Туэйт держался стоически, он дал волю своим чувствам, лишь когда могилу зарыли и все остальные ушли с кладбища. Солнце освещало его непокрытую голову, и ветерок, словно пальцы призрака, тихонько шевелил ему волосы.
– У меня все в порядке, – резко ответил Туэйт. Потом, помолчав, добавил: – Это как приступы тяжелой болезни, от которой я не могу избавиться. Только работа и помогает. Хорошо, что мне есть чем заняться.
– Ты все еще думаешь о Мелоди? – спросил Трейси.
– Да, подумываю. – Туэйт откашлялся. – Когда ты позвонил мне и рассказал об этой истории с Гонконгом, я начал обдумывать мотивы. Я предположил, что либо Холмгрен что-то узнал и потому его заставили умолкнуть, либо во всем этом деле есть политический аспект. Ты это понимаешь куда лучше меня. У него были враги?
– Враги есть у каждого политика, без того не бывает. Но я не представляю, кто бы хотел его убить. И таким способом. Этот способ мало кому известен. Вряд ли кто-либо из политиков вообще способен даже вообразить такое. Это слишком сложно, и слишком специфично.
– Ладно, – ответил Туэйт. – Может, я неправильно поставил вопрос. А кто получил от смерти Холмгрена наибольшую выгоду?
– Ты снова спрашиваешь о политиках?
– Да.
– Скорее всего, Атертон Готтшалк. На выборах претендента от республиканской партии им предстояла большая драчка. Драчка там, конечно, еще будет, но Готтшалк, я думаю, имеет сейчас солидное преимущество, особенно в свете недавних событий за рубежом.
– Гм... А если за всем этим стоит именно он? Ты знаешь, я никак не могу избавиться от мыслей о «клопе» – Уотергейт и все такое прочее...
– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Я тоже об этом думал. Я довольно хорошо знаю Готтшалка. Он жесток, и он ненавидел Джона. Да и вся его команда тоже. Он хочет стать президентом, но как и несколько других претендентов в кандидаты. И убийство – это не их стиль.
– Ясно.
– А ты как думаешь?
– Да ничего я не думаю, – Трейси услышал в трубку, как зашуршали на столе у Туэйта бумаги. – Я тут запросил компьютер дать мне список политиков, которые за последние полгода отошли в мир иной не по собственной воле. Один такой есть. Ты знаешь некоего сенатора Роланда Берки?
– Я о нем слышал, но никогда с ним не встречался. Это был хороший человек. Я был удивлен, когда узнал, что он подумывал о том, чтобы не выставлять свою кандидатуру на сентябрьских перевыборах. Это был бы существенный удар по Сенату, и теперь, когда он мертв, я в этом лишний раз убедился.
– Здесь говорится, что его убил грабитель, пробравшийся к нему в дом. Полиция в этом уверена.
– А каково медицинское заключение?
– Оно тебе понравится. В отчете говорится, что смерть наступила в результате обширного мозгового кровоизлияния, причиной которого стало проникновение в мозг носового хряща.
На том конце телефона умолкли, и так надолго, что Туэйт спросил:
– Эй, Трейси, ты еще здесь?
– Мне кажется, – медленно произнес Трейси, – что тебе стоит туда съездить.
– Дело, в принципе, уже прошлое, но, наверное, можно попытаться, – Туэйт снова прокашлялся. – Ты полагаешь, это дело рук нашего клиента?
– Вполне возможно, – Трейси лихорадочно обдумывал ситуацию. – В принципе, такое может сделать любой достаточно сильный человек, но вот специфический угол... В отчете сказано, под каким углом проник в мозг хрящ и какой он формы?
– Нет. Ничего подобного.
– Ладно. Да я и не предполагал, что они это опишут. Тогда тебе надо повидаться с тем экспертом, который делал вскрытие. Он скажет.
– А что мне искать?
– Понимаешь, хрящ должен остаться целым и проникнуть в мозг под определенным углом. Если этот удар нанесен просто очень сильным человеком, хрящ превратится в месиво, тем более, если было несколько ударов. Специфический же удар не взбивает хрящ.
– Хорошо, теперь я понял, – Туэйт засмеялся. – Постарайся не затягивать свое отсутствие.
Трейси понял, что этими словами Туэйт просит его соблюдать осторожность.
– Как закончу дела, так и вернусь. Ну, увидимся, – попрощался он.
Лорин наблюдала за ним из другого угла комнаты. Рядом с ней стояла корзина для пикника, в которую они уже сложили свои припасы: жареного цыпленка, сэндвичи с тунцом, картофельный салат, маслины, фрукты и бутылку белого вина.
– Чем это ты занялся? – тихо спросила она. Она заплела волосы в две косы, отчего лицо ее стало еще выразительнее. Надела красную майку с надписью «Нью-Йорк Сити Баллей» на груди и белые шорты. – Я полагала, что после того, что случилось с семьей Дугласа, ты успокоишься.
– Не могу, – просто ответил он. – Я думал, что ты это понимаешь.
– Что я понимаю, – сердито возразила она, – так это то, что вы оба лезете в пекло.
Он посмотрел на нее и увидел, что в глазах ее стоят слезы.
– Неужели ты не понимаешь, что я в ужасе от самой мысли, что могу потерять тебя? – она вздрогнула. – Именно теперь, когда нам удалось вымести весь мусор. Как часто в жизни случается любовь, ты-то знаешь? Однажды, и то, если тебе повезет. Чаще это случается только в том случае, если человек жаждет «устроить свою жизнь». Я этого не жажду, – она подошла поближе. – Ты отправляешься на другой конец света, чтобы найти Бог знает кого, кто знает Бог весть что. А ты когда-либо задумывался над тем, что можешь не вернуться?
– Со мной ничего не случится.
– Ох, Трейси...
Голос у нее сорвался, и он нежно обнял и поцеловал ее.
– Ты так в этом уверен, – прошептала она. И задала совершенно детский вопрос: – Почему? Почему ты это делаешь?
– Потому, что у меня есть долг перед Джоном. И ответственность. Я обязан все понять.
– К Киму это не имеет отношения?
– Некоторое – да.
– Я знаю, где работает Ким. И думала, ты ушел оттуда давно и навсегда.
Ну что он мог на это ответить? Он вспомнил, как Туэйт говорил, что ему, Трейси, отчасти все же нравилась та работа. Или все дело в кокоро, которое передал ему Хигуре? Или в том, что приметил в нем еще в Майнзе Джинсоку? Хватит ли у него смелости самому в себе разобраться? Он не хотел об этом думать.
– Ким у меня под контролем. Он полезен тем, что дает мне доступ к возможностям, которыми обладает моя прежняя контора. Насчет Кима не беспокойся.
Она слегка отодвинулась.
– Неужели ты не понимаешь? Ким меня не волнует. Я беспокоюсь о тебе.
Скорее, чтобы рассеять ее беспокойство, он решил отвезти ее к своему отцу. Раньше они никогда не встречались, но отнюдь не по ее вине: сам Трейси, памятуя о своих прежних отношениях с Луисом, не хотел этого делать.
Он припарковал «ауди» на улице Кристофера и, оставив Лорин в машине, сбегал за угол, в греческую кофейню, и купил коробочку пирожных.
Старик был рад познакомиться с Лорин: ему всегда хотелось иметь дочку, да и нежелание Трейси представить ему свою девушку тоже доставляло старику боль.
Трейси никогда не рассказывал Лорин о болезни отца, потому что не хотел, чтобы к ее реакции примешивались печаль и жалость.
Как выяснилось, беспокоиться ему было не о чем. Она сразу же пришлась Луису по вкусу, и Трейси с удивлением наблюдал, как старик повел ее осматривать свою большую, давно ремонтировавшуюся квартиру.
Старик сразу же очаровал Лорин, она чувствовала его тепло и внимание. Он был так непохож на ее собственного, строгого и рационально мыслящего отца, и вскоре затаившееся у нее в груди беспокойство растаяло, как весенний снег. За пятнадцать минут общения Луис Ричтер выспросил у нее о ее работе – значит, о ее жизни – больше, чем ее собственный отец за всю жизнь. И редкие ее визиты в родной дом, где жили призраки детства, непременно кончались стычками.
Позже, когда они уже ехали по Лонг-айлендскому шоссе, она захотела порасспросить Трейси о прошлом.
– Почему ты всегда говоришь «Юго-Восточная Азия», если на самом деле имеешь в виду Камбоджу?
Трейси искоса глянул на нее, потом нажал на акселератор и обогнал идущий впереди красный «фиат».
– Долгое время, – начал он, – никто не должен был знать, что мы вообще там были. Камбоджа официально оставалась нейтральной во время войны и потому недосягаемой для обеих сторон. На самом деле обе стороны знали, что это совсем не так. В Камбодже скрывались тысячи вьеткогонцев: Сианук сдуру разрешил им беспрепятственно переходить границу. Он полагал, что для безопасности Камбоджи лучше отказаться от традиционного недоверия и враждебности к вьетнамцам. Он думал, что тогда коммунисты сочтут, будто они у него в долгу, и оставят Камбоджу в покое. Но он не сумел просчитать последствия своих действий. Он забыл о том, что существуем мы. Впрочем; он никогда не отличался способностью к глобальному мышлению.
– Но тогда ему надо было просто выгнать вьетнамцев!
– Все не так просто. Он боялся, и всеми его помыслами и поступками руководил страх. Но то, что натворили те, кто сменили его, – Лон Нол, Пол Пот, Йенг Сари, красные кхмеры – еще хуже. Их кампания геноцида и расовой ненависти к вьетнамцам отвратила от них весь цивилизованный мир и неминуемо вылилась в их собственное поражение в январе 79-го. И в Камбоджу хлынули вьетнамцы. Страна утратила не только суверенитет, но и национальное сознание. Все потонуло в реках крови, сгорело в напалме.
Он повернул на юг, на монтокскую дорогу, там он взял на восток.
– Во всяком случае, наше присутствие там было тайным, – он пожал плечами. – А потом, когда я уже пробыл в Камбодже некоторое время, когда узнал... В общем, теперь мне ужасно стыдно, зато, что мы – не только американцы, но и французы, в особенности французы, вьетнамцы и китайцы сделали с кхмерами, с их прекрасной страной. Мы стравили их друг с другом, превратили страну в царство мертвых.
Лорин вздрогнула. Они миновали Уотер Милл и вновь свернули на юг, в направлении Флайинг Бич.
Этот пляж находился довольно далеко, и потому был относительно пустынным.
Они уединились за высокой дюной. Дальше по берегу начинались виллы миллионеров из стекла и камня.
Трейси закинул руки за голову. Лорин сидела рядом, в ярком солнечном свете лицо ее казалось очень рельефным, как на сцене, при свете прожекторов.
– Было просто говорить, что я отправился в Юго-Восточную Азию потому, что там была работа, и я хотел ее делать, – сказал он. – Конечно, я был тогда еще совсем зеленым и верил, что достаточно выгнать из Вьетнама и Камбоджи коммунистов. Сложностям политики нас не учили.
– Они были слишком заняты – они учили вас убивать.
Трейси глянул на нее.
– Прежде всего мы должны были научиться выживать, – он погладил её руку. – Но ты права: они полагали, что после окончания курса достаточно забросить нас куда угодно, и мы станем применять ту науку, которую они в нас вбили. Однако все было не так уж просто. И я потому и ушел от них, что понял: они никогда, никогда не изменятся. Раз за разом они применяли те же принципы – их принципы – в каждой новой ситуации, и когда они не срабатывали, а они часто не срабатывали, совершенно не понимали, чем объяснить свои провалы.
Я уже понимал, в чем дело, но они ничего не хотели слушать, – Трейси вздохнул. – Они совершили огромную ошибку, полагая, что к кхмерам можно относиться так же, как к северовьетнамцам. Господи, ну и идиоты! Вся история Вьетнама – это история войн и агрессий. Камбоджа же была сельским раем, в ней царили буддийский покой и мир. Но так было перед войной. Теперь Камбоджа, старая Камбоджа, мертва, похоронена под руинами Ангкор Вата. А новая Кампучия, если можно так называть эту страну, похожа на бешеного пса, пытающегося отгрызть собственный хвост.
Лорин была в шоке, лицо ее побледнело и осунулось.
– Но как такое могло случиться, – спросила она. – Что произошло?
– Мы, как всегда, перехитрили сами себя. Как обычно, мы поддерживали не ту сторону. Мне в конце концов стало ясно, что Лон Нол не был той личностью, которую нам следовало одобрять. Мы не понимали существа проблем, не видели всей ситуации в целом. И красные кхмеры мгновенно использовали наши действия, чтобы убедить население, даже буддийских монахов, что именно они, красные кхмеры, и являются истинными спасителями страны. Но сразу же за тем, как они сбросили Лон Нола, начались антивьетнамские погромы, да такой силы, что кхмеры-республиканцы обратились к сайгонскому правительству за поддержкой.
Вьетнамская армия вторглась в Камбоджу, и началась ответная резня. И с тех пор страна знает только войну и страдания.
– Так вот значит, что тебя мучает...
Он глядел вдаль. К берегу приближался рыболовецкий траулер, на желтых выступающих над бортами мачтах висели темные сети. Они даже слышали шум его моторов. Трейси очень хотел рассказать ей все: он понимал, что пока этого не произойдет, между ними не будет полной близости. Он хранил тайну частично ради себя, но отчасти и ради нее. Сознание того, что он был виновен в гибели ее брата, и создавало для него все проблемы, отдаляло его от нее. Он должен найти в себе силы преодолеть эту пропасть, он должен ей рассказать.
– Ты знаешь, это забавно, – сказал он наконец, – но когда я был моложе, я никак не мог понять, почему мать вышла замуж за отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115