Однако здравый смысл возобладал.
— Ты еще пожалеешь об этом! — сказала женщина, развернулась и вышла из бара. Копы — за ней. Хотя судя по их тоскливым взглядам, ребята совсем не прочь были остаться и пропустить рюмочку-другую.
Лишь только Савина ушла, все зааплодировали. Красный как рак, Кирилл взобрался на стол и смело заявил, что завтра же покидает Статику. И женится. На любой девушке, которая изъявит желание. Толик пообещал ему ящик пива в дорогу, мой братец — хорошую девушку в жены и крепкий подзатыльник на счастье.
Потом мы выпили с Кириллом еще по бутылке за родителей, за Статику, за любовь, за свободную любовь, за любовь к чужим, за любовь к животным, за любовь женщины к детям, за любовь детей к другим детям, еще за какие-то глупости… за писательский талант Кирилла.
Потом я долго выпытывал у Савина не симпатизирует ли он индивидуалистам. Кирилл отрицал. Хотя признался, что Бриггса читал.
Где-то через час мы поднялись ко мне в офис, я залез в свой стол, достал пистолет и долго показывал Савину «Целитель». Мы вышли в коридор, достали еще по бутылочке — я все всучивал Кириллу свое оружие, а он отказывался.
— Дарю! — орал я. — Для тебя ничего не жалко, братишка!
— У меня свой есть! — ответил Савин и выудил из-за пазухи станер. Неплохой, в принципе, армейского образца, таким человека завалить — раз плюнуть.
Я убеждал его, что мой лучше — Кирилл не соглашался. Дело дошло чуть ли не до драки. Потом мы сели прямо на пол и выпили по бутылочке в знак примирения. И еще по одной…
Смутно помню, как я оказался в своей кровати.
* * *
Меня разбудил стук в дверь. Я долго еще лежал, надеясь, что он прекратится, однако этого не происходило. Кто бы не находился по ту сторону двери, но он колотил все настойчивей и настойчивей.
Козел.
— Есть же звонок! — заорал я, а потом вспомнил, что переехал. В этой квартире еще много чего не установлено. Звонок — в том числе. И домофон тоже. И видеоком, кстати.
— Сейчас! — крикнул я, садясь на кровати. Голову стянуло стальным обручем (с шипами вовнутрь! ), и я зашарил по тумбочке в поисках антиалкоголя. Однако его там не было — наверное, вчера я проглотил последние две таблетки.
Стук в дверь становился невыносимым — они что, уже ногами колотят?
— Сейчас! — снова заорал я, пытаясь попасть ногой в левую штанину. — Уже иду, черт возьми! Что у вас там, убили кого-то? Тело разлагается?
В дверь ударили чем-то металлическим — так ее и выломать недолго!
Матерясь, я все же сумел натянуть штаны и, держась за стенку, отправился открывать.
— Уже иду! — сказал я, проводя своей карточкой по магнитному замку.
Стук прекратился.
А когда дверь открылась я почему-то сразу оказался на полу — лицом вниз, придавленный кем-то сверху. Рядом с собой я заметил черные полицейские бутсы. Почему-то казалось, что их обладатель очень желает пнуть меня в лицо.
— Господин Лукин Герман Петрович, — сухо произнес парень, который сидел на мне сверху. — Вы обвиняетесь в убийстве господина Савина Кирилла Владимировича…
— Что?! — возмутился я, еще не до конца соображая, что мне инкриминируют. — Какого на фиг Кирилла Владимировича?..
Нажим сверху стал сильнее — позвоночник угрожающе затрещал: я почувствовал, как на моих руках защелкнулись наручники — по рукам прошло легкое покалывание, и кисти полностью онемели.
Мне прочитали все права, что полагаются по случаю и рывком поставили на ноги. Вывели на площадку.
На лестницах было полно любопытствующих — я заметил Антона, Толика, Леру, Алешу… Все угрюмо смотрели на меня. Лера, кажется, плакала. Четверо полицейских сдерживали их напор, еще двое ждали нас у лифта.
Прежде чем меня втолкнули внутрь и захлопнулась дверь, я увидел около стенки распростертое тело Кирилла Савина. Вся грудь у него была в крови, остекленевший взгляд бездумно уставился в потолок.
Рядом валялся мой пистолет.
«Целитель».
* * *
Пока мы летели в полицейском «форде», я отдыхал. Плевать на то, что по бокам — двое угрюмых легавых. Я сидел в мягком кресле, прислонив голову к спинке — головная боль постепенно утихала.
Потом «форд» сел, и меня невежливо вытолкали наружу.
Сердце оборвалось и ухнуло куда-то в область пяток.
Утреннее солнце слепило глаза, но ошибиться было невозможно — меня привезли в «Черную Дыру» — фабрику боли и унижений. Я глотал воздух, словно рыба, которая только что спокойно плавала в речке и вдруг очутилась на горячей сковородке.
Причем без всякой видимой причины.
В будке перед входом нас встретил сержант. Помнится, дней пять назад, я слегка его приструнил.
Сержант оказался злопамятным. Он перекинулся парой слов с моими конвоирами, потом обратился к парню, что держал меня за правый локоть.
— Можно?
Конвоир кивнул.
— Эй, подождите, я не… — начал я.
Приклад обрушился мне на подбородок — по диагонали и вверх, апперкотом. Я упал на колени.
— Сволочи, голова же болит… — прошептал я.
Меня волоком потащили на территорию тюрьмы. На вахте нас встретил офицер. Я его помнил с прошлого пребывания в Дыре — капитан Семенов, один из самых главных садистов тюрьмы.
— Лукин? — спросил он.
— Он самый! — кивнул конвоир.
Как он любит кивать, урод…
— Мне уже сообщили по видеокому, что вы прибудете, — сказал офицер и наклонился ко мне: — На этот раз у тебя серьезные проблемы, Лукин. Ты пристрелил сыночка министра обороны, ты это-то понимаешь, пьянчужка? Тебе дадут три пожизненных заключения, если Савина раньше не выцарапает твое гнилое сердце. Но я надеюсь этого не случится — и тогда мы с тобой позабавимся, Лукин. Ты слышишь меня?
Я поднял голову и посмотрел на него. Во рту стоял солоноватый привкус, языком я нащупал очередной зуб, который покинул насиженное место.
Я собрался и харкнул в лицо недоноску — кровь вперемешку со слюной стекала с переносицы вниз по скуле Семенова. Мой зуб — правый клык — зацепился за правую ноздрю офицера.
Капитан никак не ответил. Только брезгливо поморщился, достал носовой платок и промокнул лицо. Стряхнул зуб на пол.
— Я отвечу попозже, — пообещал мне Семенов.
— Зарегистрируйте Лукина, — сказал он конвоирам, — и можете быть свободны.
Капитан удалился, а конвоиры подвели меня к вахте, оставили каждый по отпечатку большого пальца на регистраторе и ушли. Мною завладели тюремщики.
Сначала меня провели в душевую, где я, подгоняемый пинками, разделся (наручники не сняли) и под прицелами винтовок принял сначала горячий, а потом холодный душ. Вместо моей мне выдали тюремную одежду — легкую шелковую рубаху голубого цвета и штаны из того же материала — и повели по длинному узкому коридору, по бокам которого располагались камеры.
— Один видеофонный звонок! — заорал я, вспомнив о своем неотъемлемом праве.
— Дать ему? — спросил первый тюремщик у второго.
— Из мэрии звонили. Никаких звонков, — буркнул второй и толкнул меня в спину: — Чего застрял, пошевеливайся давай! Когда там «Пери и Хрыч» начинается? — спросил он у первого стражника.
Тот взглянул на хронометр:
— Через десять минут.
Тюремщики втолкнули меня в свободную камеру — небольшое помещение два на три метра, с креслом посередине и голопроектором напротив. Сквозь очень маленькое окошко у потолка пробивались слабые лучики солнца. Меня засунули в крайне неудобное металлическое кресло. Потом один из стражников снял наручники, а второй в это время стоял напротив, направив дуло линейной винтовки мне на кончик носа. Капелька пота медленно поползла по переносице — чрезвычайнейше хотелось смахнуть ее, но я боялся, что это будет последнее удовольствие, которое я доставлю своему носу в этой жизни.
— Руки на подлокотники! — приказал тюремщик. Я повиновался, и в тот же миг из кресла выскочили металлические зажимы, которые крепко прижали мои руки к креслу.
* * *
Второй тюремщик подкатил тележку с капельницей и прочими малоприятными приспособлениями для поддержания жизни заключенным.
— Это ж возни на полчаса, Вася, — скривился первый стражник. — Да и не наша эта забота — где эти проклятые медики?
— Рац болеет, а Семченко будет только через три часа, — пожал плечами Вася.
— Вот пускай Семченко им и займется, — решил тюремщик. — Ты как, — обратился ко мне он, — без жратвы и туалета потерпишь три часа?
— Если антиалкоголь принесешь, — буркнул я. — Три таблетки. Не меньше.
— Обойдешься, — сказал мой страж. — Ладно, пошли, Вася. «Пери и Хрыч» уже начался.
Они оставили меня прикованным к креслу, а сами удалились — дверь на прощание стукнула, громыхнул засов магнитного замка.
Я остался один наедине со своей головной болью и грустными думами.
В такую переделку я попал в первый раз. Нет, я сидел в Дыре несколько лет назад, но тогда была хотя бы причина. И определенный срок. А теперь…
— Какого черта здесь происходит? — прошептал я.
Кто-то меня подставил. Я с трудом помнил, чем закончилась вчерашняя вечеринка, но одно знал точно: я не стрелял в Кирилла. Мы пили с ним пиво на площадке, потом я зашел в офис… за пивом, кажется. Забылся и завалился спать. Что еще?
Пистолет. Мы вместе с Савиным разглядывали пистолет. Взял я его с собой или нет? Сейчас не вспомнить… Как бы то ни было, кто-то воспользовался им и пристрелил Кирилла. Возможно это произошло сразу, после того как я зашел в офис (сколько было времени? Около часа ночи, что-то типа того), быть может, позже. К примеру, Кирилл мог уснуть прямо на полу, убийца подобрал пистолет и выстрелил в него. На седьмом этаже кроме меня никто не живет — ничего удивительного, что тело Савина нашли не сразу. Мало, слишком мало информации! Сейчас бы поговорить со всеми гостями бара, попросить отчет у Толика о передвижении обоих лифтов. Этим делом занимаются ленивые полицейские — а им необязательно находить настоящего преступника, главное — закрыть дело, поставить очередную галочку и дальше спокойно поглощать свое пиво.
Я застонал.
Да кому вообще понадобилось убивать Кирилла? Кому нужен великовозрастный мальчишка, который за всю свою жизнь не сделал ни одного полезного дела?
Его мать. Он поссорился накануне с Ольгой Савиной. Но это чушь! Не убьет мать сына, особенно после того, как ревностно опекала его столько лет! Что бы не случилось!
Что-то Кирилл мне рассказывал, когда мы пили с ним пиво внизу, «У Толика». Я напряг память. Что-то насчет того, как он незаконно использовал телепортатор — наводил порталы в склад и еще куда-то. В архив? Секретные документы, касающиеся Стазиса? Кто-то услышал наш разговор, запаниковал…
Я прикусил губу — нет, как-то все элементарно выходит. Хотя… кто стоял тогда рядом с нами? Я судорожно пытался вспомнить, но это ничего не дало.
Голова распухла от неожиданных идей и решений, и я решил отвлечься. Пальцами дотянулся до кнопок на правом подлокотнике и включил голопроектор.
На синем фоне, красивыми золотыми буквами горела надпись «Специальный выпуск новостей». Значит, я вовремя.
Минут пять ничего не происходило, потом в кадре появилось лицо Анжелы Летиции Ларош. Симпатичная мулатка выдержала трагическую паузу и произнесла:
— Сегодня в русском районе Статики, в доходном доме по улице Московская было совершенно убийство. Ужасное, загадочное убийство. Был убит сын министра обороны Статики Ольги Савиной — Савин Кирилл Владимирович.
На заднем фоне возникло объемное изображение юноши — Кирилл белозубо улыбался, непослушная челка слегка сбилась, ясно-голубые глаза смотрели в небо. Очевидно, фотография должна была вызвать у зрителей сочувствие. Меня же почему-то затошнило. Наверное, от того что мне посчастливилось лицезреть окровавленное тело мертвого, хоть и еще белозубого Савина.
—…Убийца уже пойман, — продолжала Ларош. — Это частный детектив, проживающий в этом доме — Лукин Герман.
— Презумпция невиновности! — заорал я в гневе.
Стереофотка Кирилла сменилась на мою — на ней я был изображен в тюремной робе, а взгляд полыхал ненавистью. Немудрено — эту фотку сделали в «Черной Дыре» три года назад.
— Нам стало известно из достоверных источников, что Лукин ранее был судим за аналогичное преступление…
Чистой воды вранье. В прошлый раз я оказался в Дыре совсем по другой причине. Похоже, новость действительно ошарашила всю Статику — сейчас пойдут сплетни, слухи, в конце концов, даже если меня вдруг оправдают, разъяренная толпа ворвется на территорию тюрьмы и разорвет меня на куски. Суд Линча — жестокая штука, до сих пор практикуемая на некоторых отсталых планетах.
На Статике, например.
— …Нам дал интервью шериф Энкус.
Картинка сменилась — вместо Анжелы я увидел Анастасию Сильченко. На заднем фоне виднелся оцепленный бар Толика. Рядом с репортершей стоял высокий темноволосый мужчина в черном плаще и старинной широкополой шляпе. Лицо у Энкуса ничего не выражало.
— Что Вы можете рассказать об этом деле, шериф Энкус? — затараторила Анастасия. — Вы уверены, что имя настоящего убийцы уже известно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51