Они остались одни.
– Послушайте, Холмс, – сделав паузу, начал высвобождать накопившиеся мысли Ватсон. – Если Эльсинор есть форпост будущего, то его творцы должны знать, чем все кончится. Ведь для них уже все случилось.
– Не факт, – криво улыбнулся Холмс. – Незнание будущего – кардинальная движущая сила человеческого общества. Творимый Бог не может этого не знать. Если мы с вами, а также президенты и короли, проститутки и девственницы поимеем возможность знать будущее, то все, утратив мотивацию, утратив веру в лучшее, обратимся в баранье стадо, и мир погибнет. Помните Карин Жарис? Она говорила Мегре, что люди, ушедшие в будущее, не то что бы общаются с собой, еще не ушедшими, но могут ориентировать их действия. Из этого можно заключить, что Перен, ушедший в будущее, каким-то образом ориентировал Перена еще не ушедшего, и сейчас ориентирует, может быть, нас. Так что, скорее всего, – слава Кристаллу! – мы с вами живем в вероятностном мире, и потому обязаны не ждать, а действовать.
– Подождите, подождите, вы что, хотите сказать, что Мегре и Пуаро, вернувшиеся в Эльсинор садовниками, не знали, что будет? Не знали, о предстоящем расстреле?
– Они знали лишь то, что все кончится неплохо, ибо все или почти все обитатели Эльсинора получают бессмертие. А бессмертие превращает жизнь в балаган, на подмостках которого коварно предают, протыкают копьями, травят ядом или просто делают навеки несчастными, потом занавес падает, чтобы вновь подняться и показать зрителям ликующих лицедеев. И потому, мой друг, все дело в финале. В финале не отдельной постановки, а бесконечного театрального сезона. Чем он кончится? Победит себя Человечество или себе проиграет, вот в чем вопрос…
– Понимаю, Холмс… В мире, в котором нет личной смерти, главным становится главное. А с другой стороны, что такое герой, идущий на смерть, зная, что непременно воскреснет? Так все станут героями.
– Не станут Ватсон. Одни люди панически боятся даже легкого ожога, другие по натуре ни в коей мере не герои, третьи вовсе считают героизм глупостью.
– А знаете, в этом определенно что-то есть, – помолчав минуту, сказала кукла.
– Что есть? В чем?
– Знаете, многих людей, ну, писателей, особенно с воображением, интересует тема смерти, убийства, чудовищного предательства. Они исписывают сотни страниц, пытаясь себе все это представить. А в будущем мире все можно испытать на себе. Можно убить, сесть на кол, подвергнуться насилию, прыгнуть или толкнуть в бездну… Многим это может понравиться.
– Гм… Возможно, вы правы. Однако хватит философий, пора завтракать. Вы что-нибудь съедите?
– Спасибо, мой друг, я лучше вздремну. Разбудите меня, когда насытитесь.
– Непременно, Ватсон, – сглотнул слюну Холмс, решив начать с овсянкой кашки с зеленым изюмом.
6. Дело на одну трубку
Шерлок позавтракал, посидел в задумчивости, обозревая опустевшие тарелки. Встал, достал из шкафа потрепанную коробочку из-под бритвы. Вернулся в кресло, взял одну из карточек, стал читать.
– Как же я сразу этого не понял… Это же дело на одну трубку, – кинулся будить Ватсона.
– Судя по вашему взгляду, вы что-то важное открыли? – спросил тот, зевая.
– Да, открыл. Я понял, что профессор делает со своими пациентами и трупами, которые ему привозят. И все моментально стало на свои места.
– Что именно?
– Знаете, что больше всего удивляло комиссара Мегре?
– Что?
– Камни в брюшной полости Мартена Делу. И он, в конце концов, понял, как они там очутились.
– Как?
– Дело было так. Садовник Катэр выследил и убил Мартена, распорол ему живот снизу доверху. Убил, когда тот, посетив в известных целях мадам Пелльтан, возвращался вечером в свою лесную сторожку. Убил, закопал и по дороге домой наткнулся на… Догадайтесь, Ватсон, на кого он наткнулся?
– На профессора Перена?
– Глупости, Ватсон! Он наткнулся на… Впрочем, предлагаю для того, чтобы все увидеть воочию, воспользоваться новым методом, открытом мною в этом санатории, в санатории, в котором ожившие мертвецы умирают, чтобы жить вечно среди всех когда-либо живших людей…
– Вы нашли способ получения сведений от почивших свидетелей и участников Эльсинорских драм?! – воскликнул Ватсон.
– Верю, что нашел, ибо видел в своих прострациях, но не понимал. Давайте, усядемся удобнее в наших креслах, закроем глаза, я уйду умом в окружающее нас прошлое, и буду выцеживать из него все то, что имеет отношение к тому, что случилось в лесопарке Эльсинора 17 октября тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года.
– Выцеживать?
– Да, выцеживать цедилом имеющихся в нашем распоряжении лоскутных фактов.
– Давайте, – сказал Ватсон, устроился удобнее в кресле, закрыл глаза и принялся слушать. Холмс достал из кармана воображаемый пузырек с белым порошком, нюхнул и, откинувшись на спинку, принялся рассказывать.
7. Он не оплошал
Катэр заправлял топор на точильном станочке.
– Мартена надо убрать, – сказал отец Падлу, черной тенью сидевший за столом. – Пока он не надул этих дамочек.
В хижине сообщника Падлу позволял себе быть разговорчивым.
– Может лучше сжечь лабораторию?
– Вы что порете?! – привстал священник. – Эта лаборатория – главная цель господина N!
– Понимаю. Чтобы стать президентом Франции, ему надо прожить лет триста, – оттестировав топор подушечкой большого пальца топор, Катэр отложил его и принялся самозабвенно точить нож.
– Хватит болтовни. Повторите установку.
– В третий раз?
– Да!
– Сегодня примерно в 10 вечера Мартен Делу уйдет от мадам Пелльтан. Я должен подстеречь его у дальней калитки, зарезать ножом и закопать в яме, которую вырыл вчера. Потом мне следует хорошо почиститься и иди к себе окольными тропами.
– Все верно. Бог вам в помощь, – поднялся отец Падлу с места. – Утром жду детального отчета.
Внимательно поглядев в простодушные глаза сообщника, он ушел, не затворив за собою двери.
Мартен Делу шел к себе, счастливый, душа его пела. Николь была просто чудо, с каждым новым посещением он все больше и больше в нее влюблялся. В нее и эти чудесные капустные пирожки, такие же вкусные, как материнские. В лесу, невдалеке от калитки, Катэр сзади захватил беднягу за горло, ткнул ножом под ребро. Мартен мешком осел на землю. Воровато осмотревшись, садовник потащил труп к яме. Спустя пятнадцать минут он заметал следы сосновым лапником. Уже направляясь к себе, невдалеке от «Трех Дубов», увидел человека, – в руке корзинка, – шедшего навстречу по тропинке. Было уже темно, и Катэр узнал его лишь когда тот приблизился вплотную. Это был Мартен Делу…
– Ах, это вы, месье Катэр? – обрадовался тот. – А я испугался.
– Испугались?.. – с трудом выдавил садовник, сердце которого рвалось к итальянской границе.
– Знаете, минут сорок назад мне показалось, что меня ударили ножом в спину…
– Ударили ножом в спину?! – вконец омертвел садовник.
– Да, ткнули ножом в спину, а потом закопали.
«Он – зомби. Профессор зомбировал Мартена, – подумал Катэр, стремительно потея. – А зомби просто так не убьешь!» Кое-как взяв себя в руки, он сказал не своим голосом:
– Значит, вы выбрались из могилы…
– Как видите…
Если бы Мартен сказал это злорадно, Катэр убежал бы в лес, спрятался где-нибудь под корягой и до утра дрожал от страха. Но Мартен сказал это, пожав плечами, как слабый человечишка, и получил удар ножом в живот, распоровший его снизу доверху. Затем, уверенный, что имеет дело с зомби, способным зловредствовать с разверстым брюхом, садовник оттащил его в кусты, набросал во чрево бедняги булыжников из корзины – чтоб не бегал, дважды убитый, зашил (чтобы подумали на Каналя), забросал труп хворостом, и бросился к себе в хижину. Уже подходя к ней, увидел в свете луны прощавшуюся парочку. Разглядев в девушке Люсьен, а в мужчине – Мартена Делу, Катэр чертыхнулся, вернулся в лес. Через час, уже в темноте третий Лу был убит, расчленен, и по частям захоронен в норах Кроличьей поляны.
8. Выросли ноги!
– Так значит, профессор научился реплицировать людей? – спросил Ватсон, когда Холмс замолк.
– Видимо, да. Из этических соображений, либо по просьбе женщин он изготовил две реплики Мартена. И мадмуазель Генриетта, мадам Пелльтан и Люсьен спали не с одним Делу, но индивидуальными.
– Значит, он все же научился… – проговорил Ватсон заворожено.
– А давайте посмотрим, один из эпизодов?
– Давайте, – устроился в кресле Ватсон.
Холмс энергично нюхнул из пузырька, откинул голову. Спустя минуту он монотонно говорил:
– Я вижу вертолетную площадку, на которую садится вертолет. В нем цинковый гроб. Два человека, Данцигер и Лурье, грузят его на электрокар, везут к Эльсинору. Вот гроб уже в глубоком подвале в секретной операционной. Его вскрывают, переносят тяжелый труп на стол. Перен, решает, что покойник оживляем, начинает оперировать. Копается в печени, сердце, простате, меняет кровь, еще что-то.
– Он жив! – на пятом часу операции восклицает девушка за пультом.
– А как же, – самодовольно отвечает Перен, продолжая копаться в человеке.
Проходит неделя. Человек лежит, опутанный проводами и трубками. Он в бессознательном состоянии. Сутками напролет вокруг копошатся люди в белых халатах, жужжат аппараты, булькают капельницы. В одной из них раствор, изготовленный на основе си-си-эйч. На вторую неделю человека помещают в герметичную полупрозрачную капсулу, напоминающую котел с крышкой, напускают в нее голубую жидкость. Затем красную. Проходит какое-то время, человека вынимают, кладут на стол. Спустя какое-то время он оживает. Ба! да это же старина Мегре! Вот комиссар уже в своей палате, смотрит в окно, думая, что он за человек. Тем временем вертолет привозит другой труп. Это человек по фамилии Лекок, лишившийся в автокатастрофе ног, а вместе с ними – и жизни. Перен качает головой – этого хирургическим путем не оживить. Лекока помещают в капсулу. Напускают в нее голубую жидкость. Затем, откачав ее, красную. Через три дня – голубую, ту самую, в которой три дня пребывал Мегре. Как только жидкость обесцвечивается – на это уходит неделя – напускают красную, тоже от Мегре. И вот, все кончилось – готовится извлечение тела. Это торжественный момент, и потому у всех в руках бокалы шампанского. Лежанка выезжает из капсулы. Господи, Ватсон! У Лекока выросли ноги! И он дышит! Вот это профессор! Вот это Перен! Все этому аплодируют, медсестра снимает с лица человека марлевую повязку. Боже мой! Он как две капли воды похож на тридцатилетнего комиссара! Вот дела! Профессор превратил жертву автокатастрофы во второго Мегре! И, похоже, для нашего Лекока это вовсе не конец: жидкости, в которых его вымочили, отправлены в холодильник. И, как только поступит очередной труп, Лекок воплотится.
Очувствовавшуюся копию Мегре окружают герои выигранного сражения со смертью. Поздравляют, похлопывают по плечу. Говорят, что время теперь над ним не властно. Наливают шампанского. Однако новенькому не по себе. Он постоянно озирается, ибо что-то странное слышит и чувствует. Профессор говорит, что это нормально.
– Между вами, двумя Мегре, чувственная связь, похожая на связь меж однояйцовыми близнецами, только сильнее, – сообщает он. – Она поможет вам стать настоящим Мегре.
– Это будет всегда? – спрашивает глазами Мегре, не умеющий еще говорить.
– Нет. Первый Мегре скоро умрет.
– Почему?!
– Видите ли, мы его починили, починили, как могли, чтобы получить эссенцию, трансформировавшую Лекока в вас. Но, сами понимаете, изношенный организм восстановить на сто процентов невозможно, максимум на четверть. Но вы не огорчайтесь. Как только он умрет, мы превратим его в новехонького Лекока, и гуманизм восторжествует.
Второй Мегре безмолвно радуется. Занавес падает.
– Ну, как вам мой рассказ? – закурив трубку, спросил Холмс товарища. Ватсон раскрыл глаза, промямлил:
– Похож на небылицу. Этот котел с крышкой, в которой Перен оживлял Мегре, напомнил мне утятницу. И еще котел бога Брана из кельтских мифов. Из него павшие воины выходили воскресшими, но немыми.
– Вполне возможно, я что-то присочинил. Однако все остальное – правда.
– А этот подвал мадмуазель Генриетты? Вы ничего о нем не сказали…
– Вы же знаете, Ватсон…
– Что я знаю?
– О моем отношении к этим штучкам с заведением одного полового органа в другой или куда придется… Это скабрезно на мой взгляд.
– Хорошо, не будем об этом. Скажите мне, Холмс, вы уверены, что все это в действительности происходило в Эльсиноре?
– Так легли факты в окружающем нас прошлом, мой друг. Факты, почерпнутые интеллектом из коробки, когда-то бывшей пристанищем электробритвы.
– Да, пожалуй, они не могли лечь иначе, – согласился Ватсон поразмыслив. – Но объясните, почему всамделишный Мегре не изложил их на сборище у мадмуазель Генриетты? Почему он предпочел участвовать в фарсе, устроенном профессором?
– Все просто. Профессор вынужден был устроить фарс, чтобы агенты господина N. не узнали деталей его деятельности, в частности, то, что он вытворяет со своими пациентами и трупами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– Послушайте, Холмс, – сделав паузу, начал высвобождать накопившиеся мысли Ватсон. – Если Эльсинор есть форпост будущего, то его творцы должны знать, чем все кончится. Ведь для них уже все случилось.
– Не факт, – криво улыбнулся Холмс. – Незнание будущего – кардинальная движущая сила человеческого общества. Творимый Бог не может этого не знать. Если мы с вами, а также президенты и короли, проститутки и девственницы поимеем возможность знать будущее, то все, утратив мотивацию, утратив веру в лучшее, обратимся в баранье стадо, и мир погибнет. Помните Карин Жарис? Она говорила Мегре, что люди, ушедшие в будущее, не то что бы общаются с собой, еще не ушедшими, но могут ориентировать их действия. Из этого можно заключить, что Перен, ушедший в будущее, каким-то образом ориентировал Перена еще не ушедшего, и сейчас ориентирует, может быть, нас. Так что, скорее всего, – слава Кристаллу! – мы с вами живем в вероятностном мире, и потому обязаны не ждать, а действовать.
– Подождите, подождите, вы что, хотите сказать, что Мегре и Пуаро, вернувшиеся в Эльсинор садовниками, не знали, что будет? Не знали, о предстоящем расстреле?
– Они знали лишь то, что все кончится неплохо, ибо все или почти все обитатели Эльсинора получают бессмертие. А бессмертие превращает жизнь в балаган, на подмостках которого коварно предают, протыкают копьями, травят ядом или просто делают навеки несчастными, потом занавес падает, чтобы вновь подняться и показать зрителям ликующих лицедеев. И потому, мой друг, все дело в финале. В финале не отдельной постановки, а бесконечного театрального сезона. Чем он кончится? Победит себя Человечество или себе проиграет, вот в чем вопрос…
– Понимаю, Холмс… В мире, в котором нет личной смерти, главным становится главное. А с другой стороны, что такое герой, идущий на смерть, зная, что непременно воскреснет? Так все станут героями.
– Не станут Ватсон. Одни люди панически боятся даже легкого ожога, другие по натуре ни в коей мере не герои, третьи вовсе считают героизм глупостью.
– А знаете, в этом определенно что-то есть, – помолчав минуту, сказала кукла.
– Что есть? В чем?
– Знаете, многих людей, ну, писателей, особенно с воображением, интересует тема смерти, убийства, чудовищного предательства. Они исписывают сотни страниц, пытаясь себе все это представить. А в будущем мире все можно испытать на себе. Можно убить, сесть на кол, подвергнуться насилию, прыгнуть или толкнуть в бездну… Многим это может понравиться.
– Гм… Возможно, вы правы. Однако хватит философий, пора завтракать. Вы что-нибудь съедите?
– Спасибо, мой друг, я лучше вздремну. Разбудите меня, когда насытитесь.
– Непременно, Ватсон, – сглотнул слюну Холмс, решив начать с овсянкой кашки с зеленым изюмом.
6. Дело на одну трубку
Шерлок позавтракал, посидел в задумчивости, обозревая опустевшие тарелки. Встал, достал из шкафа потрепанную коробочку из-под бритвы. Вернулся в кресло, взял одну из карточек, стал читать.
– Как же я сразу этого не понял… Это же дело на одну трубку, – кинулся будить Ватсона.
– Судя по вашему взгляду, вы что-то важное открыли? – спросил тот, зевая.
– Да, открыл. Я понял, что профессор делает со своими пациентами и трупами, которые ему привозят. И все моментально стало на свои места.
– Что именно?
– Знаете, что больше всего удивляло комиссара Мегре?
– Что?
– Камни в брюшной полости Мартена Делу. И он, в конце концов, понял, как они там очутились.
– Как?
– Дело было так. Садовник Катэр выследил и убил Мартена, распорол ему живот снизу доверху. Убил, когда тот, посетив в известных целях мадам Пелльтан, возвращался вечером в свою лесную сторожку. Убил, закопал и по дороге домой наткнулся на… Догадайтесь, Ватсон, на кого он наткнулся?
– На профессора Перена?
– Глупости, Ватсон! Он наткнулся на… Впрочем, предлагаю для того, чтобы все увидеть воочию, воспользоваться новым методом, открытом мною в этом санатории, в санатории, в котором ожившие мертвецы умирают, чтобы жить вечно среди всех когда-либо живших людей…
– Вы нашли способ получения сведений от почивших свидетелей и участников Эльсинорских драм?! – воскликнул Ватсон.
– Верю, что нашел, ибо видел в своих прострациях, но не понимал. Давайте, усядемся удобнее в наших креслах, закроем глаза, я уйду умом в окружающее нас прошлое, и буду выцеживать из него все то, что имеет отношение к тому, что случилось в лесопарке Эльсинора 17 октября тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года.
– Выцеживать?
– Да, выцеживать цедилом имеющихся в нашем распоряжении лоскутных фактов.
– Давайте, – сказал Ватсон, устроился удобнее в кресле, закрыл глаза и принялся слушать. Холмс достал из кармана воображаемый пузырек с белым порошком, нюхнул и, откинувшись на спинку, принялся рассказывать.
7. Он не оплошал
Катэр заправлял топор на точильном станочке.
– Мартена надо убрать, – сказал отец Падлу, черной тенью сидевший за столом. – Пока он не надул этих дамочек.
В хижине сообщника Падлу позволял себе быть разговорчивым.
– Может лучше сжечь лабораторию?
– Вы что порете?! – привстал священник. – Эта лаборатория – главная цель господина N!
– Понимаю. Чтобы стать президентом Франции, ему надо прожить лет триста, – оттестировав топор подушечкой большого пальца топор, Катэр отложил его и принялся самозабвенно точить нож.
– Хватит болтовни. Повторите установку.
– В третий раз?
– Да!
– Сегодня примерно в 10 вечера Мартен Делу уйдет от мадам Пелльтан. Я должен подстеречь его у дальней калитки, зарезать ножом и закопать в яме, которую вырыл вчера. Потом мне следует хорошо почиститься и иди к себе окольными тропами.
– Все верно. Бог вам в помощь, – поднялся отец Падлу с места. – Утром жду детального отчета.
Внимательно поглядев в простодушные глаза сообщника, он ушел, не затворив за собою двери.
Мартен Делу шел к себе, счастливый, душа его пела. Николь была просто чудо, с каждым новым посещением он все больше и больше в нее влюблялся. В нее и эти чудесные капустные пирожки, такие же вкусные, как материнские. В лесу, невдалеке от калитки, Катэр сзади захватил беднягу за горло, ткнул ножом под ребро. Мартен мешком осел на землю. Воровато осмотревшись, садовник потащил труп к яме. Спустя пятнадцать минут он заметал следы сосновым лапником. Уже направляясь к себе, невдалеке от «Трех Дубов», увидел человека, – в руке корзинка, – шедшего навстречу по тропинке. Было уже темно, и Катэр узнал его лишь когда тот приблизился вплотную. Это был Мартен Делу…
– Ах, это вы, месье Катэр? – обрадовался тот. – А я испугался.
– Испугались?.. – с трудом выдавил садовник, сердце которого рвалось к итальянской границе.
– Знаете, минут сорок назад мне показалось, что меня ударили ножом в спину…
– Ударили ножом в спину?! – вконец омертвел садовник.
– Да, ткнули ножом в спину, а потом закопали.
«Он – зомби. Профессор зомбировал Мартена, – подумал Катэр, стремительно потея. – А зомби просто так не убьешь!» Кое-как взяв себя в руки, он сказал не своим голосом:
– Значит, вы выбрались из могилы…
– Как видите…
Если бы Мартен сказал это злорадно, Катэр убежал бы в лес, спрятался где-нибудь под корягой и до утра дрожал от страха. Но Мартен сказал это, пожав плечами, как слабый человечишка, и получил удар ножом в живот, распоровший его снизу доверху. Затем, уверенный, что имеет дело с зомби, способным зловредствовать с разверстым брюхом, садовник оттащил его в кусты, набросал во чрево бедняги булыжников из корзины – чтоб не бегал, дважды убитый, зашил (чтобы подумали на Каналя), забросал труп хворостом, и бросился к себе в хижину. Уже подходя к ней, увидел в свете луны прощавшуюся парочку. Разглядев в девушке Люсьен, а в мужчине – Мартена Делу, Катэр чертыхнулся, вернулся в лес. Через час, уже в темноте третий Лу был убит, расчленен, и по частям захоронен в норах Кроличьей поляны.
8. Выросли ноги!
– Так значит, профессор научился реплицировать людей? – спросил Ватсон, когда Холмс замолк.
– Видимо, да. Из этических соображений, либо по просьбе женщин он изготовил две реплики Мартена. И мадмуазель Генриетта, мадам Пелльтан и Люсьен спали не с одним Делу, но индивидуальными.
– Значит, он все же научился… – проговорил Ватсон заворожено.
– А давайте посмотрим, один из эпизодов?
– Давайте, – устроился в кресле Ватсон.
Холмс энергично нюхнул из пузырька, откинул голову. Спустя минуту он монотонно говорил:
– Я вижу вертолетную площадку, на которую садится вертолет. В нем цинковый гроб. Два человека, Данцигер и Лурье, грузят его на электрокар, везут к Эльсинору. Вот гроб уже в глубоком подвале в секретной операционной. Его вскрывают, переносят тяжелый труп на стол. Перен, решает, что покойник оживляем, начинает оперировать. Копается в печени, сердце, простате, меняет кровь, еще что-то.
– Он жив! – на пятом часу операции восклицает девушка за пультом.
– А как же, – самодовольно отвечает Перен, продолжая копаться в человеке.
Проходит неделя. Человек лежит, опутанный проводами и трубками. Он в бессознательном состоянии. Сутками напролет вокруг копошатся люди в белых халатах, жужжат аппараты, булькают капельницы. В одной из них раствор, изготовленный на основе си-си-эйч. На вторую неделю человека помещают в герметичную полупрозрачную капсулу, напоминающую котел с крышкой, напускают в нее голубую жидкость. Затем красную. Проходит какое-то время, человека вынимают, кладут на стол. Спустя какое-то время он оживает. Ба! да это же старина Мегре! Вот комиссар уже в своей палате, смотрит в окно, думая, что он за человек. Тем временем вертолет привозит другой труп. Это человек по фамилии Лекок, лишившийся в автокатастрофе ног, а вместе с ними – и жизни. Перен качает головой – этого хирургическим путем не оживить. Лекока помещают в капсулу. Напускают в нее голубую жидкость. Затем, откачав ее, красную. Через три дня – голубую, ту самую, в которой три дня пребывал Мегре. Как только жидкость обесцвечивается – на это уходит неделя – напускают красную, тоже от Мегре. И вот, все кончилось – готовится извлечение тела. Это торжественный момент, и потому у всех в руках бокалы шампанского. Лежанка выезжает из капсулы. Господи, Ватсон! У Лекока выросли ноги! И он дышит! Вот это профессор! Вот это Перен! Все этому аплодируют, медсестра снимает с лица человека марлевую повязку. Боже мой! Он как две капли воды похож на тридцатилетнего комиссара! Вот дела! Профессор превратил жертву автокатастрофы во второго Мегре! И, похоже, для нашего Лекока это вовсе не конец: жидкости, в которых его вымочили, отправлены в холодильник. И, как только поступит очередной труп, Лекок воплотится.
Очувствовавшуюся копию Мегре окружают герои выигранного сражения со смертью. Поздравляют, похлопывают по плечу. Говорят, что время теперь над ним не властно. Наливают шампанского. Однако новенькому не по себе. Он постоянно озирается, ибо что-то странное слышит и чувствует. Профессор говорит, что это нормально.
– Между вами, двумя Мегре, чувственная связь, похожая на связь меж однояйцовыми близнецами, только сильнее, – сообщает он. – Она поможет вам стать настоящим Мегре.
– Это будет всегда? – спрашивает глазами Мегре, не умеющий еще говорить.
– Нет. Первый Мегре скоро умрет.
– Почему?!
– Видите ли, мы его починили, починили, как могли, чтобы получить эссенцию, трансформировавшую Лекока в вас. Но, сами понимаете, изношенный организм восстановить на сто процентов невозможно, максимум на четверть. Но вы не огорчайтесь. Как только он умрет, мы превратим его в новехонького Лекока, и гуманизм восторжествует.
Второй Мегре безмолвно радуется. Занавес падает.
– Ну, как вам мой рассказ? – закурив трубку, спросил Холмс товарища. Ватсон раскрыл глаза, промямлил:
– Похож на небылицу. Этот котел с крышкой, в которой Перен оживлял Мегре, напомнил мне утятницу. И еще котел бога Брана из кельтских мифов. Из него павшие воины выходили воскресшими, но немыми.
– Вполне возможно, я что-то присочинил. Однако все остальное – правда.
– А этот подвал мадмуазель Генриетты? Вы ничего о нем не сказали…
– Вы же знаете, Ватсон…
– Что я знаю?
– О моем отношении к этим штучкам с заведением одного полового органа в другой или куда придется… Это скабрезно на мой взгляд.
– Хорошо, не будем об этом. Скажите мне, Холмс, вы уверены, что все это в действительности происходило в Эльсиноре?
– Так легли факты в окружающем нас прошлом, мой друг. Факты, почерпнутые интеллектом из коробки, когда-то бывшей пристанищем электробритвы.
– Да, пожалуй, они не могли лечь иначе, – согласился Ватсон поразмыслив. – Но объясните, почему всамделишный Мегре не изложил их на сборище у мадмуазель Генриетты? Почему он предпочел участвовать в фарсе, устроенном профессором?
– Все просто. Профессор вынужден был устроить фарс, чтобы агенты господина N. не узнали деталей его деятельности, в частности, то, что он вытворяет со своими пациентами и трупами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58