«Не поверят!» На самом высоком – не меньше двух метров! – были брюки помрачительной ширины, с колокольчиками и цепочкой. Волосы у него опускались ниже плеч, впереди закрывали глаза косой прядью. Второй и третий парни были слегка уменьшенными, но еще более окарикатуренными копиями длинного гитариста.
– Светлана, посмотри-ка, – совсем трезвея от удивления и шума, сказал Игорь Саввович. – Нет, ты только посмотри на них. Это же…
Он не закончил, так как длинный гитарист, внезапно оборвав песню, крикнул:
– Эй, ты, папаша! Сойди с дороги! Затопчем!
На трезвую голову Игорь Саввович, надо полагать, сразу бы понял, что «папаша» относится к нему, но сейчас оглянулся, чтобы посмотреть, к кому обращается верзила, и, так как переулок был по-прежнему пуст, Игорь Саввович недоуменно уставился на приближающихся гитаристов.
– Сойди с дороги, папаша, сойди! – устрашающе крикнул длинный. – Сметем, как муху, папаша!
Игорю Саввовичу еще раз померещилось, что за спинами гитаристов кто-то крался или просто шел, но это было мелочью перед тем, что Игорь Саввович, кажется, нашел приложение своей неистребимой жажде деятельности.
– Не надо кричать! – радостно улыбаясь, благожелательно и неторопливо обратился он к длинному парню. – Крик – оружие слабых, а вы сильный человек. Извольте понять: человеку, которого вы называете «папашей», обязаны вы, более молодые, уступать дорогу. В человеческом обществе, знаете ли, принято отдавать предпочтение старшим по возрасту, хотя в эпоху технической революции…
Волна пьяной доброжелательности, разнеженности, мягкости, любви ко всему сущему на свете бушующей стихией захлестывала Игоря Саввовича. Хотелось немедленно, на всю оставшуюся жизнь подружиться с гитаристами, зазвать парней и девушку в гости или пойти куда-то вместе с ними, попеть про Ваньку Морозова, как он «циркачку полюбил», и вообще, объединившись, идти дальше по жизни с ее радостями и печалями. Хотелось, обнявшись и целуясь напропалую, спрашивать: «А ты меня уважаешь? Вот спасибо! Я тебя тоже шибко сильно уважаю!»
– Что касается меня, друзья, – отечески вразумлял Игорь Саввович, – что касается меня, то слово «папаша» сегодня вполне приемлемо, хотя и с натяжкой. Мне сегодня стукнуло тридцать… А вы почему молчите? Мне хочется разго-о-ва-а-ри-вать! Очень!
Парни стояли неподвижно, оперевшись на гитары, смотрели на Игоря Саввовича с недоумением, точно на каменную стенку, которая по волшебству возникла на давно знакомой, исхоженной дороге. Они что-то неторопливо обдумывали, что-то тяжело соображали, трижды переглянулись, потом длинновязый – самый приятный из всех для Игоря Саввовича – укоризненно проговорил:
– Папаша, а ведь ты в стельку пьян! – Он ухмыльнулся. – Ты здорово поддавши, папаша. Можно на этом деле и пятнадцать суток схлопотать…
Гитаристы вдруг изменились. Они выглядели сейчас так, точно нашли наконец желанное, в поисках которого с раннего вечера исходили полгорода, лереорали все знакомые песни, сорвали голоса, истерзали струны дешевых гитар; они шли, пели, поднимали на ноги город, скучали и уже ни на что хорошее не надеялись, когда на обреченно-скучном пути возник Игорь Саввович – щедрый подарок судьбы.
– Папаша! – ласково склонив голову, сказал длинный. – Грубишь рабочему человеку… Эх, папаша, папаша!
– Игорь! – крикнула Светлана. – Берегись! Игорь!
Аккуратно уложив на землю гитары – девушка, вскрикнув, убежала, – трое медленно, улыбаясь и паясничая, двинулись к Игорю Саввовичу. Было видно, что сыгравшиеся гитаристы опытны в кулачных битвах – их движения были точно скорректированными и привычными; они на ходу устрашающе засучивали рукава.
– Игорь! Беги, Игорь!
Игорь Саввович машинально оттолкнул жену, трезвея до волнующей бодрости, вкрадчиво попятился, чтобы не обошли сзади, двигаясь неторопливо, снял пиджак, бросил на землю, принял боксерскую стойку.
– Папаша, убивать не будем, не боись! Наставим фонарей и пойдем спать.
Игорь Саввович с наслаждением заржал, но как раз именно в это мгновение длинная рука верзилы мелькнула в воздухе, Игорю Саввовичу пришлось отклониться – вместо лица кулак главы гитаристов угодил в плечо, и ровно через полсекунды верзила, переломившись пополам, взвыл от боли. Этого, однако, было мало – левая рука Игоря Саввовича снизу вверх нанесла привычный в такой ситуации удар в наклоненный подбородок. Длинновязый с криком упал и ударился головой об асфальт.
– Одна персона! – удовлетворенно заметил Игорь Саввович. – Ай-ай, как мне сегодня страшно!
Он все внимание сосредоточил на коротышке, понимая, как тот опасен – теннисный мяч, а не человек: и попасть трудно, и на ногах устойчив. Поэтому, наверное, Игорь Саввович не доглядел за молодцом среднего роста и немедленно получил удар в область солнечного сплетения, от чего перестал дышать, перед глазами поплыло, закружилось, и он сам не знал о том, что его ответный удар – сработала автоматика – пришелся коротышке в переносицу, а извернувшись, он одновременно с этим на лету поймал кулак парня среднего роста. Рывок на себя, переворот, удар коленом… и раздался такой крик, – что в ушах зазвенело. Игорю Саввовичу после крика показалось, что в переулке сделалось светло, как днем.
– Игорь! – крикнула Светлана.
Оказывается, коротышка оклемался и, несмотря на то, что из носа струей била черная кровь, шел на Игоря Саввовича с гитарой, держа ее в руках, как молот. Игорь Саввович начал лениво отступать назад, то есть до стены дома. Он уперся в нее спиной, и коротышка радостно ощерился: «папаша» сам угодил в западню. Со звоном описав дугу – Игорь Саввович мгновенно отклонился, – гитара врезалась в стену, разлетелась на мелкие части, а коротышка, потеряв равновесие, начал падать вперед и, естественно, наткнулся на кулак Игоря Саввовича, который опять радостно заржал, наблюдая, как коротышка медленно опускался на землю. Он делал это так, точно сонный укладывался спать.
– Вторая персона лежит под ногами! А третья где?
Парень среднего роста исчез. Длинный гитарист лежал в прежней позе, коротышка едва ворочался, и осталось произвести чисто техническую работу: разбежавшись, вскочить на первую из гитар, протанцевать на ней дикарский танец, что Игорь Саввович сделал немедленно. Он вспрыгнул на гитару верзилы, с треском и звоном струн расплющил ее, потом то же самое сделал с другой гитарой и вздел руки с торжественным криком:
– Слава! Чемпионом города Черногорска остался Игорь Гольцов, средний вес… Поздравим победителя.
Дрожащая от страха, задыхающаяся Светлана бросилась к мужу, прижалась. Она не могла выговорить ни слова, только мычала, мотала головой, и он снисходительно гладил жену по горячей щеке.
– Перестань, перестань. Вот дуреха!
Большой дом осветился почти весь, с первого этажа до последнего; поэтому Игорю Саввовичу и показалось, что стало светло как днем. Люди высовывались в окна, полураздетые, торчали на балконах, и кто-то уже бежал, кричал, махал руками…
– Пошли, мамаша! – хохоча, воскликнул Игорь Саввович. – Папаша здорово хочет спать. Па-па-ша баиньки хочет… – Он опять начал пьянеть. – Эй, мамаша, кому говорят, идти надо… А хочешь, я тебе чего-нибудь спою. Хочешь, я тебе спою песню скворца? Ну, этого, который у… который у Валентинова. «Любовь – кольцо, а у кольца начала нет и нет конца…»
Он качался, почти падал, снова ничего не видел, не слышал, не понимал. Сгибаясь под тяжестью, Светлана тащила на себе окончательно опьяневшего мужа: тащила его так, как это делали женщины в ее родной деревне, – с терпеливым и рабочим лицом.
Глава четвертая
Командировка
Нос сильного быстроходного катера в зеленоватое шампанское сбивал темную обскую воду, чайки не отставали, кружились и орали так жалобно, словно в трюмах катера увозили всю рыбу. Спаренные дизели реактивно выли, водяной бурун клубился водопадом, а Игорь Саввович хотел только одного: сунуть насовсем голову в холодную обскую воду. Голова у него не болела – голова у него треснула, разделилась на несколько частей, а вот каждая часть уже болела по-особенному. Затылок пронзали тонкие стальные спицы, лоб казался раскаленным, лобные доли, казалось, кровоточили.
Утром Светлана с трудом поставила Игоря Саввовича на ноги, посадила в ванну, отмочив немного, напоила густым, точно мед, кофе. Она помогла полуживому мужу надеть командировочные доспехи, проводила до машины и поцеловала нежно. Шофер дядя Вася, увидев «шефа» в непотребном состоянии, без согласования завез Игоря Саввовича на рынок, напоил огуречным рассолом.
Вчерашнего Игорь Саввович Гольцов совсем не помнил: ни того, что творил в особняке Карцева, ни дороги домой, ни драки, во время которой он, протрезвев, одержал внушительную победу. Странно, но весь вчерашний день тоже совершенно стерся из памяти. Он, например, до сих пор не мог вспомнить, почему ругался с управляющим Николаевым. Игорь Саввович знал, конечно, что вчера он безобразно напился, но жил только тем, что происходило сейчас, – своими неимоверными страданиями и тем, что слева, на той же носовой палубе катера, где лежал распятым Игорь Саввович, сидел в низком кресле из металла и поролона главный инженер Сергей Сергеевич Валентинов в сверкающем белизной полотняном костюме, в сомбреро с яркой лентой да еще с журналом «Смена» в руках. Он, видите ли, вышел насладиться солнечным днем и стремительным бегом по родной Оби своего персонального катера «Лена».
– Растение с волокнистыми листьями… – бормотал Валентинов, прищуриваясь в небесные высоты. – Интересно, интересно… Забавно!
За три-четыре часа быстроходная «Лена» успела из Роми выскочить на вольный Обский плес, берега делались с каждым километром все ниже и пустынней, сосны и кедры исчезали, уступая берега кустам ивняка и чернотала; все чаще левый или правый берег походил на прекрасный искусственный пляж – это и были так называемые пески, знаменитые места, пригожие для ловли рыбы гигантскими стрежевыми неводами. Да, под килем прекрасного катера бурлила великая сибирская река, а Игорь Саввович трупом лежал на палубе и болел весь – от мизинца ноги до вихрастой макушки.
– Волокнистое растение – кукуруза! – сморщившись от боли, сказал Игорь Саввович. – Волокнистые листья в кроссвордах – всегда кукуруза…
– Правильно. Браво, Игорь Саввович, браво!
– Спасибо! Но, если можно, Сергей Сергеевич, разгадывайте кроссворд молча…
Валентинов разволновался:
– Ах-ах-ах! Простите, Игорь Саввович, я совсем забыл о вашей странной ране, или, если хотите, синяке на лице. Простите, пожалуйста!
Черт знает какие фокусы выкидывал главный инженер, если до сих пор делал вид, что не замечает состояния своего заместителя, а здоровенный фингал на скуле именует синяком. Валентинов вел себя до того естественно, что Игорю Саввовичу пришла в голову мысль: «А может быть, он на самом деле ничего не понял?» – но тут же устыдился такого предположения.
– Курорт на юге Франции… Забавно! Курорт? На юге Франции?
Комедия, боже! Какая комедия! Смертельно напиться на собственном дне рождения, разжиться великолепными синяками и фингалами, дойти до полного изнеможения – и все для того, чтобы, распластавшись на деревянном настиле палубы, сквозь боль, страх, тоску и отчаяние смотреть снизу вверх на родного папеньку Валентинова, отгадывающего кроссворд в журнале «Смена». Нога закинута на ногу, сомбреро сбито на затылок, из босоножек видны носки умопомрачительной расцветки; загорелое лицо сосредоточено, азартно подвижно от мысли и напряжения. А руки! Волосатые, большие, но с тонким запястьем, длинными пальцами; по одним только рукам было ясно, как любит жить и как жадно живет человек в белоснежном полотняном костюме. И этот человек – родня Игоря Гольцова, трупом лежащего у ног отца!
Зависть! Зависть, оказывается, была такой же острой, больной, таранящей, как и вспышки ненависти, которые страшили самого Игоря Саввовича. А человек, не знающий, что справа от него умирает родной сын, наслаждался жизнью, солнцем, водой, работой, предстоящей удачей, дурацким кроссвордом. Глядя в сияющие небеса, с блестящими от солнца и мысли глазами, он бормотал:
– Курорт на юге Франции? Шесть букв… Курорт на юге Франции! Предпоследняя буква «и». Забавно!
– Биариц! – зло выкрикнул Игорь Саввович и открыл глаза. – Уважаемый Сергей Сергеевич, не откажите в любезности посмотреть на дату выпуска журнала. Очень прошу!
Валентинов посмотрел на обложку журнала.
– Боже великий! Июль прошлого года! – воскликнул он, срывая с переносицы очки и пораженно глядя на Игоря Саввовича. – Вы помните прошлогодние кроссворды? Нет, действительно вы способны запомнить прошлогодний кроссворд? Пора-а-а-азительно, уникально! – Он размахивал журналом. – Ну а кто вот это? Герой романа «Как закалялась сталь»? Третья буква «у». Кто?
– Брузжак.
– Боже великий!
С забавной досадой Валентинов швырнул журнал за борт, расхохотавшись, переменил позу, то есть спрятал руки за спину, и теперь без кроссворда, заставляющего сосредоточиваться, главный инженер блаженно расслабился и от этого в добавление ко всему прочему еще и помолодел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Светлана, посмотри-ка, – совсем трезвея от удивления и шума, сказал Игорь Саввович. – Нет, ты только посмотри на них. Это же…
Он не закончил, так как длинный гитарист, внезапно оборвав песню, крикнул:
– Эй, ты, папаша! Сойди с дороги! Затопчем!
На трезвую голову Игорь Саввович, надо полагать, сразу бы понял, что «папаша» относится к нему, но сейчас оглянулся, чтобы посмотреть, к кому обращается верзила, и, так как переулок был по-прежнему пуст, Игорь Саввович недоуменно уставился на приближающихся гитаристов.
– Сойди с дороги, папаша, сойди! – устрашающе крикнул длинный. – Сметем, как муху, папаша!
Игорю Саввовичу еще раз померещилось, что за спинами гитаристов кто-то крался или просто шел, но это было мелочью перед тем, что Игорь Саввович, кажется, нашел приложение своей неистребимой жажде деятельности.
– Не надо кричать! – радостно улыбаясь, благожелательно и неторопливо обратился он к длинному парню. – Крик – оружие слабых, а вы сильный человек. Извольте понять: человеку, которого вы называете «папашей», обязаны вы, более молодые, уступать дорогу. В человеческом обществе, знаете ли, принято отдавать предпочтение старшим по возрасту, хотя в эпоху технической революции…
Волна пьяной доброжелательности, разнеженности, мягкости, любви ко всему сущему на свете бушующей стихией захлестывала Игоря Саввовича. Хотелось немедленно, на всю оставшуюся жизнь подружиться с гитаристами, зазвать парней и девушку в гости или пойти куда-то вместе с ними, попеть про Ваньку Морозова, как он «циркачку полюбил», и вообще, объединившись, идти дальше по жизни с ее радостями и печалями. Хотелось, обнявшись и целуясь напропалую, спрашивать: «А ты меня уважаешь? Вот спасибо! Я тебя тоже шибко сильно уважаю!»
– Что касается меня, друзья, – отечески вразумлял Игорь Саввович, – что касается меня, то слово «папаша» сегодня вполне приемлемо, хотя и с натяжкой. Мне сегодня стукнуло тридцать… А вы почему молчите? Мне хочется разго-о-ва-а-ри-вать! Очень!
Парни стояли неподвижно, оперевшись на гитары, смотрели на Игоря Саввовича с недоумением, точно на каменную стенку, которая по волшебству возникла на давно знакомой, исхоженной дороге. Они что-то неторопливо обдумывали, что-то тяжело соображали, трижды переглянулись, потом длинновязый – самый приятный из всех для Игоря Саввовича – укоризненно проговорил:
– Папаша, а ведь ты в стельку пьян! – Он ухмыльнулся. – Ты здорово поддавши, папаша. Можно на этом деле и пятнадцать суток схлопотать…
Гитаристы вдруг изменились. Они выглядели сейчас так, точно нашли наконец желанное, в поисках которого с раннего вечера исходили полгорода, лереорали все знакомые песни, сорвали голоса, истерзали струны дешевых гитар; они шли, пели, поднимали на ноги город, скучали и уже ни на что хорошее не надеялись, когда на обреченно-скучном пути возник Игорь Саввович – щедрый подарок судьбы.
– Папаша! – ласково склонив голову, сказал длинный. – Грубишь рабочему человеку… Эх, папаша, папаша!
– Игорь! – крикнула Светлана. – Берегись! Игорь!
Аккуратно уложив на землю гитары – девушка, вскрикнув, убежала, – трое медленно, улыбаясь и паясничая, двинулись к Игорю Саввовичу. Было видно, что сыгравшиеся гитаристы опытны в кулачных битвах – их движения были точно скорректированными и привычными; они на ходу устрашающе засучивали рукава.
– Игорь! Беги, Игорь!
Игорь Саввович машинально оттолкнул жену, трезвея до волнующей бодрости, вкрадчиво попятился, чтобы не обошли сзади, двигаясь неторопливо, снял пиджак, бросил на землю, принял боксерскую стойку.
– Папаша, убивать не будем, не боись! Наставим фонарей и пойдем спать.
Игорь Саввович с наслаждением заржал, но как раз именно в это мгновение длинная рука верзилы мелькнула в воздухе, Игорю Саввовичу пришлось отклониться – вместо лица кулак главы гитаристов угодил в плечо, и ровно через полсекунды верзила, переломившись пополам, взвыл от боли. Этого, однако, было мало – левая рука Игоря Саввовича снизу вверх нанесла привычный в такой ситуации удар в наклоненный подбородок. Длинновязый с криком упал и ударился головой об асфальт.
– Одна персона! – удовлетворенно заметил Игорь Саввович. – Ай-ай, как мне сегодня страшно!
Он все внимание сосредоточил на коротышке, понимая, как тот опасен – теннисный мяч, а не человек: и попасть трудно, и на ногах устойчив. Поэтому, наверное, Игорь Саввович не доглядел за молодцом среднего роста и немедленно получил удар в область солнечного сплетения, от чего перестал дышать, перед глазами поплыло, закружилось, и он сам не знал о том, что его ответный удар – сработала автоматика – пришелся коротышке в переносицу, а извернувшись, он одновременно с этим на лету поймал кулак парня среднего роста. Рывок на себя, переворот, удар коленом… и раздался такой крик, – что в ушах зазвенело. Игорю Саввовичу после крика показалось, что в переулке сделалось светло, как днем.
– Игорь! – крикнула Светлана.
Оказывается, коротышка оклемался и, несмотря на то, что из носа струей била черная кровь, шел на Игоря Саввовича с гитарой, держа ее в руках, как молот. Игорь Саввович начал лениво отступать назад, то есть до стены дома. Он уперся в нее спиной, и коротышка радостно ощерился: «папаша» сам угодил в западню. Со звоном описав дугу – Игорь Саввович мгновенно отклонился, – гитара врезалась в стену, разлетелась на мелкие части, а коротышка, потеряв равновесие, начал падать вперед и, естественно, наткнулся на кулак Игоря Саввовича, который опять радостно заржал, наблюдая, как коротышка медленно опускался на землю. Он делал это так, точно сонный укладывался спать.
– Вторая персона лежит под ногами! А третья где?
Парень среднего роста исчез. Длинный гитарист лежал в прежней позе, коротышка едва ворочался, и осталось произвести чисто техническую работу: разбежавшись, вскочить на первую из гитар, протанцевать на ней дикарский танец, что Игорь Саввович сделал немедленно. Он вспрыгнул на гитару верзилы, с треском и звоном струн расплющил ее, потом то же самое сделал с другой гитарой и вздел руки с торжественным криком:
– Слава! Чемпионом города Черногорска остался Игорь Гольцов, средний вес… Поздравим победителя.
Дрожащая от страха, задыхающаяся Светлана бросилась к мужу, прижалась. Она не могла выговорить ни слова, только мычала, мотала головой, и он снисходительно гладил жену по горячей щеке.
– Перестань, перестань. Вот дуреха!
Большой дом осветился почти весь, с первого этажа до последнего; поэтому Игорю Саввовичу и показалось, что стало светло как днем. Люди высовывались в окна, полураздетые, торчали на балконах, и кто-то уже бежал, кричал, махал руками…
– Пошли, мамаша! – хохоча, воскликнул Игорь Саввович. – Папаша здорово хочет спать. Па-па-ша баиньки хочет… – Он опять начал пьянеть. – Эй, мамаша, кому говорят, идти надо… А хочешь, я тебе чего-нибудь спою. Хочешь, я тебе спою песню скворца? Ну, этого, который у… который у Валентинова. «Любовь – кольцо, а у кольца начала нет и нет конца…»
Он качался, почти падал, снова ничего не видел, не слышал, не понимал. Сгибаясь под тяжестью, Светлана тащила на себе окончательно опьяневшего мужа: тащила его так, как это делали женщины в ее родной деревне, – с терпеливым и рабочим лицом.
Глава четвертая
Командировка
Нос сильного быстроходного катера в зеленоватое шампанское сбивал темную обскую воду, чайки не отставали, кружились и орали так жалобно, словно в трюмах катера увозили всю рыбу. Спаренные дизели реактивно выли, водяной бурун клубился водопадом, а Игорь Саввович хотел только одного: сунуть насовсем голову в холодную обскую воду. Голова у него не болела – голова у него треснула, разделилась на несколько частей, а вот каждая часть уже болела по-особенному. Затылок пронзали тонкие стальные спицы, лоб казался раскаленным, лобные доли, казалось, кровоточили.
Утром Светлана с трудом поставила Игоря Саввовича на ноги, посадила в ванну, отмочив немного, напоила густым, точно мед, кофе. Она помогла полуживому мужу надеть командировочные доспехи, проводила до машины и поцеловала нежно. Шофер дядя Вася, увидев «шефа» в непотребном состоянии, без согласования завез Игоря Саввовича на рынок, напоил огуречным рассолом.
Вчерашнего Игорь Саввович Гольцов совсем не помнил: ни того, что творил в особняке Карцева, ни дороги домой, ни драки, во время которой он, протрезвев, одержал внушительную победу. Странно, но весь вчерашний день тоже совершенно стерся из памяти. Он, например, до сих пор не мог вспомнить, почему ругался с управляющим Николаевым. Игорь Саввович знал, конечно, что вчера он безобразно напился, но жил только тем, что происходило сейчас, – своими неимоверными страданиями и тем, что слева, на той же носовой палубе катера, где лежал распятым Игорь Саввович, сидел в низком кресле из металла и поролона главный инженер Сергей Сергеевич Валентинов в сверкающем белизной полотняном костюме, в сомбреро с яркой лентой да еще с журналом «Смена» в руках. Он, видите ли, вышел насладиться солнечным днем и стремительным бегом по родной Оби своего персонального катера «Лена».
– Растение с волокнистыми листьями… – бормотал Валентинов, прищуриваясь в небесные высоты. – Интересно, интересно… Забавно!
За три-четыре часа быстроходная «Лена» успела из Роми выскочить на вольный Обский плес, берега делались с каждым километром все ниже и пустынней, сосны и кедры исчезали, уступая берега кустам ивняка и чернотала; все чаще левый или правый берег походил на прекрасный искусственный пляж – это и были так называемые пески, знаменитые места, пригожие для ловли рыбы гигантскими стрежевыми неводами. Да, под килем прекрасного катера бурлила великая сибирская река, а Игорь Саввович трупом лежал на палубе и болел весь – от мизинца ноги до вихрастой макушки.
– Волокнистое растение – кукуруза! – сморщившись от боли, сказал Игорь Саввович. – Волокнистые листья в кроссвордах – всегда кукуруза…
– Правильно. Браво, Игорь Саввович, браво!
– Спасибо! Но, если можно, Сергей Сергеевич, разгадывайте кроссворд молча…
Валентинов разволновался:
– Ах-ах-ах! Простите, Игорь Саввович, я совсем забыл о вашей странной ране, или, если хотите, синяке на лице. Простите, пожалуйста!
Черт знает какие фокусы выкидывал главный инженер, если до сих пор делал вид, что не замечает состояния своего заместителя, а здоровенный фингал на скуле именует синяком. Валентинов вел себя до того естественно, что Игорю Саввовичу пришла в голову мысль: «А может быть, он на самом деле ничего не понял?» – но тут же устыдился такого предположения.
– Курорт на юге Франции… Забавно! Курорт? На юге Франции?
Комедия, боже! Какая комедия! Смертельно напиться на собственном дне рождения, разжиться великолепными синяками и фингалами, дойти до полного изнеможения – и все для того, чтобы, распластавшись на деревянном настиле палубы, сквозь боль, страх, тоску и отчаяние смотреть снизу вверх на родного папеньку Валентинова, отгадывающего кроссворд в журнале «Смена». Нога закинута на ногу, сомбреро сбито на затылок, из босоножек видны носки умопомрачительной расцветки; загорелое лицо сосредоточено, азартно подвижно от мысли и напряжения. А руки! Волосатые, большие, но с тонким запястьем, длинными пальцами; по одним только рукам было ясно, как любит жить и как жадно живет человек в белоснежном полотняном костюме. И этот человек – родня Игоря Гольцова, трупом лежащего у ног отца!
Зависть! Зависть, оказывается, была такой же острой, больной, таранящей, как и вспышки ненависти, которые страшили самого Игоря Саввовича. А человек, не знающий, что справа от него умирает родной сын, наслаждался жизнью, солнцем, водой, работой, предстоящей удачей, дурацким кроссвордом. Глядя в сияющие небеса, с блестящими от солнца и мысли глазами, он бормотал:
– Курорт на юге Франции? Шесть букв… Курорт на юге Франции! Предпоследняя буква «и». Забавно!
– Биариц! – зло выкрикнул Игорь Саввович и открыл глаза. – Уважаемый Сергей Сергеевич, не откажите в любезности посмотреть на дату выпуска журнала. Очень прошу!
Валентинов посмотрел на обложку журнала.
– Боже великий! Июль прошлого года! – воскликнул он, срывая с переносицы очки и пораженно глядя на Игоря Саввовича. – Вы помните прошлогодние кроссворды? Нет, действительно вы способны запомнить прошлогодний кроссворд? Пора-а-а-азительно, уникально! – Он размахивал журналом. – Ну а кто вот это? Герой романа «Как закалялась сталь»? Третья буква «у». Кто?
– Брузжак.
– Боже великий!
С забавной досадой Валентинов швырнул журнал за борт, расхохотавшись, переменил позу, то есть спрятал руки за спину, и теперь без кроссворда, заставляющего сосредоточиваться, главный инженер блаженно расслабился и от этого в добавление ко всему прочему еще и помолодел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62