– Ты с этим согласен, товарищ?
– Да, – Сок, наконец, обрел способность говорить. – Конечно. Потому я и пришел.
– Хорошо, мне нравится твой ответ, – он кивнул охраннику, и тот отступил в сторону. – Мне также говорили, что твоя бедная семья уничтожена свиньями Лон Нола. Это так?
– Да.
– Надо говорить: да, товарищ.
– Да, товарищ.
– Тогда ты должен ненавидеть режим, – командир ухмыльнулся. – Но ты его и ненавидишь. Ведь поэтому ты здесь, не так ли?
Сок во все глаза глядел на командира. Он вдруг почувствовал, как ослабели колени, во рту появился противный металлический привкус.
– Вот этот человек – враг революции. Он убивал, пытал, насиловал, и все это – именем того генерала, который уничтожил твою семью. Это тебе интересно, товарищ Сок?
– Да, – тихо произнес Сок.
– Я тебя не слышу.
Сок откашлялся, облизнул губы и повторил свой ответ.
– Хорошо, – сказал командир. – Теперь я намерен оказать тебе честь, товарищ. В знак сочувствия испытанным тобою страданиям, – он расстегнул кобуру и достал пистолет. Металл блеснул в свете факелов.
Он дернул головой:
– Мок! Подготовь пленного к казни. Охранник схватил пленного за волосы и поставил на колени в грязь.
– А теперь, товарищ Сок, – объявил командир, – возьми пистолет. Революции не хватает пуль, и я не могу их тратить попусту, поэтому приставь дуло к голове и только тогда нажимай на курок. Исполняй свой революционный долг, товарищ Сок! За отца, за мать, за сестер и братьев, за всю Кампучию!
Сок неуверенно шагнул вперед и оглянулся на Сама. Но лицо брата не выражало ничего, он не мог понять, как ему поступить. Он должен был действовать самостоятельно.
Он чувствовал на себе взгляды маки, чувствовал их присутствие. Ради этого проделал он весь свой длинный путь. И в этом было будущее его страны.
Он сделал еще один шаг, поднес пистолет к виску человека.
И в эту долю секунды он увидел на лице кхмера то же выражение, что на мордочке несчастной обезьяны.
А затем раздался выстрел, в лицо Соку полетели осколки костей и ошметки мозга, и Сок задохнулся.
Человек с простреленной головой рухнул на грязную землю. Сок почувствовал ужасный запах испражнений и отвернулся.
– Товарищ, – произнес командир, обняв Сока и вынув из его окостеневших пальцев пистолет, – революция гордится тобой. Виненаканыобрели покой, – он говорил о духах древних кхмеров, и духах семьи Сока, хотя, возможно, высказывание его имело более общий смысл. – Теперь герою революции можно и поесть, – он взмахнул рукой. – Мим Чи, мит Рос, принесите еды для товарища Сока.
Они поставили перед ним миску с рисовой похлебкой, поверх которой плавали несколько рыбьих голов. Сок не понимал, голоден он или уже нет. Он глядел на дымящееся блюдо. Рыбьи щечки, любимый деликатес! Но как они узнали? Он уже собрался приняться за еду, как что-то его остановило. По спине побежали мурашки.
Рыбьи щечки – это был деликатес для богатых. Если он действительно из деревни, он даже не должен знать, как их едят. Так что, несмотря на терзавший его голод, он съел только рис.
– Ага! – вскричал командир. – Мы теперь знаем, как отличить истинного товарища от мерзавца, который может пробраться в Баттамбанг, чтобы сломить волю Кампучии бороться против патернализма, колониализма и подлых вьетнамцев!
Он похлопал Сока по спине и, торжественно возвысив голос, произнес:
– Мит Свакум мок дал дамбон румдос!Товарищ Сок, добро пожаловать в свободную зону! Добро пожаловать к красных кхмерам!
* * *
Делмар Дэвис Макоумер оторвал взгляд от гранита и стекла панорамы Уолл-Стрит и глянул на экран компьютера. Он на брал код, затем свое полное имя и вошел в программу третьего поколения, специально разработанную для него Киеу.
И хотя это был сложный и отнимающий значительное время процесс, Макоумеру он нравился: это позволяло ему иметь дело с несколькими высококвалифицированными специалистами, а не с целой кучей помощников. Система была просто незаменима для его целей – сбора и классификации информации. Но он также понимал, что компьютерные банки данных не очень-то хорошо защищены от современных воришек – он сам неоднократно пользовался их методами для того, чтобы обрести секретную информацию.
И здесь, в «Метрониксе», вся информация охранялась как зеница ока: программа защиты ее, разработанная Киеу, так и называлась – «Зеница ока». Эти данные составляли основу основ организации «Ангка», созданной Макоумером четырнадцать лет назад в джунглях Камбоджи.
Он нажал соответствующую клавишу, и по экрану побежали ряды букв. Если б на его месте оказался компьютерный воришка, система отреагировала бы мгновенно и отключилась, и задействовать ее снова смог бы только сам Макоумер – система бы отреагировала на звук его голоса.
На экране значилось:
«ЭСТЕРХААС, ХАРЛАН, ПРДЛ. СЕН. КОМ. ПО АРМ. СЛ./ ВОЗР: 66, СУПР. БАРБАРА И ПАРКИНСОН/ ВОЗР: 53, ДЕТИ: РОБЕРТ/33, ЭДВАРД/29, ЭМИ/18»
Далее был указан адрес, дата рождения, но Макоумера интересовало, какие новые данные были введены в систему за последнюю неделю.
На экране возникли три блока информации. Их было бы вполне достаточно, чтобы наметить план дальнейших действий, но Макоумер знал, что полагаться на электронику следует лишь до определенной степени – иначе ты впадешь в слишком сильную от нее зависимость. Кроме того, он любил личный творческий подход к делу: разработка сценариев всегда доставляла ему огромное удовольствие. Именно потому его так ценили люди из спецподразделения в Бан Me Туоте.
До встречи с сенатором Эстерхаасом оставалось сорок минут. Времени достаточно, чтобы разработать эффективный путь к самому сенаторскому сердцу. Макоумер уже встречался с Эстерхаасом, впрочем, как и со многими другими обитателями политического Олимпа – для этого он воспользовался поддержкой и влиянием Вэнса Трауэра, брата Джой. Старший Трауэр и сам был сенатором, при том достаточно влиятельным, но младшую сестру обожал безоговорочно, что Макоумер сразу же понял и использовал теперь на всю катушку. По правде говоря, когда выяснилось, что брат Джой – сенатор, она стала для Макоумера куда более желанной.
Он был не из тех, кто быстро привязывался к женщинам – призраки Бан Me Туота все еще преследовали его. Да и любил он, точнее, остро желал всего лишь одну женщину... Рут, его первая жена, была хороша только в постели, а Джой... Ну, Джой вообще нужна ему совсем для другого. Куда важнее ее брат – через него «Ангке» удалось заманить в свою сеть многих видных политиков. Да и Вэнс Трауэр, сам того не ведая, тоже оказался в этой невидимой сети. Поначалу Макоумер хотел впрямую объяснить ему, что от него требовалось, но потом передумал: Вэнс Трауэр был человеком честным, и Макоумер тщательно скрывал от него даже намеки на свою деятельность, явно стоящую вне всяких законов.
Возможно, когда-то Макоумер и любил Рут – сейчас он просто об этом не помнил. Опыт Бан Me Туота почти совсем стер память о прежней жизни. И все из-за одной-единственной женщины: огромные миндалевидные глаза, губы, полные соблазна, тело, которое, казалось, воплощало все мыслимые и немыслимые эротические желания. И то, что она исчезла из его жизни, не изменило ничего. И не могло изменить. Она жила в нем как вечный, незатухающий огонь.
Он встретил ее при обстоятельствах странных: во время драки, нарушившей его отдых после двух недель в тылу врага. Пулеметные очереди, шум вертолетов, разрывы бомб – все это еще звучало у него в ушах, он все еще ощущал привычную дрожь полуавтоматического оружия, все еще видел извергавшееся из ствола смертоносное пламя. И, вернувшись в Бан Me Туот, он все никак не мог успокоиться.
Он сидел в баре и мирно потягивал виски, когда рядом разгорелась драка – два здоровенных морских пехотинца сражались словно олени за олениху. Татуированные, коротко стриженные, с бицепсами, распиравшими форменные рубашки.
Макоумер встал с плетеного стула и, молча и предельно экономично, для начала разбросал их в стороны с помощью тяжелых подметок своих ботинок и правого кулака. Он был прекрасно натренирован и знал, как добиваться своей цели с наименьшей затратой сил.
Вытянутой ногой он нанес два быстрых удара в переносицу тому, кто был покрупнее. Второй – был помельче, но поувертливей, и Макоумер попросту врезал ему тяжелым ботинком между ног.
И лишь после этого увидел ту, из-за которой разгорелась драка: с первого взгляда на нее стало ясно, что сражались пехотинцы не зря.
Она была очень высокой, почти шести футов ростом, с длинной шеей и большими миндалевидными глазами, которые взирали на все спокойно, как бы из другого мира. У нее были узкие бедра, широкие плечи и непривычная на Востоке большая грудь.
– Наследство моей маменьки, – сказала потом она Макоумеру, поглаживая грудь, отчего у него сразу пересохло во рту. – Она была из камбоджийской королевской семьи.
– А отец кто? – спросил он. Они пили «скотч» в ее небольшой квартирке, в нескольких минутах ходьбы от штаба. Она улыбнулась:
– Он из Южного Вьетнама. Очень могущественный. Очень богатый.
Девушка много рассказывала об отце – она им восхищалась.
– Идет война, – сказала она как-то темной грозовой ночью, – и он делает деньги. – Она пододвинулась поближе: каждое ее движение было полно непередаваемой грации. – Это не значит, что он бессовестный, просто он умнее, чем другие.
Ночь дрожала от громовых раскатов, ставни хлопали на ветру, но они не замечали непогоды – она сильнее электризовала их и без того наэлектризованные тела.
– Сейчас нетрудно сделать деньги, – сказал он немного погодя, – Не хватает ни товаров, ни услуг. Она с сомнением поглядела на него:
– Ну, если это так просто, почему же ты не делаешь деньги?
– Потому что мне нужно другое, – по черепичной крыше забарабанил дождь. – Мне нужна власть.
– Над кем? Над людьми?
– Над судьбой.
Она рассмеялась – смех у нее тоже был особенный, теплый, музыкальный:
– По-моему, времена империй и императоров давно миновали.
– Возможно, – мягко ответил он. – Но разве не за это ты любишь и уважаешь своего отца?
Он вступил с нею в связь, полагая, что прервет ее, когда только пожелает. Он всегда так поступал, а здесь, в этом конце света, отношения могли быть только такими: непостоянными, мимолетными, как сон. Такими их делала война.
Но понял он, что она значила для него, только когда она исчезла. Он даже не мог себе представить, что какая-то женщина может так много для него означать.
Физически она волновала его как никакая другая ни до, ни после. Когда он прикасался к ней, вся его прошлая жизнь испарялась как туман. Только в ней находил он истинное освобождение. Он рассказывал ей обо всех своих делах, обо всем, что видел. С нею он словно изгонял дьявола войны, потому что война была для него праздником, и он сознавал греховность такого отношения.
Это был совершенно новый для него опыт – его связывал с ней не только секс, похоже, это и была любовь, а он-то считал себя совершенно неспособным на подобное чувство.
Но все это он понял лишь тогда, когда вернулся из своей заключительной и самой ответственной миссии в Камбоджу – именно в том рейде он и заложил основы новой жизни, основы организации «Ангка». Он вернулся – и нашел крохотную квартирку в Бан Me Туоте пустой.
Никто не видел, как она уходила – он в этом убедился, он предпринял самые активные розыски. Но в одном он был твердо уверен: она исчезла не по своей собственной воле.
Вариантов существовало множество. Она неоднократно говорила ему, что в ее жизни не было других мужчин. Но ведь в те ночи, когда он пропадал в джунглях, когда вытирал со своего тесака кровь красных кхмеров... С кем она бывала в те ночи? Память вновь и вновь возвращалась к их первой встрече, к сражению, устроенному двумя морскими пехотинцами. Может, она была замужем? Или спала с кем-то еще из спецподразделения?
Правды он так никогда и не узнал. Но за то время, что оставалось у него до отправки назад в Штаты, он набрал столько информации, что разобраться в ней ему было не под силу: она была платным информатором Вьетконга; она работала на кхмеров; на подпольщиков Камбоджи; она была двойным агентом, передававшим коммунистам тщательно подготовленную в недрах спецсил дезинформацию.
Это были тяжелые дни, несмотря на то, что внутри у него уже все бурлило от предвкушения всех тех чудес, которые принесет ему «Ангка». Он снова и снова припоминал свои долгие разговоры с ней. О скольких своих заданиях он ей рассказал, какими сокровенными мыслями успел поделиться? Но разве это было важно? Важно было совсем другое: его любовь, его желание. Она принадлежала ему – вот что было важнее всего.
И она была последней неразгаданной им в жизни загадкой.
В Музее современного искусства было пустынно – перед входом затеяли ремонт, земля была перекопана, стояли бульдозеры, и поэтому посетители не очень-то сюда стремились.
Внутри было прохладно, серые стены и белый каменный пол создавали прекрасный фон для ярких живописных полотен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– Да, – Сок, наконец, обрел способность говорить. – Конечно. Потому я и пришел.
– Хорошо, мне нравится твой ответ, – он кивнул охраннику, и тот отступил в сторону. – Мне также говорили, что твоя бедная семья уничтожена свиньями Лон Нола. Это так?
– Да.
– Надо говорить: да, товарищ.
– Да, товарищ.
– Тогда ты должен ненавидеть режим, – командир ухмыльнулся. – Но ты его и ненавидишь. Ведь поэтому ты здесь, не так ли?
Сок во все глаза глядел на командира. Он вдруг почувствовал, как ослабели колени, во рту появился противный металлический привкус.
– Вот этот человек – враг революции. Он убивал, пытал, насиловал, и все это – именем того генерала, который уничтожил твою семью. Это тебе интересно, товарищ Сок?
– Да, – тихо произнес Сок.
– Я тебя не слышу.
Сок откашлялся, облизнул губы и повторил свой ответ.
– Хорошо, – сказал командир. – Теперь я намерен оказать тебе честь, товарищ. В знак сочувствия испытанным тобою страданиям, – он расстегнул кобуру и достал пистолет. Металл блеснул в свете факелов.
Он дернул головой:
– Мок! Подготовь пленного к казни. Охранник схватил пленного за волосы и поставил на колени в грязь.
– А теперь, товарищ Сок, – объявил командир, – возьми пистолет. Революции не хватает пуль, и я не могу их тратить попусту, поэтому приставь дуло к голове и только тогда нажимай на курок. Исполняй свой революционный долг, товарищ Сок! За отца, за мать, за сестер и братьев, за всю Кампучию!
Сок неуверенно шагнул вперед и оглянулся на Сама. Но лицо брата не выражало ничего, он не мог понять, как ему поступить. Он должен был действовать самостоятельно.
Он чувствовал на себе взгляды маки, чувствовал их присутствие. Ради этого проделал он весь свой длинный путь. И в этом было будущее его страны.
Он сделал еще один шаг, поднес пистолет к виску человека.
И в эту долю секунды он увидел на лице кхмера то же выражение, что на мордочке несчастной обезьяны.
А затем раздался выстрел, в лицо Соку полетели осколки костей и ошметки мозга, и Сок задохнулся.
Человек с простреленной головой рухнул на грязную землю. Сок почувствовал ужасный запах испражнений и отвернулся.
– Товарищ, – произнес командир, обняв Сока и вынув из его окостеневших пальцев пистолет, – революция гордится тобой. Виненаканыобрели покой, – он говорил о духах древних кхмеров, и духах семьи Сока, хотя, возможно, высказывание его имело более общий смысл. – Теперь герою революции можно и поесть, – он взмахнул рукой. – Мим Чи, мит Рос, принесите еды для товарища Сока.
Они поставили перед ним миску с рисовой похлебкой, поверх которой плавали несколько рыбьих голов. Сок не понимал, голоден он или уже нет. Он глядел на дымящееся блюдо. Рыбьи щечки, любимый деликатес! Но как они узнали? Он уже собрался приняться за еду, как что-то его остановило. По спине побежали мурашки.
Рыбьи щечки – это был деликатес для богатых. Если он действительно из деревни, он даже не должен знать, как их едят. Так что, несмотря на терзавший его голод, он съел только рис.
– Ага! – вскричал командир. – Мы теперь знаем, как отличить истинного товарища от мерзавца, который может пробраться в Баттамбанг, чтобы сломить волю Кампучии бороться против патернализма, колониализма и подлых вьетнамцев!
Он похлопал Сока по спине и, торжественно возвысив голос, произнес:
– Мит Свакум мок дал дамбон румдос!Товарищ Сок, добро пожаловать в свободную зону! Добро пожаловать к красных кхмерам!
* * *
Делмар Дэвис Макоумер оторвал взгляд от гранита и стекла панорамы Уолл-Стрит и глянул на экран компьютера. Он на брал код, затем свое полное имя и вошел в программу третьего поколения, специально разработанную для него Киеу.
И хотя это был сложный и отнимающий значительное время процесс, Макоумеру он нравился: это позволяло ему иметь дело с несколькими высококвалифицированными специалистами, а не с целой кучей помощников. Система была просто незаменима для его целей – сбора и классификации информации. Но он также понимал, что компьютерные банки данных не очень-то хорошо защищены от современных воришек – он сам неоднократно пользовался их методами для того, чтобы обрести секретную информацию.
И здесь, в «Метрониксе», вся информация охранялась как зеница ока: программа защиты ее, разработанная Киеу, так и называлась – «Зеница ока». Эти данные составляли основу основ организации «Ангка», созданной Макоумером четырнадцать лет назад в джунглях Камбоджи.
Он нажал соответствующую клавишу, и по экрану побежали ряды букв. Если б на его месте оказался компьютерный воришка, система отреагировала бы мгновенно и отключилась, и задействовать ее снова смог бы только сам Макоумер – система бы отреагировала на звук его голоса.
На экране значилось:
«ЭСТЕРХААС, ХАРЛАН, ПРДЛ. СЕН. КОМ. ПО АРМ. СЛ./ ВОЗР: 66, СУПР. БАРБАРА И ПАРКИНСОН/ ВОЗР: 53, ДЕТИ: РОБЕРТ/33, ЭДВАРД/29, ЭМИ/18»
Далее был указан адрес, дата рождения, но Макоумера интересовало, какие новые данные были введены в систему за последнюю неделю.
На экране возникли три блока информации. Их было бы вполне достаточно, чтобы наметить план дальнейших действий, но Макоумер знал, что полагаться на электронику следует лишь до определенной степени – иначе ты впадешь в слишком сильную от нее зависимость. Кроме того, он любил личный творческий подход к делу: разработка сценариев всегда доставляла ему огромное удовольствие. Именно потому его так ценили люди из спецподразделения в Бан Me Туоте.
До встречи с сенатором Эстерхаасом оставалось сорок минут. Времени достаточно, чтобы разработать эффективный путь к самому сенаторскому сердцу. Макоумер уже встречался с Эстерхаасом, впрочем, как и со многими другими обитателями политического Олимпа – для этого он воспользовался поддержкой и влиянием Вэнса Трауэра, брата Джой. Старший Трауэр и сам был сенатором, при том достаточно влиятельным, но младшую сестру обожал безоговорочно, что Макоумер сразу же понял и использовал теперь на всю катушку. По правде говоря, когда выяснилось, что брат Джой – сенатор, она стала для Макоумера куда более желанной.
Он был не из тех, кто быстро привязывался к женщинам – призраки Бан Me Туота все еще преследовали его. Да и любил он, точнее, остро желал всего лишь одну женщину... Рут, его первая жена, была хороша только в постели, а Джой... Ну, Джой вообще нужна ему совсем для другого. Куда важнее ее брат – через него «Ангке» удалось заманить в свою сеть многих видных политиков. Да и Вэнс Трауэр, сам того не ведая, тоже оказался в этой невидимой сети. Поначалу Макоумер хотел впрямую объяснить ему, что от него требовалось, но потом передумал: Вэнс Трауэр был человеком честным, и Макоумер тщательно скрывал от него даже намеки на свою деятельность, явно стоящую вне всяких законов.
Возможно, когда-то Макоумер и любил Рут – сейчас он просто об этом не помнил. Опыт Бан Me Туота почти совсем стер память о прежней жизни. И все из-за одной-единственной женщины: огромные миндалевидные глаза, губы, полные соблазна, тело, которое, казалось, воплощало все мыслимые и немыслимые эротические желания. И то, что она исчезла из его жизни, не изменило ничего. И не могло изменить. Она жила в нем как вечный, незатухающий огонь.
Он встретил ее при обстоятельствах странных: во время драки, нарушившей его отдых после двух недель в тылу врага. Пулеметные очереди, шум вертолетов, разрывы бомб – все это еще звучало у него в ушах, он все еще ощущал привычную дрожь полуавтоматического оружия, все еще видел извергавшееся из ствола смертоносное пламя. И, вернувшись в Бан Me Туот, он все никак не мог успокоиться.
Он сидел в баре и мирно потягивал виски, когда рядом разгорелась драка – два здоровенных морских пехотинца сражались словно олени за олениху. Татуированные, коротко стриженные, с бицепсами, распиравшими форменные рубашки.
Макоумер встал с плетеного стула и, молча и предельно экономично, для начала разбросал их в стороны с помощью тяжелых подметок своих ботинок и правого кулака. Он был прекрасно натренирован и знал, как добиваться своей цели с наименьшей затратой сил.
Вытянутой ногой он нанес два быстрых удара в переносицу тому, кто был покрупнее. Второй – был помельче, но поувертливей, и Макоумер попросту врезал ему тяжелым ботинком между ног.
И лишь после этого увидел ту, из-за которой разгорелась драка: с первого взгляда на нее стало ясно, что сражались пехотинцы не зря.
Она была очень высокой, почти шести футов ростом, с длинной шеей и большими миндалевидными глазами, которые взирали на все спокойно, как бы из другого мира. У нее были узкие бедра, широкие плечи и непривычная на Востоке большая грудь.
– Наследство моей маменьки, – сказала потом она Макоумеру, поглаживая грудь, отчего у него сразу пересохло во рту. – Она была из камбоджийской королевской семьи.
– А отец кто? – спросил он. Они пили «скотч» в ее небольшой квартирке, в нескольких минутах ходьбы от штаба. Она улыбнулась:
– Он из Южного Вьетнама. Очень могущественный. Очень богатый.
Девушка много рассказывала об отце – она им восхищалась.
– Идет война, – сказала она как-то темной грозовой ночью, – и он делает деньги. – Она пододвинулась поближе: каждое ее движение было полно непередаваемой грации. – Это не значит, что он бессовестный, просто он умнее, чем другие.
Ночь дрожала от громовых раскатов, ставни хлопали на ветру, но они не замечали непогоды – она сильнее электризовала их и без того наэлектризованные тела.
– Сейчас нетрудно сделать деньги, – сказал он немного погодя, – Не хватает ни товаров, ни услуг. Она с сомнением поглядела на него:
– Ну, если это так просто, почему же ты не делаешь деньги?
– Потому что мне нужно другое, – по черепичной крыше забарабанил дождь. – Мне нужна власть.
– Над кем? Над людьми?
– Над судьбой.
Она рассмеялась – смех у нее тоже был особенный, теплый, музыкальный:
– По-моему, времена империй и императоров давно миновали.
– Возможно, – мягко ответил он. – Но разве не за это ты любишь и уважаешь своего отца?
Он вступил с нею в связь, полагая, что прервет ее, когда только пожелает. Он всегда так поступал, а здесь, в этом конце света, отношения могли быть только такими: непостоянными, мимолетными, как сон. Такими их делала война.
Но понял он, что она значила для него, только когда она исчезла. Он даже не мог себе представить, что какая-то женщина может так много для него означать.
Физически она волновала его как никакая другая ни до, ни после. Когда он прикасался к ней, вся его прошлая жизнь испарялась как туман. Только в ней находил он истинное освобождение. Он рассказывал ей обо всех своих делах, обо всем, что видел. С нею он словно изгонял дьявола войны, потому что война была для него праздником, и он сознавал греховность такого отношения.
Это был совершенно новый для него опыт – его связывал с ней не только секс, похоже, это и была любовь, а он-то считал себя совершенно неспособным на подобное чувство.
Но все это он понял лишь тогда, когда вернулся из своей заключительной и самой ответственной миссии в Камбоджу – именно в том рейде он и заложил основы новой жизни, основы организации «Ангка». Он вернулся – и нашел крохотную квартирку в Бан Me Туоте пустой.
Никто не видел, как она уходила – он в этом убедился, он предпринял самые активные розыски. Но в одном он был твердо уверен: она исчезла не по своей собственной воле.
Вариантов существовало множество. Она неоднократно говорила ему, что в ее жизни не было других мужчин. Но ведь в те ночи, когда он пропадал в джунглях, когда вытирал со своего тесака кровь красных кхмеров... С кем она бывала в те ночи? Память вновь и вновь возвращалась к их первой встрече, к сражению, устроенному двумя морскими пехотинцами. Может, она была замужем? Или спала с кем-то еще из спецподразделения?
Правды он так никогда и не узнал. Но за то время, что оставалось у него до отправки назад в Штаты, он набрал столько информации, что разобраться в ней ему было не под силу: она была платным информатором Вьетконга; она работала на кхмеров; на подпольщиков Камбоджи; она была двойным агентом, передававшим коммунистам тщательно подготовленную в недрах спецсил дезинформацию.
Это были тяжелые дни, несмотря на то, что внутри у него уже все бурлило от предвкушения всех тех чудес, которые принесет ему «Ангка». Он снова и снова припоминал свои долгие разговоры с ней. О скольких своих заданиях он ей рассказал, какими сокровенными мыслями успел поделиться? Но разве это было важно? Важно было совсем другое: его любовь, его желание. Она принадлежала ему – вот что было важнее всего.
И она была последней неразгаданной им в жизни загадкой.
В Музее современного искусства было пустынно – перед входом затеяли ремонт, земля была перекопана, стояли бульдозеры, и поэтому посетители не очень-то сюда стремились.
Внутри было прохладно, серые стены и белый каменный пол создавали прекрасный фон для ярких живописных полотен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115