Увидев Валентину Ильинишну, он совсем успокоился, таясь, полюбовался ею и пошел к Колокольному дубу.
В Дендрарии не было чужих, и если «охранники» посадили соглядатаев, то всего двух: одного на леса присматривать за домом, другого, кавказца, за входом в Дендрарий. Это еще больше придало уверенности Аристарху Павловичу. Он махал топором, поджидая «охранников», и те появились на сей раз с другой стороны, зашли со спины: возможно, делали вид своей вездесущности, а скорее всего, проверяли, нет ли засады.
– Ну и как наша чаша, Данила-мастер? – спросил моложавый.
Аристарх Павлович выколол очередную чурку, вытащил ее на сухое, установил, чтоб не качалась, но сам сел на другую.
– Моя чаша полная, а твоя – не знаю.
Кавказец, тот самый, что болтался на остановке, теперь подпирал дуб метрах в двадцати от них.
– И моя будет полная! – усмехнулся моложавый, побрякивая ключами от машины.
– Сомневаюсь, – сказал Аристарх Павлович и указал на чурку. – Садись, говорить будем.
Тот хмыкнул, однако же сел, расставив ноги.
– Любопытное заявление… Давай говорить.
– Сначала меня послушай, – Аристарх Павлович снял ботинок и вытряс щепки. – Охранники вы хреновые, я бы вас сарай сторожить не нанял, а уж негласно охранять людей вы вообще негодные. Удивляюсь, как вас самих-то до сих пор не выкрали, видно, никому не нужны…
– Ты что-то осмелел, Данила-мастер! – засмеялся моложавый. – В прошлый раз поскромнее был!
– А что мне не смелеть? – удивился Аристарх Павлович. – Я у себя дома, а дома и стены помогают. Слышал такую пословицу?.. Ты что же, решил, что я тебе три миллиона сейчас принесу, а ты мне ручкой помашешь? Нет, парень, за такие денежки ты служить будешь, и хорошо служить. Ты не первый пришел свои услуги предлагать, до тебя бывали.
Моложавый, продолжая играть, рассмеялся натянуто:
– Ты хочешь сказать, в моих услугах не нуждаешься?
– Меня интересуют только профессионалы, – отрезал Аристарх Павлович. – Не голубки залетные, как вы. Мне нужны люди, с которыми можно иметь дело. А вы привыкли так: рвануть деньги и исчезнуть. И то, если удастся кого прижучить и припугнуть.
– Да ты хоть знаешь, с кем имеешь дело? – с натянутым спокойствием спросил моложавый.
– Знаю, – Аристарх Павлович поднял щепку и стал сковыривать грязь с ботинок. – Дали три часа сроку, а сами испарились. Делай тут что душе угодно. Один надзиратель, как ворона, на лесах сидит, штукатурку ковыряет, другой на остановке болтается и, кроме девок, никого не замечает. Это что, твоя негласная охрана? А ты ведь на риск пошел, на твоем месте я бы под каждым деревом человека поставил. И три часа продержал бы в таком напряжении, что денежки еще бы раньше принесли. Неужели ты подумал, что я в милицию побегу за помощью? Не знаю, что тебе Безручкин наговорил о нас, но я тебя уверяю: в нашем доме идиотов нет. А теперь я тебя буду держать в напряжении.
Моложавый не спеша потянулся рукой под свою куртку к спине и вынул пистолет, снял с предохранителя.
– Устал я тебя слушать, Данила-мастер, – проговорил он. – Много болтаешь, а я не люблю говорливых…
– Убери игрушку, дурак, – просто сказал Аристарх Павлович. – И не делай резких движений. Парень ты рисковый, это хорошо, но сегодня у тебя день неудачный. Головенка твоя давно уже на прицеле. Я время не терял, как ты. Снайпер на дереве целый час сидит и скучает. Спрячь пистолетик, пока он сам не заметил и не стрельнул без команды.
Моложавый машинально вскинул голову, глаза побежали по кронам. Но в ненастный день дубрава была темной, непроглядной…
– Не крути головой! – прикрикнул Аристарх Павлович. – Не раздражай! В следующий раз наука будет. Запомни: не садись туда, куда тебя усаживают.
Он поднял с земли выколотый из пня кубик и поставил между собой и моложавым. Тот дернулся было встать, но в этот миг где-то в кронах раздался щелчок и кубик отлетел в сторону. Аристарх Павлович поднял его, поиграл и бросил на колени моложавому.
– Возьми на память! – сам же склонился над родничком, попил воды. – Охраннички, мать вашу… Кроме дури, ничего в голове!
Моложавый осторожно спрятал, пистолет, а кавказец стоял наготове, вертел головой и таращил глаза, не понимая, что происходит.
– И зачем ты связался с черными? Ну, какие из них наблюдатели? Башку кому-нибудь оторвать в темном переулке могут, а на другое дело их на выстрел подпускать нельзя… Когда входили в калитку, вывеску видели?
– Какую вывеску? – напряженно спросил моложавый.
– Что Дендрарий временно закрыт?
– Утром была вывеска…
– А сейчас где она? – Аристарх Павлович вытащил из-за пня вывеску. – Вот она? Мой человек пошел и на глазах у твоего охранника ее снял. А тот в это время на бабьи подолы облизывался… Теперь скажи ему спасибо, что подставил тебя. И Безручкину скажи спасибо за нас. За то, что хороших клиентов вам подкинул, денежных, мягких – голыми руками бери.
– Ладно, Данила-мастер, – с легкой хрипотцой проговорил моложавый. – Давай разойдемся. Ты нас не видел, мы – тебя…
– Нет, парень, не разойдемся! – заявил Аристарх Павлович. – Мне рисковые ребята нужны Правда, тебе еще ума надо вставить, чтоб знал, когда рисковать, а когда нет. Ты за три миллиона полез на рожон, но поверь мне, жизнь дороже. Лавочников на рынке можно трясти и за копейки, они люди безобидные. Если тебе привычней это дело – иди и тряси. А если хочешь много заработать – служить надо. Тебе об этом не говорили?
– Не говорили, но я имею представление, – с каким-то намеком произнес моложавый.
– Ну, раз имеешь представление, то должен понимать, что служить можно не всякому, не первому встречному, – Аристарх Павлович отодвинул от него свою чурку и сел подальше. – Поманили – побежал… Ну что это? Запомни: очень большие деньги очень хорошо охраняются. У нас случайных людей нет, и полудурков мы на службу не принимаем. Прежде чем голову свою под пулю пихать, ты бы походил по городу, поинтересовался, кто такой барин, откуда взялся, почему.
– Я походил… Одни говорят – мафия, другие – ни то ни се, недоразумение, одним словом.
– И это тебя не насторожило?
– Что?
– Разнобой такой в толковании?
– Теперь-то ясно…
– Ну что тебе ясно? – вздохнул Аристарх Павлович.
– Да то, что мафия, – тихо сказал моложавый. – Клянусь, если бы знал – не пришел бы.
– Забудь это слово, идиот, – сквозь зубы проронил Аристарх Павлович. – Мы – честные люди и будем заниматься здесь сельским хозяйством, понял?
– Понял, – одними губами усмехнулся моложавый. – Догадываюсь, какие фрукты вырастут в казематах аэродрома.
– А мне вот слишком догадливые не нравятся, – признался Аристарх Павлович. – Барин так вообще любит, чтобы у него служили люди скромные, умные, но без претензий.
– Я все понял.
– Хорошо, что понял. – Аристарх Павлович подал ему вывеску с калитки. – Возьми… И запиши мне телефон, по которому тебе что-то можно передать. От Данилы-мастера.
Моложавый достал записную книжку, вырвал листок и записал номер. Аристарх Павлович спрятал бумажку, встал боком и помахал рукой.
– Теперь вставай и иди. Понадобишься – разыщу.
– А это – зачем? – Моложавый показал вывеску.
– Затем, чтобы живым вышел отсюда! – несколько раздраженный на бестолковость, ответил Аристарх Павлович. – Чтоб в воротах тебя не стрельнули!.. Когда выйдешь, повесь на калитку.
11
Судьбу ерашовского предприятия решило одно-единственное объявление, опубликованное в городской газете: о том, что фирма изучает спрос на овощехранилища и ждет предварительных заявок. Попадание было в десятку: кроме множества мелких торгующих организаций, которые отозвались мгновенно, полетели заявки и поехали гонцы из крупных совхозов и товариществ. Каждый хозяин стремился приберечь часть урожая до весны, чтобы потом продать втридорога, и почти все из-за нищеты предлагали натуральный расчет овощами и фруктами, причем по ценам, вдвое меньше существующих осенних цен, – только бы сохранить. За одну неделю плата за хранение поднялась так, что Ерашовы могли получать треть от сохраняемой продукции. Можно было заключать договора, но пришлось оттягивать сроки: на аэродром пока еще возили кирпич, чтобы закладывать ворота ангаров, и откачивали воду из бункеров. Ни о каких халтурных бригадах не могло быть речи, требовалась мощная строительная организация с техникой, чтобы в две-три недели подготовить и оборудовать хранилища и выложить плитами взлетной полосы дорогу по зарастающей железнодорожной насыпи. За скорость пришлось платить вдвое, но по расчетам и это было выгодно, поскольку половина оплаты строительных услуг возмещалась бартером – теми же овощами и фруктами. Городские власти были заинтересованы тем, что с их плеч снимался тяжкий груз овощехранилищ, давно уже не годных, однако помогали с условием, что в этом же году Ерашовы начнут строительство развлекательного комплекса для туристов.
У старшего Ерашова голова шла кругом. Вдвоем с Аристархом Павловичем они уже не поспевали строить, искать оборудование для хранилищ, заключать договора и набирать штат работников. Специалиста по овощехранилищам они нашли, но он предъявил список такой техники, которой не достать даже в Москве, а устаревшую ставить было бессмысленно. Алексей отправил специалиста в Беларусь, где выпускалось оборудование для овощехранилищ и его можно было купить на заводе за валюту, нанять три «КамАЗа» и привезти. Однако требовался доверенный и ответственный человек, чтобы обменять рубли на доллары, отвезти наличные деньги, заплатить и доставить груз. Старший Ерашов не рассчитывал на Олега, который жил сам по себе и сторонился всякого дела; выход был один – ехать самому. В короткий срок подыскать такого человека со стороны было немыслимо, хотя желающих находилось много. Но Алексей все-таки хотел приставить брата к делу, ибо последнее время стал ощущать легкое раздражение от его покойной, независимой жизни. Он старался погасить в себе это недовольство – в конце концов каждый выбирает свою ношу, тем более опасался, что нечаянно оброненное слово отпугнет Олега. Последнее время он, кажется, забыл о монастыре, по крайней мере, не собирался уезжать. По утрам ходил в церковь, потом провожал детей в школу, иногда – Аннушку в институт, а остальное время возился со статуей Афродиты либо ходил по Дендрарию с лопатой и стальным щупом – искал останки скульптур. В один момент старший Ерашов уже собирался поговорить с братом о его будущем, но вдруг увидел, что тот целыми днями копается на участке земли, принадлежащем Ерашовым. У каждой квартиры в доме имелся когда-то нарезанный участок в две сотки, и теперь вместе с квартирами всего нижнего этажа объединились и участки. Площадь была приличная, но совершенно запущенная, и кроме кустов смородины да одичавшей клубники ничего там не росло. Олег же более менее расчистил землю, разбил ее на квадраты и теперь копал ямы, до половины засыпая их конским навозом из институтских конюшен. Он собирался сажать сад, и это тогда остановило старшего Ерашова. Если бы Олег посадил здесь саженцы, то вряд ли смог уехать от них когда-нибудь. Он как бы воплощал мечту Алексея и тем самым покорил его окончательно. Давно ли сам ничего, кроме фруктового сада и восстановления ротонды, не замышлял, а вот приперла жизнь, и размахнулся на большое дело, да еще так скоро и прочно втянулся, что почувствовал интерес.
И все-таки перед отъездом в Беларусь старший Ерашов хотел для затравки поручить Олегу несложное дело – заключить договор с Водоканалом на очистку дренажных колодцев на аэродроме и ремонт скважины, которая обнаружилась в бомбоубежище после откачки оттуда воды. Трубы были из нержавейки, поэтому со скважиной вряд ли что случилось за тридцать лет. Прочистить, установить новый фильтр и насос было намного дешевле, чем бурить новую.
Теперь все оценивалось так – что дешевле и что дороже…
Ни у себя в комнате, ни на огороде брата не оказалось, и старший Ерашов пошел к сараю, превращенному в скульптурную мастерскую. И неожиданно услышал через дверь повелительный голос Аннушки:
– Уезжай немедленно! Я не хочу видеть тебя! Ты мне противен!
В ту секунду он не подозревал, что происходит там, за дверью, и потянул ее на себя…
Олег стоял на коленях перед Аннушкой, какой-то всклокоченный, полубезумный, неузнаваемый. Увидев старшего брата, вскочил на ноги, потряс кулаками и выскочил из сарая. Сначала кинулся в Дендрарий, но постепенно замедлил шаг, сломался и, вялый, побрел в дом.
Потрясенный, Алексей несколько минут стоял возле распахнутой двери, пока не услышал тихий плач Аннушки. Она сидела на грязном табурете возле Афродиты, тоже сломленная, будто растрескавшаяся.
– Что тут произошло? – сухо спросил старший Ерашов, отгоняя мерзкие догадки. – Ну не плачь, скажи, что случилось? Тебе трудно сказать? Не можешь?
– Могу… – простонала она. – Сказать могу… Только думала, сами увидите! Сами поймете, догадаетесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
В Дендрарии не было чужих, и если «охранники» посадили соглядатаев, то всего двух: одного на леса присматривать за домом, другого, кавказца, за входом в Дендрарий. Это еще больше придало уверенности Аристарху Павловичу. Он махал топором, поджидая «охранников», и те появились на сей раз с другой стороны, зашли со спины: возможно, делали вид своей вездесущности, а скорее всего, проверяли, нет ли засады.
– Ну и как наша чаша, Данила-мастер? – спросил моложавый.
Аристарх Павлович выколол очередную чурку, вытащил ее на сухое, установил, чтоб не качалась, но сам сел на другую.
– Моя чаша полная, а твоя – не знаю.
Кавказец, тот самый, что болтался на остановке, теперь подпирал дуб метрах в двадцати от них.
– И моя будет полная! – усмехнулся моложавый, побрякивая ключами от машины.
– Сомневаюсь, – сказал Аристарх Павлович и указал на чурку. – Садись, говорить будем.
Тот хмыкнул, однако же сел, расставив ноги.
– Любопытное заявление… Давай говорить.
– Сначала меня послушай, – Аристарх Павлович снял ботинок и вытряс щепки. – Охранники вы хреновые, я бы вас сарай сторожить не нанял, а уж негласно охранять людей вы вообще негодные. Удивляюсь, как вас самих-то до сих пор не выкрали, видно, никому не нужны…
– Ты что-то осмелел, Данила-мастер! – засмеялся моложавый. – В прошлый раз поскромнее был!
– А что мне не смелеть? – удивился Аристарх Павлович. – Я у себя дома, а дома и стены помогают. Слышал такую пословицу?.. Ты что же, решил, что я тебе три миллиона сейчас принесу, а ты мне ручкой помашешь? Нет, парень, за такие денежки ты служить будешь, и хорошо служить. Ты не первый пришел свои услуги предлагать, до тебя бывали.
Моложавый, продолжая играть, рассмеялся натянуто:
– Ты хочешь сказать, в моих услугах не нуждаешься?
– Меня интересуют только профессионалы, – отрезал Аристарх Павлович. – Не голубки залетные, как вы. Мне нужны люди, с которыми можно иметь дело. А вы привыкли так: рвануть деньги и исчезнуть. И то, если удастся кого прижучить и припугнуть.
– Да ты хоть знаешь, с кем имеешь дело? – с натянутым спокойствием спросил моложавый.
– Знаю, – Аристарх Павлович поднял щепку и стал сковыривать грязь с ботинок. – Дали три часа сроку, а сами испарились. Делай тут что душе угодно. Один надзиратель, как ворона, на лесах сидит, штукатурку ковыряет, другой на остановке болтается и, кроме девок, никого не замечает. Это что, твоя негласная охрана? А ты ведь на риск пошел, на твоем месте я бы под каждым деревом человека поставил. И три часа продержал бы в таком напряжении, что денежки еще бы раньше принесли. Неужели ты подумал, что я в милицию побегу за помощью? Не знаю, что тебе Безручкин наговорил о нас, но я тебя уверяю: в нашем доме идиотов нет. А теперь я тебя буду держать в напряжении.
Моложавый не спеша потянулся рукой под свою куртку к спине и вынул пистолет, снял с предохранителя.
– Устал я тебя слушать, Данила-мастер, – проговорил он. – Много болтаешь, а я не люблю говорливых…
– Убери игрушку, дурак, – просто сказал Аристарх Павлович. – И не делай резких движений. Парень ты рисковый, это хорошо, но сегодня у тебя день неудачный. Головенка твоя давно уже на прицеле. Я время не терял, как ты. Снайпер на дереве целый час сидит и скучает. Спрячь пистолетик, пока он сам не заметил и не стрельнул без команды.
Моложавый машинально вскинул голову, глаза побежали по кронам. Но в ненастный день дубрава была темной, непроглядной…
– Не крути головой! – прикрикнул Аристарх Павлович. – Не раздражай! В следующий раз наука будет. Запомни: не садись туда, куда тебя усаживают.
Он поднял с земли выколотый из пня кубик и поставил между собой и моложавым. Тот дернулся было встать, но в этот миг где-то в кронах раздался щелчок и кубик отлетел в сторону. Аристарх Павлович поднял его, поиграл и бросил на колени моложавому.
– Возьми на память! – сам же склонился над родничком, попил воды. – Охраннички, мать вашу… Кроме дури, ничего в голове!
Моложавый осторожно спрятал, пистолет, а кавказец стоял наготове, вертел головой и таращил глаза, не понимая, что происходит.
– И зачем ты связался с черными? Ну, какие из них наблюдатели? Башку кому-нибудь оторвать в темном переулке могут, а на другое дело их на выстрел подпускать нельзя… Когда входили в калитку, вывеску видели?
– Какую вывеску? – напряженно спросил моложавый.
– Что Дендрарий временно закрыт?
– Утром была вывеска…
– А сейчас где она? – Аристарх Павлович вытащил из-за пня вывеску. – Вот она? Мой человек пошел и на глазах у твоего охранника ее снял. А тот в это время на бабьи подолы облизывался… Теперь скажи ему спасибо, что подставил тебя. И Безручкину скажи спасибо за нас. За то, что хороших клиентов вам подкинул, денежных, мягких – голыми руками бери.
– Ладно, Данила-мастер, – с легкой хрипотцой проговорил моложавый. – Давай разойдемся. Ты нас не видел, мы – тебя…
– Нет, парень, не разойдемся! – заявил Аристарх Павлович. – Мне рисковые ребята нужны Правда, тебе еще ума надо вставить, чтоб знал, когда рисковать, а когда нет. Ты за три миллиона полез на рожон, но поверь мне, жизнь дороже. Лавочников на рынке можно трясти и за копейки, они люди безобидные. Если тебе привычней это дело – иди и тряси. А если хочешь много заработать – служить надо. Тебе об этом не говорили?
– Не говорили, но я имею представление, – с каким-то намеком произнес моложавый.
– Ну, раз имеешь представление, то должен понимать, что служить можно не всякому, не первому встречному, – Аристарх Павлович отодвинул от него свою чурку и сел подальше. – Поманили – побежал… Ну что это? Запомни: очень большие деньги очень хорошо охраняются. У нас случайных людей нет, и полудурков мы на службу не принимаем. Прежде чем голову свою под пулю пихать, ты бы походил по городу, поинтересовался, кто такой барин, откуда взялся, почему.
– Я походил… Одни говорят – мафия, другие – ни то ни се, недоразумение, одним словом.
– И это тебя не насторожило?
– Что?
– Разнобой такой в толковании?
– Теперь-то ясно…
– Ну что тебе ясно? – вздохнул Аристарх Павлович.
– Да то, что мафия, – тихо сказал моложавый. – Клянусь, если бы знал – не пришел бы.
– Забудь это слово, идиот, – сквозь зубы проронил Аристарх Павлович. – Мы – честные люди и будем заниматься здесь сельским хозяйством, понял?
– Понял, – одними губами усмехнулся моложавый. – Догадываюсь, какие фрукты вырастут в казематах аэродрома.
– А мне вот слишком догадливые не нравятся, – признался Аристарх Павлович. – Барин так вообще любит, чтобы у него служили люди скромные, умные, но без претензий.
– Я все понял.
– Хорошо, что понял. – Аристарх Павлович подал ему вывеску с калитки. – Возьми… И запиши мне телефон, по которому тебе что-то можно передать. От Данилы-мастера.
Моложавый достал записную книжку, вырвал листок и записал номер. Аристарх Павлович спрятал бумажку, встал боком и помахал рукой.
– Теперь вставай и иди. Понадобишься – разыщу.
– А это – зачем? – Моложавый показал вывеску.
– Затем, чтобы живым вышел отсюда! – несколько раздраженный на бестолковость, ответил Аристарх Павлович. – Чтоб в воротах тебя не стрельнули!.. Когда выйдешь, повесь на калитку.
11
Судьбу ерашовского предприятия решило одно-единственное объявление, опубликованное в городской газете: о том, что фирма изучает спрос на овощехранилища и ждет предварительных заявок. Попадание было в десятку: кроме множества мелких торгующих организаций, которые отозвались мгновенно, полетели заявки и поехали гонцы из крупных совхозов и товариществ. Каждый хозяин стремился приберечь часть урожая до весны, чтобы потом продать втридорога, и почти все из-за нищеты предлагали натуральный расчет овощами и фруктами, причем по ценам, вдвое меньше существующих осенних цен, – только бы сохранить. За одну неделю плата за хранение поднялась так, что Ерашовы могли получать треть от сохраняемой продукции. Можно было заключать договора, но пришлось оттягивать сроки: на аэродром пока еще возили кирпич, чтобы закладывать ворота ангаров, и откачивали воду из бункеров. Ни о каких халтурных бригадах не могло быть речи, требовалась мощная строительная организация с техникой, чтобы в две-три недели подготовить и оборудовать хранилища и выложить плитами взлетной полосы дорогу по зарастающей железнодорожной насыпи. За скорость пришлось платить вдвое, но по расчетам и это было выгодно, поскольку половина оплаты строительных услуг возмещалась бартером – теми же овощами и фруктами. Городские власти были заинтересованы тем, что с их плеч снимался тяжкий груз овощехранилищ, давно уже не годных, однако помогали с условием, что в этом же году Ерашовы начнут строительство развлекательного комплекса для туристов.
У старшего Ерашова голова шла кругом. Вдвоем с Аристархом Павловичем они уже не поспевали строить, искать оборудование для хранилищ, заключать договора и набирать штат работников. Специалиста по овощехранилищам они нашли, но он предъявил список такой техники, которой не достать даже в Москве, а устаревшую ставить было бессмысленно. Алексей отправил специалиста в Беларусь, где выпускалось оборудование для овощехранилищ и его можно было купить на заводе за валюту, нанять три «КамАЗа» и привезти. Однако требовался доверенный и ответственный человек, чтобы обменять рубли на доллары, отвезти наличные деньги, заплатить и доставить груз. Старший Ерашов не рассчитывал на Олега, который жил сам по себе и сторонился всякого дела; выход был один – ехать самому. В короткий срок подыскать такого человека со стороны было немыслимо, хотя желающих находилось много. Но Алексей все-таки хотел приставить брата к делу, ибо последнее время стал ощущать легкое раздражение от его покойной, независимой жизни. Он старался погасить в себе это недовольство – в конце концов каждый выбирает свою ношу, тем более опасался, что нечаянно оброненное слово отпугнет Олега. Последнее время он, кажется, забыл о монастыре, по крайней мере, не собирался уезжать. По утрам ходил в церковь, потом провожал детей в школу, иногда – Аннушку в институт, а остальное время возился со статуей Афродиты либо ходил по Дендрарию с лопатой и стальным щупом – искал останки скульптур. В один момент старший Ерашов уже собирался поговорить с братом о его будущем, но вдруг увидел, что тот целыми днями копается на участке земли, принадлежащем Ерашовым. У каждой квартиры в доме имелся когда-то нарезанный участок в две сотки, и теперь вместе с квартирами всего нижнего этажа объединились и участки. Площадь была приличная, но совершенно запущенная, и кроме кустов смородины да одичавшей клубники ничего там не росло. Олег же более менее расчистил землю, разбил ее на квадраты и теперь копал ямы, до половины засыпая их конским навозом из институтских конюшен. Он собирался сажать сад, и это тогда остановило старшего Ерашова. Если бы Олег посадил здесь саженцы, то вряд ли смог уехать от них когда-нибудь. Он как бы воплощал мечту Алексея и тем самым покорил его окончательно. Давно ли сам ничего, кроме фруктового сада и восстановления ротонды, не замышлял, а вот приперла жизнь, и размахнулся на большое дело, да еще так скоро и прочно втянулся, что почувствовал интерес.
И все-таки перед отъездом в Беларусь старший Ерашов хотел для затравки поручить Олегу несложное дело – заключить договор с Водоканалом на очистку дренажных колодцев на аэродроме и ремонт скважины, которая обнаружилась в бомбоубежище после откачки оттуда воды. Трубы были из нержавейки, поэтому со скважиной вряд ли что случилось за тридцать лет. Прочистить, установить новый фильтр и насос было намного дешевле, чем бурить новую.
Теперь все оценивалось так – что дешевле и что дороже…
Ни у себя в комнате, ни на огороде брата не оказалось, и старший Ерашов пошел к сараю, превращенному в скульптурную мастерскую. И неожиданно услышал через дверь повелительный голос Аннушки:
– Уезжай немедленно! Я не хочу видеть тебя! Ты мне противен!
В ту секунду он не подозревал, что происходит там, за дверью, и потянул ее на себя…
Олег стоял на коленях перед Аннушкой, какой-то всклокоченный, полубезумный, неузнаваемый. Увидев старшего брата, вскочил на ноги, потряс кулаками и выскочил из сарая. Сначала кинулся в Дендрарий, но постепенно замедлил шаг, сломался и, вялый, побрел в дом.
Потрясенный, Алексей несколько минут стоял возле распахнутой двери, пока не услышал тихий плач Аннушки. Она сидела на грязном табурете возле Афродиты, тоже сломленная, будто растрескавшаяся.
– Что тут произошло? – сухо спросил старший Ерашов, отгоняя мерзкие догадки. – Ну не плачь, скажи, что случилось? Тебе трудно сказать? Не можешь?
– Могу… – простонала она. – Сказать могу… Только думала, сами увидите! Сами поймете, догадаетесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63