– А вы знаете, драгоценный мой, Алексей Григорьевич, что я сейчас еду прямо из ополчения, домой на побывку. Марья Ивановна последнее время немного хворала, так я решил ее проведать. Теперь, когда мы погоним супостата с матушки Руси в его Парижскую берлогу, не знаю когда еще удастся с ней свидеться, – сообщил он.
– Так вы сейчас состоите в ополчении? – вежливо, удивился я. – В каком, если не секрет?
Собеседник немного смутился, но ответил:
– В третьем, резервном.
В 1812 году было выставлено более трехсот тысяч ополченцев, из которых были образованы округа: 1-й – для обороны Москвы, 2-й – для обороны Петербурга и 3-й – для составления резерва. Ратники ополчения были сведены в пешие и конные полки и дружины, делившиеся на батальоны, сотни и десятки.
На бравого воина дорожный знакомый никак не походил, потому и его резервной ориентации я не удивился.
– А вы я, вижу, – продолжил он, рассматривая французский мушкетон, висевший на моем плече, – участвовали в деле?
– Нет, скорее в локальных конфликтах, – загадочно для этого времени, ответил. – Ничего серьезного.
Как многих сугубо штатских людей, а он, судя по всему, таковым и был, благоговеющих перед армией и воинскими подвигами, его такое объяснение не удовлетворило, он даже посмотрел на меня слегка свысока.
– А мы так славно повоевали! Вы знаете, у меня над головой даже пролетали ядра! И я, поверите, не склонил пред ними головы! Значит, вы сейчас, направляетесь в Калугу, – резко сменил он тему разговора.
– Да, в Калугу, – пробормотал я, но он, не слушая, опять вернулся к военным делам.
– Сейчас отсиживаться по тылам не след, все патриоты любезного нашего отечества, взяли в руки оружие! Хотите, я вам расскажу, в какой переделке я побывал?
– Я, право, не знаю, вам нужно спешить домой к Марье Ивановне, – попробовал отказаться я, – она нездорова, стоит ли задерживаться? Может быть как-нибудь в другой раз?
Действительно, слушать посередине дороги рассказы незнакомого человека о его ратных подвигах мне не слишком хотелось. Судя по выражению лица, добрым глазам и пылкой речи, муж Марьи Ивановны был пресимпатичным человеком, но мне было неловко перед его свитой, явно маявшейся от словоохотливости хозяина.
– Пустое, милейший, Алексей Григорьевич! Что вам в той Калуге? Калуга никуда не денется, как стоит на своем месте со времен князя Дмитрия Донского, так и еще постоит! Когда вы узнаете, что со мной случилось на прошлой неделе, так ни в какую Калугу не захотите!
– Ну, что же, извольте, я послушаю, – смирился я с неизбежным.
Было, похоже, что мне выпал счастливый день, сначала слушать философские рассуждения мужика, теперь батальные истории барина.
– Да знаете вы ли, милейший Алексей Григорьевич, что я был шпионом?!
– Шпионом? – повторил я за ним. – Как же так?
– А вот представьте! Поехал смотреть, как уходят из Москвы французы. Оделся, знаете ли, мещанином, да и смешался с войсками. Иду себе по дороге и все высматриваю, сколько у врага пушек, сколько лошадей и всяких повозок!
Он замолчал, и радостно смотрел на меня, ожидая реакции на свое сенсационное сообщение. Пришлось ему подыграть:
– Надо же, наверное вам было страшно?
– Отнюдь! Французы ведь не знали, что я шпион! – радостно воскликнул он.
– Ну, и много вы нашпионили? – поинтересовался я.
– Ничего не успел толком сделать, – засмеялся скромный герой, – представляете меня схватили французские солдаты и едва не расстреляли! Помог просто невероятный случай! Меня выручили другие французские солдаты.
– Да? – только и сказал я, уже переставая чему-либо удивляться. – Я могу даже сказать как…
Случай, как известно, дело непредсказуемое. Когда я попал в двенадцатый год, меня в бессознательном состоянии нашел в лесу французский патруль. Командовал им французский сержант Жан-Пьер Ренье. С отданными ему в подчинение итальянскими солдатами у сержанта, мягко говоря, не сложились отношения, они собрались Ренье убить, а покойника, за которого посчитали меня, ограбить. Сержанту это не понравилось и при моем посильном участии мародеров мы перебили.
Однако на этом, наши злоключения не кончились. Уже в непосредственной близости от Новой Калужской дороги по которой отступала из Москвы Великая армия Наполеона, мы с сержантом Ренье, наткнулись на троих французов, тащивших вглубь леса человека в штатском. Ренье их окликнул, те же, даже не ответив, тотчас начали в нас стрелять. Сержант получил пулю в плечо, но не испугался, и кончилось эта стычка тем, что с французами мы, с Божьей помощью, справились. А вот штатский, которого я не успел даже толком рассмотреть, пока шел бой сбежал.
– Вы? – удивился, новый знакомый, – откуда вы это можете знать?
– Французских солдат было трое?
– Трое, – подтвердил он, глядя на меня, что называется во все глаза, и даже перестал улыбаться.
– Двое вас вели, а последний, подталкивал штыком? – уточнил я.
– Алексей Григорьевич, дорогой, не томите, откуда вы все это знаете?! – явно волнуясь, спросил он.
– Эти трое солдат обстреляли двоих французских пехотинцев, а вас повалили на землю…
– Не может этого быть! – тихо сказал он, всматриваясь в меня. – Я бы вас непременно узнал. Правда, смотреть по сторонам, у меня не было времени…
– У меня тоже, вы так быстро скрылись, что я вас толком не рассмотрел.
– Я, признаться, запомнил только вашу саблю, такая кривая, скорее всего турецкая. А остаться я никак не мог, что мне было делать в бою без оружия…
– Вы правильно сделали, – успокоил я, обнажая клинок. – Узнаете?
– Это просто невероятно! – обескуражено сказал он. – Конечно, узнаю, я его видел почти возле своего лица! Неужели это были вы?!
– Случайно, но я.
– Голубчик, выходит, я обязан вам жизнью, – сказал он, от умиления заплакал, и опять принялся меня обнимать.
– Ну, нет, что вы, – попытался я остановить новый взрыв эмоций, – случись это со мной, вы бы сделали то же самое.
– Да как же это! Теперь вы должны, вы просто обязаны поехать со мной! Ну, хотите, я перед вами на колени встану? Если я вас не привезу, Марья Ивановна мне никогда этого не простит! Ну, пожалуйста…
Честно говоря, мне и самому стало любопытно разобраться со всей этой чередой совпадений, однако смущали схожесть с неведомым тезкой и неминуемое разоблачение.
К тому же совсем не хотелось обманывать этого милого, наивного человека.
– Ну, что поедете? – снова спросил он, просительно заглядывая в глаза.
– Пожалуй, почему не поехать, – сказал я, незаметно, освобождаясь из его объятий, – в Калугу мне не к спеху, только у меня есть одно маленькое «но».
– Вот и чудесно! – обрадовался он. – А все ваши сомнения мы как-нибудь решим!
– Это не то, что сомнение, – начал я, еще не зная как построить конец фразы, – видите ли, я не совсем тот, за кого вы меня принимаете.
– Что значит не тот? Я ведь даже вашу саблю узнал! Да и откуда вам было знать о тех французах, если вас там не было!
– Нет, с тем случаем все так и есть, а вот то, что я именно тот Алексей Григорьевич, которого вы знаете, я не совсем уверен.
– Что? – только и смог сказать добряк. – Что значит «не тот»? Алексей Григорьевич, вы, видно, надо мной смеетесь, а я не пойму, чем вас прогневил…
Он так обиделся, что я уже пожалел, что затеял этот разговор. Нужно было просто сослаться на занятость и идти своей дорогой.
– Получается, что вы это не вы? Вы с нами не хотите больше знаться? – тихо спросил он, отступая от меня.
– Нет, что вы такое говорите, мне очень приятно было с вами встретиться. Но только, я не тот Алексей Григорьевич, которого вы знаете.
– То есть как это не тот? – растеряно спросил он. – А какой?
– Не знаю, я сам по себе. То есть, меня тоже так зовут, только мы с вами, к сожалению, не знакомы. Вернее сказать, знакомы, ну, тогда в лесу, мы с вами виделись, а вот, раньше не встречались, – окончательно запутавшись, договорил я.
– Не встречались? – переспросил он с нескрываемой тревогой. – И с Марьей Ивановной вы тоже не встречались?
– Тоже, – подтвердил я.
– А с кем вы тогда встречались?
– Не знаю, с партизанами встречался с Сеславиным, с принцем Богарне, с Наполеоном.
– Понятно, вы встречались с самим Наполеоном! И фамилия ваша не Крылов?
– Крылов, – после долгой паузы, ответил я. – Выходит…
– И зовут вас не Алексеем Григорьевичем?
Теперь уже не он, а я совсем ничего не понимал. Ладно, похожая внешность, даже совпадение имени и отчества, но еще и фамилия…
– Меня зовут Алексеем Григорьевичем, – как эхо повторил я за ним, – Крыловым. Но вас я не помню и Марью Ивановну тоже, простите, не помню, и вообще… Может быть, я все забыл после ранения, – попытался я придумать хотя бы для него, правдоподобное объяснение своего беспамятства. – Меня недавно ранило, рядом взорвалась бомба. Так вы говорите, мы хорошо знакомы?
– Хорошо? Да мы, голубчик, отменно знакомы, вы даже не представляете, как мы хорошо знакомы!
– Правда?
– Чистая, святая правда! Вы, можно сказать, наш любимый друг и благодетель!
– Благодетель? – опять повторил я за ним. – Это, в каком же смысле?
– Вы Марью Ивановну с того света, можно сказать, вернули, и вам я обязан тем, что на земле живу!
Это оказалось для меня слишком круто. Конечно, приятно, быть «благодетелем», но не до такой же степени!
– И зовут вас?
– Николаем Николаевичем Урусовым, – четко выговаривая слога, как будто говорил с ребенком или глухим, сказал он, – теперь вспомнили?
Я отрицательно покачал головой.
– Простите, ничего не помню.
– Знаете что, голубчик, я вас теперь непременно к себе отвезу. Вам в таком состоянии ни в какую Калугу ехать нельзя, поживете у нас, оправитесь, тогда и езжайте куда пожелаете!
– Ну, если только представиться Марье Ивановне, – сказал я, – если вас мое присутствие не затруднит…
– Михеев, – крикнул Урусов лакею на запятках, – помоги барину сесть в карету!
– Слушаюсь, ваше сиятельство! – гаркнул тот.
Михеев, мордатый парень с морозным румянцем во всю щеку, лихо соскочил с задка кареты и помог мне снять мушкетон и со спины солдатский ранец. Николай Николаевич подставил под локоть руку и почти насильно впихнул в карету.
Я, впрочем, не сопротивлялся. Делать мне в Калуге было совершенно нечего, к тому же очень заинтересовал двойник и полный тезка. Вариантов кто он такой и откуда мог взяться, было несколько, один другого фантастичнее и с этим стоило разобраться. Не каждый день можно встретить такой феномен.
Урусов между тем, сел в экипаж, лакей захлопнул за ним дверцу и тот тотчас же тронулся. Карета была довольно вместительная, с двумя мягкими диванами друг против друга. Мы с Николаем Николаевичем оказались лицом к лицу. Было ему по виду, лет пятьдесят, возраст в это время вполне почтенный, но держался он бодро, был оживлен и никак не походил на старика. Мое «плачевное» состояние и потеря памяти, его огорчали, но он старался не подать вида, что считает меня «не в себе», однако от вопроса о Наполеоне не удержался.
– Вы действительно видели этого изверга? – спросил он, едва мы расположились в карете.
– Видел, – подтвердил я. – Правда, мельком.
– Как же вы так сподобились? – с непонятной завистью спросил он.
– Совершенно случайно, и безо всякого труда, – ответил я. – Сержант, с которым мы вас отбили у мародеров, оказался знакомым пасынка Наполеона принца Богарне. Когда мы с принцем столкнулись на дороге, он рассказал как я его лечил от пулевого ранения. Богарне этим заинтересовался, и приказал привести меня к себе в штаб. Не успели мы с ним поговорить, как приехал Наполеон. Вот собственно и вся встреча.
– И о чем они говорили? – живо спросил Урусов.
– Не знаю, нам сразу приказали выйти, так что Бонапарта я видел меньше минуты.
– Мне бы его встретить! – мечтательно сказал князь. – Уж я бы…
– Думаю, у вас бы ничего не получилось, – поняв его недосказанную фразу, ответил я, – только что смогли бы красиво погибнуть.
– А если бы вы к нему подошли и пронзили ему сердце кинжалом?! – взволнованно вскричал Николай Николаевич.
– Меня бы до этого успели порубить в капусту. Там было больше десяти боевых офицеров!
– М-да, пожалуй, – согласился он, думаю, только для того чтобы мне не нужно было упрекать себя в трусости. – И как вам показался изверг?
– Усталым и простуженным. А так человек как человек, ничего особенного. Рогов я у него не заметил.
– Это надо же, – не слушая, посетовал Урусов, – по воле одного человека, столько напрасных жертв! Сгорела Москва, тысячи и тысячи погибших!
Такая пацифистская оценка бойни, которую развязал Бонапарт, военизированного ополченца меня, удивила. Обычно чем больше вождь отправит на тот свет людей, тем выше его статус. Мы помолчали, отдавая дань памяти погибшим в этой бессмысленной и кровопролитной войне.
– Расскажите, пожалуйста, что вы знаете обо мне? – попросил я. – Когда мы с вами встречались, и что я такого сделал?
– Алексей Григорьевич, вы, правда, не шутите? У меня такое чувство, что вы надо мной труните.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41