У ворот их поджидали профессор Перен, двое санитаров, все в белых халатах и электрокар, на котором лежало угловатое тело, облаченное в черный полиэтиленовый мешок, тело, долгие годы принадлежавшее месье Мартену по прозвищу Делу. Двое полицейских переместили его на носилки, понесли к вертолету. Судья Данцигер и следователь, фамилию которого Мегре никак не мог запомнить, с минуту поговорив с профессором, пошли по дорожке к служебному входу в «Эльсинор». За ними увязался Люка, неизвестно откуда взявшийся.
– А… Прятался за Персефоной, – догадался комиссар, посмотрев на скульптуру обнаженной богини, более других им оцененную за тонкость линий и точность форм. Когда судебно-правовая делегация приблизилась к зданию, Мегре отступил от окна: судья и следователь могли увидеть его в ночной рубашке и помахать рукой, как безмужней роженице, всеми забытой в родильном доме. Но ни судья, ни следователь не посмотрели в его окно, хотя, несомненно, знали, за которым из них бригадный комиссар обитает.
Сердце Мегре болезненно сжалось. Он понял: ни он, ни результаты проводимого им расследования их не интересуют, потому что они нашли преступника.
Назначили.
Положив таблетку нитроглицерина под язык, комиссар посидел на диване, пристально разглядывая репродукцию картины Эжена Делакруа «Битва при Тайбуре» – она висела на стене напротив. В очередной раз, не идентифицировав на ней ни единого трупа, решил вести себя как обычно. То есть, фыркая, умыться, почистить зубы, плюя на неоднократные призывы профессора чистить зубы после еды, а не сна, сделать упражнения, предписанные врачом по физической реабилитации, одеться в лучший костюм – серый, в полоску, из отличной английской шерсти – сходить на процедуры и завтрак.
Одевшись, Мегре постоял у окна. Вертолет сиротливой стрекозой сидел на отчаянно зеленевшей посадочной площадке. Сразу за ней начиналось кладбище, уходившее, казалось, к самому горизонту.
– И кому только пришло в голову устраивать посадочную площадку рядом с погостом?.. – подумал комиссар, скользя взглядом по череде могильных холмиков, пришпиленных к земле крестами. – Тому, кто не боится смерти?
Подойдя к двери, он вспомнил визит Карин Жарис и не сразу ее открыл.
11. Иосиф Каналь!
С самого первого дня сотрапезником Мегре, конечно же, стал Люка. Как только комиссар сосредоточенно принялся за суп с фрикадельками – он всегда ел суп по утрам, – тот промямлил:
– Плохие новости, комиссар.
– В самом деле? – глянул Мегре по возможности беззаботно.
– Да. Убийца Делу найден. И арестован.
– Похоже, нас опередили, – дивизионный комиссар, не сумев изобразить ни хорошего настроения, ни, хотя бы, равнодушия, отодвинул тарелку в сторону. Да так резко, что суп маленьким цунами пролился на скатерть.
– Нет, не опередили… – с трудом оторвал глаза Люка от кусочка телятины, выпрыгнувшего вместе с толикой супа.
Мегре посмотрел вопросительно.
– Вы, как мне кажется, подозревали другое лицо. – Сказав это, Люка, осужденный профессором на пожизненное вегетарианство, вяло принялся за овсянку с зеленым изюмом.
– И кто же этот бедняга? Я имею в виду, кого они назначили преступником?
– Месье Бертрана из 316-ой, – посмотрел Люка в свою записную книжку. – Следователь Лурье, которому поручено это дело, провел предварительное расследование и выяснил, что под этим именем скрывался хорошо известный вам Иосиф Марк Каналь…
– Иосиф Марк Каналь или Каналетто, бывший портной и серийный убийца?! – воскликнул Мегре, вспомнив человека не раз от него ускользавшего, в последний раз с распоротым животом.
– Да. Я слышал это своими собственными ушами. Стоя за Персефоной… – чуть покраснел потомственный аристократ.
– Каналь, бывший портной и серийный убийца, небрачный сын А., профессора восточных философий, ставшего первой жертвы серии, – проговорил Мегре разочаровано. – Не может быть…
Комиссар огорчился чрезвычайно. Котлета а ля Рабле, за которую он принялся, застонала от яростных движений его ножа. По крайней мере, Люке показалось, что застонала.
Месье Бертрана, попавшего в санаторий после геморрагического инсульта (по словам Аннет Маркофф) и сидевшего за дальним столом, но прямо перед глазами, комиссар видел трижды в день, да несколько раз сталкивался с ним в большой гостиной и зимнем саду. И каждый раз его память рефлекторно напрягалась. Да, напрягалась, но не настолько, чтобы узнать в этом довольно невзрачном и необщительном человеке известного преступника, фотография которого уже как десять лет красовалась на соответствующих стендах всех полицейских участков Франции, всех ее департаментов и заморских территорий.
«Да, размяк я в санатории… – укорил себя Мегре, но тут же простил: – Впрочем, инсульт и время, пусть ненамного, но изменили его лицо».
– Во всяком случае, – продолжал Люка, – судья Данцигер счел возможным доложить министру об успехе.
– А что месье Бертран? Признался? – спросил комиссар уже спокойно – котлета была, как всегда, отменной и, главное, лучше по вкусу, чем такая же неделю назад.
– Признался. И добавил в эпилоге, что самая во… Гм, самая дурно пахнущая марсельская тюрьма предпочтительнее этой разящей формалином дыры. Дыры, в которой иные врачи изощреннее завзятых садистов.
– Думаю, в тюрьму он не вернется… – покачал головой Мегре.
– В психушку определят? – аристократ Люка позволял себе простонародные слова и выражения, чтобы, как он сам говорил, вконец не заделаться снобом.
– Я в этом не сомневаюсь, – улыбнулся комиссар, вспомнив всамделишного инспектора Люку. При Мегре инспектора. А ныне полноправного комиссара Люку, сидевшего сейчас в его кабинете на набережной Орфевр, сидевшего на его месте и курившего трубку, со слезами у него выпрошенную при расставании. Как они не похожи!
Мегре знал, что месье Бертран – притча во языцех и первейший любимец эльсинорских сплетников – слывет в санатории чемпионом по количеству назначенных ему таблеток, инъекций и процедур, в том числе, ежедневных кишечных душей. Это чемпионство бывшему портному во многом обеспечили своеобразные привычки. После ливней, например, он в совершенном забытьи часами давил каблуком дождевых червей, выползавших на парковые дорожки из затопленных своих нор, а вечера коротал, сшивая заново костюмы и прочую верхнюю одежду (не всегда личную, но украдкой заимствованную), собственноручно распоротую перед тем до последней нитки. Но самым важным из того, что комиссар знал об Иосифе Марке Канале, скрывавшимся под именем месье Бертрана, было то, что он непричастен. Непричастен к смерти Мартена Делу.
Закончив с котлетами, Мегре попросил принести ему кофе. Лиз-Мари, явившаяся с дымящейся чашечкой, сказала, что профессор Перен настоятельно просит господина Мегре как можно скорее посетить его кабинет.
12. Крошка Рейчел
Мегре решил вести себя сообразно своему положению. Лечащий врач попросил его явиться на прием?
Отчего нет? Пожалуйста!
Войдя в кабинет, он не увидел ни судьи Данцигера, ни следователя, имени которого никак не мог запомнить, хотя Люка называл его только что в столовой, ни даже серийного убийцу Иосифа Каналя, скрывавшегося под именем пациента Жана Бертрана. Он увидел одного лишь профессора Перена.
– Профессор, – покашляв, обратился он к единственному человеку в комнате, – вчера вечером старшая медсестра Вюрмсер принесла беленькие такие таблетки с насечками крест-накрест, но так и не смогла разъяснить мне, от чего они. Не могли бы вы просветить меня? Ведь вы сами как-то заметили: если принимаешь таблетки от болей в коленях, надо знать, что они от болей в коленях, а не то ни черта они не помогут.
– Таблетки эти от болей в коленях, – невозмутимо сказал профессор Перен.
Судья Данцигер поморщился – он знал: если кто ерничает, дело пойдет туго.
Серийный убийца Каналь, сидевший в кандалах и наручниках, осклабился, похлопал в ладоши, как мог.
Прямолинейный следователь Лурье посмотрел неодобрительно: нехорошо, под больного косит комиссар.
– Мы, собственно, пригласили вас, чтобы поставить точки над i, – кисло сказал судья Данцигер, в предвкушении завтрака Рабле отказавшийся от вареных яиц супруги (восемь тысяч сто первого и восемь тысяч сто второго с тех пор, как эту женщину стали называть мадам Данцигер).
– О, я знаю, в Эльсиноре они закончились в прошлую пятницу. И вы, конечно, привезли их на своем вертолете.
– Что закончилось? Что привез? – не понял судья.
– Точки над i.
– Ах, вы шутите! Ну, шутите, шутите, это никому не помешает и не поможет, – посмотрел Данцигер колюче. – Так вот, пять минут назад пилот вертолета сообщил мне, что, ввиду неблагоприятных погодных условий в районе аэропорта, разрешение на взлет ему не дают, и таковое он может получить лишь часа через два. И мы решили использовать это время для расстановки этих самых точек. Вы, комиссар, проводили личное расследование, проводили по нашей просьбе, и успели составить мнение. И потому, дабы вам не пришло в голову, потакая своим амбициям, будоражить общественность, – судья сделал паузу, – общественность этого лечебного заведения, мы решили повторить в вашем присутствии допрос месье Каналя-Каналетто. Присядьте, пожалуйста, комиссар.
Мегре грузно сел на стул, заранее для него поставленный справа от входной двери. Вынул из кармана пиджака беленькую таблетку с насечками крест-накрест, проглотил. Затем, заложив руки за спинку стула, принялся рассматривать толстую, с золотым теснением книгу, лежавшую на столе профессора. Книга называлась «Мистические ритуалы: мифы и реальность».
– Итак, начинайте, Лурье, – воссел истуканом судья.
Мегре несколько раз повторил про себя: «Следователь Лурье, следователь Лурье, следователь Лурье».
– Гражданин Каналь… – начал тот, – расскажите, что вы делали в лесопарке санатория вечером семнадцатого числа сего месяца.
– Опять театр! – скривил рожу серийный убийца, перестав добывать серу из ушей. – Что делал, что делал… У вас там все записано, вот и читайте, а я вам не долбанный попугай, чтоб третий раз повторять!
– Говорите, Бертран! – стукнул кулаком по столу вмиг вспыхнувший Перен.
– Ладно, хозяин, скажу… – подобострастно посмотрел Каналь, побаивавшийся профессора. – В общем, три дня назад давил я гадов ползучих в лесопарке у дальней калитки – там их тьма тьмущая вылезает. И тут этот псих из лесу нарисовался, проволочку из кармана вынул и стоит себе, замок открывает. Я – ноль внимания, мне плевать, стою, давлю себе. Он калитку открыл, ко мне двинулся, довольный, как новенький луидор, корзинка берестяная в руках, будто по грибы собрался. Подошел, стал смотреть, потом раздавил пару червяков, головой кисло помотал: «Не, не то – кайфа маловато», и пошел себе, как я понял, к бане. Воротился оттуда в сумерках – червяков уже почти не было видать – покурил рядом, потом заплевал окурок и усмехнулся, подленько так: «А я ведь тебя, гроза червяков, знаю. Видел твою фотку на Мартинике у дверей тамошней кутузки. Ты ведь Каналь, сраный итальяшка и серийный убийца?» Ну, я, конечно, осерчал – ведь с Корсики я, не макаронник – и вспорол ему брюхо снизу доверху, благо перо у меня всегда под рукой…
– А где вы взяли нож? – спросил профессор, вынув из кармана свою серебряную коробочку и проглотив очередную пилюлю.
– Как где?! В столовой реквизировал, куда серьезному человеку без пера?
– Лурье, предъявите комиссару улику, – сказал Данцигер следователю.
Следователь достал из кейса целлофановый пакет, содержавший заточенный под финку столовый нож с ручкой слоновой кости. Мегре грузно встал, взял пакет, повертел в руках, вернул следователю.
– Да, убийство совершено примерно таким ножом… Заточен прилично. Таким с бифштексом в минуту справишься, не то, что с теми, что подают в столовой.
– Вот и хорошо, – заулыбался Данцигер – у него вовсю сосало под ложечкой.
– Но, судья, позвольте задать вопрос: а как же камни? – скомкал Мегре его улыбку. – Как белые нитки, наконец?
– Ну, с нитками понятно, комиссар, – махнул рукой профессор. – Страсть месье Бертрана к шитью известна всем.
Судья посмотрел на часы и потребовал:
– Рассказывайте, Каналь, как камни оказались в чреве Мартена Делу. Да живее, живее…
– Вы, комиссар, могли бы догадаться… – тепло посмотрел серийный убийца на Мегре. – Помнете, летом 79-го вы застукали меня с Тибо-медвежатником на задах кафе? Ну, того, что на улице Соваж? Увидев вас, я пропустил удар…
– Помню, – сказал Мегре. – У тебя кишки, считай, вывалились, но ты, тем не менее, улизнул.
– Да, ушел. И знаете, месье комиссар, кто мне помог?
– Кто?
– Крошка Рейчел.
– Крошка Рейчел?! Не может быть! – молодому Мегре нравилась эта кроткая маленькая официантка, чем-то похожая на юную Грету Гарбо. И он частенько заглядывал в ее кафе пропустить стаканчик-другой. И тогда, преследуя Каналя, он и подумать не мог, что маленькая Рейчел прячет бандита в своей комнатке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58