Глубины не хватило, пушистый хвостик остался торчать на поверхности. На то, чтобы копать дальше, сил уже не оставалось, и Пип просто забросал его сухими листьями.
Там, где грубая сталь ошейника терла кожу, возникла боль. Пип прижал к ссадине руку и почувствовал что-то мокрое – кровь. Он вытер пальцы о штаны и, внутренне поморщившись, подумал о заражении. Впрочем, это его не слишком волновало. В конце концов, он пережил великую осаду, как-нибудь и тут выкарабкается.
Мысли о перенесенных бедствиях вызывали странную гордость и в то же время мучительные воспоминания о матери. Пип твердил ей, что умрет, ее защищая, а потом получилось так, что умерла она, защищая его. Он ее подвел. Когда погиб отец, обязанность заботиться о матери легла на его плечи, как единственного сына в семье, а он не справился. Хотя в ту пору Пипу сравнялось лишь десять лет, он вполне осознавал свой долг. И хотел теперь доказать, что никогда больше не потерпит неудачи.
Чтобы отогнать тягостные размышления, мальчик хмуро взглянул на кобольдов, забравшихся на ночь на нижние ветви деревьев. Один из них принялся кидать в Пипа гнилыми треснутыми желудями, оставшимися с прошлой осени, и с отвратительной точностью все время попадал в голову. Пип решил не обращать на это внимания, стиснул зубы и не шевелился. Пусть демоново отродье не радуется.
Трог нежно тыкался носом в оставшихся двух волчат. Те свернулись у него под боком, и пес только упреждающе порыкивал, если кто-нибудь приближался к его раненой лапе. Пип лег рядом, набросил на всю компанию теплый плащ и стал думать, скоро ли вернутся охотники.
– Трог, Трог, – прошептал он, – когда же мастер Спар нас отыщет? – Несомненно, их должны вскоре найти, ведь кобольды натоптали столько следов. Мастер Спар не бросит его в наказание за нарушение дисциплины, правда?
– Простите меня, мастер Спар, – вслух произнес Пип. Услышав имя, Трог заскулил, и мальчик погладил его по спине. – Он придет, Трог. Не за мной, так за тобой. Брид тебя любит до безумия, а мастер Спар ни за что не позволит ей расстраиваться.
Внезапно Пип почувствовал обиду на баронского сына, решив, что Трог тому дороже, чем он сам. Потом он подумал о том, как мастер Спар обижает его сестру. Кроме Май, у Пипа никого на свете не было, и хотя после смерти матери та принялась его воспитывать изо всех сил, мальчик не хотел, чтобы она страдала. Пип вздохнул. Определенно, Май была не первой любовью мастера Спара, все так говорили. Но что поделаешь? Брид ему не видать она обручена с Халем. За неимением лучшего мастер Спар выбрал Май. В последнее время та не отвечает на его ухаживания, но как может крестьянская девушка отказать дворянину? Баронский сын ставил Май в невозможное положение, и Пип совершенно не желал, чтобы сестра вышла замуж без любви ради его блага и продвижения.
Потом он вспомнил, как мастер Спар тратил день за днем, пытаясь научить Май верховой езде, а та все ни как не могла справиться ни с одной лошадью, бегавшей достаточно быстро, чтобы не отставать от охотничьих отрядов. Зато Брид умела ездить даже на Огнебое, если, конечно, мастер Спар ей позволял. Жеребец был ему едва ли не дороже самой жрицы.
– Стелется не только перед Брид, но и перед своим конем, – сказал Пип псу. – Так нельзя.
Трог заворчал, и мальчик решил, что пес согласен. Пип весь окоченел, проголодался и очень хотел, чтобы мастер Спар объявился раньше, чем охотники.
Похоже, он на какое-то время задремал и проснулся от тихого поскуливания. Откинув плащ с головы и плеч, Пип посмотрел, моргая, на двух волчат, жалобно тыкавшихся Трогу в живот. Пес вылизывал их и ласково урчал.
– Кто бы мог от тебя ждать таких нежностей? – сказал Пип и сел, думая, сколько еще волчата протянут без пищи. Сам он жутко страдал от голода и молил уже не о том, чтобы мастер Спар поспешил на подмогу, а том, чтобы охотники вернулись и принесли чего-нибудь съестного. Однако когда молитвы были услышаны, мальчик об этом тут же пожалел.
Кобольды вдруг попадали с деревьев и поспешно окружили его, словно всю ночь так и провели. Пип бросил в них грязью и вскочил на ноги. Суставы ныли, ошейник ободрал кожу. Он огляделся, чтобы увидеть, что встревожило охранников.
В тумане шли двое охотников, ведя за собой вереницу пони, груженных волчьими трупами и капканами. Они спорили и ругались, но тут же замолчали, как только увидели, что Пип с отвращением на них смотрит. Лошади были все заляпаны волчьей кровью.
Бородатый кеолотианец обмотал поводья вокруг об ломаного сука и уселся прямо в грязь, даже не думая разгрузить пони. Овиссиец тоже выглядел усталым. Он неодобрительно, но сдержанно взглянул на товарища, вздохнул и принялся снимать поклажу.
– Слышь, Всадник, надо нам их освежевать до выхода, а то черви шкуры попортят.
– Знаю, – раздраженно сплюнул кеолотианец, привалился спиной к пню, скрестил ноги и закрыл глаза, теребя что-то в руках. – Клятая кроличья лапка. Тоже мне, заплатили! Да еще трать время на новую встречу…
Пип взглянул на то, что кеолотианец вертел между пальцами, и подумал, что этот дурак не может даже кролика от зайца отличить.
– Так что мы теперь будем делать? – спросил овиссиец.
– Пойдем туда, где сливаются реки, и будем надеяться, что получим пристойную плату и вести с гор. Не хочу тут вкалывать за здорово живешь, и на встречу на Знаменном Откосе без новостей приходить тоже не хочу. А потом отправимся в Кеолотию продавать шкуры, – сказал коренастый неряха-иноземец. – Придется нам самим о себе позаботиться. Можешь начинать свежевать, а я пока отдохну. И состряпай чего-нибудь позавтракать.
Пип увидел, что охотник, хоть и притворяется спящим, следит за ним из-под опущенных ресниц.
– Все с волчатами нянчишься? – насмешливо спросил тот. – Эй, постой-ка, а третий где?
Он вскочил и с рассерженным видом шагнул к Пипу, который невольно сжался от страха, что его ударят.
– Он ночью умер, и неудивительно, – сказал мальчик, кивком указывая на засыпанную листьями могилку. – Он был слишком слаб, чтобы есть, как следует. Остальным я отдал свою еду, а не то они тоже умерли бы.
– Он две сотни дукатов стоил, – застонал охотник и злобно велел Пипу: – Остальных валяй, дальше корми. – Потом улыбнулся и добавил: – Говорят, тут на севере бельбидийцы суровые ребята, а на самом деле они мягкие, как костный мозг. Палец, фазаны у тебя? Парнишка-то может нам пригодиться.
На колени Пипу швырнули несколько связанных за лапы фазанов. Что ж, раз хочешь завтракать – не ленись. Он принялся ощипывать птиц. Охотники, давно уже забравшие у мальчика драгоценный лук и колчан, ножа ему не доверяли, и в конце концов Палец решил, что лучше сделает это сам. Когда фазаны были нанизаны на вертел над огнем, он опять вернулся к пони и их кровавому грузу. Пип сел возле дерева и стал со страхом смотреть, как охотник режет и выкручивает волчьи тела, сдирая с них шкуры. Изуродованная рука мешала ему больше, чем Пип ожидал.
– Со всего баронства в год положено всего сто волков, – сказал неугомонный мальчишка.
– Да неужто? Ну, эти-то не для короля Рэвика, – засмеялся Всадник. – Сто волков в год. Чушь! Так Бельбидию от этих демонов никогда не очистят. Нет, эти пойдут на рынки в Кастабриции, там купцы все как один славные ребята, хорошо платят. От барона Торра-Альты я получаю по двенадцать гиней, а в Кеолотии – по пятьдесят дукатов.
Палец с неприязнью взглянул на двух волчат, тершихся о брюхо Трога.
– Надо их убить.
– Знаешь, Палец, – сказал Всадник, – твоя беда в том, что ты не видишь возможностей. Живьем они для нас – большая удача. Добавят перцу в лучшую линию бойцовых собак. Скрестить их с кем надо, и раз – лицо королевской крови мною довольно. Волчата, да еще пес – лучшего подарка для Его Важности и не придумаешь. Получу его расположение.
– Мы получим, – поправил Палец.
– Ну, мы. Только что-то я не вижу, чтобы ты мне помогал. Только жалуешься все время.
Фазан кое-где обуглился, а кое-где остался почти сырым, но все равно оказался жуть как вкусен. Пип жадно смолотил свою долю, Трогу отдал кости, а для волчат разжевал немного мяса. «Кто бы мог подумать, что я сделаюсь нянькой на псарне», – вздыхал он, но огорчился, когда Всадник отобрал у него серого волчонка и сунул обратно в мешок.
– Эй, – крикнул Пип, – ему же больно! Всадник пнул его сапогом в бедро, цепь зазвенела и натянулась. Пип уже почти успокоился, и тут кеолотианец подхватил белую девочку. Она вцепилась ему зубами в большой палец. Пил не мог не улыбнуться, но сразу же об этом пожалел, кеолотианец хлестнул его по губам. На языке почувствовался вкус крови.
Охотники взвалили Трога на спину одному из пони, рядом с дюжиной волчьих шкур. Пип знал, что в Лове то и дело ставят капканы, и волков скоро вовсе не останется. Вернее, желтогорских волков, поправил он себя. Во всей поклаже он не видел ни одной шкуры черномордого волка.
– Куда направляемся? – мрачно спросил он.
– Ты что все болтаешь, пацан? – рявкнул Палец. – Не нравится мне тебя слушать. Может, поймешь, что лучше тебе помалкивать? – Он отвернулся и посмотрел на нервно переговаривавшихся кобольдов. – Всадник, там какой-то крупный зверь.
– Да кабан, небось, – отмахнулся тот. – Будь это черномордый волк, они бы все уже на верхушках деревьев сидели.
Пип услышал, как хрустнула ветка, и расслабился. Это были не волки.
Они двинулись в путь. Кобольды все так же беспокоились. Один-другой время от времени отбегал в тень, а потом возвращался и шептался с остальными.
– Ведите себя, как следует, слушайтесь меня. А то помните, что я говорил про Хобомань! – пригрозил им Всадник. Затем пронзительно свистнул, подзывая собак.
Бурые длинномордые гончие, тяжело дыша и пуская слюни, сгрудились у его ног. Один из кобольдов заверещал и указал куда-то рукой.
Пип посмотрел туда и увидел наверху, в кроне большого бука, тень. Всадник уже щелкнул пальцами, прокричал что-то на своем языке, и собаки кинулись вперед, в погоню. Почти сразу они исчезли из виду. Одна залаяла, стихла, потом все завыли, и Пип услышал шаги бегущего по сухим листьям человека. Хворост трещал у него под ногами. Всадник бросился за гончими. Палец, подгоняя лошадей и таща Пипа, следом.
На земле лежала собака с торчащей в груди стрелой. А оперение стрелы – гусиное! Стрела из Торра-Альты! Пип задохнулся от радости. Мастер Спар их нашел!
Собачий лай заглушал все остальные звуки. Мальчик огляделся по сторонам. Должно быть, кто-то из отряда решил отвлечь Всадника и гончих, чтобы остальные могли тем временем освободить его. Конечно!.. Но где ж они?
Пип похолодел: впереди послышался вой собак и человеческий крик. Всадник орал что-то по-кеолотиански, и мальчик понял: дело пошло не так, как ожидалось.
Палец повел пони дальше, Пип заковылял следом. На земле лежал лицом вниз Брок, он тяжело дышал и стонал. Всадник ногой перекатил его на спину, пнул под ребра.
– Вот тебе за мою собаку. Вставай, живо.
Брок приподнялся на локтях, оберегая искалеченную правую руку. По пальцам потекла кровь, и лицо старого солдата исказилось от боли. Брок встал и двинулся, спотыкаясь, к Всаднику; тот оттолкнул его к лошадям. Собаки с рычанием пытались ухватить пленника за ноги, по-змеиному выгибая шеи.
– Связать его, – приказал Всадник кобольдам, и те принялись, мешая, друг другу, обматывать Брока длинной веревкой. – Тьфу ты! Проваливайте, недотепы! – Он сам крепко стянул торра-альтанцу запястья и потащил его к Пипу.
– Где остальные? – с отчаянием в голосе спросил мальчик.
Брок не ответил, и Пип в ужасе понял, что солдат пришел один.
Палец дернул его вперед; острая кромка ошейника, сделанного из волчьего капкана, врезалась в кожу. Пип был вынужден, громко ругаясь, бежать трусцой, чтобы не отстать от лошадей. В конце концов охотники остановились у ручья. Палец развязал Брока, плеснул ему на руки немного воды, смазал рану вонючим ведьминым лекарством и снова стянул солдату запястья.
– Не хочу, чтобы загноилось, а то идти не сможешь. Не на лошадь же тебя грузить, такого-то здоровенного, – проворчал он.
Брок постепенно приходил в себя, хотя лицо у него по-прежнему оставалось болезненно бледным. Охотники погнали пленников дальше, и солдат на ходу повернулся к Пипу:
– Какого лешего, спрашивается, ты сбежал? Видишь, что теперь?
– Ничего я не сбежал, и спасать меня тоже не просил, и где вообще мастер Спар? Он-то бы хоть в лапы им не попался, как старый дурак, – ответил мальчик. Ему было жалко Брока, но торра-альтанцы не любили признаваться, что им больно.
– А, разбаловал тебя барон. Что за безрассудство! Уважай ты старших, как положено – не попали бы мы в такую переделку. А то разобиделся, видишь ли, взял да и свалил, так?
– Да не свалил я! Я Троговы следы нашел, вот. – Оба посмотрели на пса, лежавшего, словно мертвый, на крупе пегого пони. Рядом висел мешок с волчатами.
– Все равно нельзя было одному уходить.
– Да ты вроде и сам один, – поддел Пип.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Там, где грубая сталь ошейника терла кожу, возникла боль. Пип прижал к ссадине руку и почувствовал что-то мокрое – кровь. Он вытер пальцы о штаны и, внутренне поморщившись, подумал о заражении. Впрочем, это его не слишком волновало. В конце концов, он пережил великую осаду, как-нибудь и тут выкарабкается.
Мысли о перенесенных бедствиях вызывали странную гордость и в то же время мучительные воспоминания о матери. Пип твердил ей, что умрет, ее защищая, а потом получилось так, что умерла она, защищая его. Он ее подвел. Когда погиб отец, обязанность заботиться о матери легла на его плечи, как единственного сына в семье, а он не справился. Хотя в ту пору Пипу сравнялось лишь десять лет, он вполне осознавал свой долг. И хотел теперь доказать, что никогда больше не потерпит неудачи.
Чтобы отогнать тягостные размышления, мальчик хмуро взглянул на кобольдов, забравшихся на ночь на нижние ветви деревьев. Один из них принялся кидать в Пипа гнилыми треснутыми желудями, оставшимися с прошлой осени, и с отвратительной точностью все время попадал в голову. Пип решил не обращать на это внимания, стиснул зубы и не шевелился. Пусть демоново отродье не радуется.
Трог нежно тыкался носом в оставшихся двух волчат. Те свернулись у него под боком, и пес только упреждающе порыкивал, если кто-нибудь приближался к его раненой лапе. Пип лег рядом, набросил на всю компанию теплый плащ и стал думать, скоро ли вернутся охотники.
– Трог, Трог, – прошептал он, – когда же мастер Спар нас отыщет? – Несомненно, их должны вскоре найти, ведь кобольды натоптали столько следов. Мастер Спар не бросит его в наказание за нарушение дисциплины, правда?
– Простите меня, мастер Спар, – вслух произнес Пип. Услышав имя, Трог заскулил, и мальчик погладил его по спине. – Он придет, Трог. Не за мной, так за тобой. Брид тебя любит до безумия, а мастер Спар ни за что не позволит ей расстраиваться.
Внезапно Пип почувствовал обиду на баронского сына, решив, что Трог тому дороже, чем он сам. Потом он подумал о том, как мастер Спар обижает его сестру. Кроме Май, у Пипа никого на свете не было, и хотя после смерти матери та принялась его воспитывать изо всех сил, мальчик не хотел, чтобы она страдала. Пип вздохнул. Определенно, Май была не первой любовью мастера Спара, все так говорили. Но что поделаешь? Брид ему не видать она обручена с Халем. За неимением лучшего мастер Спар выбрал Май. В последнее время та не отвечает на его ухаживания, но как может крестьянская девушка отказать дворянину? Баронский сын ставил Май в невозможное положение, и Пип совершенно не желал, чтобы сестра вышла замуж без любви ради его блага и продвижения.
Потом он вспомнил, как мастер Спар тратил день за днем, пытаясь научить Май верховой езде, а та все ни как не могла справиться ни с одной лошадью, бегавшей достаточно быстро, чтобы не отставать от охотничьих отрядов. Зато Брид умела ездить даже на Огнебое, если, конечно, мастер Спар ей позволял. Жеребец был ему едва ли не дороже самой жрицы.
– Стелется не только перед Брид, но и перед своим конем, – сказал Пип псу. – Так нельзя.
Трог заворчал, и мальчик решил, что пес согласен. Пип весь окоченел, проголодался и очень хотел, чтобы мастер Спар объявился раньше, чем охотники.
Похоже, он на какое-то время задремал и проснулся от тихого поскуливания. Откинув плащ с головы и плеч, Пип посмотрел, моргая, на двух волчат, жалобно тыкавшихся Трогу в живот. Пес вылизывал их и ласково урчал.
– Кто бы мог от тебя ждать таких нежностей? – сказал Пип и сел, думая, сколько еще волчата протянут без пищи. Сам он жутко страдал от голода и молил уже не о том, чтобы мастер Спар поспешил на подмогу, а том, чтобы охотники вернулись и принесли чего-нибудь съестного. Однако когда молитвы были услышаны, мальчик об этом тут же пожалел.
Кобольды вдруг попадали с деревьев и поспешно окружили его, словно всю ночь так и провели. Пип бросил в них грязью и вскочил на ноги. Суставы ныли, ошейник ободрал кожу. Он огляделся, чтобы увидеть, что встревожило охранников.
В тумане шли двое охотников, ведя за собой вереницу пони, груженных волчьими трупами и капканами. Они спорили и ругались, но тут же замолчали, как только увидели, что Пип с отвращением на них смотрит. Лошади были все заляпаны волчьей кровью.
Бородатый кеолотианец обмотал поводья вокруг об ломаного сука и уселся прямо в грязь, даже не думая разгрузить пони. Овиссиец тоже выглядел усталым. Он неодобрительно, но сдержанно взглянул на товарища, вздохнул и принялся снимать поклажу.
– Слышь, Всадник, надо нам их освежевать до выхода, а то черви шкуры попортят.
– Знаю, – раздраженно сплюнул кеолотианец, привалился спиной к пню, скрестил ноги и закрыл глаза, теребя что-то в руках. – Клятая кроличья лапка. Тоже мне, заплатили! Да еще трать время на новую встречу…
Пип взглянул на то, что кеолотианец вертел между пальцами, и подумал, что этот дурак не может даже кролика от зайца отличить.
– Так что мы теперь будем делать? – спросил овиссиец.
– Пойдем туда, где сливаются реки, и будем надеяться, что получим пристойную плату и вести с гор. Не хочу тут вкалывать за здорово живешь, и на встречу на Знаменном Откосе без новостей приходить тоже не хочу. А потом отправимся в Кеолотию продавать шкуры, – сказал коренастый неряха-иноземец. – Придется нам самим о себе позаботиться. Можешь начинать свежевать, а я пока отдохну. И состряпай чего-нибудь позавтракать.
Пип увидел, что охотник, хоть и притворяется спящим, следит за ним из-под опущенных ресниц.
– Все с волчатами нянчишься? – насмешливо спросил тот. – Эй, постой-ка, а третий где?
Он вскочил и с рассерженным видом шагнул к Пипу, который невольно сжался от страха, что его ударят.
– Он ночью умер, и неудивительно, – сказал мальчик, кивком указывая на засыпанную листьями могилку. – Он был слишком слаб, чтобы есть, как следует. Остальным я отдал свою еду, а не то они тоже умерли бы.
– Он две сотни дукатов стоил, – застонал охотник и злобно велел Пипу: – Остальных валяй, дальше корми. – Потом улыбнулся и добавил: – Говорят, тут на севере бельбидийцы суровые ребята, а на самом деле они мягкие, как костный мозг. Палец, фазаны у тебя? Парнишка-то может нам пригодиться.
На колени Пипу швырнули несколько связанных за лапы фазанов. Что ж, раз хочешь завтракать – не ленись. Он принялся ощипывать птиц. Охотники, давно уже забравшие у мальчика драгоценный лук и колчан, ножа ему не доверяли, и в конце концов Палец решил, что лучше сделает это сам. Когда фазаны были нанизаны на вертел над огнем, он опять вернулся к пони и их кровавому грузу. Пип сел возле дерева и стал со страхом смотреть, как охотник режет и выкручивает волчьи тела, сдирая с них шкуры. Изуродованная рука мешала ему больше, чем Пип ожидал.
– Со всего баронства в год положено всего сто волков, – сказал неугомонный мальчишка.
– Да неужто? Ну, эти-то не для короля Рэвика, – засмеялся Всадник. – Сто волков в год. Чушь! Так Бельбидию от этих демонов никогда не очистят. Нет, эти пойдут на рынки в Кастабриции, там купцы все как один славные ребята, хорошо платят. От барона Торра-Альты я получаю по двенадцать гиней, а в Кеолотии – по пятьдесят дукатов.
Палец с неприязнью взглянул на двух волчат, тершихся о брюхо Трога.
– Надо их убить.
– Знаешь, Палец, – сказал Всадник, – твоя беда в том, что ты не видишь возможностей. Живьем они для нас – большая удача. Добавят перцу в лучшую линию бойцовых собак. Скрестить их с кем надо, и раз – лицо королевской крови мною довольно. Волчата, да еще пес – лучшего подарка для Его Важности и не придумаешь. Получу его расположение.
– Мы получим, – поправил Палец.
– Ну, мы. Только что-то я не вижу, чтобы ты мне помогал. Только жалуешься все время.
Фазан кое-где обуглился, а кое-где остался почти сырым, но все равно оказался жуть как вкусен. Пип жадно смолотил свою долю, Трогу отдал кости, а для волчат разжевал немного мяса. «Кто бы мог подумать, что я сделаюсь нянькой на псарне», – вздыхал он, но огорчился, когда Всадник отобрал у него серого волчонка и сунул обратно в мешок.
– Эй, – крикнул Пип, – ему же больно! Всадник пнул его сапогом в бедро, цепь зазвенела и натянулась. Пип уже почти успокоился, и тут кеолотианец подхватил белую девочку. Она вцепилась ему зубами в большой палец. Пил не мог не улыбнуться, но сразу же об этом пожалел, кеолотианец хлестнул его по губам. На языке почувствовался вкус крови.
Охотники взвалили Трога на спину одному из пони, рядом с дюжиной волчьих шкур. Пип знал, что в Лове то и дело ставят капканы, и волков скоро вовсе не останется. Вернее, желтогорских волков, поправил он себя. Во всей поклаже он не видел ни одной шкуры черномордого волка.
– Куда направляемся? – мрачно спросил он.
– Ты что все болтаешь, пацан? – рявкнул Палец. – Не нравится мне тебя слушать. Может, поймешь, что лучше тебе помалкивать? – Он отвернулся и посмотрел на нервно переговаривавшихся кобольдов. – Всадник, там какой-то крупный зверь.
– Да кабан, небось, – отмахнулся тот. – Будь это черномордый волк, они бы все уже на верхушках деревьев сидели.
Пип услышал, как хрустнула ветка, и расслабился. Это были не волки.
Они двинулись в путь. Кобольды все так же беспокоились. Один-другой время от времени отбегал в тень, а потом возвращался и шептался с остальными.
– Ведите себя, как следует, слушайтесь меня. А то помните, что я говорил про Хобомань! – пригрозил им Всадник. Затем пронзительно свистнул, подзывая собак.
Бурые длинномордые гончие, тяжело дыша и пуская слюни, сгрудились у его ног. Один из кобольдов заверещал и указал куда-то рукой.
Пип посмотрел туда и увидел наверху, в кроне большого бука, тень. Всадник уже щелкнул пальцами, прокричал что-то на своем языке, и собаки кинулись вперед, в погоню. Почти сразу они исчезли из виду. Одна залаяла, стихла, потом все завыли, и Пип услышал шаги бегущего по сухим листьям человека. Хворост трещал у него под ногами. Всадник бросился за гончими. Палец, подгоняя лошадей и таща Пипа, следом.
На земле лежала собака с торчащей в груди стрелой. А оперение стрелы – гусиное! Стрела из Торра-Альты! Пип задохнулся от радости. Мастер Спар их нашел!
Собачий лай заглушал все остальные звуки. Мальчик огляделся по сторонам. Должно быть, кто-то из отряда решил отвлечь Всадника и гончих, чтобы остальные могли тем временем освободить его. Конечно!.. Но где ж они?
Пип похолодел: впереди послышался вой собак и человеческий крик. Всадник орал что-то по-кеолотиански, и мальчик понял: дело пошло не так, как ожидалось.
Палец повел пони дальше, Пип заковылял следом. На земле лежал лицом вниз Брок, он тяжело дышал и стонал. Всадник ногой перекатил его на спину, пнул под ребра.
– Вот тебе за мою собаку. Вставай, живо.
Брок приподнялся на локтях, оберегая искалеченную правую руку. По пальцам потекла кровь, и лицо старого солдата исказилось от боли. Брок встал и двинулся, спотыкаясь, к Всаднику; тот оттолкнул его к лошадям. Собаки с рычанием пытались ухватить пленника за ноги, по-змеиному выгибая шеи.
– Связать его, – приказал Всадник кобольдам, и те принялись, мешая, друг другу, обматывать Брока длинной веревкой. – Тьфу ты! Проваливайте, недотепы! – Он сам крепко стянул торра-альтанцу запястья и потащил его к Пипу.
– Где остальные? – с отчаянием в голосе спросил мальчик.
Брок не ответил, и Пип в ужасе понял, что солдат пришел один.
Палец дернул его вперед; острая кромка ошейника, сделанного из волчьего капкана, врезалась в кожу. Пип был вынужден, громко ругаясь, бежать трусцой, чтобы не отстать от лошадей. В конце концов охотники остановились у ручья. Палец развязал Брока, плеснул ему на руки немного воды, смазал рану вонючим ведьминым лекарством и снова стянул солдату запястья.
– Не хочу, чтобы загноилось, а то идти не сможешь. Не на лошадь же тебя грузить, такого-то здоровенного, – проворчал он.
Брок постепенно приходил в себя, хотя лицо у него по-прежнему оставалось болезненно бледным. Охотники погнали пленников дальше, и солдат на ходу повернулся к Пипу:
– Какого лешего, спрашивается, ты сбежал? Видишь, что теперь?
– Ничего я не сбежал, и спасать меня тоже не просил, и где вообще мастер Спар? Он-то бы хоть в лапы им не попался, как старый дурак, – ответил мальчик. Ему было жалко Брока, но торра-альтанцы не любили признаваться, что им больно.
– А, разбаловал тебя барон. Что за безрассудство! Уважай ты старших, как положено – не попали бы мы в такую переделку. А то разобиделся, видишь ли, взял да и свалил, так?
– Да не свалил я! Я Троговы следы нашел, вот. – Оба посмотрели на пса, лежавшего, словно мертвый, на крупе пегого пони. Рядом висел мешок с волчатами.
– Все равно нельзя было одному уходить.
– Да ты вроде и сам один, – поддел Пип.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56