Спустя, несколько секунд, в лесу раздались крики напоминавшие приказы. Ждать больше было нечего, я забросил за плечи мушкетон, разорвал пополам Машину рубаху, набросил на себя белую ткань и выполз наружу.
За углом все еще ярко горела материя, и мне пришлось взять в сторону, чтобы остаться в тени. Снег был еще неглубокий, и ползти не мешал. В лесу в это время продолжали что-то кричать несколько голосов. Потом опять началась стрельба. Целились, скорее всего, по-прежнему в дом.
Я довольно легко преодолел первые десятки метров, немного отклоняясь от нужного направления. Пока все складывалось удачно. Я достиг деревьев и уже собрался встать, как услышал чей-то голос. Пришлось замереть на месте и сливаться со снегом.
– Пойдем, глянем, пожар же! – просительно позвал какой-то человек.
– Не, барин не велел, – лениво ответил другой голос. – Эка невидаль пожар!
– Ну, если не хочешь, тогда я один сбегаю. Мне бы только одним глазком глянуть!
Я приподнял лицо из снега и увидел двух мужиков, скорее всего, поставленных тут в секрет. Они находились шагах в десяти от меня. Один из них, видимо, любитель пожаров, от нетерпения приплясывал на месте.
– Я быстро, только туда и сразу обратно, – канючил он.
– Мне-то что, хочешь, беги, только смотри, барин проведает, заругается, – предупредил ленивый голос.
– Так как он узнает? Ну, я пошел?!
Дисциплинированный караульный пожал плечами и отвернулся, а товарищ его бросился в обход избушки, боясь упустить интересное зрелище. Я сначала собрался ползти дальше, но решил что это более рискованно, чем идти открыто и пока страж смотрел в сторону встал на ноги и снял с себя Машину рубаху. Видимо что-то, почувствовав, мужик обернулся.
– Ты, почему здесь один? Где второй караульный? Это что за безобразие? – строго спросил я.
Опознав по тону и голосу «барина», караульный снял шапку.
– Так у Прошки брюхо прихватило, он в кусты побежал, – кланяясь, ответил он.
– Ладно, оставайся тут и смотри в оба. Вот тебе на водку, – сказа я и дал ему мелкую серебряную монетку.
– Спасибо, барин, дай Бог тебе здоровья, – растрогано поблагодарил мужик, рассматривая на ладони невесть откуда свалившееся богатство.
– Там впереди еще кто-нибудь есть? – спросил я.
– Нет, только мы с Прошкой, а у него, вишь, брюхо прихватило, – не выдал он товарища.
– Ну, раз брюхо прихватило, значит, на водку не получит, – сказал я и пошел своей дорогой.
Мне даже стало весело, что все так легко и ладно получилось. И главное, обошлось безо всяких жертв и членовредительства. Осчастливленный страж смотрел мне вслед, потому я шел, нарочито не спеша, постепенно сворачивая по дуге в сторону большой березы. От нее мне следовало держаться точно на юго-запад.
Факел возле избы догорел, но стрельба не стихала. Меня это уже не волновало. Судя по косвенным признакам Урусова, сейчас поблизости не было, иначе он как-нибудь сумел бы себя проявить. Например, наслал на нас с Машей чертей или погнал мужиков в «лобовую» атаку.
Я беспрепятственно добрался до березы, вытащил компас и, держа его возле самых глаз, чтобы видеть стрелку, сверил направление. Теперь мне осталось только найти княжну. Метров двести я прошел быстрым шагом, потом двинулся медленнее, вглядываясь в темноту. Машу я не заметил, княжна сама окликнула меня, когда я проходил рядом с деревом, за которым она укрылась.
– Что ты так долго, я уже думала, что ты никогда не придешь! – еле слышно сказала девушка.
С начала нашего побега прошло минут десять, и я принял ее слова за шутку.
– Как ты долетала? – спросил я, останавливаясь возле нее.
– Зимой летать плохо, очень холодно и у вас мужчин какая-то неудобная одежда, – ответила она как-то слишком неэмоционально.
– Ничего, привыкнешь. А теперь берем ноги в руки и вперед шагом марш. Нам до утра нужно уйти так далеко, чтобы завтра нас не смогли догнать по следам.
– Только можно, я сначала немного отдохну? – попросила она. – Почему-то я очень устала.
Глава 11
Только к утру, мы вышли на какую-то разъезженную дорогу. Мороз за ночь усилился, и Маша сильно мерзла. Последние два часа она шла, что называется, на автомате, и почти не разговаривала. Видно было, как ей тяжело дается ходьба по лесу, но я ничем ей помочь не мог. Мне пришлось нести на себе оружие и припасы, так что я мог подбадривать девушку только бодрым словами.
– Скоро будет большое село, – наобум Лазаря, пообещал я, – там отогреемся и отдохнем.
Княжна уже едва переставляла ноги, но терпела и не жаловалась. Я надеялся, что после рассвета нам попадется какой-нибудь гужевой транспорт, но мы уже шли по дороге около часа и не встретили ни одного экипажа.
– Прости, но я дальше идти не могу, – сказала девушка и начала оседать прямо на проезжую часть.
– Хорошо, давай отдохнем, – вынуждено согласился я. – Садись на мешок, а то простудишься.
Маша сидела, закрыв глаза, я стоял над ней и не представлял, как выкрутиться в этой ситуации. Температура была умеренная градусов двенадцать – пятнадцать ниже нуля, при ходьбе мороз почти не ощущался, но стоило надолго остаться на месте, и сразу начинали стыть ноги. Я уже подумывал, развести костер, все-таки хоть какое-то тепло, как вдалеке показался небольшой одноконный экипаж.
– Посмотри, кто-то едет! – бодро сказал я девушке.
Маша с трудом подняла веки и равнодушно посмотрела на дорогу. Видимо она так устала, что на эмоции уже не хватало сил. Экипаж приблизился, и я успел оценить и недорогую лошадь, и кустарный крытый выгоревшей рыжей кожей возок. Я махнул рукой, с просьбой остановиться. Кучер, пожилой человек в солдатской шинели и крестьянской шапке натянул поводья и придержал лошадь.
Дверка экипажа медленно открылась и показалась голова молодого человека в военной форме с воспаленными, лихорадочно блестящими глазами. На вид ему было лет двадцать. Кроме больных глаз, я обратил внимание на зеленоватую бледность лица и бескровные губы.
– Здравствуйте, господин лейтенант, – поздоровался я, – мы с товарищем попали в беду, он заболел, и не может идти. Вы не могли бы довести нас до ближайшего села?
Молодой человек ответил на приветствие, и болезненно сморщившись, сказал, что, конечно, он нам поможет, но в его возке трое не уместятся. Это было чистой правдой, тот был такой крохотный, что и двоим, там было тесно.
– Я могу сесть с кучером, – предложил я, оценив, что на козлах двоим поместиться вполне возможно.
– Ну, если вас это устроит, – сказал путник, – то милости прошу. Я бы уступил вам свое место, но сам болен…
– Спасибо, мне будет удобнее сверху, – так же учтиво, ответил я.
– Савельич, помоги господину…
– Крылову, – подсказал я.
– Господину Крылову поднять его товарища.
Савельич пробурчал что-то недовольное себе под нос, прямо как его известный по «Капитанской дочке» Пушкина тезка, слез с козел и помог мне поднять Машу. Она совсем расклеилась и почти не реагировала на окружающее. Мы с кучером под руки подвели ее к возку и посадили рядом с молодым человеком. После чего закрыли снаружи дверцу, и я со всем своим барахлом взобрался на козлы.
Савельич вернулся на свое место и тронул лошадь вожжами. Та с трудом сдвинула с места потяжелевший экипаж и пошла неспешным шагом.
– Далеко путь держите? – спросил я кучера.
– В деревню, везу молодого барина лечиться, – ответил он. – Его под Малоярославцем француз ранил, чуть насмерть не убил. Там столько народа полегло! Видимо-невидимо.
Мужик горестно вздохнул, снял шапку и перекрестился.
– Куда его ранили?
– В грудь, не чаю уж живым довести. Вот матушке будет горе, если молодой барин помрет. Один он у нее на свете, можно сказать, свет очей! Дохтура лечили, лечили, да видно не смогли с раной совладать, домой помирать отпустили. Эх, грехи наши тяжкие, и за что люди такое страдание друг другу делают.
– Ничего, может еще и выздоровеет, – сказал я, – парень он молодой, здоровый.
– Кабы так, только, боюсь, не довезу живым. Что барыне тогда скажу…
– А далеко ваша деревня?
– Теперь уже близко. Думаю, до ночи доедем. А вы, барин, куда направляетесь?
– Нам далеко добираться, пешком не дойти. Вот оказались без лошадей, да еще и товарищ заболел.
– Это плохо в дороге хворать, не рана у него?
– Нет, просто измучился и ноги стер. Не знаешь, далеко до ближайшего села?
– Скоро будем. Село не село, церковь у них еще в прошлом годе сгорела, но трактир есть, можно чая попить и обогреться.
– Вот и хорошо. Я за одно твоего барина посмотрю, может, помогу чем.
– Так ты, что, не барин, а лекарь? – сразу перешел на ты, Савельич.
– Вроде того.
– Нет, ты моему Петру Андреичу не поможешь, его хорошие дохтура лечили, из немцев, и то, видать, отказались.
Выходило, что молодого человека звали так же как пушкинского Гринева из повести «Капитанская дочка», Петром. Это меня развеселило, и я спросил Савельича, не Гринев ли фамилия его барина.
– Нет, мы Кологривовы, – ответил он. – А про Гриневых я даже и не слышал.
– И каков твой барин, строг? – спросил я, вдосталь насмотревшись на крепостников.
– Голубь, – прочувственно ответил возница, – мухи не обидит, а в бою храбр. Сам видел, как Петр Андреич на француза в рост шел. Да видно, такие как он, долго не живут. Эх, грехи наши! – по привычки добавил он и опять перекрестился.
Мы уже въезжали в большую деревню, пострадавшую если не от войны, то от пожаров. На улице как гнилые зубы чернели сгоревшие дома.
– Это и есть Ивантеевка, – сказал Савельич. – Отсель да Кологривовки всего двадцать верст. Считай, почти приехали.
– Где здесь трактир? – спросил я.
– Скоро будет, на том выезде, – ответил он, махнув кнутовищем вдоль дороги.
Трактир помещался во вполне пристойной избе. Он был даже с коновязью. Я спрыгнул с козел и, не беспокоя болящих, пошел договариваться о постое. Навстречу вышел хозяин, человек с полным, сонным лицом. Оценив одним взглядом мое непонятное, но явно не дорогое платье, сдержано поклонился. Поздоровавшись, я спросил комнату. Трактирщик задумался, похоже, хотел отказать, но вид дорогого оружия поставил его в сомнение относительно моей кредитоспособности и он, недовольно качая головой, повел меня показывать комнату.
– Комната у меня хороша, – сказал он, когда мы вошли в пропахшую кислыми щами залу, – только надолго вас, сударь, пустить не смогу. Ежели, вдруг, стоящие гости прибудут, придется уступить. Она у меня одна.
Комната и впрямь оказалась вполне приличной с чистым полом и простой, но функциональной мебелью, двумя кроватями и самодельным диваном. Не спросив цены, я сказал, что комната мне подходит. Это опять привело трактирщика в сомнение.
– Только оно вот что, ваше степенство, – сказал он, – нынче, дрова дороги, так что стоить постой будет, – он задумался и решил сразить нежеланного гостя запредельной таксой, – три рубля в день.
Я даже не успел возмутиться несуразным запросом, как он добавил:
– Деньги, пожалуйте, вперед!
Времени на торговлю у меня не было, пришлось лезть в кашель и платить авансом.
Вид моей тутой мошны произвел хорошее впечатление, и сонное выражение с лица трактирщика сразу исчезло.
– А теперь, братец, – сказал я, – помоги привести из кареты раненных.
Удивленный покладистостью состоятельного постояльца, трактирщик низко поклонился, согласно кивнул и отступил к выходу. Я оставил в комнате багаж, и мы сразу пошли за остальными. В возке было тихо. Я заглянул внутрь. Маша и Кологривов то ли спали, то ли оба были без сознания. Савельич и трактирщик бережно вытащили наружу лейтенанта. Он с трудом открыл глаза и попытался улыбнуться. Улыбка вышла у него какая-то вымученная. С Машей я разобрался проще, поднял на руки и без посторонней помощи отнес в комнату. Она обняла меня за шею рукой и сонно чмокнула губами в щеку.
Я уложил княжну на кровать, и стянул с нее сапоги, она даже не проснулась. С сердцем у нее все оказалось в порядке, похоже, единственное, что ей сейчас требовалось, это обычный отдых. Пока я занимался девушкой, кучер, по моему указанию разул Кологривова.
Устроив наших инвалидов, я сразу же пошел заказать обед. Хозяин, вдохновленный размерами моего кошелька, с подобострастными поклонами обещал все устроить самым лучшим образом. Теперь мне нужно было заняться раненным. Удобств в самом трактире не оказалось, и пришлось идти к колодцу, чтобы на холоде помыть руки. Савельич уже разнуздал лошадку, привесил ей на морду торбу с овсом и ходил за мной как привязанный. Пришлось его задействовать в водных процедурах.
– А ты, сударь, правда, лекарь? – подозрительно интересовался он. – Дело-то это умственное, а ни абы как! Мне за молодого барина перед матушкой ответ держать. Скажет, что же ты, старый дурак, неведомо кому дитя доверил. Немцы, чай, не тебе чета и те лечить отказались.
– Ты, Савельич, воду мне на руки поливай, а не на ноги, – попросил я. – Ничего с твоим барином плохого не случится, это я тебе обещаю.
– А ничего такого ты Петру Андреичу не повредишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41