спросила она, с любопытством глядя на него. – Что вы сказали?
И тут до Киеу дошло, что он говорил на кхмерском, будто перед ним действительно Малис!
– Извините, – сказал он, прокашлявшись, – я задумался. Луис Ричтер дома? Могу я его видеть?
Он сказал то, что должен был сказать, но голова его продолжала кружиться.
– Конечно, – Лорин отступила, позволила ему пройти и закрыла за ним дверь. – Могу ли я спросить ваше имя?
– Ким, – автоматически ответил Киеу. Он увидел, что она повернулась и с любопытством его разглядывает.
– Значит, вы и есть Ким, – она улыбнулась. – А меня зовут Лорин Маршалл, – она протянула руку, и он на мгновение замер. Потом взял ее руку, поднес к губам, почувствовал мягкую, нежную кожу. Глаза его закрылись, и он снова вспомнил Чау Чхайа.
Она повернулась и пошла по коридору, а он следил за ней глазами и ему казалось, что вот здесь, сейчас, снова появится его возлюбленная сестра.
Что я здесь делаю? – с ужасом подумал он. Он понимал, что как только увидел в дверном проеме ее, а не старика, ему следовало извиниться и сказать, что ошибся дверью. Но он этого не сделал. И сейчас еще не поздно сбежать – но он не уходил.
Воспоминания о Пномпене были слишком сильны. В Лорин он увидел дух, обретший плоть и кровь. Он не думал о совпадении – для него не существовало такого слова. Он был обречен на встречу с Лорин Маршалл. Это была его карма, а от кармы не уйдешь.
Он увидел в ней то, что уже никогда не надеялся увидеть, и сразу же поверил, что с помощью Лорин Маршалл ему удастся изгнать из своей души демонов. Прекратить невыносимую жизнь в грехе.
Лорин скрылась за поворотом, и Киеу услышал ее голос:
– Луис, к вам пришли.
Киеу ушел в гостиную в тот самый момент, когда в ней из кухни появился отец Трейси. Он нес черный лаковый поднос, нагруженный тарелками, серебром и стаканами. Старик помедлил, увидев посетителя.
– Да?
– Я – Ким, – вот и все, что мог Киеу ответить.
Не отрывая от азиата глаз, Луис поставил поднос на стол.
– Лорин, – обратился он к девушке, – наверное, наш гость хочет что-нибудь выпить. Чаю? – И, поскольку гость кивнул головой, спросил у Лорин: – Ты не возражаешь?
Лорин переводила взгляд с одного на другого:
– Нисколько.
– Тогда возьми на второй полке справа, если стоять лицом к раковине. Китайский черный. Чайник уже на плите. Я тоже выпью немного.
– Луис?
Он повернулся, увидел беспокойство в ее глазах и улыбнулся:
– Это по делу, дорогая. Когда она ушла, Луис спросил:
– Вы кореец?
– Вьетнамец.
Старик щелкнул пальцами:
– Ну да! Извините, память уже меня подводит.
Киеу улыбнулся: он ожидал подобной проверки.
– Ваша память в порядке, это тело вас подводит, – он был удивлен, почувствовав, какое испытал облегчение, когда Лорин вышла из комнаты. – Директор шлет вам приветы.
Луис Ричтер направился к дивану, жестом указал Киеу на место рядом с собой.
– Приветы? А Директор чего?
– Того места, в котором никогда не забывают своих бывших работников.
– В Делаваре, – со вздохом произнес Луис.
– Округ Колумбия, – поправил его Киеу.
– А, так вы переехали?
– Да нет же, наш офис там, где и всегда, мистер Ричтер.
– Совершенно верно, я запамятовал. А как старик? Все еще сражается с бюджетом?
Киеу знал, что ему следует соблюдать осторожность. Его информация о Фонде была ограниченной и отрывочной. И если ему не удастся свернуть старика с этой темы, его ждет провал.
– Директору нечего беспокоиться о государственном бюджете, мистер Ричтер, вы это знаете так же хорошо, как и я. Место, в котором мы все работаем, с самого начала имеет гарантированный процент от федерального бюджета, – необходимо брать инициативу на себя. Он наклонился вперед, молитвенно сложил руки: – Мистер Ричтер, неужели мы еще не наигрались в эту игру?
Вошла Лорин, поставила поднос с чаем на журнальный столик. И Киеу вновь не мог отвести от нее глаз. Он всем своим существом впитывал ее образ: как она ходит, говорит, смотрит на него своими широко расставленными глазами. Сердце его колотилось с такой силой, что ему пришлось призвать на помощь все внутренние ресурсы.
Старик разлил чай, протянул чашку Киеу, снова сел. С наслаждением принюхался: чай заварен правильно.
– Видите ли, – сказал он, – меня уже много лет не посещали бывшие коллеги.
Киеу понимал, что ему не следует проявлять нетерпение, но и ходить по тонкому льду он тоже больше не мог. И он начал:
– Мистер Ричтер, простите, если я слишком резко приступаю к цели моего визита, но мое время мне не принадлежит.
Старик поднялся на ноги, подошел к книжной полке, пробежался пальцами по корешкам.
– У меня к вам лишь один вопрос. Как называется то место, где вы родились заново? – Он повернулся и посмотрел в лицо Киеу. – Сын говорил мне, но я что-то подзабыл.
И Киеу понял, что время пришло: теперь одной хитрости недостаточно. Он заставил волнение и беспокойство отлететь прочь, и к нему пришло ощущение космических часов, в белоснежной тишине отбивали они свой ритм, слившийся с ритмом его сердца, с ритмом дыхания. Он почувствовал то воздушное пространство, которое отделяло его от Луиса Ричтера, услышал, увидел его. И произнес – сам удивившись своим словам:
– В Пномпене.
Луис Ричтер кивнул:
– Верно, так оно и есть. Как я мог забыть?
Он вернулся к дивану, зябко потер руки:
– А теперь, – заговорил он резким деловым тоном, – чем могу служить?
– Директор решил принять личное участие в этом расследовании, и я прибыл к вам по его приказу. Я должен взять у вас электронное подслушивающее устройство и доставить его в Вашингтон.
– Понятно, – Луис Ричтер почувствовал волнение. И понял, как тосковал все эти годы по работе, по прежним денькам, хотя ему казалось, что он с удовольствием обо всем этом забыл. Даже привычная боль отступила: он снова почувствовал себя живым, нужным. – Это, наверное, очень важно.
– Чрезвычайно, – ответил Киеу.
– Хорошо, подождите, – старик улыбнулся. – Я сейчас вернусь.
Киеу и Лорин остались одни. В комнате воцарилась тишина столь полная, что Лорин даже услыхала, как бились в оконное стекло насекомые. Киеу неотрывно смотрел на нее, и она покраснела – такого с ней со школы не было.
Она отметила, что этот человек очень красив, хотя в этой красоте было что-то дикое, что-то, что противоречило безукоризненной гармонии его черт. В глубине черных глаз таился хаос, но, как чувствовала она, хорошо организованный хаос.
Он и привлекал, и пугал ее. В нем была какая-то непонятная для нее сила, и эта сила воздействовала на нее. Ей уже знакомо это ощущение: временами она чувствовала такую силу и в Трейси. Но поскольку она не могла определить природу своих ощущений даже для себя самой, она никогда о них Трейси не говорила. Она даже не без успеха пыталась убедить себя, что все это – лишь плод ее воображения.
В конце концов, она понимала, что у определенных личностей есть своя аура. Такая аура была и у всех великих балерин, она выделяла их из множества других танцовщиц. Она тоже обладала аурой: она знала, что именно этим и захватывает публику. Подобным отличались и некоторые другие танцовщики и танцовщицы из их труппы.
Но к силе этого человека примешивалось нечто иное: отчаяние, ненависть, страх, и, как ни странно, блаженное умиротворение. Такого она не встречала никогда.
Как будто повинуясь приказу, она прошла и села рядом с ним на диван. Взгляд черных глаз пронзал ее, и она вспомнила, что когда-то уже видела такой взгляд. Как-то раз Трейси взял ее с собой на соколиную охоту, и когда он снял с головы птицы колпачок, она взглянула в ее глаза и поразилась: в них таилась жестокая вечность.
– Чем вы занимаетесь? – спросил молодой человек по имени Ким.
– Я балерина. – И замолчала, увидев, как переменилось его лицо. Смугловато-желтая кожа побледнела, глаза широко раскрылись, полная верхняя губа задралась, обнажив зубы – сейчас он стал похож на бешеного пса. Она даже испугалась.
Лорин вскочила с дивана и с опаской отошла, а он отчаянно вцепился пальцами в диванную подушку, стараясь обрести контроль над собой.
Слова «я балерина» окончательно выбили почву у него из-под ног. В нем волной взмыл бесконечный страх. Это был страх не за себя – он провел большую часть своей жизни в опасности, и научился не бояться.
Это был страх за нее. Ему захотелось схватить ее в объятия, защитить. Но от чего? От кого? Он сказать не мог: источник опасности был ему неведом. Губы его побелели от усилия: он старался мысленным взором проникнуть за туманную завесу неизбежного.
Его спасло появление Луиса Ричтера.
– А вот и я, – сказал старик. Он нес маленький пакетик из коричневой бумаги, заклеенный изоляционной лентой. – Протянул его Киеу: – Позаботьтесь об этом.
Киеу провел ладонью по лицу. Оно было влажным. Затем заставил себя улыбнуться.
– Спасибо, мистер Ричтер, – несмотря ни на что, он все-таки помнил, что от старика ему нужно кое-что еще. – Надеюсь, вы не против расстаться с этой штуковиной?
– Отнюдь. Мне она больше не нужна.
– Да?
Старик улыбнулся:
– Я уже узнал о ней все, что было нужно.
– И что именно? – как можно безмятежнее спросил Киеу. – Что-то, что и мне может оказаться полезным?
Старик обнял молодого человека за плечи. Они вместе вышли в коридор.
– Возможного только возможно. Во всяком случае, Трейси уже этим занимается.
Киеу краем глаза глянул на Лорин, и вновь в нем вспыхнуло опасение, природа которого была ему не ясна. Он с трудом заставил себя сосредоточиться на том, что привело его сюда.
– Трейси, конечно, вскорости сообщит мне, куда он направился.
Старик засмеялся:
– Вряд ли, – ему нравилось поддразнивать этого молодого человека, о котором он так много слышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115