Выбор не случайно пал на этот подвал строящегося дома. Все было предусмотрено.
Я сама это сделаю, решила она вдруг. Ей хотелось – странное желание для подобного момента – рассмеяться про себя. Над собой. Рассмеяться, кривя рот. Горько. На самом деле, во всяком случае в отношении Кота Фьерроса это станет просто завершением того, что она начала, спустив курок «дабл-игла» когда-то, давным-давно. «Как жизнь порой удивляет, – поется в одной песне. – Ах, как удивляет жизнь». Черт побери.
Иногда приходится удивляться и самой себе. Вдруг обнаруживать в себе такое, о чем даже не подозревала. Из темного угла подвала за ней по-прежнему пристально наблюдала та, другая Тереса Мендоса. Может, это именно ей хотелось рассмеяться про себя.
– Я сама это сделаю, – услышала она собственный голос.
Это ее обязанность. Ее несведенные счеты, ее жизнь.
Она не могла перекладывать свои долги на других. Человек в спортивной рубашке смотрел на нее с любопытством, будто знал испанский недостаточно хорошо, чтобы понять ее слова; он повернулся к своему боссу, потом снова взглянул на нее.
– Нет, – мягко произнес Языков.
Впервые за все это время он заговорил, стронулся с места. Он подошел ближе, глядя не на Тересу, а на пленных киллеров. У Кота Фьерроса голова свесилась на грудь; Потемкин Гальвес смотрел как бы сквозь стоящих перед ним людей, на стену позади них. Смотрел в никуда.
– Это моя война, – сказала Тереса.
– Нет, – повторил Языков.
Он осторожно взял ее за плечо и слегка подтолкнул к выходу. Теперь они стояли лицом к лицу, глядя друг на друга в упор.
– Мне плевать, кто это будет, – проговорил вдруг Потемкин Гальвес. – Кончайте меня скорее, вы и так уже потеряли время.
Тереса повернулась к наемнику. То были его первые за все время слова; голос звучал хрипло, глухо. Он продолжал смотреть сквозь Тересу – так, будто его взгляд терялся в пустоте. Массивное голое тело, накрепко привязанное к стулу, блестело от пота и крови. Тереса медленно подошла к нему, совсем близко, и ощутила терпкий запах грязной плоти, израненной и страдающей.
– Не торопись, Крапчатый, – сказала она. – Еще успеешь умереть. Ждать недолго.
Он чуть заметно кивнул, по-прежнему глядя туда, где она стояла раньше. А Тереса вновь услышала треск разлетающейся в щепки дверцы, увидела дуло «питона», приближающееся к ее голове, и голос Поте Гальвеса снова произнес: Блондин был одним из наших, Кот, вспомни, а она была его девчонкой. Отойди, чтобы тебя не забрызгало. А может, вдруг подумала она, я и правда в долгу перед ним. Прикончить его быстро, как он хотел поступить со мной. Черт побери. Таковы правила. Она кивнула на поникшего Кота Фьерроса.
– Ты не присоединился к нему, – тихо, почти шепотом произнесла она.
Это был даже не вопрос, даже не рассуждение вслух. Просто констатация факта. Бесстрастное лицо киллера не изменилось: он будто не слышал. Еще одна ниточка крови потекла у него из носа, задерживаясь в грязных усах. Тереса еще несколько секунд смотрела на него, словно изучая, потом повернулась и медленно пошла к двери. Языков ждал ее на пороге.
– Уважьте Крапчатого, – сказала Тереса.
Не всегда правильно карать всех поровну, думала она. Долги бывают разные. И каждый понимает их по-своему. По собственному разумению.
Глава 12.
Что, если я тебя куплю?
В свете, льющемся сквозь большие окна под потолком, поплавки надувной лодки «Валиант» походили на две большие серые торпеды. Сидя на полу, Тереса Мендоса, обложенная инструментами, возилась с винтами двух усиленных катерных моторов по двести пятьдесят лошадиных сил. На ней были старые джинсы и грязная футболка, волосы заплетены в косы – они свисали по обе стороны потного лица, – руки перепачканы машинным маслом. Рядом, наблюдая за работой, сидел на корточках Пепе Оркахуэло, ее доверенный механик; время от времени, не дожидаясь просьбы Тересы, он протягивал ей нужный инструмент. Маленький, почти щуплый Пепе в свое время был восходящей звездой мотоциклетного спорта, но… Масляное пятно на крутом изгибе дороги и полтора года лечения: в результате пришлось сойти с дистанции и сменить кожаный комбинезон гонщика на матерчатый комбинезон механика. Его случайно нашел доктор Рамос, когда его старенькая машина однажды отказала и он искал по всей Фуэнхироле ремонтную мастерскую, которая работала бы в воскресенье. Бывший гонщик талантливо обращался с моторами, в том числе и с катерными, из которых он умел выжимать до пятисот лишних оборотов в минуту. Он был из тех молчаливых, толковых и работящих парней, которые любят свое дело, готовы вкалывать от зари до зари и никогда не задают вопросов. А кроме того, что весьма важно, он отличался благоразумием. Единственным видимым признаком немалых денег, заработанных им за последние четырнадцать месяцев, была «хонда-1200», стоявшая сейчас рядом с яхтенным портом в Сотогранде, перед эллингом, принадлежащим «Марине Самир», небольшой компании с марокканским капиталом и гибралтарским юридическим адресом, одному из филиалов-ширм «Трансер Нага». Все остальное Пепе аккуратно откладывал. На старость. Потому что никогда не знаешь, частенько повторял он, на каком повороте тебя поджидает следующее масляное пятно.
– Ну, вот, теперь нормально, – сказала Тереса.
Она взяла сигарету, дымившуюся на опоре, на которой стояли двигатели, и, пачкая ее маслом, сунула в рот.
Пепе не любил, чтобы тут курили во время работы и чтобы другие копались в моторах, доверенных его попечению. Но Тереса была хозяйкой – ей принадлежал и эллинг, и сами моторы. Так что возражать не приходилось. Кроме того, Тересе нравилось заниматься такой работой, бывать на причале и в порту. Иногда она сама выходила в море, чтобы испытать мотор или катер, а однажды, управляя одной из новых девятиметровых лодок с полужестким корпусом (она сама придумала использовать полые кили из стекловолокна как емкости для горючего), провела в море всю ночь, гоняя мотор на полной мощности, чтобы проверить, как он себя ведет при сильном волнении. Однако на самом деле все это было лишь предлогом. Так она питала воспоминания и поддерживала связь с той частью себя, что никак не желала исчезнуть. Возможно, виной тому была утраченная наивность, то состояние духа, которое теперь, с высоты прожитого и пережитого, казалось ей близким к счастью. Может, тогда я была счастлива, говорила она себе. Может, я была действительно счастлива, хотя и не понимала этого.
– Дай-ка мне пятый номер. И подержи тут… Ну вот.
Она удовлетворенно оглядела плоды своего труда.
У только что установленных стальных винтов – один левого вращения, другой правого, чтобы компенсировать отклонение, – диаметр был поменьше, а шаг побольше, чем у родных, алюминиевых, в результате пара моторов, установленная на корме, позволяла при спокойном море развивать добавочную скорость: ни много ни мало, несколько лишних узлов. Опять положив сигарету на опору, Тереса закончила работу, в последний раз затянулась, аккуратно притушила окурок в обрезанной жестянке из-под «Кастрола», служившей пепельницей, и встала, потирая уставшую спину.
– Потом расскажешь, как они себя ведут.
– Конечно, расскажу.
Тереса вытерла руки о тряпку и, выйдя наружу, сощурилась от яркого андалусского солнца. Несколько мгновений она стояла так, наслаждаясь созерцанием и ощущением того, что ее окружало. Огромный синий подъемный кран, мачты кораблей, мягкое поплескивание воды о бетон причала, запах моря, ржавчины и свежей краски от вытащенных из воды корпусов, звон фалов под восточным бризом, дующим поверх волнореза. Она поздоровалась с рабочими, каждого из которых знала по имени, и, обходя эллинги и стоящие на пиллерсах парусники, направилась туда, где под пальмами, на сером песчаном берегу, косо уходящем к востоку, к Пунта-Чульера, поджидал ее, стоя рядом с джипом «чероки», Поте Гальвес. Прошло уже немало времени – почти год – с той ночи в подвале недостроенного коттеджа в Нуэва-Андалусии и с того, что произошло несколько дней спустя, когда двое парней Языкова доставили к Тересе наемника, еще не отошедшего от побоев и пыток. Мне нужно кое о чем поговорить с доньей, сказал он. Дело срочное. И надо бы, чтоб поскорее. Тереса, холодная и суровая, приняла его на террасе роскошного номера отеля «Пуэнте Романо», выходящей на пляж; сквозь огромные окна гостиной за ними наблюдали телохранители. Я слушаю тебя, Крапчатый. Может, хочешь выпить? Спасибо, нет, ответил Поте Гальвес и некоторое время стоял, глядя невидящими глазами на море и почесывая голову, похожий на неуклюжего медведя: мятый темный костюм (двубортный пиджак еще более подчеркивал его полноту), никак не вяжущиеся с ним сапоги из кожи игуаны – они живо напомнили Тересе о родном Синалоа и вызвали странное теплое чувство, едва ли не умиление – и надетый ради такого случая чересчур широкий и чересчур яркий галстук. Тереса смотрела на соотечественника внимательно, как в последние годы научилась смотреть на всех: и на мужчин, и на женщин. На этих распроклятых разумных человеческих существ. Смотреть, проникая в то, что они говорят, а еще более в то, о чем они молчат или о чем медлят заговорить, как мексиканец в эту минуту. Я слушаю тебя, повторила она, он медленно, все еще молча, повернулся к ней, а повернувшись и отняв руку от головы, посмотрел прямо ей в глаза, потом искоса глянул на телохранителей за стеклом и тихо заговорил. Ну, однако, сеньора, я пришел поблагодарить вас. Сказать вам «спасибо», что я до сих пор жив, несмотря на то, что я сделал или собирался сделать. Ну, надеюсь, тебе не нужно объяснять, жестко ответила она. И киллер снова отвел глаза; нет, конечно, нет, повторил он со своим характерным выговором, который будил в Тересе столько воспоминаний, потому что проникал в раны ее сердца. Я только ради этого. Поблагодарить вас, и знайте, что Потемкин Гальвес в долгу перед вами и он заплатит свой долг. И как же ты собираешься расплачиваться со мной? – спросила она. Ну, однако, сеньора, я уже сделал кое-что, был ответ. Я говорил с тамошними людьми, которые прислали меня. По телефону. Рассказал им все как было: что нам устроили ловушку и разобрались с Котом и что ничего нельзя было поделать, потому что нас подловили очень хитро. Что за люди? – спросила Тереса, заранее зная ответ. Просто люди, ответил он, выпрямляясь; его глаза вдруг блеснули гордо и сурово. Не надо, донья. Вы же знаете, есть такие вещи, о которых я не говорю. Скажем так: просто люди. Тамошние. И потом, снова смиренным тоном, все время делая паузы и с трудом подыскивая слова, он рассказал: этим людям, кто бы они ни были, не нравится, что он до сих пор дышит и что с его напарником Котом разобрались таким вот образом, и они четко и ясно объяснили ему, что перед ним три пути: довести дело до конца, сесть на первый же самолет и вернуться в Кульякан, чтобы получить по заслугам, или спрятаться там, где его не смогут найти.
– И что же ты решил, Крапчатый?
– Ну, однако, никаких разговоров. Знаете, мне из этих трех дорожек, какую ни возьми, все не по нутру. Слава богу, семейства у меня пока нет, так что на этот счет могу не беспокоиться.
– И что же?
– Ну что… вот я тут, перед вами.
– И что прикажешь с тобой делать?
– Однако, вам виднее. Сдается мне, это не моя проблема.
Тереса испытующе оглядела наемника. Ты прав, решила она мгновение спустя. Она чувствовала, что ее губы вот-вот растянутся в улыбке, но ей удалось сдержаться. Логика Поте Гальвеса была элементарно проста и потому понятна ей, хорошо знавшей правила. В известной степени, такова же была когда-то и таковой же оставалась ее собственная логика: логика жестокого мира, из которого происходили они оба.
Ей вдруг пришло в голову что все происходящее немало посмешило бы Блондина Давилу. Синалоа в чистом виде. Да, черт побери. Забавные шутки играет иногда жизнь.
– Так что же, ты просишь у меня работу?
– Все равно рано или поздно пришлют других, – просто ответил киллер, пожав плечами с видом покорности судьбе, – и я смогу вернуть вам свой долг.
* * *
И вот теперь Поте Гальвес ждал ее у машины – так же, как ждал каждый день с того самого утра на террасе отеля «Пуэнте Романо»: шофер, телохранитель, курьер, слуга на все случаи жизни. Оказалось несложно устроить ему вид на жительство – все решилось с помощью некоторой суммы – и даже лицензию на ношение оружия: в этом помогла одна дружественная охранная фирма. Это позволило ему вполне легально носить на поясе, в кожаной кобуре, кольт «питон» – точно такой же, какой он приставил к голове Тересы в другой жизни и под другим небом. Однако люди из Синалоа больше не создавали проблем: несколько недель назад, с легкой руки Языкова, «Трансер Нага», так сказать, из любви к искусству, то есть не рассчитывая на вознаграждение, приняла участие в некой операции, которую картель Синалоа проводил совместно с русскими, начинавшими проникать в Лос-Анджелес и Сан-Франциско.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73