Вечер был душным. Сопровождавший гостей фра Томас открыл створку высоченного стрельчатого окна и удалился. Каратаев извлек из прихваченного с собой портфеля пачку отпечатанных листов и положил ее на стол хозяина. Это был журнальный вариант «Последнего смотра императоров», сокращенный до двухсот страниц.
– Сколько времени вам понадобится, чтобы ознакомиться с содержанием этой рукописи? – спросил Нижегородский. – Мы с товарищем хотели бы напечатать ее в вашем журнале. Если я не ошибаюсь, то отдельные номера «Остары» делаются целиком одним автором, вами или кем-нибудь из ваших единомышленников?
Ланц как будто ожидал именно такого предложения и ничуть не удивился.
– Совершенно верно, каждый номер за редким исключением готовится одним человеком. Но что это? «Последний смотр императоров», – прочел он заглавие. – Научное исследование, статья?
– Боюсь, господин доктор, этому нет пока четкого определения. Описанные здесь события реальны, но они пока не произошли по той или иной причине. Как это можно назвать?
– Реальны, вы говорите, но еще не произошли?
– Именно. Понимаете, – принялся объяснять Нижегородский, – это не фантазия на тему, что могло бы быть. Это то, что было бы непременно, если бы двадцать восьмого июня в Сараеве были убиты Франц Фердинанд и его жена. И это также то, что еще может случиться (правда, уже с незначительными отклонениями), если три императора и сотня политиков с генералами не возьмутся наконец за ум.
– Так все же это фантазия, – констатировал приор, – ведь ни эрцгерцог, ни герцогиня не пострадали.
– Они должны были быть убиты, – разглядывая одну из картин на стене, с расстановкой произнес молчавший до сих пор Каратаев и обернулся. – Первая пуля должна была разорвать брюшную аорту графини Хотек, вторая – перебить сонную артерию эрцгерцога. Оба ранения смертельны.
Доктор Ланц застыл с титульным листом в руке. Он переводил удивленный взгляд с одного из гостей на другого.
– Но ведь этого не произошло…
– Не произошло потому, что мы помешали, – буднично заметил Нижегородский, склонившись над глобусом с изображением звездного неба. – Юпитер, говорите, войдет в созвездие Рыб?.. И все же, сколько времени вам потребуется на прочтение?
Ланц оценил толщину пачки.
– Для беглого ознакомления… час-полтора.
Вадим посмотрел на часы.
– Тогда в одиннадцать. Пускай Томас приведет нас сюда в одиннадцать, и вы объявите ваше решение. – С этими словами он расстегнул несколько серебряных пуговиц своего изрядно запыленного кителя и вытащил из внутреннего кармана пухлый конверт. – Здесь пятьдесят тысяч марок. Они ваши независимо от того, примете вы наше предложение или нет.
Через два часа компаньоны снова сидели в кабинете приора. Их одежда, пока они принимали душ, была вычищена слугами, а их желудки блаженно переваривали мясное рагу с листьями нежного зеленого салата. Нижегородскому даже удалось немного вздремнуть после ужина.
За окном совершенно стемнело и уже погромыхивало. Лето четырнадцатого года, как никакое другое, было насыщено грозами, которые проносились над Европой, нарушая тишину и покой «кайзерветтер».
Настольная лампа и два неярких бра позади кресла приора давали света столько, чтобы не потревожить полумрак, затаившийся в дальних углах кабинета. Не могли они развеять и тень, повисшую где-то высоко, под нервюрами его готического свода.
– Это невероятно, – произнес фон Либенфельс. – Никакой древний манускрипт не вселял в меня столько трепета, сколько каждая страница вашей книги. Я нашел в ней сотни знакомых мне людей…
– Здесь нет ни одного вымышленного персонажа, – с гордостью подтвердил Нижегородский.
– Но как вам удалось?
Компаньоны переглянулись.
– Над чем вы сейчас работаете? – вежливо поинтересовался Каратаев. – Вы закончили свой «Cantuarium»?
– Нет еще… – от неожиданности голос приора совсем сел.
– А хотите увидеть окончательный вариант?
Не дожидаясь ответа, Савва вытащил из портфеля новую пачку листов. Это был сборник гимнов ордена, который неутомимый фон Либенфельс должен был закончить только года через два с половиной.
– Вот, пожалуйста. Как вы понимаете, мы не авторы вашего «Кантуариума» (да мы и латыни-то не знаем), точно так же, как мы не авторы и «Последнего смотра императоров». Но спрашивать у нас о большем бесполезно. Любопытство и вера – вещи взаимоисключающие. Высшие силы не любят любопытных, они любят повинующихся.
Удар грома за окном заставил приора вздрогнуть. И все же он, скорее машинально, вынул из второй стопки лист наугад и прочел торжественные строки, о которых не раз думал, но которые еще не успел облечь в слова и изложить на бумаге.
– Высшие силы… – пробормотал Ланц.
– Высшие силы говорят нам, что мы не готовы к войне, – словно перехватил его мысль Нижегородский. – Если же война будет развязана, то и десять Юпитеров, вошедших в созвездие Рыб, не приведут к власти королей-священников и ваша эпоха возрождения иерархий никогда не наступит.
Страшная гроза грохотала над всей Верхней Австрией. Ни капли воды, только ветер и молнии. Они сверкали над гранитными карьерами Маутхаузена, над древними лесами плато Мюльфиртель, над башнями Старого собора иезуитов в Линце и над цистерцианским аббатством в Вильхеринге. А какой роскошный фейерверк был устроен над излучиной Шлёгенер-Шлинге, где Дунай, словно решив повернуть обратно в Германию, разворачивается на 180 градусов и течет вспять! Но сильнее всего в эту ночь грохотала гроза над маленькой деревней Штруден и расположенным над ней полуразрушенным замком. Здесь ветер рвал флаги и ломал ветви деревьев, срывая с них еще совсем зеленую листву и уносил ее в черноту опутанного сверкающими змеями неба. И казалось, что обратно на землю эти сорванные листья уже не возвращались.
– Решайтесь, доктор Ланц, и о вашем журнале узнает весь мир, – улучив паузу между раскатами, почти прокричал Нижегородский.
– Конечно… конечно… я… согласен!
– Пятьдесят тысяч экземпляров.
– Да.
– В ближайший номер.
– Да.
– Через три недели.
– Я завтра же позвоню в типографию.
– Потребуется известная доля секретности. Информация не должна выйти наружу раньше времени.
– Понимаю. Я сам отвезу рукопись в Линц и прослежу за исполнением заказа.
– Отлично! Мы в вас не ошиблись. Сколько дней займет доставка отпечатанных номеров в магазины и киоски Австрии, Венгрии и Германии?
– От трех до пяти. Столько же в Швейцарию и Италию. В Англию, Северную Африку и Скандинавию чуть больше.
– Годится. И последнее: о нас не нужно никому говорить. Вы ведь сможете, если потребуется, напустить туману и не разглашать наши имена?.. Прекрасно! Запритесь в своем замке и никому не давайте интервью, тем более что подпись «A.F.», которая здесь стоит, уже сама по себе достаточно известна.
Утром выспавшиеся соотечественники отправились в обратный путь. Ночная гроза завершилась проливным дождем, так что до самого Кремса пыли не было. Правда, несколько раз приходилось останавливаться, чтобы убрать с дороги упавшие ветки и целые стволы.
– Я только одного не пойму, Савва Августович, зачем нам понадобился этот небесный концерт? – спрашивал Нижегородский товарища, крутя баранку. – В тихую ночь Ланц, по-твоему, не согласился бы?
– А вдруг? Представь себе, что он заупрямился. Что тогда?
– Ну… ты бы выпустил фантома. Ты у нас уже спец по этим делам.
– Вот именно, – подтвердил Савва. – Но безмолвный фантом в тихой спокойной обстановке – это совершенно не то. Начались бы вопросы: «Что это? Вы видите? Ах, боже мой!» Нет, Вадим, клиента прежде всего надо лишить возможности вступать в ненужную полемику. Вот послушай: прежде всего я бы выпустил не просто фантома, а одного за другим всех великих магистров ордена Храма от де Пейена до де Моле! – гордо объявил Каратаев. – Мне даже жаль, что не пришлось, ведь это моя лучшая работа. Ты потом обязательно посмотри. А сейчас представь: гром, треск, отсветы молний, и в этот момент слева, прямо из стены выходят тени рыцарей в белых полуистлевших плащах и шкандыбают мимо стола приора, пропадая в стене справа. Я, с помощью очков, сообразуясь с обстановкой, регулирую их прозрачность от легкого намека до почти плотного изображения. Все они узнаваемы не только по гербам на щитах, но также по некоторым отличительным признакам. Например, четвертый из них тащит в руках свою собственную голову. Это Бернар де Трембле. При осаде Аскалона он попал в плен, и сарацины отрезали ему голову. А последний, двадцать третий великий магистр, идет объятый пламенем. Это сожженный на костре Жак Бернар де Моле.
– Прелестно, – отозвался Нижегородский, – только не пришлось бы уже после первого магистра искать фра Томаса да посылать его за лекарем, а после того, как этот знаток расистского гнозиса очухается, заново объяснять ему, чего ты, собственно говоря, хотел, зачем приходил и почему по его кабинету бродят какие-то старцы в лохмотьях.
По прибытии в Вену компаньоны сразу расстались. Нижегородский укатил в Берлин «консервировать» (так он выразился) дела фирмы. Предстояло проинструктировать шефа их берлинской брокерской конторы Вильгельма о временном замораживании деловой активности. Оставшиеся пакеты акций «Густава» перепродавались в недавно возникшие союзы и организации, такие, например, как «Общество любителей старинной посуды» или «Союз флористов юго-западной Померании». Создать, а вернее, зарегистрировать в те годы в Германии новый союз или общество любителей чего-нибудь не представляло никакого труда. Гораздо труднее было объяснить Вильгельму, зачем нужно приобретать пакет акций товарищества «Дойче эрнте», торговавшего сельскохозяйственной техникой и дышавшего на ладан.
– Они поднимутся, Вильгельм, их молотилкам нужна элементарная реклама.
В один из вечеров Вадим посетил барона фон Летцендорфа. Нижегородский заверил его, что на эльзасских виноградниках все под контролем, что не далее как позавчера на счет компании «Золото Рейна» им переведен один миллион марок, о чем следует непременно известить будущую владелицу плантаций фрау Винифред. Барон собирался было удивиться, но не успел: на стол перед ним легла его долговая расписка, данная им когда-то в клубе «Галион».
– Что это?
– Ваш вексель, Георг.
– Но…
– Предлагаю устроить ему торжественное аутодафе. – Нижегородский достал из кармана изящную зажигалку.
– Но объясните, черт возьми, что это значит? – не отрывая взгляда от бланка с черным прусским орлом, воскликнул отставной генерал.
– Охотно: вы больше не мой должник. Других объяснений у меня нет.
– Куда вы теперь? – спросил фон Летцендорф, когда Вадим уходил.
– Сейчас в Мюнхен, а затем буду вынужден уехать подальше. Месяца на два. До встречи.
Когда он вышел на улицу, его догнала Вини.
– Я знал, что вы стоите за дверью и подслушиваете, – сказал Нижегородский.
Они отошли в тень липовой аллеи и некоторое время молчали.
– Однажды ночью один человек сказал одной даме, что он сумасшедший, – произнесла наконец Вини, глядя в сторону.
– Над ними висела полная луна, и как раз в этот момент часы на башне пробили половину первого, – задумчиво добавил Вадим.
– А потом он предложил показать ей Севастополь и еще какой-то город.
– А она заявила, что не страдает слабоумием.
– А он поверил.
– А она ушла…
– А он…
– А он по-прежнему сумасшедший и вовсе не намерен лечиться.
Они провели весь оставшийся и два следующих дня вместе, а потом долго прощались.
– Будь осторожна за рулем, особенно когда выезжаешь на мост.
– И ты, когда решишь спасти очередного наследника трона.
Перед тем, как отправиться в Мюнхен, Вадим написал Каратаеву письмо. Опуская его в почтовый ящик, он обратил внимание на наклеенную на конверте марку: небесная молния вонзалась в контур Британии, а ниже было начертано: «Господь, покарай Англию!»
* * *
Когда Нижегородский подошел к их дому на Туркенштрассе, из глубины сада ему навстречу с пронзительным лаем бросился Густав. Суча короткими лапами и обдирая о камень отвисшее брюшко, он неуклюже перебрался через фундамент ограды и свалился прямо под ноги своему хозяину. Поставив чемодан, Вадим взял на руки растолстевшего любимца. Собачьей радости не было предела. Выпучив глаза, всхрапывая, мопс тянулся приплюснутой мордочкой к лицу человека.
– Ну-ну, – пытался успокоить собаку Нижегородский. – Гебхард! Где вы там? Заберите чемодан.
Через минуту он уже был наверху.
– Здравствуйте Нэлли, а где Пауль?
– Чинит машину в гараже. С возвращением, герр Вацлав.
– Зовите. Свистать всех наверх! Общий сбор в гостиной.
Сопровождаемый фыркающим Густавом, Нижегородский отправился к себе. Когда с тремя конвертами в руках он появился в гостиной, там его ожидал весь личный состав их трудового коллектива.
– Ваша зарплата, господа, за прошлый месяц, а также отпускные, – протянул Вадим каждому по конверту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Сколько времени вам понадобится, чтобы ознакомиться с содержанием этой рукописи? – спросил Нижегородский. – Мы с товарищем хотели бы напечатать ее в вашем журнале. Если я не ошибаюсь, то отдельные номера «Остары» делаются целиком одним автором, вами или кем-нибудь из ваших единомышленников?
Ланц как будто ожидал именно такого предложения и ничуть не удивился.
– Совершенно верно, каждый номер за редким исключением готовится одним человеком. Но что это? «Последний смотр императоров», – прочел он заглавие. – Научное исследование, статья?
– Боюсь, господин доктор, этому нет пока четкого определения. Описанные здесь события реальны, но они пока не произошли по той или иной причине. Как это можно назвать?
– Реальны, вы говорите, но еще не произошли?
– Именно. Понимаете, – принялся объяснять Нижегородский, – это не фантазия на тему, что могло бы быть. Это то, что было бы непременно, если бы двадцать восьмого июня в Сараеве были убиты Франц Фердинанд и его жена. И это также то, что еще может случиться (правда, уже с незначительными отклонениями), если три императора и сотня политиков с генералами не возьмутся наконец за ум.
– Так все же это фантазия, – констатировал приор, – ведь ни эрцгерцог, ни герцогиня не пострадали.
– Они должны были быть убиты, – разглядывая одну из картин на стене, с расстановкой произнес молчавший до сих пор Каратаев и обернулся. – Первая пуля должна была разорвать брюшную аорту графини Хотек, вторая – перебить сонную артерию эрцгерцога. Оба ранения смертельны.
Доктор Ланц застыл с титульным листом в руке. Он переводил удивленный взгляд с одного из гостей на другого.
– Но ведь этого не произошло…
– Не произошло потому, что мы помешали, – буднично заметил Нижегородский, склонившись над глобусом с изображением звездного неба. – Юпитер, говорите, войдет в созвездие Рыб?.. И все же, сколько времени вам потребуется на прочтение?
Ланц оценил толщину пачки.
– Для беглого ознакомления… час-полтора.
Вадим посмотрел на часы.
– Тогда в одиннадцать. Пускай Томас приведет нас сюда в одиннадцать, и вы объявите ваше решение. – С этими словами он расстегнул несколько серебряных пуговиц своего изрядно запыленного кителя и вытащил из внутреннего кармана пухлый конверт. – Здесь пятьдесят тысяч марок. Они ваши независимо от того, примете вы наше предложение или нет.
Через два часа компаньоны снова сидели в кабинете приора. Их одежда, пока они принимали душ, была вычищена слугами, а их желудки блаженно переваривали мясное рагу с листьями нежного зеленого салата. Нижегородскому даже удалось немного вздремнуть после ужина.
За окном совершенно стемнело и уже погромыхивало. Лето четырнадцатого года, как никакое другое, было насыщено грозами, которые проносились над Европой, нарушая тишину и покой «кайзерветтер».
Настольная лампа и два неярких бра позади кресла приора давали света столько, чтобы не потревожить полумрак, затаившийся в дальних углах кабинета. Не могли они развеять и тень, повисшую где-то высоко, под нервюрами его готического свода.
– Это невероятно, – произнес фон Либенфельс. – Никакой древний манускрипт не вселял в меня столько трепета, сколько каждая страница вашей книги. Я нашел в ней сотни знакомых мне людей…
– Здесь нет ни одного вымышленного персонажа, – с гордостью подтвердил Нижегородский.
– Но как вам удалось?
Компаньоны переглянулись.
– Над чем вы сейчас работаете? – вежливо поинтересовался Каратаев. – Вы закончили свой «Cantuarium»?
– Нет еще… – от неожиданности голос приора совсем сел.
– А хотите увидеть окончательный вариант?
Не дожидаясь ответа, Савва вытащил из портфеля новую пачку листов. Это был сборник гимнов ордена, который неутомимый фон Либенфельс должен был закончить только года через два с половиной.
– Вот, пожалуйста. Как вы понимаете, мы не авторы вашего «Кантуариума» (да мы и латыни-то не знаем), точно так же, как мы не авторы и «Последнего смотра императоров». Но спрашивать у нас о большем бесполезно. Любопытство и вера – вещи взаимоисключающие. Высшие силы не любят любопытных, они любят повинующихся.
Удар грома за окном заставил приора вздрогнуть. И все же он, скорее машинально, вынул из второй стопки лист наугад и прочел торжественные строки, о которых не раз думал, но которые еще не успел облечь в слова и изложить на бумаге.
– Высшие силы… – пробормотал Ланц.
– Высшие силы говорят нам, что мы не готовы к войне, – словно перехватил его мысль Нижегородский. – Если же война будет развязана, то и десять Юпитеров, вошедших в созвездие Рыб, не приведут к власти королей-священников и ваша эпоха возрождения иерархий никогда не наступит.
Страшная гроза грохотала над всей Верхней Австрией. Ни капли воды, только ветер и молнии. Они сверкали над гранитными карьерами Маутхаузена, над древними лесами плато Мюльфиртель, над башнями Старого собора иезуитов в Линце и над цистерцианским аббатством в Вильхеринге. А какой роскошный фейерверк был устроен над излучиной Шлёгенер-Шлинге, где Дунай, словно решив повернуть обратно в Германию, разворачивается на 180 градусов и течет вспять! Но сильнее всего в эту ночь грохотала гроза над маленькой деревней Штруден и расположенным над ней полуразрушенным замком. Здесь ветер рвал флаги и ломал ветви деревьев, срывая с них еще совсем зеленую листву и уносил ее в черноту опутанного сверкающими змеями неба. И казалось, что обратно на землю эти сорванные листья уже не возвращались.
– Решайтесь, доктор Ланц, и о вашем журнале узнает весь мир, – улучив паузу между раскатами, почти прокричал Нижегородский.
– Конечно… конечно… я… согласен!
– Пятьдесят тысяч экземпляров.
– Да.
– В ближайший номер.
– Да.
– Через три недели.
– Я завтра же позвоню в типографию.
– Потребуется известная доля секретности. Информация не должна выйти наружу раньше времени.
– Понимаю. Я сам отвезу рукопись в Линц и прослежу за исполнением заказа.
– Отлично! Мы в вас не ошиблись. Сколько дней займет доставка отпечатанных номеров в магазины и киоски Австрии, Венгрии и Германии?
– От трех до пяти. Столько же в Швейцарию и Италию. В Англию, Северную Африку и Скандинавию чуть больше.
– Годится. И последнее: о нас не нужно никому говорить. Вы ведь сможете, если потребуется, напустить туману и не разглашать наши имена?.. Прекрасно! Запритесь в своем замке и никому не давайте интервью, тем более что подпись «A.F.», которая здесь стоит, уже сама по себе достаточно известна.
Утром выспавшиеся соотечественники отправились в обратный путь. Ночная гроза завершилась проливным дождем, так что до самого Кремса пыли не было. Правда, несколько раз приходилось останавливаться, чтобы убрать с дороги упавшие ветки и целые стволы.
– Я только одного не пойму, Савва Августович, зачем нам понадобился этот небесный концерт? – спрашивал Нижегородский товарища, крутя баранку. – В тихую ночь Ланц, по-твоему, не согласился бы?
– А вдруг? Представь себе, что он заупрямился. Что тогда?
– Ну… ты бы выпустил фантома. Ты у нас уже спец по этим делам.
– Вот именно, – подтвердил Савва. – Но безмолвный фантом в тихой спокойной обстановке – это совершенно не то. Начались бы вопросы: «Что это? Вы видите? Ах, боже мой!» Нет, Вадим, клиента прежде всего надо лишить возможности вступать в ненужную полемику. Вот послушай: прежде всего я бы выпустил не просто фантома, а одного за другим всех великих магистров ордена Храма от де Пейена до де Моле! – гордо объявил Каратаев. – Мне даже жаль, что не пришлось, ведь это моя лучшая работа. Ты потом обязательно посмотри. А сейчас представь: гром, треск, отсветы молний, и в этот момент слева, прямо из стены выходят тени рыцарей в белых полуистлевших плащах и шкандыбают мимо стола приора, пропадая в стене справа. Я, с помощью очков, сообразуясь с обстановкой, регулирую их прозрачность от легкого намека до почти плотного изображения. Все они узнаваемы не только по гербам на щитах, но также по некоторым отличительным признакам. Например, четвертый из них тащит в руках свою собственную голову. Это Бернар де Трембле. При осаде Аскалона он попал в плен, и сарацины отрезали ему голову. А последний, двадцать третий великий магистр, идет объятый пламенем. Это сожженный на костре Жак Бернар де Моле.
– Прелестно, – отозвался Нижегородский, – только не пришлось бы уже после первого магистра искать фра Томаса да посылать его за лекарем, а после того, как этот знаток расистского гнозиса очухается, заново объяснять ему, чего ты, собственно говоря, хотел, зачем приходил и почему по его кабинету бродят какие-то старцы в лохмотьях.
По прибытии в Вену компаньоны сразу расстались. Нижегородский укатил в Берлин «консервировать» (так он выразился) дела фирмы. Предстояло проинструктировать шефа их берлинской брокерской конторы Вильгельма о временном замораживании деловой активности. Оставшиеся пакеты акций «Густава» перепродавались в недавно возникшие союзы и организации, такие, например, как «Общество любителей старинной посуды» или «Союз флористов юго-западной Померании». Создать, а вернее, зарегистрировать в те годы в Германии новый союз или общество любителей чего-нибудь не представляло никакого труда. Гораздо труднее было объяснить Вильгельму, зачем нужно приобретать пакет акций товарищества «Дойче эрнте», торговавшего сельскохозяйственной техникой и дышавшего на ладан.
– Они поднимутся, Вильгельм, их молотилкам нужна элементарная реклама.
В один из вечеров Вадим посетил барона фон Летцендорфа. Нижегородский заверил его, что на эльзасских виноградниках все под контролем, что не далее как позавчера на счет компании «Золото Рейна» им переведен один миллион марок, о чем следует непременно известить будущую владелицу плантаций фрау Винифред. Барон собирался было удивиться, но не успел: на стол перед ним легла его долговая расписка, данная им когда-то в клубе «Галион».
– Что это?
– Ваш вексель, Георг.
– Но…
– Предлагаю устроить ему торжественное аутодафе. – Нижегородский достал из кармана изящную зажигалку.
– Но объясните, черт возьми, что это значит? – не отрывая взгляда от бланка с черным прусским орлом, воскликнул отставной генерал.
– Охотно: вы больше не мой должник. Других объяснений у меня нет.
– Куда вы теперь? – спросил фон Летцендорф, когда Вадим уходил.
– Сейчас в Мюнхен, а затем буду вынужден уехать подальше. Месяца на два. До встречи.
Когда он вышел на улицу, его догнала Вини.
– Я знал, что вы стоите за дверью и подслушиваете, – сказал Нижегородский.
Они отошли в тень липовой аллеи и некоторое время молчали.
– Однажды ночью один человек сказал одной даме, что он сумасшедший, – произнесла наконец Вини, глядя в сторону.
– Над ними висела полная луна, и как раз в этот момент часы на башне пробили половину первого, – задумчиво добавил Вадим.
– А потом он предложил показать ей Севастополь и еще какой-то город.
– А она заявила, что не страдает слабоумием.
– А он поверил.
– А она ушла…
– А он…
– А он по-прежнему сумасшедший и вовсе не намерен лечиться.
Они провели весь оставшийся и два следующих дня вместе, а потом долго прощались.
– Будь осторожна за рулем, особенно когда выезжаешь на мост.
– И ты, когда решишь спасти очередного наследника трона.
Перед тем, как отправиться в Мюнхен, Вадим написал Каратаеву письмо. Опуская его в почтовый ящик, он обратил внимание на наклеенную на конверте марку: небесная молния вонзалась в контур Британии, а ниже было начертано: «Господь, покарай Англию!»
* * *
Когда Нижегородский подошел к их дому на Туркенштрассе, из глубины сада ему навстречу с пронзительным лаем бросился Густав. Суча короткими лапами и обдирая о камень отвисшее брюшко, он неуклюже перебрался через фундамент ограды и свалился прямо под ноги своему хозяину. Поставив чемодан, Вадим взял на руки растолстевшего любимца. Собачьей радости не было предела. Выпучив глаза, всхрапывая, мопс тянулся приплюснутой мордочкой к лицу человека.
– Ну-ну, – пытался успокоить собаку Нижегородский. – Гебхард! Где вы там? Заберите чемодан.
Через минуту он уже был наверху.
– Здравствуйте Нэлли, а где Пауль?
– Чинит машину в гараже. С возвращением, герр Вацлав.
– Зовите. Свистать всех наверх! Общий сбор в гостиной.
Сопровождаемый фыркающим Густавом, Нижегородский отправился к себе. Когда с тремя конвертами в руках он появился в гостиной, там его ожидал весь личный состав их трудового коллектива.
– Ваша зарплата, господа, за прошлый месяц, а также отпускные, – протянул Вадим каждому по конверту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75